Малый ледниковый период —
период глобального относительного похолодания,
имевший место на Земле в течение XIV—XIX веков.
Его начало совпало с началом эпохи Возрождения.
Википедия
Начиная с 2006г. явление неизвестной природы
уничтожает миллионы пчелиных семей.
Оно получило название «Коллапс пчелиных семей»
Итоговый доклад Агентства по безопасности продовольствия Франции
Сначала исчезнут пчелы
Ванга
Во дворе дома № 52 по улице Вознесенского играют в шахматы два старика. Внезапный ночной ливень принес недолгое облегчение, и, несмотря на грозу, этой ночью всем жителям квартала спалось немного крепче. К десяти часам утра во дворе не осталось ни одного сырого уголка. Осатанелое солнце выжигало землю и накаляло асфальт. Низенькая береза роняла пожелтевшую скорее от жары, чем по времени, листву на облупленный железный столик, скрывая квадратное поле и мешая игрокам.
Костлявый и, наверное, долговязый старик навис над фигурами, подставляя спину горячим лучам. Худое лицо собралось в морщины. Рука теребит сломанную пуговицу, едва державшуюся одной ниткой за старый пиджачок с потертым воротником.
– Интересный ход.
Его противник, удовлетворенно крякнув, откидывается на спинку ободранной, с остатками голубой краски, широкой скамейки. Только что его конь запер белую королеву.
– Неужели ты думаешь, что это заставит его прекратить работу? – худой старик отрывается от доски. Блеклые, выцветшие глаза внимательно рассматривают противника. В грязноватом сером свитере, маленький и круглый, тот напоминает толстую лохматую крысу.
– Может-и-не-заставит… – тянет толстяк. Желтые миндалины глаз смотрят отчаянно весело.
Худой возвращается к фигурам. Толстяк запер белую королеву на одной горизонтали с черным королем. Сейчас король защищен конем, но через два хода…
– Не знаю, что ты задумал, но лучше бы тебе увести короля.
Толстяк тихо смеется. Отраженное солнце блестит в круглых стекляшках очков.
– Решил учить меня игре в шахматы?
Худой смущается.
– Но это же моя игра?
Хитрая улыбка сползает с круглого лица. Толстые губы брезгливо поджимаются.
– Я жду твоего хода.
Худой поднимает голову. За нечесаными лохмами толстяка, за асфальтовой дорожкой в растрескавшихся белесых пятнах грязи, за цветником с торчащими стеблями пожухлой наперстянки, на грязно-желтой кирпичной стене дома чернеет окно квартиры номер восемнадцать.
***
В квартире номер восемнадцать дома пятьдесят два по улице Вознесенского бренчал входной звонок. Олег вышел из кухни, вытирая руки подолом застиранного фартука. Под привычными движениями пальцев щелкнул замок, массивная дверь открылась. На пороге стоял Иван: стильный пиджак из тонкой шерсти через руку, невысокий гладкий лоб в бисеринках пота.
– Привет. Не ожидал. – Олег улыбнулся, отступил, открывая гостю вход.
– Привет, – буркнул Иван. Помявшись, он все-таки скинул ботинки из светлой кремовой кожи, и, став ниже на добрых пять сантиметров, скользнул в проход.
Олег смотрел на новые ботинки друга. Пижонские, дорогие. На высоком каблуке. Олег покачал головой, закрыл дверь и обернулся к другу, который маялся в темном коридоре.
– Новая подружка?
Неожиданно кислая мина красивого широкого лица была ему ответом. Олег усмехнулся.
– Что ты, как чужой? Не знаешь, где зал?
Иван кивнул и потопал в нужном направлении. Олег шел следом, пряча улыбку: медведь и есть медведь.
В зале царил полумрак – окна всех комнат заклеены светоотражающей пленкой. Иван нашел старое кресло с отломанной ручкой. Кресло, протестуя, коротко всхлипнуло под его весом. Олег подошел к окну. Сквозь царапины на пленке вездесущее солнце жадно высасывало прохладу квартиры.
– Двадцать семь градусов, а ведь уже начало октября. – Олег прищурился, рассматривая сквозь брешь двух стариков, играющих во дворе в шахматы. Один сидел в пиджаке, другой – в свитере. И не жарко им? – Думаю, наш доклад придется как раз вовремя. Последствия глобального потепления с наглядной демонстрацией, так сказать. Уверен, ты разнесешь этих блеющих американцев в клочки.
Иван молчал. Заподозрив неладное, Олег обернулся.
– Ты чего? Случилось что?
Иван мотнул головой.
