– Вот посмотри, – сказал Ремм, показывая на туземца.
     Мэккер обследовал местность в районе посадки и не видел, как два его товарища поймали туземца и обследовали его.
     Мэккер взглянул туда, где, горбясь, ютилось на ящике двуногое существо. Оно неловко пригнулось, а тело образовало несколько неправильных углов, причем большая часть веса приходилась на нижнюю сторону среднего угла. Его похожие на тонкие трубки ноги заканчивались короткими обрубками, которые покоились на палубе космического корабля. Тело существа почти сплошь покрывал искусственный материал разнообразной расцветки. При взгляде на некоторые из этих цветов у Мэккера зарябило в глазах. В тех местах, где проглядывала живая плоть, кожа выглядела нездоровой, мертвенно-бледной.
     Голова существа медленно, как на шарнирах, повернулась на короткой шее лицом к ним.
     – Отверстия спереди в верхней части черепа, наверно, органы зрения, – заметил Ремм. – Он видит, что мы от него далековато. Наверняка сейчас еще раз попробует удрать.
     Голова туземца медленно-медленно отвернулась от них и, описав полукруг, обратилась лицом туда, где Тулс работал с приборами в дальнем конце комнаты. Затем она стала вращаться назад, пока не остановилась на входном люке корабля.
     – Готовится бежать, – сказал Ремм. – Обрати внимание, как напряглось его лицо.
     Существо наклонилось, отростки на концах верхних конечностей ухватились за стенки ящика, а тело устремилось вперед.
     Его правая нога, изогнувшись в двух суставах, совершила сильное, но очень медленное движение, продвинувшись по дуге. Затем существо надолго застыло, опираясь всем телом на правый обрубок, пока тело по инерции продолжало неторопливо продвигаться дальше. Потом оно повторило то же самое левой ногой и затем снова правой. Было заметно, что такие действия требуют от него больших усилий и полной концентрации.
     – Ему кажется, что оно совершает бешеный рывок к свободе, – проговорил Ремм. – Видимо, на предельно возможной для себя скорости. Это выглядело бы смешно, если бы не было нормально для здешней среды. Как видишь, это очень медленный мир.
     Существо преодолело уже треть пути к выходу. Его голова снова медленно повернулась на четверть круга, чтобы взглянуть на них. Когда оно увидело, что Ремм и Мэккер не сдвинулись с места, выражение его лица изменилось.
     – Похоже, мимика лица выражает его эмоции, – отметал Ремм. – Правда, я подозреваю, что звуки, которые оно издает с помощью верхней части дыхательного горла в момент волнения, тоже скорее выражение эмоционального стресса, чем попытка коммуникации, – он бросил взгляд на Тулса. – Что скажешь о его речи?
     – Чрезвычайно примитивная, – ответил Тулс. – Но как бы это ни показалось невероятным, оно использует звуки для образования словесных символов. Каждое слово обозначает какое-то действие или объект. Или же определяет степень, время и нюансы значений. Остальные слова служат для связи. Видимо, флективность, как основа рационального языка, используется здесь мало. Для мыслей, которые мы выразим несколькими звуками, им потребуется не меньше дюжины слов.
     – А насколько они разумны? – спросил Мэккер.
     – Примерно на уровне высокоразвитого инстинкта самосохранения.
     – Ты уверен, что они являются основной формой жизни на этой планете?
     – Несомненно, – заявил Тулс. – Я провел очень тщательное обследование.
     – Попытка убежать как раз и показывает уровень его разумности, – сказал Ремм. – Это уже шестая. И каждый раз он действует одинаково. Как только он видит, что мы дальше от него, чем он от выхода, сразу же совершает свой рывок.
    
