Елена Прекрасная была мировым судьёй. Прекрасная было её прозвищем, а фамилия у неё была самая обыкновенная – Васина. Это была фамилия по второму мужу. Фамилию первого мужа все позабыли. И уж конечно никто даже не знал её девичьей фамилии, с которой она по ошибке распрощалась в далеком студенческом прошлом. По ошибке, потому что первый брак не сложился: первый муж оказался ленивым сатрапом, желающим получать максимальное обслуживание за минимальную цену. Он работал дознавателем в районном отделе тогда ещё милиции, по вечерам любил выпить пива, а по выходным поспать до обеда. В общем, ничего особенного. И Елена, возможно, смирилась бы с такой своей женской долей и продолжала бы смиренно обслуживать индивида, именуемого супругом, если бы не его бесконечные придирки во всех сферах жизни: кулинарно-кухонной, хозяйственно-бытовой и любовно-сексуальной. Однажды утром терпение Елены подошло к концу, и она сделала решительный шаг, занеся в соседний кабинет, где проводила судебные заседания её подруга Алла, иск о расторжении брака. Именно в тот день Елена необыкновенно остро почувствовала, как всё-таки хорошо быть судьёй и иметь судью в подругах.
     Алла, согласно регламенту, назначила заседание и через месяц развела чету Пёрышкиных. Именно такую фамилию носил первый муж Елены. Елена снова ощутила себя хозяйкой своей жизни и своей девичьей фамилии, а к Алле прониклась чувством безграничной благодарности, поскольку та оказалась так или иначе причастна к новым внутренним – и, надо сказать, весьма положительным – ощущениям в её душе. Благо развод не был омрачён дележом совместного имущества, которого на деле просто не оказалось. Единственным имуществом была квартира, которую Елене организовал заботливый отец. Отец был старым адвокатом и умным человеком, не слишком доверяющим людям и этой жизни в целом. Поэтому квартира была куплена и оформлена в собственность дочери задолго до появления в ней личности Пёрышкина. В общем, приход Пёрышкина в жизнь Елены и последующее исчезновение из неё никак не сказалось на юридическом статусе хорошей трёшки в благополучном районе города.
     Дознаватель Пёрышкин в свою очередь оказался более щедрым и оставил Елене как напоминание об их любви шестилетнего сына Никиту, которого Елена очень любила и серьёзно воспитывала, стремясь компенсировать, как могла, нехватку мужского внимания. Не слишком напряжённый график работы и наличие собственного автомобиля – спасибо папе ещё раз – позволяли Елене возить сына на занятия английским языком и в спортивные секции. В летнюю программу воспитания непременно входила оздоровительная поездка к морю. Сыну покупались хорошие книги и качественные вещи, а друзья Никиты проходили строгий отбор перед тем, как быть допущенными на порог их дома. Надо сказать, что, несмотря на семейные перипетии, Никита рос спокойным и разумным мальчиком, и это давало Елене основания чувствовать себя образцовой матерью. Она готова была и дальше самоотверженно нести бремя этой жизни и воспитания Пёрышкина-младшего в одиночку, но в глубине души таила надежду на толику женского счастья, которую, как считала, она всё-таки заслужила.
     Первой после развода попыткой обрести женское счастье стал скоротечный роман с адвокатом Муругиным. Елена познакомилась с ним через отца и даже подозревала, что отец намеренно организовал это знакомство с целью помочь дочери устроить личную жизнь, хотя сам всё отрицал. Усилия папы на поприще Елениной любви и личной жизни оказались не столь плодотворны, как в сфере её материального обеспечения, ибо личная жизнь – материя гораздо более тонкая и часто не поддающаяся прагматическим и психологическим расчётам, даже если их осуществляет старый умный юрист. Муругин являл собой холёного разведённого мужчину лет сорока. Он носил элегантные костюмы и белые рубашки, а его модные туфли совершенно непостижимым образом оставались безупречно начищенными даже в самую отвратительную погоду. От него всегда пахло дорогой парфюмерией, и это был именно тот одурманивающий аромат с нотками дублёной кожи и красного дерева, на который идут женщины. За эту свою характерную особенность Муругин получил в профессиональных кругах прозвище Парфюмер, несомненно, с намёком на зюскиндовского героя, поскольку оба загубили немало девичьих душ и тел.