– С матерью что-то? Опять давление?
– Ольга дома?
Олег посмотрел на друга. Друг разглядывал бледно-розовые цветы на обоях. Широкие лапы мяли пиджак.
– Ольга? Зачем тебе? Она с утра к матери ушла.
– Да, – Иван кивнул, – все правильно.
– Что правильно? Толком объяснишь? И вообще, – Олег прищурился, – ты же за город собирался?
– Поговорить надо. Я это… – Иван сжал губы и в упор посмотрел на друга, – я Ольгу люблю.
– Чушь какая. – Неожиданно Олег покраснел. И сразу разозлился: с чего бы ему краснеть? – И давно?
– Год.
Правая бровь хозяина заломилась. Он скрестил руки на груди.
– М-м? Такие точные данные…
– Год, как мы встречаемся. – Иван поднял голову. – Я попросил Олю уйти сегодня, хотел поговорить с тобой с глазу на глаз.
Олег молча смотрел в глаза другу. Бывшему другу. Он попросил ее уйти…
Неожиданно легко Олег представил себе высокую, красивую Ольгу рядом с этим разодетым выскочкой, который в жизни, как и в науке, паразитировал на окружающих, работая, как бог на душу положит. Неужели она так легко далась ему? Неужели и она поймалась на этот показной блеск, на грошовую мишуру… на, смешно сказать, ботинки с высоким каблуком? Дешевка.
Ярость росла в нем, и он приветствовал ее лихорадочной, исступленной радостью.
– Уходи.
Короткое слово ударило пощечиной. Иван, набычившись, тяжело поднялся. Черные зрачки метались в узких разрезах воспаленных глаз.
- Ты отпустишь ее?
Олег вытянулся, руки сжались в кулаки. Упрямец, дурак, сволочь…
– В конце концов, мы познакомились с ней одновременно. Помнишь, там, в скверике…
Олег прикрыл глаза. Боже, убить бы сейчас. Взять за толстую шею и душить, душить… Ногти впивались в ладони, причиняя сладкую боль.
– Это решать нам двоим.
Иван смотрел невидящими глазами в пол. Очнувшись, дернул плечами и вышел. Громко хлопнула входная дверь.
Адреналин схлынул, мир покачнулся. Олега трясло и тошнило. Внезапно он понял, ради кого его друг стал носить ботинки с высоким каблуком. Диван мягко принял в себя измученного человека. Ладони спрятали искривленное судорогой боли лицо. В темной комнате раздалось короткое, вымученное рыдание.
***
Глазки-бусинки напряженно следят за медленными, плавными движениями худой морщинистой руки. Тонкие красные губы плотно сжаты, но горло выдает волнение – язык во рту ходит ходуном. Маленькую круглую головку подпирает пухлая рука, локоть которой угодил в грязную лужицу на столе – толстяк не замечает ни намокшего рукава, ни слепящего горячего солнца. Он ожидает хода.
Вот длинные узловатые пальцы протянулись, на мгновение задумались над маленькой белой пешкой, зажавшей черную башню. Отпрянули. Белый король шагнул. Черная башня пала.
***
– Защита вызывает Бессонова Олега Витальевича.
Председательствующий судья, черноволосый мужчина лет тридцати пяти с темными провалами глаз, кивает приставу. Затем обращается к мониторам, на которых белеют напряженные лица участников процесса.
– Давайте сделаем пять минут перерыва, затем продолжим.
Секретарь проводит рукой над сенсорной панелью, останавливая запись. Дверь, выплюнув пристава, протяжно скрипит. Судья морщится, листая электронные записи на небольшом сенсорном экранчике, встроенном прямо в столешницу. Господи, заседание смотрит вся страна. Неужели нельзя поставить дверь на фотоэлементах?
Внезапно возвращается уже знакомое чувство неудобства – миллионы невидимых глаз сверлили в ожидании продолжения, воплощаясь в нескольких красных огоньках визиокамер. Взгляд энтомолога, протыкающего иглой сердце бабочки. Судью передергивает.
Впрочем, нынешнюю молодежь условия быта интересуют в последнюю очередь, думает он, уже в который раз возвращаясь взглядом к трещине у окна, которая с самого начала процесса мозолит глаза. Ну что ж, на чем-то экономить нужно.
В лучах утреннего солнца над столом обвинения кружатся пылинки. Шуршание бумаг лишь усугубляет вековечную тишину древнего здания, отражающую неотвратимость и бездушие государственной машины правосудия. Судья усмехается про себя: шуршание бумаг – выдумка ностальгирующих программистов первой волны. А вот солнце… Благодаря этой имитации удалость даже немного снизить уровень преступности.
