Первая глава
    
     Нужно испугаться, выпучить глаза, зажать ладонью рот, готовый выплеснуть крик ужаса. Или закрыть лицо руками, сдерживая слезы. А было жгуче интересно.
     Судьба случайно или преднамеренно опять свела Лизу Рутенберг с известной журналисткой, построив такую мизансцену: верная привычке, без четверти семь Лиза пересекала небольшую площадь с фонтаном в виде рыбы. Струя воды вместо рыбьего хвоста переливалась в порывах ветра. Цветы на клумбе – пестрое облако в божественной картине начала дня. Лиза обожала эти ранние часы. Журналистку Симу Цибуленко она заметила, огибая мраморный фонтан. Было ощущение, что они не расставались. Тот же красный свитерок, узковатый в груди, черные брюки, старый портфель. Девушка лежала на асфальтовой дорожке ровно, руки по швам, но пальцы на руках искорежены, скрючены. Светлые волосы разметались по асфальту. Мертвая Сима... рядом валяется портфель. Не валяется... аккуратно лежит, закрытый. На левой руке кольцо, часы – все на месте. Вот! За ухом небольшой отек. Маленькая алая точка, посередине – капля крови. Лиза с трудом оторвала взгляд. Почему так хочется смотреть, рассматривать, изучать, сравнивать? Вчера это женщина говорила, плакала живая. Нужно вызвать милицию. Они приедут и спросят:
     – Вы знакомы с потерпевшей?
     Придется ответить:
     – Да, мы встречались.
     – Какова цель вашей встречи?
     – Личные тайны клиентов мы не разглашаем.
     – Известная журналистка была клиентом брачного бюро «Ангел одиноких»? Не верится!
     – Нам важен семейный статус, а не профессия. Одиночество не выбирает. Для брачного клуба она – обычный человек, клиент, который хочет устроить свою судьбу.
     – Короче говоря, не хотите отвечать, сотрудничать со следствием. На данный момент, вы – свидетель. Станете подозреваемой. Нет трупа – нет убийства. Но в этом деле быстро, подозрительно быстро, нашелся труп. Словно выставлен напоказ. Теперь мы займемся поиском орудия убийства. Признаков насильственной смерти нет. Но вы же знаете: кто ищет, тот найдет. Перейдем к мотиву. Ваша информация может стать неоценимой. Кто последним видел живую Симу Цибуленко? Вы, уважаемая!
     – Может, она встречалась с кем-то ночью? Ушла из моего кабинета приблизительно в семь часов.
     – Погибшая говорила о планах на этот вечер? Упоминала кого-то в разговоре? У нее были враги?
     Нет, так не пойдет! Это убийство, а не жалоба разборчивой невесты. Может повредить репутации брачного бюро. Вызвать милицию и скрыться? Пусть сами делают свою работу. Тогда они подумают... Вдруг стало страшно. Задрожали руки. Остро захотелось, чтобы все без следа исчезло, еще лучше, не было совсем. Пусть все исчезнет! Эта женщина! Зачем пришла? Какое свахе дело до ее отношений с кавалером? Познакомила – и все. Вчера на прием никто не приходил! Но Сима Цибуленко не домашняя хозяйка, а публичный человек, у нее расписаны встречи на несколько недель вперед, визит в брачное бюро был запланирован. Где рабочий дневник?
     Лиза оглянулась по сторонам. Никого. Прохожие исчезли.
     Ни одной живой души. В это время здесь людно. Выходят, счастливые собаки, тянут на поводках хозяек, старики, няни, дети, шум, смех, плачь. Сегодня пусто, тихо, мертвая и безумный страх. Лиза скользнула взглядом по ослепительно блестящим окнам. Стекла, как зеркала, отражали лучи раннего солнца. В одном окне, на третьем этаже, мелькнула тень. Следят? Кто-то смотрит? Мелкими шажками подошла к убитой Симе, нагнулась: полоска над верхней губой ...и нижней.... несколько белесых волосков, вырванных над верхней губой. Конечно! Рот несчастной Симы был заклеен липкой лентой. Потом ее отрывали вместе с волосками. Варварская процедура. Лиза добровольно проделывала ее раз в неделю, избавляясь от усиков под носом. Боль невероятная. Где-то завыла сирена, медицинская или милицейская. Лиза вздрогнула, пнула портфель ногой. Он откатился в сторону. Еще раз оглянувшись, открыла портфель, безошибочно признала в потертой синей тетрадке Симин дневник, схватила его, бросила в урну и, не оглядываясь, быстро пошла в свой кабинет. Пробежала огромный светлый холл. Несколько шагов, поворот налево, и вот она в комнате-сейфе, охраняемой, как зеница ока, картотеке брачного бюро.
