Непослушными, мокрыми от слёз пальцами открывать замок было мучительно. К тому же руки ещё и дрожали.
     – Ира, хватит, перестань. – Олег попытался поймать её за локоть, но она грубо оттолкнула его руку и он отступил. Остановился в нескольких шагах от неё, скрестив руки на груди, наблюдал несколько секунд за тем, как она мается с замком.
     Наконец замок поддался, громко щёлкнул и тяжёлая металлическая дверь бесшумно отворилась. Ира выскочила на лестничную клетку. Она обернулась резко, уверенная, что Олег будет пытаться её остановить, но он не пытался. Стоял всё так же, скрестив руки на груди, и угрюмо смотрел на девушку. Лицо его выражало, как показалось Ирине, смертельную усталость. Но если бы она была не настолько раздражена, то, возможно, заметила бы отчаяние, которое, как слёзы, стояло в его глазах. Но она была слишком взвинчена, чтобы разбираться в его чувствах!
     – Счастливо оставаться! – выпалила она и бегом ринулась вниз по ступенькам, хотя логичнее было бы вызвать лифт, всё-таки двенадцатый этаж, но Ирина была не в состоянии ждать. Она бежала по ступенькам вниз, но всё её внимание было по-прежнему сконцентрировано наверху. Вот сейчас, сейчас ухнет тяжёлая дверь, провернётся на два щелчка ключ в замочной скважине и он побежит вниз, следом за ней. Так всегда было. Ирина по своей натуре девушка вспыльчивая, и Олег, будучи более уравновешенным человеком, всегда считал эту черту характера своей возлюбленной таким же милым дополнением к её портрету, как и веснушки или копну непослушных пшеничных курчавых волос. Ира это знала и поэтому иногда даже чаще, чем это требовалось, психовала, порой просто для поддержания имиджа. Но это было поначалу. После того как полгода назад Олег сделал ей предложение, симулировать приступы ярости отпала всякая необходимость, так как появилась масса вполне реальных причин для ссор. Перечислять их, естественно, глупо, потому как любой человек старше тридцати скажет, что всё это детский лепет и милые бранятся – только тешатся. Но для Ирины в её девятнадцать каждая размолвка – полная катастрофа.
     Ирка выбежала на улицу и остановилась. Прохладный сентябрьский ветер дохнул ей в лицо, охлаждая горячие потоки слёз на щеках и вынуждая достать носовой платок. Она оглянулась на дверь подъезда – может, он спускался лифтом и появится в дверях секундой позже? Нет. Олег не спустился, и мобильный предательски молчал в сумке. Ира вытерла лицо, ни к чему теперь было хранить потоки туши на щеках, если тот, на кого они могли произвести впечатление, так и не соизволил за ней спуститься. Она запрокинула голову и посмотрела наверх: в окнах на двенадцатом этаже мирно горел свет.
     – Скотина, – процедила сквозь стиснутые зубы Ира и, гордо подняв голову, решительно застучала каблуками прочь подальше от этого злосчастного дома.
     Обогнув дом, Ирина вышла на проспект, и здесь уже не было необходимости в гордой и независимой походке. Девушка направилась к сигаретному киоску. Олег терпеть не мог, когда она, разозлившись, хваталась за сигарету. Он вырывал её из рук и в такие минуты готов был уже на всё. Сейчас он не видел, как, плюхнувшись на скамейку, Ирка закурила, но всё равно её изнутри подогревала мстительная злоба.
     – Так тебе, – шёпотом произнесла девушка, наслаждаясь местью, словно это не её, а Олега организм сейчас страдал от атаки никотина.
     Ирина огляделась по сторонам – вечер был изумительным. Сентябрь в этом году выдался тёплым и нежным, как по заказу. Она всегда мечтала о свадьбе в сентябре. Не летом, когда от жары течёт макияж и ноги липнут под длинным платьем, когда торт тает раньше, чем его успевают съесть, и у двух-трёх родственников обязательно подпрыгнет давление из-за сочетания тридцатиградусной жары и сорокаградусной водки. Ира хотела осеннюю свадьбу с жёлтыми листьями и мягким светом не жаркого солнца. Когда прохлада позволит надеть любой наряд и жениху не придётся после ЗАГСа снимать пиджак и закатывать рукава на рубашке.
     Мама считала, что свадьба в сентябре – дело очень рискованное. Но, видимо, небеса решили сделать Ирине подарок – такой восхитительный нежный сентябрь.
    
     – Свадьбы не будет, – с порога провозгласила Ира, шмыгая носом.
     Пока она стаскивала туфли, из кухни возникла мама, как всегда, элегантная, в восточном халате с длинным мундштуком и неизменной улыбкой.
     – Что так? – спросила она, склонив голову, при этом её темные, коротко стриженные волнистые волосы мерно покачнулись. – Что снова сделал не так этот несчастный?
     Ирину слегка задело, что мама так несерьёзно относится к её проблемам, но всё же она молча побрела за ней на кухню. Мама заваривала кофе, разливала его по чашкам, в это время её сигарета медленно таяла. Ирке, глядя на всё это, уже перехотелось жаловаться. Она уже наизусть знала, что скажет ей на это мать: что есть период притирки, и это неизбежно, что когда они станут жить вместе, станет ещё тяжелее, и нужно иметь такт и терпение, чтобы это выдержать. Что Олег замечательный человек, и Ирина должна радоваться, что на такую, как она, веснушчатую пигалицу, запал взрослый двадцатисемилетний, состоявшийся молодой человек; что он и так слишком многое ей позволяет, а она на голову ему села, и так далее… А главное, что проблема её выеденного яйца не стоит. Ну, подумаешь, он уже договорился о покупке квартиры на двенадцатом этаже, не согласовав это с ней. Ну и плевать, что квартира прекрасная и район хороший, самое ведь главное, что этаж двенадцатый, а Ира терпеть не могла лифты. Девушка знала, что расскажи сейчас маме об этом – она только посмеётся и будет права. Ведь если у неё с отцом была бы возможность купить квартиру ещё до женитьбы – то они были бы счастливы, даже если бы купили однокомнатный скворечник на двадцать пятом этаже, и даже без лифта, и, возможно, без лестницы. Ира всё знала: и мытарства папы и мамы по съёмным квартирам и общагам, и вечную нехватку денег, и про гибель отца, когда ей самой было всего только пять – она тоже знала. И о том, что её мама, совсем ещё девочкой, оставшись вдовой, так и не вышла замуж, потому что лучшего, чем её муж, так и не нашла. Хотя родила Ирку очень рано, в семнадцать, и вот с двадцати двух лет она жила одна, сама поднимала дочку, потому что на мужчин не могла смотреть. А они смотрели и сейчас смотрят, Ирка знала это прекрасно. Ведь её маме всего-то тридцать шесть, а выглядит она ещё моложе. Личико у неё какое-то детское: губки пухлые и глаза голубые, как у фарфоровой куклы. К ним парни на улице, как к подружкам пристают. А те, что не пристают, всегда провожают взглядом мамину длинную шею и ноги стройные. Ирина всегда проигрывала в сравнении с мамой. Не унаследовала она ни шеи лебединой, ни ног. И ростом пониже, и фигурка попроще, да и лицо в веснушках, волосы курчавые светлые с рыжиной, губы крупные и брови в разлёт, а глаза зелёные под светлыми ресницами.
     – Теперь такая внешность в моде, – говорила мама, укладывая Иркины непослушные волосы. – Ты на моделей посмотри, прилизанные личики сейчас никому не интересны, нужна необычная внешность, запоминающаяся.
     С этими словами мама поправляла выбившийся милейший завиток из чёлки и улыбалась пухленькими губками, и Ирина думала, что с радостью поменяла бы свою модную экстраординарную внешность на мамино прилизанное ангельское личико.
     – Ты так похожа на отца, – всегда говорила мама.
     Она всегда это говорила, сколько Ирка помнила себя. Честно говоря, она не улавливала сходства межу теми немногочисленными снимками темноволосого, высокого мужчины с довольно грубыми чертами лица, но ничего не говорила об этом матери.
     Отца Ира почти не помнила. Ей было пять, когда он погиб. Какие-то обрывочные воспоминания: зелёной листвы, касающейся лица, странное ощущение полёта и сильные, кажущиеся гигантскими, руки.
     – Ну, так, что там у вас? – мама затушила окурок в пепельнице на подоконнике и подсела к столу.
     Ирка поморщила нос и отхлебнула кофе.
     – Ясно, – мама уже не улыбалась. – Сама разберёшься или всё-таки поговорим?
     Ира ещё не решила, что ответить, как вдруг зазвонил телефон.
     – Я сейчас…
     И мама вышла из кухни. Её не было несколько минут, потом она вернулась и всё с тем же жизнерадостным выражением лица сказала:
     – Звонила мама Олега. Хотела поговорить с тобой, но я тебя отмазала…
     – Чудно, – фыркнула Ира. – Мамочке нажаловался…
     Мама молча присела рядом и сжала дочери руку.
     – Ну-ну, – проговорила она, как к маленькой. – Брось дурить, Ируська. Олег замечательный парень. И у тебя через две недели свадьба, а этаж квартиры – это не важно. Не хочешь лифтом – ходи пешком. Здоровее будешь…
     Ирка молчала.
     Мама склонила голову и заглянула ей в глаза.
