Солнечным августовским утром, с полузакрытыми глазами, перебирая остатки сна, я погрузился в хорошее настроение. Так можно проснуться только на даче. Остро пахло скошенной травой, ветерок пузырил занавески, шелестел в повисших березовых ветвях. До райского комплекта не хватало пастушка со свирелью в кустах и белоснежных барашков на пригорке. До начала утреней суеты оставался еще целый час. Можно было поваляться просто так. Идиллию нарушил взволнованный женский голос, долетевший из летней кухни. Там жена любила почитать на ночь без помех что-нибудь необременительное.
     - Саша! Ой! – донеслось снова. - Он мне руку лизнул!
     Сон окончательно испарился: «Господи, да кто ж там ее лизать-то взялся, с утра пораньше? Кому приспичило?» Пришлось встать.
     Во флигеле всклокоченная со сна супруга сидела на лежанке, поджав ноги и натянув одеяло на подбородок. Перед ней расположился крохотный собачонок: породистый, гладкошерстный щенок тигровой масти. Худющий. Лопатки и ребрышки виднелись сквозь пыльную шкурку. Женщина и собачка смотрели друг на друга. При моем появлении гость встал, вежливо вильнул хвостиком и пересел, чтобы видеть нас обоих. Переместившись, он робко глянул на меня, наморщив лоб. Я перевел взгляд на жену.
     - Я спала, а он лизнул меня в руку! Представляешь?
     Я представил - крепко спала! Иначе на ее вопли вся округа сбежалась бы. Вернее, разбежались. Округа - в одну сторону, щенок - в другую: супруга панически боится любых собак. А тут – надо же, обошлось! Малыш вскарабкался на порог, тихонько пролез в дверную щель, подошел к спящей женщине лизнул ладошку, попятился, сел на хвостик и стал ждать. Теперь он смотрел на меня, брови домиком, на мордочке отчаянье: «Пожалуйста! Возьмите меня к себе - жить!»
     Было ясно: щенок потерялся и не сумел найти свой дом. Пока искал – ослаб, но держался, сохраняя достоинство. После еды, он упал бы у черепушки и отсыпался сутки, вытянув маленькие лапки с крохотными коготками. Какой-нибудь «дворянин» на его месте стал бы скулить, почесываться, и размазываться по полу - «подайте, Христа ради!» Этот сидел молча, но в глазах тлел ужас ночных скитаний, ползущие во мраке неба звезды, холодная мокрая трава, голод и одиночество на самом дне бескрайнего мира.
     - Как же это тебя, братец, угораздило потеряться-то?
     Песик понурился. Жена взглянула на меня и раскрыла было рот:
     - Давай, мы его к себе …
     - Нет! Не давай! – жестче, чем следовало, осадил я ее.
     - Но почему?
     - Кот! Он же издерет щенка - в клочья! Да и как они зимой в одной квартире дружить будут? А этот, - я кивнул на пришельца, - подрастет: мстить начнет!
     Щенок подался вперед, напряженно слушал, понимал: речь о нем.
     - Ну, живут же у других! У Ильиных…
     - Нет! У них кот дебильный и собака такая же... Не говоря уж о хозяевах... Нет! Не наш случай. Кот пожилой уже, зачем ему такой подарочек?! С какой стати? Не поймет он нас.
     На мое и щенячье счастье, кот в это время где-то барражировал. Отношения собак и котов известны. Мой - отличался неукротимостью и бесстрашием. Был из тех, про кого говорят: «такого - если бить, то - убивать!» Жена его котенком, лет десять назад на рынке подобрала, чуть живехонького. С тех пор он давно перевоплотился в матерого русского голубого кота с разбойничьей рожей. И чувствовал себя при этом замечательно. В детстве, беспризорником, судя по всему, от собак натерпелся-наплакался. Как все коты, был злопамятным и обид никому не прощал. Крупных собак, естественно, избегал. Мелких же дачных собачонок он знал поименно и частенько на них охотился. К собакообразным насекомым с волосатой мордочкой на дрожащих лапках был беспощаден, как крестоносец к сарацинам. Чуть где хозяйка зазевалась, или псинка расслабилась, глядь, бантики уже в разные стороны полетели и визг на всю округу! Жаловались постоянно: «Уймите своего бандита!» А я его что, на цепь посажу? Было дело, пробовал. Ненадолго, в воспитательных целях - на красивую покупную шлейку привязывал под березу, у крыльца (типа: «налево ходит - песнь заводит»). Толку никакого. Во-первых, матерится как боцман и обижается люто; во-вторых, как змей умудряется вывернуться из всех этих узелков и лямочек. Что еще? Нахлобучить на кота ошейник, затянуть покрепче и посадить на проволоку натянутую вдоль забора? А на калитке табличку прибить – «Осторожно! Во дворе злой кот!» Чтобы потом мелкая собачья сволочь с хозяйкиного бюста тявкала на моего берсерка, давясь слюной? Нереально! Он, скорее, забор с корнем вывернет или из шкуры выскочит…
     Я еще раз посмотрел на щенка. Раскладочка! Август почти прошел, впереди - зима и помойка. Со снегом пропадет: не та порода, не тот характер. Шерсть короткая, сам крошечный, когти не успеют задубеть, свои же собачьи братки и порвут. Я колебался, песик ждал. Хотя думать тут было не о чем: известно, чем заканчиваются все эти сантименты. Любой безмозглый добряк в подобной ситуации легко, в пять минут, устроит на ровном месте ад кромешный на долгие годы. Жизнь такими вот мелкими эпизодами и определяется. Стараемся - как лучше: для себя, для своих птенцов хлопочем! В панельное свое гнездо - то соломку тащим в ножках, то пушок во рту несем...