     В отношениях с Еленой Прекрасной Муругин был неизменно галантен и обходителен. Ухаживал он красиво, дарил цветы и небольшие приятные подарки, а если Елена приглашала его на ужин, то не скупился и приносил хорошее вино. В течение дня Муругин мог позвонить, чтобы спросить, как дела. Да и в постели с ним было приятно. Бушующих страстей Муругин не давал, но всегда был настолько внимателен к желаниям Елены, что иной раз смущал её, взрослую женщину, донельзя. И всё-таки несмотря на все эти положительные и крайне приятные аспекты их взаимоотношений Елену не отпускало чувство, что в этом странном романе Муругин любит не её, а себя самого и своё образцово-показательное поведение. Она всё чаще и чаще замечала, как Муругин занимается самолюбованием, и все больше и больше чувствовала себя инструментом в его холёных руках. Расставание прошло в муругинском стиле, элегантно и без истерик. Елена погрустила с неделю, больше потому, что полагала, будто любое расставание должно сопровождаться печалью, но вскоре с удивлением обнаружила, что никакой особой тоски по Муругину не испытывает. Она столкнулась с адвокатом в коридорах суда и с облегчением поняла, что между ними нет той неловкости, которую оставляют за собой по-настоящему глубокие чувства. Муругин вел себя спокойно и приветливо, и Елена даже зауважала его.
     Отринув мысли об устройстве личной жизни, Елена вновь с усердием занялась воспитательной работой, но судьба сама пришла к Елене в кабинет в образе истца Васина, желающего по собственной инициативе расторгнуть брак. Случай был нетипичный, поскольку с заявлениями все-таки больше приходили жёны. Уже позже Елена узнала, что Васин не мог более выносить жениных загулов. Васин оказался полковником полиции на хорошей должности и производил впечатление человека, прочно стоящего на земле. Возможно, в немалой степени этому способствовало телосложение Васина – плотное туловище на коротковатых ногах. Лицо и мощные руки полковника были покрыты веснушками, что выглядело немного странно при достаточно тёмном цвете волос. Иногда Васин улыбался, и тогда собеседнику открывались два ряда крепких белых зубов. Было видно, что при необходимости Васин мог этими зубами и покусать.
     Елена не опознала в полковнике своё счастье, но это не имело значения, потому что Васин, взглянув в Еленины голубые глаза, на её изящную – точно из фарфора – фигурку, тонкую молочную кожу, светло-русое каре и аккуратно наманикюренные пальчики с ярко-красными ноготками, почувствовал, что его коротковатые ноги в кои-то веки не обеспечивают ему должной стабильности. На второй официальной встрече с Еленой он пригласил её на свидание. Елена согласилась. Как вскоре согласилась и на то, чтобы в очередной раз сменить фамилию, а вместе с ней и судьбу. Васин попросту не оставлял ей выбора.
     Сменить фамилию оказалось проще, чем привычные стереотипы поведения. Считается, что женщины в поисках идеала неизменно приходят к одному и тому же типажу. Васин, как и Пёрышкин, на поверку оказался мужчиной тиранического типа. Правда, тирания эта всегда имела положительный мотив и сопровождалась положительным подкреплением. Короче, Васин пользовался достижениями бихевиоризма. Сначала он заставил Елену совсем отказаться от сигарет. Не сказать, чтобы Елена была заядлой курильщицей, но теперь она не позволяла себе выкурить сигарету даже после бокала вина. Васин настаивал на таких шагах не из деспотизма, как он объяснял, а потому, что желал молодой жене здоровья и хотел от неё ребенка. Положительным подкреплением послужила покупка для Елены новой машины – вместительного бордового внедорожника, в который она пересела из своего небольшого хэтчбэка не без удовольствия. А обжившись в нём, как в доме, в течение последующих двух недель, Елена уже и не представляла себя в другом авто.