     – Ну, дочка, он хотел сделать сюрприз. Знал, что ты любишь красивые виды из окна, вот и нашёл эту квартиру. Он не советовался с тобой потому, что хотел удивить. Ируська, – мама нежно погладил её по руке. – Дочурка, красивых видов не бывает из окон первого этажа…
     – Откуда ты знаешь про сюрприз? – пробормотала Ирка, не отрывая взгляда от своей чашки.
     – Да потому, что он советовался со мной, и я была в этой квартире…
     Ирина вскинула на маму удивлённый взгляд, та пожала плечами.
     – Но ведь тебе действительно угодить невозможно!
     – Да прям уж!
     Ирка хмурилась, но на душе ей стало легче.
     – Да прям уж! – передразнила её мама. – Дочка, не нужно учить человека, как тебя любить. Не нужно ждать, что он будет удивлять тебя так, как ты хочешь. Иногда, чтобы не обидеть того, кому ты дорога, можно и потерпеть…
     – Что именно? – Ирка подняла брови.
     – А вот что, – мама загадочно улыбнулась. – Твой отец когда-то целый год по утрам приносил мне кофе в постель. Кофе с молоком, сахаром и взбитыми сливками…
     Ирка поморщилась.
     – Но ты ведь такой терпеть не можешь.
     – Верно, – кивнула мама. – Не могу. Но я пила и была безгранично благодарна. – Она испытующе посмотрела на дочь, но та сидела, нахохлившись, как замёрзший воробей. – Какая же ты ещё маленькая, дурочка, – ласково произнесла мама и погладила дочку по щеке. – Нельзя ругать человека за то, что он любит тебя не так, как тебе хочется. Нельзя заказать сюрприз, ведь он тогда перестанет быть сюрпризом. Нужно быть просто благодарной за то, что тебя любят и хотят сделать приятное.
     – Ясно, – улыбнулась Ирка. – Ну, а как же разрешилась ситуация с кофе? Папа носил его тебе только год? А потом?
     – А потом он умер, – просто ответила мама.
     Ирка села рядом и крепко обняла маму за плечи и, как в детстве, уткнулась ей в грудь лицом.
     – Мам, а расскажи о нем…
     Мама вздохнула, вставила в мундштук новую сигарету и задумчиво повела рассказ тех историй, которые Ирка слышала тысячи, миллионы раз, но они ей так и не надоели. Она слушала о том, каким удивительным человеком и замечательным мужем был её отец.
    
     Олег приехал на следующий день к институту. С букетом роз (банальщина, по мнению Ирки), но, между тем, приятно. Он стоял и смотрел на неё с отчаянием. Что он должен был говорить? За что извиняться? Теперь, зная всю предысторию, Ирка понимала, что логичнее было бы извиниться ей самой. Но это было слишком! Она стояла и, глядя в сторону, крутила в руках листочек клёна.
     – Давай всё забудем, – вкрадчиво говорил Олег, и Ирке казалось, что он сам уже устал постоянно за что-то перед ней извиняться, что он задолбался угождать ей, да и кто его за это осудит? Но ситуация сложилась так, что уже невозможно было стереть из памяти весь тот поток постоянных претензий. Нужно было либо извиняться Ирке, либо продолжать этот бездарный спектакль, в котором и он, и она – оба прекрасно понимали, что Олега вины здесь нет.
     – Пойдём, сходим куда-нибудь, пообедаем и поговорим… – вяло предложил Олег.
     Ирка подняла на него глаза, и ей внезапно захотелось, чтобы он залепил ей по физиономии этим самым букетом. Выхода не было, и Ирка, вздохнув, снова тянула этот тошнотворный фарс с обидой непонятно за что.
     – Не могу я сейчас, – пробормотала она. – У меня лекция. Давай я тебе после занятий позвоню.
     – Ладно, – тоже как-то совсем бесцветно согласился Олег.
     Он отдал ей букет и ушёл. Ира смотрела ему в спину со смешанным чувством досады и злости. Может, не нужно было так быстро соглашаться выходить замуж? Может, это предсвадебный мандраж такой? Ирка посмотрела на широкую спину Олега и подумала, что за эти две предстоящие недели, возможно, он сам передумает на ней жениться, а может, и уже передумал…
     Идти на занятия не хотелось совсем. Мысли меланхолично перетекали в совершенно не учебное русло. Сжимая в одной руке букет, а в другой сигарету, Ирка пошла следом за Олегом. Она просто решила пройтись по парку перед институтом, но как-то безотчётно направилась в противоположную сторону. Девушка видела его спину, когда он прошёл через парк и вышел на парковку, даже услышала, как пискнула сигнализация. Ирка видела край его чёрной машины и мельком Олега, обходившего её сзади. Теперь его от Ирины скрывало здание офисного центра, и девушка развернулась идти в сторону института, как вдруг позади раздался глухой удар и металлический скрежет резанул по ушам. Ирка остановилась. Она слышала шум, громкие голоса, но продолжала медленно идти к институту. Она была уверена, что произошедшее там не имеет к ней никакого отношения. Но ноги не хотели слушаться, Ирка снова остановилась. Потом развернулась и пошла к парковке. Сначала медленно, но с каждой секундой убыстряя шаг, в какой-то момент она побежала. Ирка чувствовала, она знала… Это ей за то, что она не ценила своего счастья, точно как с папой. Мама ценила, но всё равно папа погиб, вот теперь и она… она останется без Олега, потому что она дура… дура… Слёзы потоками уже бежали по щекам, Ирка сама не помнила, где выронила букет, когда наконец выбежала на парковку перед офисным центром. Олега она увидела сразу и разбитую машину, возле которой он собственно и стоял. Рядом, на асфальте, лежал светловолосый мужчина. Возле него склонились люди. Под головой у лежащего медленно растекалась лужа крови.
     – Олег! – непонятно зачем крикнула Ирка.
     Он оглянулся. Быстро расталкивая людей, пробрался к ней.
     – Ты здесь, откуда? – встревоженно спросил он.
     – Услышала грохот, вот и подошла посмотреть. – Желудок и сердце у Ирины постепенно становились на место. И первый порыв броситься на шею с криками: «Живой, родименький!» уже прошёл.
     – Что тут смотреть? – Олег отвернул девушку спиной от окровавленного мужчины. – Вот видишь, вылетел непонятно откуда, пьяный что ли, – он указал на красную помятую девятку, боком перегородившую дорогу. Этого мужика сбил и мне в зад впилился. Я сам еле отскочить успел, а то рядом бы лежал… Да не смотри ты на него... – Он с силой развернул Ирину спиной к мужчине на асфальте. – Теперь придётся ждать милицию. День насмарку и мужика жалко… Пошли…
     Но Ирка никак не могла оторвать взгляд от мужчины на асфальте. Она всё время оглядывалась, пока Олег тащил её за угол офисного центра. Что-то в этом лице показалось ей знакомым.
     – Я знаю его… – пробормотала она. – Видела раньше.
     Олег пожал плечами.
     – Город у нас не такой уж большой, здесь все друг друга приблизительно знают. По-крайней мере видели хоть раз в жизни. Ты чего так побледнела, Ириша?
     Ирка ничего не ответила, замотала головой.
     Олег обеспокоенно заглядывал ей в лицо:
     – Может, такси вызвать?
     – Нет, – Ирка снова мотнула головой. – Мне в институт…
     – Сама дойдёшь?
     Она кивнула, развернулась и торопливо пошла по аллейке. А перед глазами стояло лицо незнакомца, мужчины лет сорока в довольно потасканной одёжке: не бомж, но как-то уже не далеко от этого состояния, небритый, светлые волосы. Он был мёртв, в этом не было сомнений. Она только понять не могла, почему это её так обеспокоило.
     До вечера Ирка просидела в институте и когда все, даже дополнительные, занятия окончились, с неохотой вышла на улицу. Олег звонил раз пять, беспокоился, оправдывался, что не сможет сегодня с ней увидеться. Ирина совершенно по этому поводу не расстроилась, наоборот, теперь ей казалось, что он такой заботливый не потому, что так ему хочется, а потому, что он боится её очередных истерик.
     Ирка позвонила маме, соврала, что ещё на занятиях, и пошла бродить по городу. На улице совсем уже стемнело, и город в апельсиновом свете фонарей был на диво хорош. Иногда к ногам плавно слетали лёгкие, почти прозрачные листья. Ирка накурилась до тошноты или наоборот – от тошноты в душе так укурилась. Проходя парком, она присела на скамейку, ноги уже гудели от такой длительной прогулки. Она сняла туфли и поставила на них босые ноги. Рядом присела незнакомая тётка. Ирка покосилась на неё с неодобрением. Она терпеть не могла, когда незнакомые люди подсаживаются к тебе на скамейку, тем более, что пустых рядом полно. Поэтому демонстративно повернулась к тётке спиной.
     – На хлебушек не подашь, красавица…
     Ирка поморщилась недовольно и оглянулась. Ах, вот оно что! Ещё и цыганка, и к тому же беременная…
     – Подай, красавица, тебе стократ воздастся, – цыганка улыбалась.
     Ирка только сейчас заметила, что рядом с ней на скамейку присел курчавый мальчик в растянутом свитерке, чумазый, как все цыганские детки.
     – Подай, ребёнку булку не на что купить…
     Ирка поджала губы и молча стала обуваться. Терпеть не могла она такие ситуации. Ребёнок, вроде бы нужно подать, а с другой стороны она панически боялась этого так называемого цыганского гипноза, под которым якобы они могут обобрать до нитки и ты всё сам по доброй воле им и отдашь.