Он жмурится, пальцы массируют усталые веки – вчера заседание продлилось до девяти вечера. Может, «потребители» в чем-то были правы. Нельзя иметь такой уровень развития науки и жить в хлеву. Даже из-за силовых полей затемнения.
Жесткая высокая спинка кресла впивается в позвоночник, напоминая о необходимости продолжать заседание. Судья выпрямляется, смотрит в сторону секретаря. Белобрысая голова кивает, пульт светится, запись включается.
– Перерыв объявляется оконченным. – Судья обращается к сидящему на скамье подсудимых. Скамью окружает мерцающее, едва видимое силовое поле. – Подсудимый, вы готовы дать показания?
Со скамьи подсудимых поднимается высокая, худая фигура. Седая голова немного странно клонится. На вытянутом, иссеченном морщинами лице - ни испуга, ни мольбы. А что? Человек в черной мантии вглядывается в белесые глаза и торопливо отводит взгляд.
– Назовите свое имя и личные данные, можете сидя. – Судья глазами усаживает старика: камерам легче фокусироваться на неподвижной фигуре.
– Бессонов Олег Витальевич, индивидуальный номер АЮ-15-40-13-805.
– Скажите, Олег Витальевич, имеете ли вы отношение к взрыву, произошедшему 20 марта 2067 года на терморегуляционной станции, расположенной в поселке Зарубино?
– Да, ваша честь.
– Какое?
– Я взорвал эту станцию.
Судья молчит, размышляя. Что ж, это приговор. Зачем копать себе могилу своими же руками? Люди и так готовы рвать его голыми руками за каждый день вынужденной отсрочки – они слишком давно не видели неба. Впрочем…
– Олег Витальевич, вы – ученый с мировым именем. Вы являетесь одним из основоположников теории климатогенных преобразований. Вы можете объяснить свои действия?
– Да, ваша честь. Я надеялся на это.
– Прошу вас. – Судья уважительно кивает старику.
***
– Сорок шесть лет назад я начал работать над проблемой глобального потепления. В двадцать первом году среднегодовая температура атмосферы Земли еще не достигла критической. Это случилось лишь в пятьдесят втором, и, как знает сейчас каждый школьник, с этого момента температура начала расти в геометрической прогрессии.
Старик на секунду замолкает, погруженный в прошлое, но тут же, встрепенувшись, возвращается в зал суда.
– Однако тогда, в двадцать первом, несмотря на угрожающие признаки, ООН, а также правительства отдельных стран отнеслись к нашим докладам… э-э… докладам Международного института по изучению последствий глобального потепления, в котором я работал, – ученый ухмыляется, – весьма прохладно.
Судья растягивает губы в вежливой улыбке. Глаза остаются уставшими и холодными.
– Вы будете смеяться, но до двадцать пятого года не существовало даже методики определения среднегодовой температуры. Все вокруг, а особенно политики, спекулирующие на теме потепления, носились с различными данными. Мол, среднегодовая температура к такому-то году вырастет на шесть градусов, на десять градусов… На самом деле, до двадцать пятого температуру Земли не могли даже внятно измерить.
Старик делает глоток из стакана, стоящего на подставке для вспомогательных устройств.
– Однако в пятьдесят втором все изменилось. Средняя температура в этом году составила семнадцать и три десятых градусов по Цельсию. Уже через три года находиться на улице более двадцати минут без специального теплоизоляционного костюма было невозможно – вас неминуемо ожидал тепловой удар. Начался мировой экономический кризис. Но, – старик качает головой, – как-то справились. Как нельзя кстати пришлись разработки по силовым полям и синтетической пище.
Секретарь от скуки копошится на своем месте, производя удивительно много шума. Ей уже все ясно. Судья строго смотрит на нее. Девушка примолкает. Судья переводит взгляд на подсудимого, сдвинув брови.
– Но какое отношение это имеет к взрыву станции?
Старик кивает, глаза сосредоточенно наблюдают за танцем пылинок над столом обвинения.
– Одну минуту, ваша честь. Дойдем и до этого. Однако, силовые поля и синтопища не решали других проблем – за пределами сферы действия полей погода продолжала стремительно ухудшаться. Еще с конца прошлого века в атмосфере начались изменения. Прежде всего, начали таять ледники – климат в отдельных регионах изменился. Стали вымирать животные и растения. Целыми видами. Участились природные катастрофы. Тайфуны, цунами, ураганы… добавьте возрастающую активность Солнца, – старик смотрит прямо в камеру. – Мы перестали быть «царями природы». В пятьдесят восьмом ООН объявила о введении проекта строительства станций, поглощающих углерод и метан из атмосферы, которые, как вы знаете, стали главными причинами глобального потепления. Однако быстро подсчитали, что для нормализации температуры до уровня начала века этого мало.