     Кроме того, Васин хотел непременно получать утром горячие завтраки и стакан свежевыжатого апельсинового сока. Елена прежде манкировала утренними кашами, поскольку Никита питался в школе и утром съедал только бутерброд, а сама она обходилась чашкой сладкого кофе, и ей потребовались усилия над собой и время, чтобы привыкнуть к раннему подъёму и необходимости непременно иметь в холодильнике пачку молока для приготовления завтраков, поддерживающих и улучшающих здоровье Васина. Если по какой-то причине Елена не выполняла эту новую для неё обязанность, Васин не ругался и не топал ногами, но проявлял холодное недовольство, заставлявшее Елену испытывать настолько нестерпимое чувство вины, что приготовить завтрак для неё стало гораздо проще, чем выносить неодобрение мужа. Елена, будучи женщиной умной, понимала, что проблема свила гнездо исключительно в её собственной голове и что она повторно попала в ловушку властного мужчины, но предпочитала об этом не думать, особенно когда загорелая и помолодевшая возвращалась с испанских курортов в новых изумительных кожаных босоножках или обнаруживала в свой день рождения на тумбочке у кровати маленькую коробочку с изготовленным для неё на заказ кольцом.
     Испанские туры, новые наряды и абсолютная прочность семейного существования Васиных отходили на второй план Елениной картины жизни только в одной ситуации: когда Васин начинал воспитывать сына Никиту. Полагая, что её сын и так достаточно воспитан, Елена едва могла выносить эти моменты. Она обожала сына и могла простить ему нечищеную обувь, разбросанные тетрадки и не мытые за собой тарелки, а Васин не мог. Он начинал свою атаку моральным холодом и спрашивал ледяным тоном что-нибудь вроде: «Разве нельзя почистить ботинки с вечера?» И сжавшийся под свинцово-тяжёлым взглядом отчима, не говоря ни слова, Никита послушно брёл наводить порядок в своих башмаках или звенеть в раковине тарелкой, брошенной там после еды. Тут же, рядом, сжималось сердце Елены, готовой зубами вцепиться в горло Васину. Но она молчала, потому что понимала – бой с применением логических аргументов она проиграет сразу, а ссылки на эмоции Васин в качестве аргументов не признавал. Она вспоминала, как ждала прихода в дом мужской руки, которая помогла бы растить сына, но вот, рука здесь, а радости от этого нет. Елена незаметно плакала в ванной и быстро ложилась спать, чтобы встретить пробуждение мужа и сына свежеприготовленной кашей.
     По утрам Васин говорил мало, только по делу. Вероятно, настраивался на рабочий день. Он вообще был немногословен, но по утрам – особенно. Слов, собственно говоря, и не требовалось. Все действовали по установленному порядку. Так сказать, согласно и во исполнение. Посещение ванной, сборы на работу и в школу, проверка денег и ключей – всё это осуществлялось ежедневно, методично, безошибочно. Ошибиться было нельзя, ибо таков был порядок. Порядок Васина. Елена уже немного скучала по хаотичным и суетным утрам вдвоём с Никитой, когда тот мог забыть ключи на ключнице, а она – случайно оставить его без денег на обед. Бывало, что они просыпали, и тогда утро превращалось в некую стремительную последовательность отчаянных попыток ухватить за хвост потерянное время. Такое просто не могло произойти сейчас, учитывая присутствие Васина в жизни обоих. Васин классифицировал и раскладывал по полочкам не только уголовные дела, но и всю окружающую действительность. Всё, что совершалось в непосредственной близости от него, структурировалось и приобретало строго упорядоченный характер, и в это поле упорядоченности попали Елена и Никита. Семейное утро завершалось тем, что Елена целовала мужа на прощанье, а Васин сажал Никиту в свою машину, чтобы отвезти его в гимназию, расположенную на другом конце города. Провожая мужа и сына глазами, Елена думала, что, может, и зря она плакала вчера в ванной, что, может, будет толк от мужского участия в трудном деле воспитания Никиты.