     Пока напуганная сваха пересекала площадь, открывала дверь, у фонтана разворачивалось мистическое, ни разу не видимое, но знакомое действие. Гудит сирена, машины мчаться, подъехав, лихо тормозят. Дверцы упруго отворяются. Лиза, за шторой, наблюдала впервые, как это происходит в жизни, а не в кино. И снова было не страшно, а любопытно, жгуче интересно. Энергично высыпали из машины ребята, молодые и красивые – у свахи профессиональный взгляд – беззастенчиво потоптали цветы на клумбе, мелом небрежно очертили контур тела. Пытались засунуть труп в мешок, молния не открывалась. Так и бросили в машину. И уехали. «В морг!» – услышала Лиза последние слова. Где фотограф? Где следователь? Отпечатки пальцев, улики? Лиза осмелела, вышла из-за шторы. На улице пусто. Никто не остался опросить свидетелей. Так не работают!
     Хорошо, что она не позвонила. Дилетанты! Женщина вяло опустила штору, села на подоконник. Мысль промелькнула медленная, странная: «Убийца ночью не успел или не смог избавиться от тела, оставил труп и придумал похищение таким простым, нехитрым способом. Все в униформе. Все на одно лицо. Детей подкидывают к дверям роддома, а трупы, логично, к – моргу».
     Лиза, как во сне, подошла к телефону, подняла трубку, набрала номер милицейского участка и сказала дежурной: «У меня есть информация. Только что в Театральном сквере убийцы в форме милицейских, – Лиза запнулась, – похитили труп неизвестной женщины».
     Что в таком случае говорит дежурный? А ей ответили: «Вас вызывает следователь Штерн. Сейчас придет машина. Никуда не уходите».
     Как может следователь вызывать, если звонивший не представился, не назвал свой адрес? Какая-то ошибка. Лиза снова подошла к окну, бездумно посмотрела на пустую площадь. Память силилась оживить картинку: милицейская машина, суетящиеся униформисты, Сима... неподвижное тело. На руках заметны красные полоски от веревки. За ухом ранка, укус какой-то твари. Нет, это у девушки с пустыря… убитой шесть лет назад алел за ухом большой нарыв.
     Шум отвлек от рисования призрачных картин. Через узкую дверь протискивались двое, униформисты. Лиза их узнала.
     – Ты – Рутенберг? Поехали!
    
     Вторая глава
    
     В приемной милицейского участка было людно, шумно, суетливо, грязно – одесский привоз. Все сидящие, пробегающие мимо, подпирающие стенку в ожидании – все держали в руках бумаги, папки с бумагами, бумажки, справки. Две барышни присели на железные скамейки, тут же встали, одергивая подолы коротких юбок. Успокаивали картины на стене – цветы всех видов и расцветок. Тут и «Подсолнухи» Ван-Гога, и «Анемоны» Ренуара. Странная фантазия – украсить стены милицейского участка огромными цветами.
     Кто-то громко сказал: «Посидите, вас вызовут».
     Лиза присела на край холодной скамьи – и услышала тут же: «Входите!». Открылась дверь в углу приемной. Лиза вошла, дверь бесшумно затворилась. Впереди длинный светлый коридор, пустой. Ни окон, ни дверей. Как в космических сюжетах. И странное чувство, любопытство. Уместнее тревога, страх. Но вместо этого жгуче интересно. Адреналин, предвкушение схватки. Должна быть где-то дверь, кабинет таинственного Штерна. В конце коридора, уже в другом здании, скорее всего, она прошла тоннель, который их соединяет, появился указатель «Следственный Отдел». Лиза переступила порог, остановилась, полагая, что хозяин кабинета должен выйти ей навстречу, представиться: «Следователь по особо важным делам капитан Штерн».
     – Присаживайтесь, Рутенберг. – У капитана оказался свежий, звучный голос.
     – Спасибо. С кем имею честь? – куртуазно спросила Лиза.
     – Следователь по особо важным делам капитан Штерн. – Легкий поклон. – У меня несколько вопросов, если не возражаете.
     – А адвокат?
     – При чем тут адвокат? – Штерн суетливо дернул худыми плечиками. – Присаживайтесь. Вот, посмотрите, узнаете кого-нибудь?
     На стол веером, словно карты из колоды, легли фотографии каких-то женщин.
     – Могу я спросить, почему меня вызвали в ваш отдел? Только не говорите: «Здесь спрашиваю я».