Старик опускает голову. Голос звучит глухо.
– И тогда, в шестьдесят втором научное объединение «Инкор» объявило о новых разработках в сфере управления климатом. По их мнению, мощные терморегуляционные станции, поглощающие тепло из атмосферы, стали бы спасением человечества.
– И вы, – широко раскрыв глаза, судья смотрит на старика, – вы не… согласились?
– Не согласился. – Подобие улыбки мелькает на изношенном лице. – Видите ли, сокращение количества тепла в атмосфере Земли противоречит основной функции человечества.
– И какой же?
– Вырабатывать тепло.
***
Навязчивое жужжание отвлекает. Толстяк хмурится, отчаянно размахивая рукой. Глазки-бусинки яростно впиваются в смеющиеся глаза противника.
Рокировка. Немного поздно, но…
Звук стих. Черно-желтый трупик упал на шахматное поле.
***
В квартире номер восемнадцать дома пятьдесят два по улице Вознесенского бренчал входной звонок. Слепо толкаясь в стены, Олег ощупью пробирался к двери. Чесалось лицо. Где-то на краю сознания мелькнула мысль о бритве, о теплой воде. О теплой красной воде. Олег нетерпеливо мотнул головой.
Под привычными движениями пальцев щелкнул замок, массивная дверь открылась. На пороге стоял Иван: на рубашке – мокрые пятна, невысокий гладкий лоб в бисеринках пота. Олег хмуро посмотрел на гостя, молча отодвинулся.
– Привет, – буркнул Иван. Помявшись, он все-таки скинул ботинки и скользнул в проход.
Олег смотрел на ботинки друга. Никаких каблуков. Сука, остервенело подумал Олег. Он надеялся, что со временем ненависть исчезнет, сойдет на нет. Этого не произошло. Желание убивать преследовало его ночью, сушило сердце и горло, и иногда слепо ныло в паху, заставляя часто мочиться.
В зале царил полумрак – окна всех комнат плотно закрыты ставнями-щитами. Иван оглядывался в поисках свободного места. Располневшее лицо кривилось гримасой отвращения и странной жадности: на диване, на полу, на кофейном столике смутно белели кипы исписанной бумаги. И прямо поверху, вторым этажом, валялись объедки. В комнате, несмотря на кондиционер, ощутимо воняло.
– Зачем пришел? – тощая фигура хозяина привидением скользнула в комнату.
Иван опустился на диван, аккуратно отодвинув бумажное гнездо. Глаза непроизвольно перебирали едва различимые цифры, формулы… заметки на полях. Главное – заметки на полях. «Яблоки Ньютона», так называет их Ольга.
– Над чем работаешь?
Олег скривился. Костлявые руки заметно дрожали. Худая голова клонилась под странным углом, напоминая Ивану больного бешенством пса из детства; Олег едва ли отдавал себе в этом отчет. Бывший друг. Партнер. Почти старик, внезапно понял Иван.
– Ты нам нужен.
Блеклые глаза остановились на толстой фигуре гостя.
– Без меня разберетесь, я оставил достаточно. – Голос звучал глухо.
Иван покачал головой. Олег усмотрел в этом жесте некое снисхождение. В паху яростно заныло.
– Проект термостанций буксует. Правительство давит на Мохова. Мохов давит на меня. Каждое утро он лично приносит мне чашечку кофе вместе с порцией министерских новостей. Каждое утро он долбит мне мозг ровно полчаса. Ты же знаешь, – Иван скромно улыбнулся, – он так пунктуален.
Косая усмешка разрезала лицо хозяина. Иван с надеждой смотрел на друга. Олег поднял голову, и их глаза встретились.
– Термостанции нельзя строить.
Веселье в глазах гостя погасло. Он устало откинулся на спинку дивана.
– Предназначение людей. Да.
Олег был прав – в голосе друга звучало едва ли не пренебрежение. Он проглотил тугой комок обиды.
– Не предназначение – функция людей. Основная функция людей – вырабатывать тепло. Как пчелы вырабатывают мед. Я тебе объяснял.
Иван вскочил, тщательно скрываемое раздражение горячим паром обожгло горло.
– Но почему тепло? Почему именно – тепло?