     Иногда Васин по какому-нибудь поводу, вроде собственных именин, приглашал сотрудников и их жён в ресторан, и Елена готовилась к мероприятию заранее, тщательно подбирая наряд и записываясь на дополнительный сеанс маникюра. На вечеринках она выглядела безупречно, вызывая в душе Васина бесконечную гордость за свою молодую красивую жену и собственную удавшуюся жизнь. Друзья и их жёны пили водку, становились сентиментальны и произносили тосты, из которых следовало, что Елена – самая счастливая женщина, потому что рядом с ней умный и сильный Васин, а Васин – самый везучий обладатель ценного сокровища с именем Елена. Разъезжались по домам на такси, обнимаясь и шумно загружая в машины требующих продолжения банкета. И потом, сидя рядом с Васиным на заднем сиденье, Елена смотрела через автомобильное стекло на залитые светом фонарей ночные улицы города, а Васин нетерпеливо сжимал ее коленку в дорогом чулке красивого цвета загара. Дома происходил пост-ресторанный секс, как называла его про себя Елена, и успокоенный Васин быстро засыпал, раскинув свои коротковатые ноги и выдыхая винные пары в окружающую среду. Тогда Елена тихонько выбиралась из супружеского ложа и украдкой курила на балконе припрятанные в книжном шкафу сигареты.
     Несмотря на регулярный характер близости и особые усилия, прикладываемые Васиным для реализации проекта с названием «общий ребёнок», ничего не происходило. Елена проверилась по женской части, всё было в порядке. Васин, страстно желавший услышать наконец-то детский лепет в доме, провел медицинскую ревизию своего хозяйства и выяснил, что маленькие хвостатые существа в его теле вполне себе живучи и имеются в количестве более чем достаточном для зачатия одного ребёнка. Специалист по репродукции сказал: «Несовместимость, так бывает. Но однажды всё может получиться. Никакой определённости». Васин расстроился. Елена – не очень. Это оставляло ей шанс, шанс на отступление.
     Как-то утром к Елене в кабинет заглянула Алла. За её спиной стоял молодой человек.
     «Вот, – сказала Алла. – Просили доставить. Это Арсений, аспирант. Будет собирать у нас материал для диссертации. Принимай, а я пойду, у меня заседание через пятнадцать минут».
     Елена осталась наедине с аспирантом.
     «Здравствуйте», – сказал аспирант приятным низким голосом. Елена отметила про себя, что у Арсения довольно привлекательная внешность, ироничный взгляд и густая каштанового цвета растрёпанная шевелюра из волнистых волос, благодаря которой он походил скорее на художника или музыканта, чем на учёного юридической специальности. Под прямым взглядом ироничных карих глаз Елена смутилась, что было для неё вовсе не типично.
     «Вот ещё, мальчишка! Будет рассматривать меня!» – подумала Елена и стала строго выспрашивать Арсения, какие материалы его интересуют. Потом аккуратно отсчитала ему несколько папок, посадила за соседний стол и время от времени поглядывала на то, как он работает. Арсений внимательно пролистывал документы, иногда набирал какой-то текст на своём ноутбуке, спросил разрешения откопировать несколько листов, и Елена молча указала на ксерокс, стоящий в углу. Когда рабочий день закончился, Арсений попрощался и сказал, что придёт завтра.
     Назавтра он принес с собой не только ноутбук, но и какие-то книги, кружку, банку кофе, сахар и даже небольшой электрический чайник. Приготовив два кофе, поставил одну чашку на столе Елены, осторожно наклонившись рядом. Потом по-хозяйски разложил вещи в Еленином пространстве, выделяя на её территории свои зоны. Елена не протестовала и наблюдала за происходящим, не понимая своей реакции. По сути, она, как и Васин, нуждалась в упорядоченности окружающего мира, и нарушение порядка обычно вызывало у неё по меньшей мере раздражение. Но не в этот раз.
     Пустив Арсения на свою территорию и приняв как факт само его присутствие в своём кабинете и личном мироощущении, Елена перестала играть мисс Строгость, и они наконец-то начали разговаривать. Выяснилось, что Арсений начитан, разбирается в музыке и, будучи студентом, играл в составе группы. Не зря всё-таки Елена отметила художественный стиль его прически. С ним можно было легко и непринужденно обсудить что угодно. Арсений хорошо шутил, но остроумием своим не злоупотреблял и потому не превращался в глазах Елены в шута, готового на всё ради популярности у окружающих. Он не распространялся на предмет личной жизни, а Елена не спрашивала. Про себя рассказала коротко, только факты.