     – Да ладно, не торопись, – засмеялась цыганка, обнажив неожиданно белые ровные зубы. – Не хочешь подавать – не надо. Ноги-то устали. Посиди, отдохни. Чего убегаешь, не съем, ведь. Я сама так за день убегалась, посидеть хочется…
     Ирке стало совсем неловко. Вставать она не стала, но туфли всё-таки обула.
     – Вечер хороший, – сказала цыганка, откинувшись на спинку скамейки. – Сигареткой угостишь?
     – Не курю… – выпалила она.
     – Врёшь зачем? – цыганка снова засмеялась. – Курить-то не куришь, так балуешься. А сигаретки-то есть…
     Ирка сжала зубы и полезла в сумочку за сигаретами. Не глядя, протянула цыганке пачку. Та взяла две сигареты. Одну раскурила, другую спрятала где-то в необъятных своих юбках.
     – А ты со мной? – сказал она затягиваясь.
     – Да нет, – Ирка встала. – Мне уже идти пора. Приятного вам вечера…
     – А у тебя какой вечер будет? – лукаво спросила цыганка. – Будешь сидеть гадать или в полушку рыдать?
     Девушка остановилась и впервые прямо посмотрела на цыганку.
     – О чём гадать? – медленно спросила она.
     – Идти под венец или нет? Тот ли жених, что надо?
     – Это вы всем молодым девушкам говорите, да? – резко оборвала её Ирка.
     – Нет, – цыганка затянулась сигаретой и с выражением блаженства на лице выпустила облачко дыма в темноту. – Только тем говорю, кому замуж через две недели выходить. И платье, готово и кольца куплены. Только что-то мучит, сердце гложет…
     – Это вы так случайно попали, да? – Ира сама не поняла, спрашивает она или утверждает.
     – Как знаешь, так и думай… – ответила цыганка.
     Ирка вернулась к скамейке и села, сознательно понимая, что сейчас попадётся во всем известную цыганскую ловушку, всё же спросила:
     – А что ещё вы обо мне видите?
     – А что вижу? – цыганка вскользь взглянула на Иркино лицо. – Вижу, что замуж боишься идти. Всё гадаешь, тот ли это человек…
     – И что? – нетерпеливо перебила Ирка цыганку. – Что? Тот?
     Цыганка пожала плечами.
     – А мне почём знать?
     – Ну, вы же цыганка!
     Та рассмеялась так громко, что Ирина вздрогнула, и редкие прохожие стали на них оглядываться.
     – Так что, что цыганка? – наконец заговорила она. – От твоего решения всё зависит. Ты сама решить должна. Своего ты мужа хочешь или мужа матери…
     – Это ещё что значит? – растерялась Ирка.
     – А то, что ты ведь всё по матери жизнь строишь, а ведь судьба у каждого своя…
     Ира сразу угасла.
     – Всё понятно, – сказала она, поднимаясь. – Значит, случайно попали.
     – Куда? – не поняла цыганка.
     – В начале, с предсказаньями.
     – Так ведь прошлое видно, а будущее пишется.
     – Врёте вы всё.
     – Нет, не вру! – цыганка даже вскочила от возмущения и столкнула дремавшего на её коленях мальчика. Ребёнок заплакал. – Всё про тебя сказать могу, да только говорить нечего. Пустая ты, ветер в голове, по чужой жизни свою меришь, а ведь в чужой жизни всего-то не видно. Чужая жизнь одной стороной на свету, а другой в темноте. Что судить о ней можно?
     – Вот бред какой… всё враньё. – Ира развернулась и скорым шагом двинулась в сторону остановки по пустой аллее.
     – Не враньё! – завопила в след цыганка. – Никому никогда не врала и тебе правду говорю. Мать тебя в семнадцать лет родила, без отца растила, отец твой мёртв, да не схоронен…
     Ирка ускорила шаг.
     – Это уже полный бред.
     – Сама свою жизнь загубить можешь! – всё ещё кричала цыганка. – Если хочешь правду узнать, через три дня при Луне меня по имени позови, и правда тебе откроется… Ирка почти побежала. Цыганка ещё что-то вслед говорила, но она уже не слышала её слов, заглушаемых плачем ребёнка.
     Инцидент с цыганкой оказался вполне логичным завершением и без того паршивого дня. Ира маме ничего говорить не стала.
    
     С приближением свадьбы дни стали мелькать с молниеносной скоростью. Ира едва успевала между примерками, просмотром работ свадебных фотографов и вариантов свадебных букетов. Напуганный случаем с квартирой Олег теперь ни за что не хотел брать ответственность на себя и изматывал Ирину мельчайшими подробностями свадебных приготовлений. Ира устала. Тем более что теперь она невольно всё время придиралась к Олегу. Ей казалось, что отношения окончательно так и не наладились, что он всё ещё дуется и недоволен ею. Словно что-то сломалось в их отношениях, и все это видят: и его мать, и он сам. Мама убеждала Иру в обратном, но не помогало. Она то и дело замечала, как в процессе разговора Олег странно переглядывается со своей матерью, когда Ира высказывает своё мнение. То он как-то странно вздыхает, то отвлекается каждые пять минут на молчащий телефон, словно ищет повода не встречаться с ней взглядом, то шмыгает носом, словно сдерживает смех, когда она о чём-то говорит.
     – У тебя паранойя, – мама сокрушённо покачала головой. – Предсвадебная истерика.
     – Он меня больше не любит, – без тени сомнения сказала Ирина. – Это конец.
     Мама засмеялась и похлопала дочку по плечу.
     – Нет, малыш, это только начало. – Она весело посмотрела на Ирку. – Глупенькая. Ты даже не понимаешь, как это здорово, что у тебя будет такая шикарная свадьба. Сосредоточься лучше на этом. Белое платье, музыка… – Мама мечтательно закрыла глаза. – Вот у нас с отцом была роспись и тортик в общежитии – всё торжество.
     – Главное не торжество, – пробормотала угрюмо Ирка. – Главное – это жизнь потом. А у нас, похоже, потом, как раз ничего и не будет…
     – Этого ты не знаешь.
     Ира покачала головой.
     – Всё будет хорошо, – мама обняла дочку и поцеловала в макушку. – Всё получится. Просто не жди, что твой муж будет идеальным. Люби его со всеми недостатками, не замечай их, цени достоинства. Идеальных людей не бывает.
     – Папа был идеальным…
     Мама снова поцеловала Ирку в макушку.
     – Для меня – да. Ладно. Спать иди, страдалица. Поздно уже.
     Ирка встала и направилась к двери. Было действительно поздно, без четверти двенадцать. У входа она остановилась и посмотрела на мать.
     – Мам, а когда ты выходила замуж, ты была уверена, что поступаешь правильно?
     Мама посмотрела на Ирку, и в её фарфоровых кукольных глазах было совсем не то выражение, которое она рассчитывала увидеть. Мама смотрела задумчиво и как-то встревоженно, что ли. Но всего на мгновенье.
     – Да, я была уверена, – твёрдо сказала она. – И ты тоже будь!
     Ирка ушла к себе в смятенье. Ничто не давало ей покоя. И мысль о том, что в этой комнате ей жить совсем не долго, и что их тесный мирок с мамой навсегда разрушится и… Масса разнообразных и…
     Ирка села на кровать и сжала голову руками. Внезапно она услышала тихий знакомый шорох – дождь! Всё-таки удивительный сентябрь дал трещину. Ирина распахнула дверь и вышла на балкон – мелкий сентябрьский дождик шуршал по опавшей листве. В беседке во дворе негромко разговаривала молодёжь. Ирка узнала девочку Риту – соседку с первого этажа. Она что-то эмоционально высказывала двум ребятам. Ира видела их, но о чём идёт речь не слышала. Ритка совсем ещё маленькая, лет четырнадцать. Поздно гуляет. Ира уже подумала, не позвонить ли Риткиной матери, как вдруг один из парней размахнулся и ударил девочку по лицу. Та вскрикнула. Второй парнишка бросился на защиту, но тот быстро дал ему в челюсть, парень отлетел в сторону и упал. Ритка закричала, а ударивший схватил её за руку и поволок в тёмную глубину двора. Ирка бросилась к краю балкона, в панике, не зная, что делать, она перевесилась через перила и заорала на весь двор:
     – Рита! Маргарита, марш домой немедленно!
     Она увидела, как они остановились в тени деревьев, всего на мгновенье. Потом Ритка откликнулась:
     – Иду!
     И после минутной возни возникла в одиночестве на освещённом пятачке двора. У Ирки отлегло от сердца, она наклонилась ниже, чтобы что-то сказать Рите, что она о ней думает, как вдруг ощутила толчок в спину и, не успев сообразить, что произошло, кубарем полетела вниз.