Бессонов равнодушно пожал плечами.
– Это очевидно. Именно этот ресурс мы производим больше всего.
– Хорошо. Тогда кто, по-твоему, является «потребителем», – гость поморщился от заезженного слова, – нашего ресурса? Ведь никто не приходит и не собирает «наш мед»? Может, это какие-нибудь инопланетяне или, – ирония окрасила слова, – энергосущности, так сказать…
Олег махнул рукой.
– Оставь эти измышления фантастам. Ты знаешь, о чем я говорю.
Иван ошарашено смотрел в пол. Бессонов болен. Но он нужен. Даже такой…
– Зачем это планете? Я хочу сказать, зачем планете, чтобы ее нагревали?
Косматая бровь заломилась.
– Кто знает? Можно, конечно, строить теории… Разве пчела, на своем уровне понимания, может объяснить, зачем деревьям опыление? Для нее это даже не главное. Ей просто нужно собрать нектар, чтобы выжить.
– Это не имеет смысла. Ведь планета погибает.
Олег рассмеялся.
– Нет, планета чувствует себя прекрасно, уверяю тебя. Все эти ураганы, молнии, извержения уносят много жизней, но закладывают основу для будущей, новой жизни. Это как обновление после зимы. И даже парниковый эффект не так опасен для планеты, как представляется нам. Он сможет защитить планету от усиливающегося Солнечного излучения. А там, под облаками, будет зарождаться новая жизнь.
– Это ведь опасно для человечества?
– Конечно. Я бы мог сказать, что для нас это – контрольный экзамен по выживанию. Подумай, если люди смогут поддерживать жизнь в условиях парникового эффекта, – Олег мечтательно закрыл глаза, – когда-нибудь они перенесут ее на другие планеты. Ведь парник – самое эффективное средство для создания атмосферы в масштабах планет.
Олег легко смахнул бумаги. Кресло, протестуя, коротко всхлипнуло под его весом.
– Возможно, это и есть замысел природы в отношении нас – ведь не только человек стремится размножаться, но и планеты тоже.
Сдерживая рвущийся наружу вой, Иван прикрыл глаза. Его друг.
Его бред…
– Хорошо, но и другие животные выделяют тепло?
– Да. Одна особь выделяет количество тепла, пропорциональное ее массе. А человек – благодаря разуму – в геометрической прогрессии. Что бы мы ни делали, что бы ни создавали, при этом в окружающую среду всегда выделяется огромное количество тепла.
– Но это побочный продукт производства.
– Ты путаешь причину и следствие. Пчела тоже считает, что ее основной продукт – мед. В самой сути белковой жизни заложен процесс теплообмена. А разум – лишь эволюционное приспособление, чтобы увеличить теплорасход планеты в разы.
– Ведь ресурсы для подогрева атмосферы не бесконечны…
– Миф, – резко оборвал ученый друга, – Ресурсы планеты неисчерпаемы. Более того, когда один вид ресурсов подходит к концу, прогресс делает скачок – человечество изобретает новые способы выработки энергии.
– Значит, мы – всего лишь батарейки…
– Нет. – Старик покачал головой. – Мы берем все, до чего можем дотянуться, и перерабатываем это в тепло. Мы – вечные двигатели второго рода планеты Земля. Биологические тепломашины.
***
Толстяк наблюдает, как худой старик, бережно зажав в руке пчелиное тельце, ковыряет ногтем сухую землю… Белый слон исчезает, теряется в толстых пальцах.
Толстяк улыбается старику. Он доволен.
***
Иван прошелся по комнате, отгоняя назойливый страх. Возможно, если дать Бессонову высказаться…
– Дай мне доказательства, Олег, и я представлю твои выкладки Мохову.
Хозяин поджал губы.
– Холод – лучшее доказательство. Как только температура на планете падает, наука делает очередной виток и…
Никаких доказательств. Формул и расчетов не существует. Лишь голые теории, лишь умозаключения. Иван с ужасом наблюдал как его друг, его лучший, пусть и бывший друг, легко, даже как-то изящно соскальзывает в темную влажную яму безумия. И кто в этом виноват? Кто виноват, что его дочь…
– Ты противоречишь сам себе, – прошептал Иван. – Насколько я знаю, термостанции призваны снизить температуру атмосферы.
– Нет, – Олег медленно качал головой, – это только кажущееся противоречие. В начале пятнадцатого века в Европе похолодало, и наступила эпоха расцвета искусств и науки. В природе все циклично, и климат, и погода в том числе. Наиболее вероятный прогноз результата глобального потепления, процесс которого уже начался, ты же знаешь, – глобальное похолодание. Очередное оледенение.