     – Нечто подобное собирался вам сказать. Мы расследуем преступление, точнее, убийство. Убий-й-ство !
     – Штерн! – закричали по громкой связи. – Порадовать нечем! Признаков насильственной смерти нет. Наружный осмотр ничего не дал. Абсолютно здоровый человек. Руки были связаны. Вероятно, убитая пыталась освободиться. При статичном положении веревки так сильно не впиваются в тело. Но следов борьбы не видно. Есть одна зацепка.
     – Лучше, чем ничего, – вставил капитан, посмотрел на Лизу, убедился, что она насторожилась. – За правым ухом, в районе сосцевидного отростка припухлость, как от укуса скорпиона. Но жертва – не маленький ребенок. Взрослый здоровый человек умереть от этого не может.
     – Спасибо, Джек! Протокол вскрытия пришли.
     – Придется делать химический анализ био-жидкостей. Ты же знаешь, это два-три дня.
     – Ее не мог укусить скорпион или похуже – каракурт – где-нибудь в степи, на лиманах? Жертва – Серафима Цыбуленко, известный журналист. Их носит по городам и весям. Видимо, была одна, не справилась…
     – Нет, дорогой, – виновато-печальные вздох, – это не случайная смерть. Скончалась от укуса – так проще. Но тело человека, убитого гемолитическим ядом, – мерзкое зрелище. Поверь мне! Агония длится сутки, а то и больше. А наш труп – красавец, верней, красавица. Рот и даже горло очищены от рвотных масс. При укусе в голову происходит расстройство речи. В нашем случае, «тяжелый» опухший язык почти вернулся в норму. Глаза промыты от гнойной жидкости и слез. Кто-то привел ее в порядок, постарался. Похоже, женские ручки заботливо обмыли труп, заодно уничтожили улики.
     – Понятно! Жду протокол. – Штерн отключился от громкой связи. Сидел, молчал, смотрел в окно, перебирал бумаги на столе. Резко повернулся к Лизе:
     – Ну, вернемся к фотографиям. Кого из них вы знаете? Отвечайте быстро!
     – Никого.
     – Посмотрите внимательно.
     – В спешке очки забыла, – Лиза закинула ногу за ногу, попыталась нашарить в сумке пачку сигарет.
     Штерн удивился, открыл ящик письменного стола.
     «Если предложит сигарету, я пропала, – испугалась Лиза, – он меня допросит, как обычного бродягу».
     Штерн вытащил из ящика груду очков, бережно водрузил на стол.
     – Выбирайте. У вас минус или плюс?
     – Минус.
     – Ну да, вы еще молоды. Кого из этих дамочек вы знаете?
     Лиза на всякий случай выдавила легкую защитную улыбку. Мало ли какие сюрпризы приготовил следователь Штерн. Придвинула к себе самую большую фотографию – рыжая красавица на фоне моря, – эту не знаю. Эту тоже. Эту знаю, – Лиза бесстрашно ткнула пальцем в маленькое фото с засохшей каплей клея на оборотной стороне. На нем молодая Сима Цыбуленко.
     – Кого еще вы узнаете? – терпеливо вопрошал Штерн.
     Как же, тебя никто кроме несчастной Симы, не волнует! Пришлось рассмотреть все приготовленные фото. Честно глядя в собеседнику в глаза, сказать:
     – Остальных не знаю.
     – Подробней об этой женщине.
     – Серафима Цыбуленко, журналист городской газеты. Обращалась ко мне по поводу, – Лиза остановилась на секунду, – по поводу одиночества, для устройства личной жизни.
    
     Третья глава
    
     Сима Цибуленко первый раз пришла в бюро знакомств в пятницу, тяжелый день. В дверях, боясь или стесняясь переступить порог, сказала громко, зло:
     – Афера! Не вы, а эта глупая затея. Не верю в нее. Для очистки совести пришла. Старая дева в сорок лет, кому нужна?
     – Кому-нибудь нужна!– маскируя обиду, с энтузиазмом отвечала Лиза.
     – Ладно, старая дева. У меня еще один порок: древнейшая вторая. Не каждый хочет журналистку в дом, – кокетничала Сима, преодолевая три метра от входной двери до кресла. – Хотите, напишу о вас статью? Хвалебную!
     – Редактор пропустит рекламную статью?