    
     Лицо касалось мокрой травы, а по спине нещадно полосовал проливной дождь. Ирка лежала плашмя на мокрой холодной траве. Что произошло, она помнила отчётливо. Она упала. Упала со второго этажа, а значит резко вставать не стоит, даже если сейчас ничего не болит – это ничего не значит. Заболит позже. Ирина осторожно пошевелила пальцами, потом руками, медленно приподнялась и встала на четвереньки. Боли не было. Странно. Девушка села на мокрую траву. Выходит, совсем никаких травм после такого падения. Шок проходил, быстро сменяясь радостью. Ира встала на ноги и, обхватив голые локти, хотела бегом бежать к подъезду, как вдруг остановилась, как вкопанная – её дома не было. И вообще самого двора не было. Она стояла посреди абсолютно незнакомой улицы, вокруг был частный сектор, в основном одноэтажные дома, огороженные разномастными заборчиками. Улицу слабо освещали тусклые фонари, в их бледном свете Ирка видела тонкие, стремительные струйки осеннего дождя. Она тряхнула головой и снова осмотрелась. Может, это галлюцинация? От удара головой. Но улица не исчезла. Дождь продолжал лить, и Ира почувствовала, что её домашний костюмчик уже насквозь пропитался водой и лёгкие порывы ветерка продувают до костей.
     – Что за бред… – прошептала Ирка. Ужас холодной волной, пульсируя, подкатывал к горлу. – Нужно где-то спрятаться от дождя… – вслух произнесла она, собственный голос показался ей чужим.
     Она прошла несколько шагов в сторону ближайшего дома и заглянула через забор. В доме горел свет, жёлтые квадраты окон лежали на мокрой земле, освещая небольшие лужицы. Ирка переступила с ноги на ногу и только сейчас заметила, что стоит она босиком и ноги её уже задеревенели от холода. Девушка тупо смотрела на горящие окна не в состоянии осознать, что же произошло, и, что более важно, не понимая, что делать дальше. Но что-то делать было необходимо. Стоять так дальше было уже невозможно. Ирка так замёрзла, что её начала бить мелкая дрожь. Она сделала несколько шагов вдоль изгороди и дошла до калитки. Ирина хотела постучать, но калитка оказалась не запертой, с тихим скрипом она отворилась, и девушка, не раздумывая, вошла во двор. Сперва она хотела пойти к дому, но остановилась. Нет, она решительно не была готова к встрече с людьми, она не знала, что скажет и, вообще, как объяснит своё появление здесь.
     Оглядевшись по сторонам, девушка заметила небольшое строение, то ли сарайчик, то ли летнюю кухню. Она направилась туда. Хозяева этого двора воров явно не боялись, или им просто прятать было нечего, потому как дверь сарайчика тоже оказалась не запертой. Ирка вошла вовнутрь. Здесь было тепло и пахло плесенью. Видимо, стены здания ещё хранили тепло дневного нежаркого осеннего солнца. Ирка прикрыла за собой дверь, но слабый свет фонарей с улицы освещал помещение через маленькое окошко. Здесь хранили разную утварь, рыбацкие снасти. С трудом разбирая что где, Ирка отыскала, что-то наподобие плащ-палатки и ещё какое-то барахло, вроде рабочих фуфаек или старых одеял. Ирка, взгромоздив всё это на пол, зарылась в него с головой. Согреться в мокрой одежде не удавалось, но, по крайней мере, сверху не лил дождь и стены защищали от ветра. Ирка лежала без единой мысли в голове, происходящее с ней не поддавалось никакому логическому анализу и это мучило невероятно. Но сделать ничего она не могла всё равно. С единственным желанием поскорей проснуться Ирка уснула.
     Проснулась Ирка от того, что её трясли за плечо. Прежде, чем открыть глаза, она вдохнула воздух и ощутила мерзкий запах грязного тряпья. Чудовищная картины прошедшего вечера возникла в сознании и, боясь увидеть повторение чудовищной реальности, Ирка ещё сильнее зажмурилась…
     – Эй, проснись, ты кто? – это, видимо, говорил тот, кто тряс её за плечо.
     Ира открыла глаза. Светловолосый парень с курносым веснушчатым носом озадаченно смотрел на неё.
     – С добрым утром, – сказал он, встретившись с ней взглядом, и слегка улыбнулся. – И как это понимать?
     Ирка села, откопавшись из кучи барахла.
     – Ты кто? – снова повторил парень. – Откуда здесь взялась? Ты вообще говорить можешь?
     – Могу, – хрипло сказала она и закашлялась.
     Резко заболела голова. Ирка поморщилась и сжала виски руками.
     – Ты как тут оказалась? – парень присел на корточки и заглянул в глаза.
     Ирка пожала плечами.
     – Я не знаю. Не помню…
     Парень вздохнул и поднялся.
     – Так, ну-ка, давай поднимайся, – он взял Ирку за локти и с усилием поднял. – Пойдём со мной.
     Он вывел её на порог сарайчика и тут обнаружил, что она босая. Секунду раздумывая, смотрел то на лужи, то на её босые ноги со свежим педикюром, потом слегка присел и, приподняв девушку, пронёс её то небольшое расстояние, отделяющее сарайчик от входа в дом.
     В доме было тепло. Это первое, что почувствовала Ирка. Парень провёл её через небольшую прихожую и завёл на кухню. Здесь возле стола стояла пожилая женщина и накрывала стол, видимо, к завтраку. Увидев паренька с Иркой под мышкой, она уронила на стол чайную ложку.
     – Кирюша, кто это?
     Парень плюхнул Ирку на стул у входа и пожал плечами.
     – Понятия не имею, бабуль. Я в сарай за удочками зашёл, а там она… вроде на бомжу не похожа.
     Бабушка подошла поближе и склонилась к Ирке. Она сразу охватила взглядом и ухоженные руки с красными лакированными ноготками, и чистенький домашний костюмчик.
     – Ты откуда, деточка?
     Ирка подняла на неё взгляд, но в глазах у неё двоилось, и по-прежнему было холодно; её начало трясти. Старушка приложила её руку ко лбу.
     – Да у неё жар, батюшки! Вся одежда мокрая, вот бедный ребёнок. Что же с ней случилось? Ну-ка, деточка, вставай. Кирюша подними её.
     Парень поднял Ирину со стула и потащил куда-то вглубь дома. Последнее, что более-менее отчётливо слышала девушка, это как бабушка просила паренька вызвать скорую.
     Всё, что было дальше, Ирка помнила какими-то болезненными отрывками. Её всё время чем-то поили и растирали. Иногда её тошнило, иногда в темноте прорисовывалось лицо паренька, он говорил что-то и улыбался. Потом Ирка снова проваливалась в какую-то огненную темноту. Ей было жарко, всё время, безумно жарко. Порой она пыталась вспомнить ощущение холода, как она мёрзла в холодном сарае, но ей это не удавалось. Когда жаропонижающее действовало. Ирке становилось очень хорошо и уютно, и в такие моменты она засыпала мягкой приятной дремотой, а не проваливалась в тёмную духоту.
     Закончилось всё однажды утром, когда Ирка открыла глаза и почувствовала, что изображение уже не расплывается. Она хотела сесть, но это не получилось – всё тело было ватным и слегка дрожало. Поэтому Ирка слегка приподнялась на подушках. На ней была надета ситцевая ночная рубашка с длинным рукавом, чужая, естественно. Ирка попыталась сгрести в кучу свои непослушные волосы, которые лезли в глаза и щекотали по влажной шее, но пальцы её не очень слушались.
     Комната, в которой она оказалась, была похожа на дом в деревне у её прабабушки. То есть бабушки мамы. Побеленные стены, коврик с цветами на стенке, на окошке пару цветочных горшков и ситцевые занавески. Всё очень мило и простенько. Где-то затрещал телефон. Ирка услышала мужской голос, но что он говорит – разобрать не смогла. Ирка снова попыталась сесть, теперь приложив побольше усилий, ей это всё-таки удалось. Комната покачнулась и снова встала на место. Белая покрашенная дверь отворилась и на пороге появился уже знакомый светловолосый парень. Теперь Ирка рассмотрела его получше: на вид ему было лет семнадцать-восемнадцать, не больше. Довольно высокий, неплохо сложён, с весёлыми зелёными глазами и приятной улыбкой.
     – Ну, с добрым утром, спящая красавица, – бодро сказал он, проходя в комнату. – Что, даже поцелуй прекрасного принца не понадобился, чтобы тебя разбудить?
     Ирка улыбнулась.
     – Доброе утро, – тихо ответила Ирка.
     – Ничего себе, ты умеешь говорить! – парень подтянул к кровати стул и сел. – А имя у тебя есть?
     – Ирина.
     – Очень приятно, – парень взял в руку бледную Иркину ладонь и слегка её пожал. – А я Кирилл Сипаков. А у тебя фамилия имеется?
     Ирка пожала плечами.
     – Некрасова.
     Парень поднял брови, видимо хотел что-то сказать, но в комнату вошла бабушка и выгнала его прочь из комнаты.
     – Дай ей в себя придти, бедняжке, пристал с расспросами…
     Но с расспросами пристал не только он. Следующим был участковый. Но Ирка твёрдо решила симулировать амнезию, так как это был единственный верный способ узнать, что же с ней на самом деле произошло. Участковый мучил её не долго: так как на рецидивистку она была не похожа, решено было оставить её здесь. Бабулька запретила забирать «бедного ребёнка».
     – Пусть у нас побудет. Нам с Кирюшей она не помешает. Пока её родители отыщутся.
     Так Ирка осталась в доме Марии Федоровны и её внука Кирилла.
     Об этой семье она всё выяснила очень просто – бабулька любила поболтать. Вскоре Ира узнала, что Кирилл сирота, учится в одиннадцатом классе, выпускник. Родители его погибли, ещё когда он маленьким был.