     * * *
    
     Существо находилось уже в шаге от открытого люка и занесло ногу, чтобы переступить через порог. Ремм подошел к нему и поднял над палубой.
     – Посмотри, его ноги продолжают двигаться по-прежнему, – отметил Мэккер. – Он что, не понял, что его подняли?
     – Наверно, нервная система и рефлексы у него такие же замедленные, как и двигательные мускулы, – ответил Ремм. – Ему не хватило времени, чтобы ощущение того, что я его схватил и поднял, дошло до мозга, а мозг в ответ послал ногам приказ прекратить бег.
     – Он тяжелый? – поинтересовался Мэккер.
     – Всего несколько унций, – ответил Ремм. – Но это логично, потому что это «легкая» планета. Если мы заберем его на нашу «тяжелую» планету, гравитация раздавит его. Останется только тонкая пленка жидкости, из которой в основном и состоит его организм.
     Ремм посадил существо обратно на ящик, и оно снова диковинно скорчилось. Тулс оторвался от приборов и прошел мимо них, чтобы осмотреть туземца.
     – Один из концевых отростков у него как-то странно изогнут, – заметил Мэккер.
     – Я это вижу, – отозвался Ремм. – Наверно, когда я его в первый раз схватил, то сломал ему кость в нескольких местах. Я же не знал тогда, что у него такие хрупкие кости. Но раз ты упомянул об этом, я использую повреждение, чтобы наглядно показать тебе, как отражаются чувства у него на лице. Вот смотри, сейчас я прикоснусь к нему.
     Ремм протянул руку и потрогал – очень осторожно – сломанную часть отростка. Мышцы лица стянули и искривили вялую плоть существа, где-то собрав, а где-то расслабив ее.
     – Очень вероятно, что так отражается боль, – сообщил Ремм.
     Внезапно жизнь словно бы покинула тело туземца, и оно медленно опустилось поперек ящика.
     – В чем дело, Тулс? – спросил Ремм.
     Тулс на минуту сосредоточился, улавливая пульсацию мыслейи чувств, исходящую от существа.
     – Уровень сознания у него в мозгу упал до нуля, – сказал он. – Предполагаю, что причиненная тобою боль вызвала отключение нервной системы. Единственное, что я могу сейчас уловить, – это бессвязные впечатления и образы, не имеющие рационального объяснения. Однако я уверен, что это временно.
     – Перед тем как отпустить существо, надо бы залечить ему рану. По-моему, это было бы справедливо, – заметил Мэккер.
     – Я и собирался это сделать, – отозвался Ремм. – Тулс, тебе ведь не составит труда восстановить ему поврежденное место, верно?
     – Верно, – ответил Тулс. – Я могу заняться этим прямо сейчас.
     Он подкатил вплотную к существу передвижной «конвертер» и осторожно положил руку туземца на «лоток». «Конвертер» автоматически установил шкалы и счетчики в нужное положение и издал сигнал «готово».
     Тулс ввел в механизм небольшое количество «основы», и лечение началось. Туземец все еще не пришел в сознание.
     Кость в поврежденной руке, начиная от запястного сустава, медленно испарялась. Испарявшаяся часть тут же заменялась искусственной костью из «конвертера». Одновременно механизм восстанавливал порванные кровеносные сосуды, а также поврежденные связки и мускулы.
     – Я, конечно, не мог создать ему кость из того же вещества, какое у него было, – сказал Тулс, когда механизм закончил работу. – Теперь она из нашего «тяжелого» вещества. На этой планете ни у кого не хватит силы ее сломать.
    