     И всё чаще она ждала утра, чтобы увидеть аспиранта и его смеющиеся глаза, чтобы взять папку из его рук и соприкоснуться всего лишь кончиками пальцев. И всё дольше задерживались они после окончания рабочего дня, чтобы закончить разговор, деловой или не очень. И во всё более причудливую паутину сплетались их взгляды, а случайные прикосновения становились всё более и более неслучайными. Дальше всё разворачивалось настолько стремительно и непредсказуемо, что Елена очнулась, только когда Алла прижала её к стене в своём кабинете и зашипела в лицо:
     «Ты понимаешь, что ты делаешь? Ты уверена в том, что ты делаешь?»
     Елена растерянно смотрела на алый рот в стиле вамп в нескольких сантиметрах от своего лица.
     «Алл, я не знаю. Правда, я не знаю», – произносила она пустые слова.
     «Ты не знаешь, – сказала Алла, – зато скоро весь суд будет знать. От вас обоих сексом за версту несёт. Когда заходишь к тебе в кабинет, появляется желание раздеться».
     «Мы в кабинете… Никогда…» – оправдывалась Елена.
     «Н-да… Разговоры тут бесполезны», – произнесла Алла и отпустила плечо Елены, которое до этого сжимала цепкой рукой. – «Лен, это твоя жизнь, конечно, но ты всё-таки подумай. Васин твой, может, и занудный слегка, но надёжный мужик. Такого поискать – днём с огнём. С ребенком тебя взял, сам при деньгах, не пьёт, подарки тебе дарит, не изменяет. Чего тебе ещё? Что ты ищешь?»
     Логика Аллы не содержала никаких излишеств и отклонений от основной линии рядовой обывательницы: не пьёт, не бьёт, не изменяет. Наличие у Елены ребёнка рассматривалось в рамках такой логики как сильно отягчающее обстоятельство, на фоне которого все достоинства Васина автоматически возводились в квадрат.
     «Ну и что ты нашла? – продолжала Алла. – Ты посмотри, мальчишка! На сколько лет он младше тебя? На десять? Ах, всего лишь на восемь? Что он может тебе дать? А твоему Никите? А про Васина, наконец, ты подумала?»
     «Алл, я пойду», – тихо сказала Елена, и подруга поняла, что взывать к разуму в данных обстоятельствах совершенно бесполезное занятие.
     Елена и Арсений встречались в его квартире-студии на краю города. Чтобы встретиться, Елене каждый раз приходилось врать и придумывать причину, которой можно было бы оправдать поздний приход домой. Это было непросто, и поэтому встречались они не так часто, как хотелось обоим. Кроме того, из опасений быть замеченной Елена не оставляла машину около дома Арсения. Ей приходилось бросать достаточно приметное авто в каких-то подворотнях и идти оставшийся путь пешком. И даже тогда она не была абсолютно спокойна. Да и как можно было быть спокойной в таком положении? Двойная жизнь и сопутствующая ложь разрывала её на части. Ей было жаль всех: себя, Васина, сына, Сеню (так она теперь называла Арсения) и даже отца, который, безусловно, и помыслить не мог о нынешнем совершенно безобразном поведении дочери. И снова Елена незаметно плакала в ванной, но теперь не из-за Васина, а из-за собственной раздвоенности, тревоги и неопределённости желаний. Раньше она хотя бы знала, что может избавить её от слез. Сейчас всё было запутано настолько, что Елена избегала какого-либо анализа и всеми силами пыталась не вспоминать заданные жестоким Аллкиным ртом вопросы.