     – Это у нас прямо крест какой-то, – жаловалась Мария Фёдоровна. – Моего отца поезд сбил, сын с невесткой на машине разбились, вот мне Кирюшу оставили…
     Через два дня после своего чудесного пробуждения Ирка смогла встать. Она добралась до письменного стола Кирилла и, взглянув на тетради парня, выяснила, что город, в котором она находится, есть её родной город. В тот же день, когда бабулька ушла по делам, Ира доползла до телефона, попыталась позвонить матери на мобильный, но дозвониться не получалось, просто не происходило соединение. Она от отчаяния стала набирать номера всех знакомых, но ничего не выходило. Тогда девушка набрала городской номер квартиры Олега, там, где он живёт с родителями. И к огромной Иркиной радости в трубке послышались гудки. Потом женский голос, в котором она совершенно отчётливо узнала маму Олега, сказал: «Алло».
     – Здравствуйте, Светлана Михайловна, – скороговоркой выпалила Ирина. – Олега, позовите, пожалуйста.
     – А кто его спрашивает? – как-то очень уж официально спросила Светлана Михайловна.
     Ирка поджала губы, ну надо же, делает вид, что не узнает её. Видно до сих пор за квартиру дуется.
     – Это Ира, – сухо произнесла она.
     Послышалась какая-то возня, и внезапно резвый детский голос пропищал в трубку старательное: «Аллё!»
     Ирка вздрогнула.
     – Кто это? – пробормотала она растерянно.
     – Это Олег, – тот же звонкий голосок. – А ты кто?
     – Какой Олег? – Ирина задрожала. – Мне Минаков Олег нужен…
     – Я и есть Минаков Олег Сергеевич, – отозвался детский голосок. – А ты кто? Перепёлкина Ирка, это ты дурачишься?
     Ирина в панике швырнула трубку и только сейчас обратила внимание на то, что телефон, стоявший на тумбочке, был дисковым. Придерживаясь руками за ту же тумбочку, девушка, как в первый раз, подробно оглядела гостиную: в углу стоял ламповый телевизор «Берёзка», лакированная стенка, сервант со стёклами и секретер. В углу запылённое пианино. Входная дверь громко хлопнула, и Ирка подпрыгнула от неожиданности так, словно её поймали за каким-то преступлением. В комнату вошла Мария Фёдоровна.
     – Ты чего, милая, встала, бледная-то какая, господи… Ляг, Ирочка, в постель, нельзя тебе ещё подниматься…
     – Год… – прохрипела Ирка, с трудом ворочая языком. – Год сейчас какой?
     Бабулька взглянула на неё с нескрываемым испугом.
     – Тысяча девятьсот девяносто четвёртый. Десятое сентября… – проговорила она таким тоном, каким обращаются к сумасшедшими.
     Бабулька с тревогой смотрела на Ирку, та покачнулась и медленно побрела к своей кровати.
     В машины времени, порталы и прочую чушь Ирина никогда не верила. Фантастику не любила, не читала и фильмы эти бредовые не смотрела никогда. Считала напрасной тратой времени. Да и не увлекали её все эти дурацкие сказки для взрослых людей. Нелепое пустое занятие. Поэтому сейчас, лёжа на кровати десятого сентября тысяча девятьсот девяносто четвёртого года, а ведь она родилась в девяносто пятом! Она усиленно пыталась объяснить происходящее логически, так, как она привыкла объяснять любые события в жизни. Но ничего не выходило, фантастическим же видением ситуации Ирка не обладала, отсутствовал опыт. Старушка пару раз заглядывала к ней в комнату, потом пару раз сюда же заглядывал и Кирилл. Ирка делала вид, что спит. Она не хотела ни с кем говорить. Хотелось подумать. Но чем дольше думала, тем явственней ощущала, как растекается крыша.
     Прошло ещё три дня, и Ирка стала уже уверенно бродить по дому, к ней вернулся аппетит, и она довольно много общалась с Кириллом, который оказался весёлым и разговорчивым малым.
     – Тебе сколько лет? Ты помнишь? – спрашивал он. – На вид вроде мы ровесники.
     – Да как-то так и есть, – улыбнулась Ирка. – А что?
     Кирилл пожал плечами:
     – Ну, как что? В школу тебе нужно ходить, а то амнезия амнезией, потом всё вспомнишь, а год учебный пропустишь. Придётся всё заново нагонять. А хочешь, бабулька моя тебя в два счёта в школу устроит к нам. Она же раньше там директором была, у неё в этой сфере, знаешь, какие связи!
     Ирка задумалась.
     – Да как она устроит? – произнесла она медленно. – У меня же документов нет.
     – Ну и что! – Видно было, что Кирилл очень загорелся этой своей идеей. – Нет и не надо. Фамилию, имя помнишь и хорошо. А то я слышал, как бабушка с участковым разговаривала вчера. Он говорит: в интернат тебя нужно. Не годится, что ты вот так, неизвестно у кого живёшь. Кто знает, сколько времени твою семью искать будут.
     Ирка ещё не решила, что ответить, как вдруг раздался звонок в дверь, потом хлопнула входная дверь и Мария Фёдоровна громко оповестила:
     – Кирилл, к тебе Наташа.
     – Пусть сюда идёт…
     Он ещё не договорил, а в дверях уже появилась девушка. Высокая, с длинной шеей, в очень коротком форменном платье. Через плечо у неё висела объёмная школьная сумка, девушка теребила рукой кончик тяжёлой чёрной косы.
     – Привет, – удивлённо произнесла она. Девушка явно не ожидала увидеть здесь кого-то кроме Кирилла. – У вас гости?!
     Она улыбнулась пухленькими губками и с нескрываемым любопытством уставилась на Ирину большими ярко-синими кукольными глазами из-под волнистой чёлки.
     Ирка явственно ощутила удар по голове. Казалось, что всё вокруг как-то приостановилось, словно в замедленных съёмках. Она отчётливо видела это лицо, до боли знакомое, и не могла вместить в себя происходящее.
     – Мама… – прошептала Ирина.
     – Что? – девушка подняла тонкую бровь.
     Ирка замотала головой.
     – Ничего, это я так…
     – Это Ира, наша гостья, – задорно проговорил Кирилл, – а это Наташа Гордеева, моя одноклассница.
     Ирина прекрасно знала, кто это. Она видела это лицо и эту косу на большой фотографии в мамином выпускном альбоме. Наташа несколько секунд оценивающе смотрела на Ирку, на её цветастую ночнушку и ещё немытые кудри. Взгляд её был настолько красноречив, что Ирке стало неуютно.
     – Мне бы поговорить с тобой, – Наташа перевела взгляд на Кирилла и улыбнулась многозначительно. – Наедине… – прибавила она томным шёпотом.
     – Я ещё зайду, – бодро сказал Кирилл, поднимаясь.
     Наташа зацепила его пальцем за воротник рубашки и игриво потащила за собой. Как только они скрылись за дверью, Ирина вскочила с кровати. Она металась по комнате, она не в состоянии была сидеть на месте. Наташа Гордеева – её мать. Коричневое платье со стоечкой воротником и тяжёлая коса на плече. Ира не могла поверить, что только что видела свою семнадцатилетнюю маму. Но, Господи, она же совсем не такой её представляла. По рассказам мамы она была паинькой и отличницей. Ирка всю жизнь страдала, что не дотягивала до уровня правильности собственной матери. Единственным её ляпом была ранняя беременность, но и тут всё было правильно. Она сразу же вышла замуж. Но та девица в платье, которое едва прикрывало попу, никак не походила на образ мамы-паиньки. И эти многозначительные взгляды и томный голос. Стоп! Ира остановилась.
     – Сейчас сентябрь, – проговорила она самой себе. – Сентябрь тысяча девятьсот девяносто четвёртого года, а я родилась в мае девяносто пятого. Выходит, мама сейчас беременна, или будет беременной со дня на день. Но у неё ведь явный роман с этим Кириллом, а где же тогда мой отец? Или…
     Ирка не смогла выговорить, что или… Всё было так запутано. Ей нужно было выйти из этого дома и во всём разобраться. Если уж какие-то ненормальные обстоятельства занесли её в прошлое, значит в этом есть какой-то смысл. На следующий день в одежде, раздобытой по небезразличным соседям и друзьям Марии Фёдоровны, Ира отправилась в школу.
     В классе к новенькой большого интереса никто не проявлял. Мальчишки поглядывали с любопытством, а девчонки пренебрежительно и свысока. В классе ребят было немного, человек двадцать от силы. Кирилл сразу застолбил место рядом с Ириной, и она, к своему удивлению, смешанного с паникой, поймала на себе ненавидящий взгляд собственной мамы. Это было правда жутко до маразма, ведь мама внешне так мало изменилась, вот отрезать бы ей косу, и она станет такой, какой в течение всей Иркиной жизни жалела и оберегала, была самой лучшей мамой на свете. А сейчас Ирка ощущала, что ещё секунда и она ей в волосы вцепится.
     – Она то ли шизонутая, то ли амнезийная, – шептала Наташа на ухо своей соседке так тихо, что было слышно даже на последней парте. – А может, прикидывается, а на самом деле воровка какая-то…
     – Гордеева! – учительница гневно посмотрела в сторону шушукающихся девочек. – Во-первых, прекратите разговаривать во время урока, а во-вторых, как не стыдно нести такую чушь?
     Наташа встала, во всю высоту своих прекрасных ног, которыми всю жизнь восхищалась Ирина и, взглянув сперва на учительницу, а потом и на Ирку таким уничтожающим взглядом, который Ирка и представить-то не могла от таких кукольных глаз, звонко сказала:
     – Я, Вероника Петровна, правду сказала, а за то, что на уроке разговаривала, извините. Я могу то же самое на перемене вслух повторить для тех, кто не расслышал… – и снова уничтожающе-насмешливый взгляд.