     – Все вы знаете! Нет, конечно. Мы его обманем. О! Одино-о-очество! Как страшен твой оскал! Вы, юноша, ищете пару через газету? Не боитесь? А вы, дамочка, копаетесь в Интернете? Не страшно? Брачный клуб страшней? Подставные лица, длинноногие красотки на зарплате? Это не про вас! Что? Есть исключение? Знаменитый клуб Лизы Рутенберг? Госпожа Рутенберг, может быть, вы согласитесь ответить на несколько моих вопросов? Нет времени? Но я очень вас прошу! – звонкий смех прервал тираду. – Видите, как просто?
     В награду за старание Лиза открыла дверь компьютерного зала. Там в два ряда стояли стеклянные кабинки. В каждой – рабочий стол, компьютер. Сделала широкий жест: заходи, уважаемая Сима, садитесь удобней. Вот, ручка, блокнот, включи компьютер, найди раздел «Мужчины. 40-50 лет». Ищи!
     Журналистка жадно углубилась в недра картотеки.
     – Для меня никого нет! – через пару минут крикнула она, – и слава Богу! Видите, как легко очистить совесть? Я сделала все, что от меня зависит. Пришла, поговорила. Не моя вина, никто не приглянулся, правда? Умные, красивые к вам не идут.
     – А вы? Талантлива, красива. Зачем пришли?
     – На разведку.
     – Тот, кто вошел сюда, так просто не уйдет! – зловеще сказала сваха и рассмеялась. – Терпение! Будет вам достойный муж, счастливый брак!
     – Я никуда не тороплюсь, – спокойно отвечала Сима, – честно говоря, мне и так неплохо. Родители заели. Подруги жить не дают. От зависти, наверное, – лихость куда-то улетучилось, взгляд уплыл за горизонт.
     Странно улыбаясь, сваха прервала оду одиночеству:
     – Я разработаю для вас специальную программу, эксперимент!
     – Прям так, эксперимент? Чем заслужила?
     – Вы намерены писать статью о клубе?
     – Пока не передумала, – вдруг насторожилась Серафима.
     – Даю вам шанс написать с энтузиазмом. Последняя фраза в статье будет такой: «На своей шкуре… попала в лапы… и довольна!»
     – Подобного кокетства я от вас не ожидала,– посуровела Сима, – какой-то mouveton. Но если вы настаиваете на такой концовке ...
     – Шутка, шутка! Не настаиваю. Проверяю одну идею.
     – Прям так, это не опасно? Психологические опыты?
     Я слышала, вы в прошлом психотерапевт. Почему бы не ставить эксперименты на себе, как врачи-гуманисты прошлых лет? Спорю, вы не замужем!
     Осторожная Лиза так и сказала ей правду о своей несчастной доле!
     – Я замужем и мужа нашла через бюро. Живой пример!
     – Согласна. Ставьте свои эксперименты. Чтобы не закончилось смертью белой мышки или кролика.
     – Наши кролики не умирают, а размножаются, – двусмысленно пошутила сваха.
     – Размножаться поздновато... очень хочется. Не столько мужа... с детками не получается. Родить ребенка без отца – безотцовщина. Малышку жалко... или малыша. Хочу девчушку, голубоглазую.
     – В этот раз обязательно получится и муж, и детки. Нужно верить в счастливую судьбу.
     – Вам это удается на редкость хорошо, убедительно. То ли профессионально, то ли от души.
     – Одно другого не исключает.
     – В вашем деле, безусловно! Бездушная сваха это нонсенс, верно? Хотя, жадность заставляет пускаться на любые ухищрения.
     – Два – ноль! – тоном футбольного судьи сообщила Лиза.
     – Что? Какой ноль?
     – У вас два штрафных очка.
     – Хвалебная статья будет на полподвала с вашей фотографией на врезке, – примирительно сказала Сима, – готовьте материал с элементами здоровой критики.
     – Вы хотите, чтоб я сама на себя писала хвалебный... пасквиль?
     Этот разговор состоялся год назад. Симе Цибуленко из брачного клуба не звонили. Не было повода, вернее, подходящей кандидатуры в женихи. Хвалебная статья тоже не писалась без душевного порыва. Лиза умолкла, вернулась из воспоминаний в полутемный кабинет. Вдруг заметила, что стены кабинета, как в приемной, увешаны дешевыми принтами: всевозможные цветы. Кожаный диван, канцелярский, черный. Рядом этажерка с орхидеями в горшочках. Понятно, почему здесь нет прямого солнечного света. Орхидеи капризны.
     – Продолжайте, продолжайте, – деликатно кивал капитан, – наша память так устроена, ее нужно поощрять.