     Васин, между тем, ввиду неожиданной дополнительной занятости Елены, взял на себя ряд её обязанностей, к примеру, стал дважды в неделю по вечерам возить Никиту в спортивную секцию и добросовестно дожидаться конца тренировки. Васин относился к ситуации спокойно, без раздражения, поскольку, по его мнению, действовать всегда надо было конструктивно и исходя из конкретных обстоятельств. Именно так он и действовал. Вечерние поездки на тренировки отличались от утренних поездок в школу. Рабочий день был позади, и Васин чувствовал себя менее напряжённым. Он начал расспрашивать Никиту о его школьных делах, друзьях, увлечениях. Никита, поначалу воспринявший расспросы отчима с недоверием, постепенно стал открываться: сначала выдавал необходимый минимум информации, потом начал рассказывать в подробностях, с деталями и даже сам проявлял желание поделиться новостями с Васиным. Васин, со своей стороны, даже не предполагал, что Никитины рассказы станут ему по-настоящему важны, но именно так и произошло. Однажды Васин осознал, что слушает Никиту с интересом и искренне смеётся его шуткам. Обоим стало ясно, что лёд между ними растоплен, и оба теперь с нетерпением ждали совместных вечерних поездок. Приближался конец учебного года и отпуск.
     Предварительная договорённость предполагала совместные каникулы на Средиземноморье, но вдруг выяснилось, что спортивная секция Никиты отправляется полным составом на российский юг. Никита ехать хотел, и было решено, что он едет. Елена не без угрызений совести сознавала, что сейчас отпуск вдвоем с Васиным она просто не вынесет, и молилась, чтобы их совместная поездка сорвалась. Мольбы её, вероятно, достигли адресата. Как-то за ужином Васин твёрдым мужским тоном, не допускающим возражений сказал, что Елена слишком много работает в последнее время и ввиду этого нуждается в полноценном отдыхе. Она поедет в отпуск одна, а он, Васин, останется и будет заниматься ремонтом квартиры, которую уже давно следовало привести в порядок. И даже хорошо, что все разъедутся и никто не будет дышать ремонтной пылью.
     Вскоре после вечернего разговора за ужином для Елены в турагентстве с маркетинго-неверным названием «Акула» был куплен тур на Средиземноморье, а в качестве бонуса к туру – соответствующий гардероб, включающий платья, шорты, купальники, сандалии и разные другие вещи и вещички. Елена не любила летать к морю в прошлогоднем.
     Вслед за четой Васиных турагентство «Акула» посетил приятной внешности молодой человек с растрепанными кудрями и смеющимися глазами. Он тоже желал оказаться на побережье Средиземного моря, причём в те же дни, что и Елена. У улыбчивых сотрудников «Акулы» не было никаких оснований отказать ему в выполнении желания, ведь за выполнение желаний и капризов им платили зарплату.
     Боинг с ревом взмыл в небо, оставив внизу Васина, уже продумывающего план ремонта и финансовую смету. Елена держала Сеню за руку, а Сеня время от времени целовал её в шею. Елена хотела бы, чтобы он целовал всё время, но это было бы всё-таки слишком неприлично, поэтому ограничивались разовыми акциями. Остров встретил прохладой утра и большим белым туристическим автобусом с затемнёнными стеклами, в котором Елена и Сеня всё время беззастенчиво целовались по пути в отель, полагая, что все остальные пассажиры спят.
     Происходившее в последующие две недели Елена воспринимала не как сказку, нет, но как реальность, совершенно оторванную от её настоящего мучительного существования дома. Теперь не было нужды врать и придумывать причины, можно было просто жить. Елена чувствовала, что судьба выдала ей щедрый аванс, который рано или поздно придется отрабатывать. Но она загоняла эти мысли в дальний угол и жила, жила каждым моментом рядом с Сеней. Дышала запахом его нагретой на солнце кожи. Держала в руках его лицо. Накручивала себе на палец тугие пряди его волос и, отпуская, смотрела, как они пружинят. Оплетала его ногами, в ожидании прижимая к себе. А он гладил её всю-всю своими широкими сухими ладонями и слизывал морскую соль с её обгоревших плеч. Считал указательным пальцем веснушки у неё на носу. Осторожно вынимал её из большого белого полотенца, когда она выходила из душа. И они снова и снова любили друг друга.