     – Стерва она редкая, – Кирилл шагал рядом, подфутболивая ногой собственную сумку. – Красивая и стервозная. У нас все пацаны от неё шугаются, только дурак Некрасов сохнет по ней. Он отличник, она им вертит, как хочет. Он за неё все контрольные пишет. Хочет красавица на чужом горбу в рай въехать.
     – Некрасов?.. – переспросила Ирка.
     – Ну да, твой однофамилец, Серёга Некрасов. Его сегодня не было. На золотую медаль тянет.
     – А ты, – Ирка замялась, не зная, как спросить. – Ты встречаешься с этой… Гордеевой?
     – Я? – Кирилл усмехнулся. – С чего ты взяла?
     Ирка пожала плечами:
     – Показалось…
     Кирилл остановился и с улыбкой посмотрел на Иру.
     – Я абсолютно свободен, а вот ты – неизвестно, да? – он заглядывал в глаза. – Или ты что-нибудь уже вспомнила?
     Ирка улыбнулась и пожала плечами. Всё это было так необычно. Кирилл забрал у неё сумку и осторожно взял её за руку. Ирка не стала вырываться, зачем? Что, если ей суждено остаться в этом мире навсегда, взрослеть одновременно со своей матерью и увидеть собственное рождение? Она тряхнула головой, прогоняя нахлынувшие мысли. Нужно думать о каких-то реальных вещах, например о том, чтобы увидеть своего отца. Ирке очень хотелось его увидеть.
     Но целую неделю он не появлялся в школе, и поэтому красавица Наташа Гордеева написала на двойку контрольную по физике. Она очень сильно разозлилась и не нашла ничего разумнее, чем выместить свою злобу на новенькой, то есть на Ирине. На переменке она в открытую насмехалась над её формой с чужого плеча и девчонки, собравшиеся вокруг, противно хихикали.
     – Ну надо же, какая премерзкая! – злилась Ирина по дороге домой. – Я-то думала, она из-за тебя на меня взъелась, но если ты ей ни к чему, чего тогда?
     Кирилл пожал плечами.
     – Забудь. Она просто такая и есть – королева красоты. Видит в тебе реальную угрозу своему титулу.
     – Во мне? – совершенно искренне изумилась Ирка. – Ты издеваешься?
     Ирина своей матери в конкурентки не годилась, даже когда той уже за тридцать было, а уж в семнадцать и подавно.
     – Я серьёзно, – без тени насмешки произнёс Кирилл. – Ты красивая, и она это видит и злится. Так что наплюй.
     Ирка бы и наплевала, если бы речь шла о реальной однокласснице. Но видеть свою мать отпетой стервой было невыносимо тяжко. И хоть она пыталась убедить сама себя в том, что с возрастом люди меняются и о таком своём прошлом, естественно, ни одна мать дочери не расскажет, но неприятный осадок не давал покоя.
     И, как оказалось, на этом тяготы не заканчивались. Следующим утром, а была это суббота, Кирилл спозаранку ушёл на рыбалку, а его бабушка ещё с вечера на рынок собиралась. Ирка осталась в доме одна. Хорошенько выспавшись, она с неохотой выбралась из постели. На улице светило солнышко, но на жухлой траве лежала изморозь, и воздух даже на вид казался бодрящим и зябким. Ирка поёжилась, натягивая поверх пижамы курточку. Удобств в доме не было, нужно было идти во двор. Сунув босые ноги в туфли, она открыла дверь, и холодный воздух обдал её всё с головы до пят, такую тёплую и прогретую со сна. Ирка поёжилась и пошла за угол дома, где располагался туалет. Возвращалась обратно в припрыжку, хотелось побыстрее вернуться в тёплую постель. Девушка уже добегала до дверей, как вдруг её кто-то окликнул:
     – Эй, ты, а ну стой!
     Ирка оглянулась. Такое странно обращение не сулило ничего хорошего. От калитки к ней быстро приближалась незнакомая девушка. Светлые волосы стянуты в узел на затылке и бледное, довольно грубое лицо с широким ртом, крупными губами. На Ирину она смотрела с нескрываемой злобой. Та невольно попятилась.
     – В чём дело? – растерянно спросила Ирка, но девушка была настроена очень решительно.
     – Ах, ты дрянь! – она вцепилась руками в воротник Иркиной куртки и со всего мазу грохнула её спиной о стену. – Стерва, ты! Ты вообще откуда тут взялась?
     Ирка упёрлась руками девице в грудь в тщетной попытке отодрать её от себя.
     – В чём дело? – фальцетом взвизгнула Ирка. Ей ещё ни разу в жизни не приходилось ни с кем драться. Даже в детстве. – Ты кто такая?! – заорала она. – Что тебе надо?!
     – Что мне надо? – девица размахнулась и засадила Ирке в нос.
     Острая пронзительная боль пронзила голову и на мгновенье ослепила. Ирка вскрикнула и закрыла лицо руками. Сквозь пальцы побежала кровь, но это не остановило нападающую, напротив, вид крови словно распалил её ещё сильнее. Она схватила Ирку за волосы и толкнула так, что та упала на колени.
     – Чтоб я тебя рядом с ним не видела, слышишь? – сквозь зубы процедила она. – Иначе прикончу, тварь…
     – Эй, девчонки вы чего? – издали услышала Ирка мужской голос.
     И рука, сжимающая её голову исчезла. Ирка плюхнулась на землю и с трудом открыла глаза, которые сильно слезились.
     – Пошёл вон, Некрасов! – взвизгнула девица.
     Ирка видела, как она оттолкнула с дорожки высокого худощавого паренька в коричневой куртке и скорым шагом направилась к выходу.
     – Я тебя предупредила, курица! – крикнула она от калитки и ушла.
     – Ты как? – Парень в коричневой курточке, осторожно взял Ирку под плечи и поднял её с земли. – Сильно она тебя…
     Ира проморгалась, чтобы навести резкость, протёрла ладонью глаза, но сделала ещё хуже – размазала по лицу и кровь и слёзы.
     – Нос то хоть цел? – спросил парень.
     – Не знаю… – пробормотала Ирка.
     – Пошли в дом, умоешься… – и видя, что Ирка слегка колеблется, парень улыбнулся. – Я Сергей Некрасов, одноклассник Кирилла. Живу неподалёку. Вот хотел домашнее задание взять за неделю… ты чего? Плохо?
     Ирка молчала. Она стояла, как вкопанная, позабыв и про боль, и про холод, и во все глаза смотрела на этого худощавого, высокого мальчишку, нескладного, с курчавыми барашками тёмных волос на голове и добрым взглядом зелёных глаз. Она смотрела на своего семнадцатилетнего отца, папу, которого видела только на фотографиях, а сейчас он стоял радом, живой и невредимый и сочувственно и слегка тревожно смотрел на неё.
     – Ты чего? – снова повторил он растерянно, глядя, как наполняются её глаза слезами. – Больно?
     Ирка словно очнулась.
     – Да, немного… – проговорила она, отводя глаза. – Пошли в дом. Я умоюсь и задание тебя дам. Я теперь тоже в вашем классе учусь.
     Нос распух, но сломленным не был, хотя и красоты не добавлял. Ира сидела на диване с мокрым полотенцем на переносице, а Серёжа Некрасов переписывал домашнее задание из её дневника. Ирка смотрела на него и никак не могла понять, как и что могло свести вместе этих двух людей: её стервозную красавицу – маму и этого нескладного заучку – папашу. И вдруг в голове её мелькнула совершенно безумная мысль, а что если взять ему и сказать, чтобы он десятого марта двухтысячного года не садился в случайное такси по дороге от аэропорта, а лучше дождался автобуса. И возможно, тогда он останется жив, и она не будет расти без отца, и мама не будет плакать над фотографиями, и всё в их в жизни будет по другому, пусть маме даже придётся всю жизнь пить кофе со сливками. Но зато он будет жив.
     – Ну, что, легчает?
     Сергей смотрел на Ирку с сочувствием.
     – А что это за девчонка была? Ты знаешь её? – спросила Ира, чтобы отвлечься от нахлынувших мыслей.
     – Да знаю, конечно, – Сергей пожал плечами. – Это Пушкарёва Ирина.
     – А чего она на меня накинулась? Я вообще с ней не знакома…
     Сергей закрыл дневник и стал запихивать его в карман куртки. Было очевидно, что говорить ему об этом неловко.
     – Ну… они с Кириллом вроде как встречались… Она в нашем классе до девятого училась, потом пошла в медучилище, а с Кирюхой у них в прошлом году завертелось…
     – Так, а я причём? – не поняла Ирина.
     – Не знаю, – Сергей встал и направился к выходу. – Ты у Кирилла лучше спроси. Давай, до встречи.
     Кирилл очень неохотно, но всё же пролил свет на происходящее. С Пушкарёвой он встречался, но вот решил порвать, а она навязывается, и видимо приревновала его к Ирке. Ситуация вроде бы понятная. Одно не ясно, почему девушка так отчаянно отстаивала свои права на Кирилла, и почему он так прятал глаза, рассказывая об этом. Размышления о личной жизни Кирилла Сипакова были прерваны на первой же перемене Наташей Гордеевой, которую Ирка уже начинала тихо ненавидеть.