Иван закричал, выталкивая вину и страх в вязкую темноту:
– Оно наступит раньше, чем должно было.
– Совершенно верно, – бесстрастно произнес Бессонов. – И это подстегнет развитие науки в очередной раз. Мы – человечество – выросли в умственном плане, теперь колебания температур должны увеличиться, чтобы эволюция шагнула дальше. Если же мы, я хочу сказать, все человечество, создадим для себя комфортные условия без резких колебаний температуры, например, построим станции для поглощения тепла… – Бессонов покачал головой и замолчал.
– Что будет в таком случае?
Олег поднял тяжелый взгляд на гостя.
– А что произошло с хвостом человека, когда он стал на две ноги? Что случается с органом, который перестает выполнять свою функцию? Он атрофируется. Человечество деградирует.
Бессонов безумен. Кто виноват? Иван опустил голову. Кто виноват, что под удар поставлено человечество? Десять миллиардов жизней…
Иван покосился на бумаги. Не опека – он все уничтожит при первой же угрозе. Внезапность. Воровство.
Иван поднялся. Об этом позаботится «Инкор».
***
В зале суда стоит шум. Секретарь мелко суетится, конвой громко перешептывается. Их лица искажены ненавистью, их голоса полны злорадства: на скамье подсудимых – сумасшедший, он возбужденно машет руками и кричит, перекрывая дробный стук судейского молотка.
– Подумайте. Впервые за всю историю человечества мы по-настоящему приблизились к осуществлению подлинной демократии. Тринадцать ведущих политических образований, включая ООН, Россию, США и Содружество Скандинавских Государств, управляются советом ученых – экспертов. Или их аналогом. Впервые экономикой руководят экономисты, здравоохранением – врачи, а образованием – преподаватели. Впервые законы принимаются действительно народом – путем голосования через Сеть. Понятия «политика» больше просто не существует. Впервые мы живем ради знаний, а не ради обладания предметами роскоши.
Голос ученого срывается на хрип.
– Но если терморегуляционные станции начнут работать, поглощать тепло, научное сообщество просто развалится. Мы снова вернемся к принципу «защищай свое», – Старик кричит: он вскрыл нарыв, который мучил, терзал его уже много лет, и гнев, словно гной, выплескивается наружу. – Военные диктатуры, хунты, бюрократизм. Голод в Африке, платное образование, секретные разработки и… авторское право.
Судья нехотя поднял глаза на подсудимого.
– И вы без раздумий принесли в жертву тридцать два человека?
Седая голова гордо вскинулась.
– Да. Без раздумий и колебаний. Чего стоят тридцать человеческих жизней, если на карту поставлены миллиарды?
Судья задумчиво смотрит на ученого: на бледных впалых щеках играет нездоровый румянец, пятна пота расплылись на рубашке, седые длинные волосы растрепались…
– Обвинение вызывает Толокницкую Ольгу Валерьевну.
Пристав кивает и выходит.
***
Черная пешка прошла на дальнюю, последнюю горизонталь. Маленькие пальцы подхватывают фигуру и ловко ставят на ее место черную королеву.
– «Превращение». – Худой старик спокойно смотрит на толстяка. – Ну что ж…
***
Высокая, красивая женщина входит в зал заседаний. Гладкий лоб, пронзительные черные глаза, длинная тонкая шея, черные, без намека на седину, волосы, скромно завязанные в конский хвост. Превосходная осанка. Лицо без единой морщины – язык не поворачивался назвать ее старой. Однако что-то в ее облике говорит о почтительном возрасте. Может, опущенные уголки глаз, может, устаревший фасон черного платья. Траурного платья.
Женщина быстро пересекает зал и присаживается на краешек жесткого деревянного стула для свидетелей, зажав в руках смарт-ноут. Ее спина идеально пряма. Старик наблюдает. Жадно впитывает каждое ее движение.
– Назовите свое имя и личные данные, – вежливо обращается судья к свидетельнице.
– Мне нужно вставать?
Судья качает головой.
– Нет.
– Толокницкая Ольга Валерьевна, индивидуальный номер СК-05-22-38-144.
Судья кивает, сверяя данные.
– Обладаете ли вы сведениями относительно причин взрыва на терморегуляционной станции, расположенной в поселке Зарубино?
– Да, ваша честь.
– Расскажите нам.