     В аренду был взят автомобиль. Водили по очереди, по настроению, и с самого утра уезжали на далёкие безлюдные пляжи, чтобы просто быть вместе. Они плавали, валялись на полотенцах, держась за руки, сыпали друг другу на спины и животы тонкие струйки горячего песка, пили воду из одной бутылки, смотрели через солнечные очки на блеск волн. Иногда лежали молча, иногда болтали о разном, но никогда – о будущем. Это был тот момент в жизни обоих, когда о будущем не хочется думать, потому что ничего прекраснее настоящего быть не может. Как-то раз старый владелец придорожного кафе подмигнул им и спросил по-английски: «Newly married? Молодожены?» «Yes, yes», – радостно закивали они в ответ.
     Васин звонил по вечерам. Обычно в то время, когда Елена и Сеня в предчувствии очередной ночи любви смаковали местное вино из бокалов тонкого стекла в отельном ресторане. Тогда Елена отходила с телефоном в сторону, чтобы Сеня не слышал, и разговаривала с Васиным. Васин спрашивал, как она отдыхает, и подробно рассказывал про текущий ремонт. Елена рассеянно слушала, иногда задавала вопросы, говорила на прощание «Пока. Целую» и возвращалась за столик к Сене. Сеня не обижался и не приставал с расспросами. За это Елена была ему безумно благодарна и благодарность эту дарила той же ночью в любовном эквиваленте. Благодарна она была и Васину – за его граничащие с кретинизмом неподозрительность и доверие. Ей было жаль Васина, но она забывала про него, как только Сеня брал её за руку.
     К концу второй недели всё-таки решились выбраться в цивилизацию, чтобы посмотреть местные достопримечательности. Запланировали выехать после завтрака в отеле. После завтрака Елена еле успела добежать до номера. Её вырвало. Она легла на кровать. Сеня сказал: «Перегрелась вчера. Не надо было так долго». Елена смотрела в потолок, внутри было муторно. Её вырвало ещё раз. Поездку отменили, Сеня сходил на ресепшн и вернул ключи от арендованного авто. Елена провела почти весь день в постели, тыкая в кнопки пульта телевизора, пока Сеня, неприкаянный, слонялся вокруг не в силах помочь ей. Под вечер, когда жара спала, они дошли до аптеки в ближайшем посёлке, где Елена вместе с парацетамолом купила тест на беременность. Положительный результат она восприняла с готовностью. Она уже днём поняла, что крошечное существо внутри неё громко заявляет о себе, требует внимания и изменений в её жизни. Сене ничего говорить не стала. Он лежал рядом с ней на кровати, гладил её по голове и говорил, что всё пройдёт. Елена снова смотрела в потолок.
     Места на обратном рейсе им выписали в разных рядах. Они пробовали настаивать, но молодой жгучий брюнет, регистрирующий на рейс, делал вид, что не понимает их английский и они махнули рукой. Летели обратно как чужие. Елену мутило, и она мечтала скорее уже приземлиться. Сеня время от времени оборачивался, чтобы встретить Еленин взгляд, но когда это удавалось, он видел в её глазах только печаль. Сеня надел наушники с музыкой и откинул голову назад.
     Сели легко, не кружа долго перед посадкой, как бывает, когда самолёт ждёт своей очереди. Быстро прошли паспортный контроль. У багажной ленты стояли вместе, и Сеня с легкостью выхватил два чемодана, свой и Еленин. Возникла неловкость. Елена понимала, что вот в этот момент она должна что-то сказать, объяснить этому любимому и нежному мальчишке, но слова не приходили. Сеня молчал, просто смотрел на неё сверху вниз, и только сейчас она заметила, что он на целую голову выше. Потом Сеня наклонился, поцеловал её в щеку и, выдернув складную ручку чемодана, повернулся, поехал прочь и слился с толпой счастливых загорелых людей.
     Васин встречал Елену, держа в одной руке букет цветов, а в другой – руку Никиты. В ту же ночь Елена рассказала Васину про свою беременность, и Васин от счастья глупо плакал у неё на животе, а потом сказал: «Если будет дочка, то пусть она будет такая же прекрасная, как ты».