     – Что с рожей у тебя, Некрасова? – провозгласила она на весь класс. – Это ж кто тебя так разукрасил? Ты теперь Некрасова-разукрасова!
     Ирка вскочила. Впервые за девятнадцать лет своей жизни, глядя в голубые глаза своей матери, она испытывала не тишину, покой и умиротворение, а раздражение, граничащее с яростью.
     – Что с тобой не так, Гордеева? – процедила она сквозь зубы. – Чего ты всё время цепляешься ко мне?
     – Не знаю, – презрительная усмешка искривила красивые её губки. – Может, ты просто мне не нравишься.
     Ирка не нашлась, что ответить. Она развернулась и молча вышла из класса. Ей, в конце концов, и так хватало проблем, ещё не доставала подраться с собственной матерью. Тем более, что из таких дурацких конфликтных ситуаций с честью Ирка никогда выходить не умела.
     – Что ж ты мамочка опытом не поделилась? – со злостью бормотала она себе под нос. – Я думала, ты у меня вообще пацифистка, белая и пушистая. Что ж ты меня такой мягкотелой вырастила, такой потенциал зря загубила?!
     Ирка вышла из школы и не знала, куда ей податься. Возвращаться домой не хотелось. Придётся объясняться с Марией Фёдоровной, почему пришла раньше и без Кирилла… Поэтому решила просто пройтись по городу. Ирка вышла из школьных ворот, как вдруг заметила неподалёку в тени золотой ивы Кирилла и рядом с ним ту самую Пушкарёву в оранжевой куртке, которая её так живописно разукрасила. Ирка затаилась за кустом и так на полусогнутых, пригибаясь, двинулась поближе к парочке. Но говорили они тихо, и Ирка всё равно не расслышала, о чём шла речь. Видно было, что девушка плачет, вытирает глаза и что-то усиленно выговаривает Кириллу. Кирилл переступал с ноги на ногу, порываясь уже несколько раз уйти. Наконец, когда в очередной раз она пыталась задержать его за руку, он грубо оттолкнул её руки и крикнул:
     – Да отвали ты, честное слово. Всё уже сто раз оговорено. Деньги я тебе достал, теперь сама решай, что делать. Это уже твоя проблема. И не приходи больше, поняла?
     Он резко развернулся и почти бегом бросился в сторону школы. Девушка стояла, стиснув руки, и смотрела ему в след. Потом она ушла, и Ирка, переполненная любопытства, отправилась следом за ней. Идти пришлось не долго. Здание местного роддома Ирка знала прекрасно. В нём её родила мама, и всегда проходя мимо, показывала окошко своей палаты. И сейчас эта девчонка в оранжевой курточке с пучком светлых волос на затылке сидела на скамейке неподалёку от входа в родильное отделение и рыдала. Плакала она беззвучно, но Ирка видела, как содрогаются её плечи.
     – Будешь?
     Девушка подняла заплаканное лицо и с удивлением посмотрела вначале на пачку сигарет, потом на саму Ирку. Встретившись с ней глазами, она вздрогнула и замерла в растерянности.
     – Бери, полегчает. – Ирка вытащила сигарету из пачки и вложила девчонке в руку, сама полезла в кармашек школьного фартука за зажигалкой.
     – А если кто увидит?– встревожено спросила Пушкарёва.
     – И что? – Ирка села рядом на скамейку. – Ты беременная от Кирилла, что ли? – прямо спросила она.
     Девушка побледнела ещё сильнее.
     – Откуда ты знаешь? – прошептала она в ужасе. – Это он тебе сказал?
     Ирка помотала головой.
     – Ничего он не говорил. Просто и так всё понятно. – Она улыбнулась. – Мой нос, твои слёзы и как результат – роддом. Простая логика.
     Девушка ничего не ответила. Затянулась неумело и закашлялась. Ирка похлопала её по спине.
     – А Кирилл-то поддонок оказывается…
     Ира Пушкарёва резко подняла голову.
     – Нет, он не такой, – с уверенностью произнесла она. – Он нормальный, хороший даже. Он, когда узнал, сразу сказал, что поженимся после выпускного. Но потом… бесхарактерный он, понимаешь, влиянию поддаётся…
     – Какому влиянию? – не поняла Ирка.
     – Да… – Пушкарёва нахмурилась и попыталась снова затянуться. – Эта Гордеева им заинтересовалась вроде бы. Он и раскис. Давно по ней сохнет, класса с пятого. Только подойти не решался. Как же – такая красотка, а тут вдруг снизошла…
     – А меня тогда за что? – усмехнулась Ирка.
     – Да под горячую руку попалась, – не глядя на Ирку, сказала девчонка. – Просто живёшь у них. Все говорят, что не родня, так, по случайности оказалась у них. Он с тобой везде ходит, вот я и… – она подняла взгляд. – Ты прости меня, ладно?
     Ирка только рукой махнула. Несколько минут сидели молча, курили, точнее Ирка курила, а эта всё пыталась и пыталась затянуться.
     – Так ты всерьез решила?.. – Ирка не решалась сказать слово «аборт», как-то язык не поворачивался.
     – А что делать? – в голосе девушки звучало отчаяние. – Что делать? Рожать – куда? кому?
     – Себе… – едва слышно произнесла Ирка. – Детей всегда рожают только себе. Меня мать тоже в семнадцать родила. Отец, правда, был, но не долго…
     – Сбежал?
     – Умер. – Ирка взглянула на Иру Пушкарёву – Вот и вышло – рожала для семьи, а получилось для себя. Так что ты не торопись… – прибавила она тише. – Подумай. Это всё-таки ребёнок. Твой ребёнок…
     Ирка ещё что-то хотела сказать, но не стала. Не глядя на девушку, она встала и ушла.
     Какое право она имела вмешиваться в чужую жизнь, что-то говорить, подсказывать. Мало ли, сколько девчонок делали и будут делать аборты и в этом времени, и в будущем. Но воспитанная своей матерью с трепетным, почти благоговейным отношением к детям, Ирка так хотела верить, что именно эту девочку ей удалось переубедить. И её ребёнок всё-таки родится.
     Ирка шла по парку. Домой возвращаться не хотелось: не хотелось видеть Кирилла, так подло поступившего с этой девочкой; не хотелось думать даже о собственной маме, из-за которой, в общем-то, и возникла эта дурацкая ситуация. Ирка села на скамейку в парке и закрыла глаза. Лёгкий ветерок подул в лицо, и девушка полной грудью вдохнула сырой, лиственный запах осени.
     – Подай на хлебушек, красавица… – послышалось совсем рядом.
     Ирка повернулась так быстро, что даже в шее что-то щелкнуло и болью отдало в плечо. Рядом с ней сидела беременная цыганка. Ирка вскочила:
     – Вы?!
     – Что? – спокойно спросила цыганка. – Я у тебя ничего не крала, красавица, чего кричишь?
     – Это же вы, вы были там в парке. Вы меня сюда отправили… вы несли этот бред, что-то про то, в чём нужно разобраться. Про отца, мать... я не помню ту чушь, но после встречи с вами я оказалась здесь.
     Цыганка не перебивала. Она смотрела с улыбкой на то, как надрывается Ирина, и по её глазам было видно, что она прекрасно понимает, о чём идёт речь.
     – Я всё поняла! – догадалась Ирина. – Вас Маргарита зовут, да? Я позвала по имени соседку и ваше колдовство сработало. Верните меня домой! – завопила она. – Немедленно верните меня в моё время!
     Ирина выбилась из сил и охрипла. Она плюхнулась на скамейку, едва переводя дух.
     – Сигареткой не угостишь? – как ни в чём не бывало спросила цыганка.
     Ирка молча протянула ей пачку. Цыганка вытащила две сигареты, одну раскурила, вторую спрятала в своих необъятных юбках.
     Цыганка курила, и Ирина не задавала вопросов. Она как-то вдруг устала, выдохлась. Не хотелось ни думать, ни говорить.
     – Я тебя сюда не забрасывала, – первой заговорила цыганка, словно продолжала давно начатую мысль. – Ты сама здесь оказалась. Все мы оказываемся там, где должны быть.
     Ирка смотрела на цыганку, ожидая продолжения.
     – У тебя были вопросы – здесь есть ответы.
     – Я пока никаких ответов не вижу. Какие ответы? – она со злостью посмотрела на цыганку. – Что мать моя – стерва? Что отец – безвольный ботаник? Что? Я ничего не понимаю. Я спокойно жила двадцать лет, уверенная в том, что моя мама – самый замечательный человек на свете, что отец у меня был идеальным мужем и отцом. И я была счастлива. А что теперь? Я не знаю, как вообще на мать теперь смотреть буду?!
     Цыганка усмехнулась и сокрушённо покачала головой:
     – Эх, красавица, что тебе сказать? Ты хочешь, чтобы всё было просто и понятно. Но в мире ничего нет простого, всё имеет грани. И эти грани, шероховатости, неровности – и есть жизнь. Пока ты не поймёшь этого – не будет тебе покоя, брильянтовая. – Она взглянула на Ирку и, встретив её непонимающий взгляд, шумно вздохнула. – Сейчас…
     Цыганка полезла куда-то вглубь своих необъятных юбок и что-то извлекла оттуда и зажала в ладони.
     – Смотри, – сказала она, раскрывая руку. На ладони у неё лежала монетка. Пять рублей. – Видишь? – загадочным тоном спросила цыганка, заглядывая Ирке в глаза.