     Я смотрел на щенка, жена смотрела на меня с мольбой и укоризной. Понятное дело: приятно и нетрудно быть добрым, когда решение принимаешь не ты!
     Тут я почувствовал, что «поплыл» и начинаю «зависать» над перепутьем. Неосторожное движение - клацнет стрелка, и я поеду: не в обычную свою жизнь, а в мою, но уже иную…
     - Я знаю, - заныла жена, - ты злодей! Но, сделай хоть раз исключение из дурацких своих правил…
     - Правила - не дурацкие. Для того они и существуют! К тому же если я верно тебя понимаю, это мы с котом будем водить его на ежедневные прогулки? Лет пятнадцать … Кот с утреца - пока ты глаза красишь, а я - вечером, когда ты по телефону с подругами тарахтишь? - давая выход раздражению, возразил я.
     Молчание затянулось. Хотя все было ясней ясного. Зачем же тогда себя и щенка мучить?
     НЕТ!
     Жена продолжала что-то сюсюкать по нисходящей, а щенок - все понял! Из грациозного, вдруг превратился в собачьего старичка-карлика. Еще раз, горькими глазами, бровки домиком, виновато глянул на меня снизу. Я подвел черту:
     ПРОСТИ, НЕ МОГУ! НЕТ!
     ВСЕ!
     Песик вздохнул, встал и понурившись поплелся к выходу. На пороге обернулся:
     «До свидания». - «Прощай и ты. Прости нас».
     Наступил момент истины. Слюнявая жалость, что к детям, что к животным, всегда выходит боком. Вдруг вспомнилось, как однажды в верховьях Томи, в глухой тайге моя лошадь на маршруте сломала ногу. Хрипя и вытянув шею, она со всеми лезла в гору. Вдруг оступилась, упала, перевернулась. Скользнула по крутому склону, ударилась хребтом о пихту. Вьючный ящик, окованный алюминиевым уголком, слетел с крючков грузового седла - бац! Открытый перелом передней правой. Приехали! Эпизод – проще некуда – все поменялось в пять секунд. Кто виноват? А никто!
     Я с этой добродушной кобылкой дружил, сахарком баловал. И что теперь? Куст ей под голову подсовывать? Шину накладывать? На носилках к вертолету тащить? Потом в больницу носить яблоки и диетическое сено?
     Не-ре-аль-но!
     Беда пришла в двадцати километрах от жилья. Пристрелить пришлось самому, в упор, чтоб не страдала. Да еще видеть, как в простреленной голове на дне лилового глаза гаснет жизнь… Чья животина - тому, что кормить, что стрелять. Это в песне красиво: «Есаул, есаул! Что ж ты бросил коня?!» и т.д. Поэтично, трогательно. А проза такая: бросить как есть проще простого, но не пропадать же добру? Мясо все-таки, а консервы осточертели. Пришлось быстро, неумело разобрать лошаденку на части, разложить по мешкам, отгоняя мух. Шкуру бросили, мешки навьючили на оставшихся лошадей. Караван продолжил путь, вечером растолкали добычу по флягам, переложили крапивой и - в ручей. Поварихе работа, а геологам радость: то гуляш, то котлетки с чесночным соусом. Отряд - 50 человек, за неделю управились. Теоретически, мы все - вегетарианцы.
     А практически? На молоке и сене? Стал бы человек «царем» природы? И нередко так: наилучший выход - зло во благо!
     Песик тем временем покинул кухню и семенил к воротам по тротуарной плитке. Он уходил от нас, устало переставляя лапки, повиливая тощим задом. Я и жена с мокрыми глазами смотрели как он шел по листикам и солнечным пятнам к открытой калитке.
     «Терпеть! Терпеть! Еще минута-другая и все это кончится. Навсегда!»
     А ведь, он мог бы стать частью моей жизни. И она стала бы совсем-совсем другой! И у меня, и у кота, и у дочери, и у внуков. У потомков. Все цепляется одно за другое. И кот не стал бы его загрызать: я бы ему все объяснил, а он бы все понял. Котяра у меня с понятиями. А вдруг они бы подружились и спали бы вечером у печки - попа к попе? И зачем он ей дружить предложил: руку лизнул маленьким язычком своим? И с его ли экстерьером и манерами, да по помойкам?! Немного отвлекла и утешила на миг мысль (жуть, если задуматься!), что, вон, сколько детей по подвалам клей на ночь нюхают. И ничего. И никому до них дела нет…
     Кот, мелькнув серой тенью, стремительно скатился с пригорка и встал передо мной, как лист перед травой. Перехватил мой взгляд. Увидел странника уходящего навсегда. Сощурился змеиными глазами и, повернув ко мне усатую морду, обеспокоился: «В чем дело? Кто такой?»
     - Да, так, Котя - случайный… Не бери в голову… Отбой!
     Надвинулся грохот городского дня с его беготней. Настроение было весь день «приподнятое», что и говорить: ни тебе свирели, ни тебе барашков златокудрых. Сплошь бараны кругом и овцы! В очередях давятся: то за колбасой, то за кредитами. Изредка - волки на кобыле, да львы в автомобиле: едут и смеются, пряники жуют, на всех поплевывают. Пастырей не видать. Редко-редко с мигалками и крякалками промчатся по осевой - волкодавы впереди и сзади… И опять – тихо. Так, привычная возня…
     Баранов-то, теперь, по телевизору пасут. Бараны их сами себе и включают, с утра пораньше. Так что - спокойной ночи, малыши!
    
     * * *
    
     А кота через год собаки загрызли. Подкараулили на открытом месте. Стареть стал, не успел до березы долететь. Возглавлял загон молодой поджарый пес тигровой масти.