– Видите ли, ваша честь, я – жена Толокницкого Ивана Дмитриевича. Мой муж стоял у истоков проекта по поглощению тепла из атмосферы. – Ольга с вызовом смотрит на подсудимого. – Это его идея.
Судья кивает. Иван Толокницкий. Ученый первого ранга, ставший надеждой человечества, последним барьером перед яростью разбушевавшейся природы. Глубокие темные глаза человека в мантии обращаются к подсудимому. На этой планете нет ничего, что может оправдать безумный поступок старика.
– Мы все вам сочувствуем, Ольга Валерьевна. – Судья наклоняется к свидетельнице, перегнувшись через угол стола. Сообщите нам, что Вы знаете о причинах взрыва на станции.
Женщина вздыхает, тонкие пальцы нервно теребят смарт-ноут.
– Понимаете, ваша честь, до того, как я вышла замуж за Ивана, я была замужем за… – Ольга не может произнести нужное слово, что-то мешает. Глазами она указывает на старика, одиноко сидящего за силовым полем.
Судья удивленно смотрит на свидетельницу.
– Хотите сказать, что вы были замужем за Бессоновым Олегом Витальевичем?
Свидетельница мелко кивает. Судья откидывается на жесткую спинку и внимательно смотрит на подсудимого. Словно видит его впервые. Затем молча поворачивается к свидетельнице.
– Накануне взрыва Олег приходил к нам. Он… – женщина смущена, – он угрожал. Сказал, что Иван разбил его семью. Они поссорились.
Судья помолчал.
– Значит, вы считаете, что Олег Витальевич Бессонов совершил это… деяние, чтобы отомстить вашему мужу за развод?
Ольга смотрит на бывшего мужа и тут же отворачивается – ей противно. Старик пожирает ее взглядом, блеклые глаза словно слизывают боль с ее лица, костлявые руки безотчетно ласкают гладкую поверхность скамьи.
– Да, я так считаю, – говорит она негромко.
Старик тихонько шепчет. Судья не расслышал, но женщина меняется в лице.
– Что вы сказали? – хмурится судья.
Безумная улыбка растягивает тонкие губы.
– «Яблоки Ньютона».
***
Во дворе дома № 52 по улице Вознесенского играли в шахматы два старика. Раскаленный асфальт потихоньку остывал. Дышать становилось легче. Солнце, похоже, испустило всю дневную порцию тепла, и теперь, маленькое и красное, склонялось к отдыху за горизонт. Впрочем, просидевших весь день на жгучем солнцепеке двух мужчин, это удивительным образом не касалось.
– Странно, что твоя королева забыла упомянуть об одном маленьком нюансе. – Худой старик с иронией смотрел на толстяка, катая на ладони белую пешку. – Через полгода после развода Олег нашел свою тринадцатилетнюю дочь в ванной с перерезанными венами. Она так и не смогла простить предательства матери.
Толстяк потер подбородок.
– Хочешь разыграть эту фигуру?
– Нет, – старик покачал головой, пешка вернулась на место, – это бессмысленно. Уже все решено, не так ли?
Толстяк обрадовано потер пухленькие ручки, глазки-бусинки зажмурились от удовольствия, черная королева удобно легла между пальцами. Он наклонился, деревянная фигурка зависла над полем.
– А все-таки твой король был очень близок. Вечные двигатели второго рода. – Толстяк хмыкнул. – Весьма поэтично.
Старик молча кивнул.
– Знаешь, – сказал толстяк, в раздумье постукивая королевой по губам, – я ведь никогда не был особенно уверен в нашем проекте.
– Знаю. Но ты его отлично представил, нам выделили эту звездную систему, – старик пожал плечами. – И потом, почему ты так уверен, что они не справятся?
– Ну, вот же, – толстяк потряс королевой и шлепнул ее на поле. Белый король упал и покатился по квадратному полю.
Худой старик улыбнулся.
– Ты недооцениваешь людей. Смотри.
Бледная рука в изгибах синих вен протянулась и раскрылась над столом. Шахматная доска стала быстро уменьшаться, пока не стала размером с клетку своего поля. На поверхности стола проступили очертания другой доски. Крошечный квадратик занял свое место. Доска пришла в движение – замелькали, стремительно меняя друг друга, шахматные поля, деревянные, мраморные, хрустальные, малахитовые… и этот круговорот отражался в помолодевших глазах мужчин, внимательно наблюдавших за движением.
Но вот все замерло. На столе лежала доска из прозрачного стекла. Худая ладонь дрогнула, раскрываясь шире, и на доске выделилась одна клетка. Она росла, пока полностью не накрыла собой стеклянную доску. На поле проступили фигуры. Старик махнул рукой. Фигуры пришли в движение, разыгрывая партию, известную только им.