     – Ну, вижу… – тупо глядя на монету, пробормотала она. – И что?
     – Что видишь? – не унималась цыганка.
     – Пять рублей вижу, – с нескрываемым раздражением произнесла Ирка. – И что?
     – А вот что, – миролюбиво продолжала цыганка. – Всё просто. Пять рублей. Ты видишь, и всё тебе понятно. А теперь переверни монетку.
     Ирка, закипая внутренне, перевернула монетку и вместо ожидаемого герба обнаружила снова так называемую «решку», цифру пять и надпись «Рублей».
     – И? – девушка подняла взгляд на цыганку. – Фальшивые деньги…
     Цыганка покачала головой.
     – Нет, не фальшивые. Необычные. Не надо ожидать, что с обратной стороны будет так, как ты хочешь. Всегда нужно быть готовой к неожиданностям. Тогда не придётся разочаровываться. Держи.
     Она вложила Ирке монетку в руку. Та хотела возмутиться, но картина, открывшаяся ей в уютных зарослях шиповника, заставила её замолчать. Там, в тени осыпающегося клёна, вовсю целовались Наташа Гордеева и Кирилл. Ирка замерла, поражённая.
     – Как же так… – пробормотала она.
     А в голове вихрем неслись мысли. Наверное, вот она в чём – другая сторона. Видимо отец её вовсе не Серёжа Некрасов, а этот блондинчик Кирилл. Ведь недаром она от кого-то унаследовала белокурые волосы. И именно сейчас между её матерью и отцом зарождается роман, который и приведёт к её рождению. А потом, видимо, Кирилл сбежит, а влюблённый Некрасов женится на маме и будет носить ей кофе в постель и катать её, Ирину, чужую ему девочку, на шее.
     – Другая сторона, – Ирина подкинула монетку на ладони и вдруг вспомнила рыдающую девушку под роддомом. Ведь если сейчас у её матери сложится роман с Кириллом, значит, он однозначно не вернётся к той девушке и она, возможно, сделает «аборт», может не сегодня, может позже… А что, если сейчас, в самом начале этих отношений, взять и рассказать Наталье об этой беременной Ире Пушкарёвой. Она гордая и вряд ли после этого захочет остаться с Кириллом. А он, возможно, вернётся к Пушкарёвой и та родит ребёнка… Ирка решительно зашагала по дорожке к целующейся парочке, окрылённая своей идеей, как вдруг остановилась… Но если у её матери и Кирилла не сложатся отношения, возможно и её самой, уже не будет.
     Ирка смотрела на целующихся, а мысли, как в истерике, метались в голове, ни за одной не возможно было угнаться. Но внезапно всё утихомирилось и в голове стало тихо и пусто. Она совершенно отчётливо поняла, что её в этом времени ещё нет, а тот ребёнок уже есть, и он имеет право родиться. И что, если её не будет, возможно маме не придётся выходить замуж за кого попало, и не останется она вдовой в двадцать два года, и получит образование и жизнь, достойную её внешних данных. И вообще, если она оказалась здесь, сейчас, значит ей нужно что-то изменить. Ведь не может быть, чтобы это безумное перемещение было бессмысленным.
     – Ну же… – самой себе прошептала Ирка. – Давай, не трусь…
     Она до боли стиснула монетку цыганки в руке и решительно пошла вперёд…
    
     – Ирина, вставай! В институт ты уже проспала, иди, хоть, позавтракай.
     Ирка открыла глаза. В приоткрытую дверь заглянула мама, и Ирка невольно вздрогнула, увидев её лицо.
     – Встаю… – сонно пробормотала она и села.
     Значит, всё сон. Дурацкий, нелепый сон. От сердца отлегло и сразу стало легче. Ирка потянулась и стала собирать непослушные волосы в хвост. Вдруг что-то соскользнуло с кровати и со звоном упало на пол. Ирка наклонилась – возле её пушистых тапочек лежала монетка номиналом пять рублей. Девушка подняла её с нарастающим чувством тревоги. Она перевернула монетку и обнаружила ту же надпись и на другой стороне. У монетки было две «решки».
     Маму Ирина застала на кухне. Она сидела за столом, разглядывая какие-то бумаги, перед ней стояла пепельница, полная окурков. Ирка сразу почуяла недоброе.
     – Мам, что случилось?
     Мама подняла глаза и Ирка увидела, что она плачет.
     – Садись, доченька, я всё тебе расскажу… – произнесла она через паузу.
     Ирка села, и мама придвинула к ней фотографию светловолосого мужчины. Едва взглянув на него, Ирка вздрогнула. Она сразу узнала это лицо. Может, слегка моложе и гладко выбритый, но, всё же, это был он, тот самый мужчина, которого вчера она видела в луже крови на дороге, рядом с машиной Олега.
     – Это Кирилл Сипаков, – тихо сказала мама. – Мой одноклассник и… твой отец. Он погиб вчера. Мне сегодня принесли вот это, – она указала на бумаги. – Его дом и всё имущество переписано на тебя. Он давно это сделал, и я знала об этом.
     – Ты общалась с ним все эти годы? – растерялась Ирка.
     – Да, Ирина. Вначале он не хотел иметь к тебе отношения, а потом я запрещала ему появляться в нашей жизни. – Мама задумчиво смотрела на фотографию Кирилла. – Но это ещё не последний сюрприз. – Мама достала новую сигарету и раскурила её уже без мундштука. – Я пообещала ему, что если его не станет, я расскажу тебе всю правду…
     – Какую правду? – Ирка встала. Странное предчувствие того, что она знает, что скажет сейчас мама.
     Мама снова затянулась и, выпустив через мгновенье дым, посмотрела на Ирку.
     – Сядь, – проговорила она изменившимся голосом и, протянув руку через стол, силком усадила Иру на табуретку. – Это был наш с Кириллом договор. Я пообещала, что расскажу тебе всё, если его не станет раньше меня. Я не хочу этого делать, но нарушить своё обещание не могу. Ты уже взрослая и сможешь понять.
     – Что понять? – Ирку затрясло. – Какая правда?
     Мама посмотрела ей в глаза так непривычно серьёзно и жёстко.
     – Правда в том, что я – не твоя мать…
     Ирка брела по мокрой дорожке парка, не замечая, как мелкие капли дождя, стекая по волосам, капают за шиворот. Теперь она знала всё. И то, что светловолосая Ира всё-таки решила родить нежеланного отцом ребёнка и родила в трудных родах, слабую, едва живую девочку. И не пережив этих родов, сама умерла, оставив малышку сиротой. Как Кирилл трусливо отказался иметь к ребёнку хоть какое-то отношение, а стервозная красавица Наташа, ощущая свою частичную вину в том, что Кирилл не остался с Ирой, измученная угрызениями совести, решилась на отчаянный шаг. Отказавшись от идеи поступить в институт, она пошла работать и вышла замуж за первого, кто был готов ради неё на свете – Некрасова Серёжу. И год спустя, получив две комнаты в рабочем общежитии, семейная пара Некрасовых удочерила девочку Иру, названную в честь матери. А в двадцать два, оставшись вдовой, совсем ещё девчонка Наташа отдала всю свою любовь и собственно жизнь этому совершенно чужому ей ребёнку.
     Ирина стояла, прислонившись к деревянному столбику у входа в детскую беседку, и смотрела на усиливающийся дождь.
     – Сюда зайди, намокнешь совсем, – услышала она за спиной знакомый голос.
     Ирка уже не удивилась. В беседке, согнувшись на детской скамеечке, сидела знакомая цыганка и попыхивала сигаретой.
     – Твоя, – сказала она, приподнимая сигарету в руке.
     Ирина устало улыбнулась и села рядом.
     – Ваша монетка, – протянула она цыганке копеечку.
     Та шутя оттолкнула Иринину руку.
     – Себе оставь.
     – Зачем?
     – Редкая она, – засмеялась цыганка. – Где ещё такую найдёшь…
     – Ну да, – задумчиво подкинув монетку на руке, произнесла Ирина. – Другая сторона…
     – Правильно, – сказала цыганка. Поднимаясь, она засунула руки под юбку, как-то
     странно пританцовывая, потом вытащила и показала Ирине подушку. – Промок ребёночек… – сказала она, посмеиваясь, и уложила подушку рядом на скамейку.
     Ирина многозначительно улыбнулась.
     – Так больше подают, – объяснила цыганка.
     Напротив беседки остановилась большая чёрная машина. Передняя дверь её отворилась. Цыганка встала и, подхватив свою подушку, направилась к машине.
     – Это мои, – пробормотала она. – Может, подвезти тебя? – обратилась она к оторопелой Ирине. Та помотала головой. – Ну как знаешь.
     Цыганка неспешно направилась к выходу из беседки, но на мгновенье остановилась и, как-то совсем по-другому серьёзно и кротко посмотрела на Ирину.
     – Тяжело тебе сейчас? – тихо спросила она.
     Ира посмотрела на цыганку, и у неё предательски защекотало в носу.
     – Я не знаю, как быть… – с трудом сдерживая слезы, проговорила она. – Всё так сложно и… странно… что мне теперь делать?
     – А что делать? – Улыбнулась цыганка, выходя из беседки и поднимая лицо под тяжёлые, крупные капли дождя. – Жить, красавица! Просто жить…
     Чёрная машина захлопнула дверь и бесшумно скрылась в сгущающихся сентябрьских сумерках.