     * * *
    
     Первым признаком того, что туземец приходит в себя, стало легкое дрожание век, закрывавших его органы зрения. Потом веки распахнулись, и он взглянул на пришельцев.
     – Глаза у него работают так же медленно, как и мускулатура, – отметил Ремм. – Вот посмотрите.
     Ремм медленно провел рукой туда-сюда перед лицом туземца. Глаза пленника следовали за рукой какими-то странными рывками. Ремм поднял руку кверху, чуть ускорив движение, и глаза туземца потеряли ее из виду. Они стали растерянно рыскать по сторонам, пока, наконец, снова ее не поймали.
     Ремм сделал три шага вперед. Глаза туземца не смогли проследить за изменением его позиции. Они снова стали блуждать по рубке, пока не остановились, наконец, на неподвижной фигуре Ремма.
     – Трудно представить себе что-то такое же медлительное, – сказал Ремм. – И все же…
     – Что-то не так, – неожиданно прервал его Мэккер. – Он пытается, но не может встать.
     Туземец в явной растерянности дергал ногами и извивался, пытаясь изменить положение тела.
     – Я понял, в чем дело, – вмешался Тулс. – Он не может поднять придаток с новой костью. Я не подумал о том, что его слабым мускулам не хватит сил поднять конечность. Беднягу приковал к ящику вес его собственной руки.
     – Так нельзя, – заметил Ремм. – Можно как-то поставить ему кость полегче?
     – Только если перенастроить «конвертер», – ответил Тулс. – Не уверен, что смогу это сделать. Да если бы и мог, у нас нет на это времени. Можно было бы заменить мускулы у него в руке на более сильные, но боюсь, так мы нарушим весь метаболизм его организма. Тогда результат будет трагичным. Так что не хочу рисковать.
     – У меня есть идея, – сказал Мэккер. По его изменившемуся тону другие члены экипажа поняли, что абсурдность ситуации пробудила у него чувство юмора. – Может, подарить этому существу совершенно новое тело? Мы же в состоянии заменить мышцы, потроха и костно-хрящевые структуры такими же, но из нашего вещества. Тогда, по меркам его мира, он станет неуязвимым. И таким же сильным, как их мощнейшие механизмы. Практически мы оставим здесь супермена, который способен изменить весь ход истории этого мира. Тулс, ты же можешь это сделать, верно?
     – И даже очень легко.
     – Мы всегда придерживаемся правила никак не вмешиваться в жизнь тех рас, которые изучаем, – воспротивился Ремм.
     – Наши правила требуют также никогда не причинять никому вреда, если этого можно избежать, – напомнил Мэккер. – Простая справедливость требует, чтобы мы завершили работу, начатую Тулсом. Иначе мы обрекаем беднягу на верную смерть.
     – Но какое право мы имеем вносить в их жизненный уклад такой непредвиденный фактор? – спросил Ремм. – В конце концов, наше дело – изучать и наблюдать, а не играть роль богов для таких примитивных созданий.
     – Верно, – согласился Мэккер. – Это правило мы всегда строго соблюдали. Но оно же не догма. У нас есть право действовать применительно к обстановке. И в данном конкретном случае, надеюсь, мне удастся убедить вас, что другого пути у нас нет… – он повернулся к Тулсу. – По-твоему, на какой стадии культурного развития находится эта раса?
     – Пока что они приспосабливаются к окружающей среде скорее, как животные, чем как разумные существа, – ответил Тулс. – Их сообщество состоит из отдельных объединений, которые они называют государствами. Каждое объединение конкурирует с другими, стремясь урвать себе побольше различных товаров. Такое же соперничество наблюдается и внутри объединений между отдельными существами. Каждый пытается получить больше своего соседа. У них сохраняется много племенных пережитков, таких, как стадный образ жизни, скорее эмоциональный, чем рациональный подход к размножению, а также преклонение перед самыми могущественнымичленами сообщества. Но что касается последнего, то они почитают не тех, кто обладает физическим превосходством, а тех, кто занимает властную позицию или накопил большие запасы здешних средств обращения.
     – Вот об этом я и говорю, – произнес Мэккер. – Раньше мы избегали вмешиваться в жизнь туземцев, опасаясь причинить им вред. Но ведь создав среди них супермена, который действовал бы под нашим контролем как гармонизирующая сила, мы могли бы ускорить их развитие впредь на многие тысячи лет. Такое воздействие принесет им величайшее благо, какое только возможно!
     – Ну, не знаю… – проговорил Ремм, на которого заметно подействовала логика Мэккера. – Я все еще сомневаюсь в необходимости направить в эту среду существо, чьи мыслительные процессы намного изощреннее и мощнее, чем у всех остальных. А ты как считаешь, Тулс?
     – А разве им есть что терять? – спросил Тулс, умеющий приводить ключевые аргументы.
     – Решать, верны ли подобные решения с моральной и философской точки зрения, всегда трудно, – неохотно согласился Ремм. – Если ты считаешь, что это правильно, – действуй!
    