***
Центру. 25 апреля 2119г.
Агент 15-27 сообщает, что новое правительство Китая официально засекретило данные по работе всех трех термостанций SF-GH 134/18, 134/55 и 139/01. Поступили сведения, что работа станций приостановлена. Данные проверяются. О результатах будет сообщено дополнительно. Ожидаю дальнейших указаний.
***
Выдержки из доклада Международного института исследования геоклиматических изменений для II Всемирного конгресса по вопросам геоклиматических явлений.
…По данным ЮНИСИД… среднегодовая температура нижних слоев атмосферы Земли за последнее десятилетие увеличилась на 0,70С по сравнению с предыдущим десятилетием…угрожающие тенденции…рост объемов выработки метана и двуокиси углерода…
Если человечество… каждое государство, не предпримет мер по уменьшению количества излучения тепла… наступление неблагоприятных последствий неизбежно.
В 2200 – 2250гг… возникнут оптимальные условия для возникновения парникового эффекта…наиболее вероятный прогноз…наступление очередного оледенения.
Графики и диаграммы расчетов и прогнозов прилагаются.
***
Центральный Совет Федеративной Социалистической России – главе Центра контроля над связью и коммуникациями.
Директива. 26 ноября 2125г.
1. Засекретить результаты доклада Международного института исследования геоклиматических изменений для II Всемирного конгресса по вопросам геоклиматических явлений от 24 ноября 2125г.
2. Засекретить данные по работе термостанций RK 919/15, 914/43, 914/32, 912/79. Совместно с Комиссией по контролю за геоклиматическими явлениями разработать соответствующий приказ и довести до сведения подчиненных структур.
3. Отслеживать и блокировать в Сети любые ссылки на указанные данные.
***
Начальник станции RK 919/15 – главе Комиссии по контролю за геоклиматическими явлениями.
27 января 2127г.
Довожу до Вашего сведения, что средств, предусмотренных бюджетом 2127г., для обеспечения работы станции категорически недостаточно. Прошу увеличить финансирование.
Расчеты прилагаются.
***
Второй заместитель главы Комиссии по контролю за геоклиматическими явлениями – начальнику станции RK 919/15.
28 июня 2127г.
На Ваши неоднократные обращения сообщаю, что Комиссией принято решение сократить финансирование объектов типа RK. В данный момент формируется Межведомственная комиссия по внедрению комплекса мероприятий по консервации обьектов терморегуляции.
Приказ прилагается.
***
– Ну что ж. Твоя игра явно удалась, – толстяк кисло наблюдал, как двигаются фигуры под рукой худого старика.
Откинувшись на спинку скамьи, старик с удовольствием потянулся.
– Да. Хорошая была игра. Что там у нас по плану?
– Парниковый эффект, оледенение и усиление Солнечной активности. Но... – толстяк задумчиво тер кончик носа.
– Что?
– Знаешь, они неплохо справляются с контролем над климатом. Я уверен, что и с парниковым эффектом справятся. Меня твоя пчела на одну мысль натолкнула...
Худой старик склонился к доске, внимая словам толстяка.
– Что ты предлагаешь?
Толстяк азартно смотрел на своего противника, прищурив глаз.
– Давай их выдернем из цепочки потребления.
Старик покачал головой.
– У людей есть синтопища.
– Разве дело только в пище?.. растительность, атмосфера…
– А что? Интересно.
Худой старик протянул руку, но тут же отвел.
– Нет, давай ты, это твоя игра.
Толстяк кивнул. Пухлая рука протянулась над шахматной доской. И снова завертелось время-пространство, замелькали шахматные поля – черно-белые, кроваво-красные, прозрачно-блеклые… и снова выступило поле, на этот раз, похоже, из воска. Мужчины склонились над доской. У худого старика горизонтали заняли черные фигуры. Мрачная злоба зажглась в его глазах. Белые фигуры выстроились на линии толстяка. Он мягко улыбнулся. Глаза лучились светом.
– Ну что ж, посмотрим...
***
– Мне надо было умереть вместе с ним?
Худая голова изогнулась под странным углом, белесые глаза лихорадочно блестят.
Из глубин необъятного кресла маленький человечек мягко качает головой. В полумраке кабинета ярким пятном белеет халат.
– Нет, Олег Витальевич.
Ладони прячут искривленное судорогой боли лицо. В темной комнате раздается короткое, вымученное рыдание.
– А я бы так хотел…
|
Главная