     * * *
    
     – Ну, что? Готово? – спросил Мэккер.
     – Это зависит от того, чего ты хотел добиться, – ответил Тулс. – Я воссоздал из нашей «тяжелой» материи все системы и органы его тела, включая и мозг. Одновременно я оставил ему прежние память и жизненные привычки. Это необходимо, чтобы он сумел позаботиться о себе. Кроме того, я приблизил его мышечные реакции к нашим нормативам и ускорил его рефлексы.
     – А как насчет тех характеристик, которых у него не было? Скажем, таких, как интуиция или способность предвидения? Их ты ему добавил? – уточнил Мэккер.
     – Нет, – сказал Тулс. – Кстати, хочу посоветоваться с вами. Стоит ли оставлять у него в голове сведения о нас и нашем происхождении? Или лучше пусть он ничего про нас не знает?
     – Ну… – теперь, когда от мнения Мэккера зависело очень многое, он заколебался. – Возможно, надо сделать так, чтобы он знал хотя бы, кто мы и что мы сделали. Это избавит его от лишнего страха и растерянности, когда ему придется приспосабливаться к своему новому организму. С другой стороны, может быть, стоит пойти дальше и внедрить ему кое-какие знания о наших изобретениях. Это поможет ему сделать больше для развития своего народа. Впрочем, возможно, я и ошибаюсь. Как ты считаешь, Ремм?
     – По моему мнению, – сказал Ремм, – не следует давать ему много знаний о наших научных достижениях. Иначе он будет похож на ребенка, играющего со взрывчаткой. Его раса слишком примитивна и не сумеет мудро использовать наши открытия. Или он сам, или тот, с кем он поделится оставленными ему знаниями, наверняка приведет свой мир к катастрофе. Если же мы дадим ему мало знаний, но оставим память о контакте с нами, скорее всего, этот народ посчитает нас богами. Я бы не стал добавлять к той неопределенности, которую мы уже внесли в этот мир, еще и метафизическую составляющую. Считаю, что надо стереть в его мозгу всякое воспоминание о нас. Пусть сам ищет объяснение своей внезапной силы и непобедимости.
     У Мэккера не нашлось аргументов против этого предложения. Он лишь уточнил:
     – А у него сохранится иммунитет против здешних опасных микроорганизмов?
     – Они слишком слабы, чтобы представлять опасность для его нового организма, – пояснил Тулс. – Если он умрет, то уж точно не от инфекции.
     – А у него будут по мере старения возникать такие же заболевания, как и у нас? – спросил Мэккер.
     – Конечно, – ответил Тулс. – Но это единственное, что может свалить его с ног. Любые другиевредныевоздействия здешнего «легкого» мира ему не страшны. Он неуязвим для болезней и будет жить неопределенно долго.
     – Неопределенно?
     – По меркам здешнего мира, конечно. У них тут нормальный срок жизни меньше ста лет. У нас больше пяти тысяч. Он может прожить раза в два больше, потому что, живя в мире «легкой» материи, будет меньше напрягаться и реже испытывать стрессы.
     – Тогда мы действительно сотворили супермена! – удовлетворенно отметил Мэккер. – Интересно было бы вернуться сюда через тысячу лет. Хотелось бы посмотреть, какие коренные изменения здесь произойдут под его воздействием.
     – Возможно, мы и вернемся, – заметил Ремм. – Или прилетят другие люди из нашего мира. К тому времени он, скорее всего, уже станет живой легендой. Интересно было бы услышать, что о нем будут говорить другие туземцы. У них есть индивидуальные имена?
     – Да, – пояснил Тулс. – Конкретно у этого родовое имя Польноу, а личное обозначение – Орвилл.
     – Мы должны стартовать точно через десять минут, – напомнил Ремм. – Следующий остановочный пункт у нас – красная звезда. К моменту нашей встречи с ней в космосе она окажется ближе всего к этой планете.
     – Значит, до отлета мы больше ничего не можем сделать для нашего туземца, – сказал Мэккер. – Но мне кажется, что мы ничего не упустили. Верно, Тулс? Ничего?
     – Ничего, – ответил Тулс. – Нет-нет, мы ничего не упустили.
    
     * * *
    
     Однако Тулс ошибся. Они упустили одну вещь. Пустяк, если разобраться…
     Раса Тулса в процессе эволюции приспособилась к конкретной окружающей среде. Логично, что именно эта среда была для ее представителей наиболее благоприятной. Это касается и пищи. «Тяжелая», концентрированная пища идеально отвечала потребностям их «тяжелых», чрезвычайно прожорливых организмов.
     У Орвилла Польноу такой пищи не было. Его тело оставалось по размерам таким же, как и раньше, но по земным меркам он весил теперь сто восемьдесят тысяч фунтов. Столько же, сколько тысяча двести обычных туземцев. И все эти сто восемьдесят тысяч фунтов энергично сжигали калории и щедро тратили силы. Даже если бы он ел беспрерывно (разумеется, пищу здешнего мира), этого не хватило бы, чтобы обеспечить потребности его нового организма.
     Через двадцать четыре часа после отлета пришельцев Польноу умер. От истощения.