     – Все! Все, что я могу сказать о погибшей журналистке! Если память мучить и принуждать, она, защищаясь, вступает в творческий союз с воображением. Трудно провести грань между «видел» и «привиделось». В этом проблема живых свидетелей. Вы этого хотите? Присочинить?
     – Попробуем. Иногда в «сочинениях» проскальзывают любопытные мотивы. Если «сочинитель» не простой зевака, случайный свидетель или прохожий, а подозреваемое лицо, в его мнимых воспоминаниях масса любопытных материалов. Не возражаете, я закурю? Старая привычка. Помогает логично мыслить.
     Лиза иронично улыбнулась. Сигарета помогает логично мыслить? Курящий следователь опасен?
     – Если я не переношу сигаретный дым? Астма? Аллергия? Вы не будете курить?
     – Буду. Вопрос – простая вежливость. Может быть, курящий, проницательный Штерн менее приятен. Что поделаешь, работа!
     – Курите, ради бога, мне все равно
     – Умница! Правильный ответ.
    
     Четвертая глава
    
     Штерн закурил, несколько секунд рассматривал разгорающийся кончик сигареты. Внимательно, прищурив глаза для устрашающего эффекта, посмотрел на Лизу, видимо надеясь, что пристальный взгляд проникнет в душу, заставит говорить правду, только правду, и с придыханием задал коварный свой вопрос:
     – Когда в последний раз вы видели Симу Цыбуленко?
     – Давно, – вырвалось у Лизы.
     Пристальный, напряженный взгляд сыщика вызвал не ту реакцию. Правду говорить не хотелось. Хотелось домой, сбросить туфли. Пальцы на ногах, сдавленные узкими носками, как на пуантах, такой высокий был каблук, немыслимо болели, ныли. Принять горячий душ. Нет, лучше холодный. Сразу станет легче. Нужно избавиться от Штерна, хотя бы временно.
     – Давно. Не помню… – еще раз повторила Лиза, прислушиваясь к совету измученного, уставшего и потому обозленного сознания.
     – Как давно вы ее видели? Месяц назад? Три месяца, шесть месяцев? – перечислял Штерн, нежно улыбаясь.
     Лиза убрала руки со стола, сжала пальцы в кулачок, чтобы милицейский не видел, как мелко, нервно они дрожат. «Я не боюсь, ничего не боюсь».
     А Штерн улыбался, и мускулы вокруг его серых глаз были неподвижны, и широкие черные брови не двигались – классическая лжеулыбка. А вот и микро-выражение: на долю секунды оно появляется и выдает хозяина – печальное, злобное, стыдливое. У Штерна оно было озабоченно-печальным.
     – Я не помню,– заставила себя ответить Лиза.
     – Опять врете,– милицейский выудил откуда-то компьютерную «мышку», постучал ею по столу.
     – Вам видно? – развернул экран. А там знакомый садик, площадь, фонтан, мертвая Сима в красном свитере. Пальцы странно скрючены, голова неестественно вывернута набок. Какая-то тетка некрасиво наклоняется над трупом, оглядывается, шарит в Симином портфеле, уходит быстро . Точно – Лизина походка, в Лизиной зеленой блузке.
     – Блузка не моя. Это монтаж! – возмутилась напуганная сваха.
     – Поищите хорошо. Найдете!
     – Зачем искать? Возникла какая-то проблема?
     Тут Штерн несказанно удивился:
     – Вы в самом деле не понимаете, что происходит?
     – В самом деле, – Лиза остановилась, ее лицо выражало искреннее удивление, но что-то в интонациях заставило сказать, – вы обвиняете меня в убийстве?
     – Не обвиняю, а подозреваю. Есть разница.
     – Объясните, что происходит, если это не противоречит закону и вашим правилам.
     – Объясняю. Сегодня в четыре часа утра мы получили информацию, что в Театральном сквере обнаружено тело неизвестной. Расследование показало, что убита Серафима Цибуленко, известный журналист. Причина смерти не установлена. Пока не установлена. Следов насилия нет. Сделаем вскрытие, картина прояснится. Мы решили оставить труп на месте и посмотреть, что произойдет. Знаете теорию…
     – Преступника тянет на место преступления? – понимающе подхватило Лиза.
     – Именно! С места происшествия позвонили восемь человек, сообщили о трупе. Никто из них не приближался… Просто звонили. Кто-то представлялся, одна дама сказала: «Я – миссис Икс», другая… никто из них не приближался, короче говоря.
     Лиза не выдержала, прервала издевательскую речь.
     – Никто не приближался …кроме меня!
     – Да!
     – Что из этого следует? Если я убила Симу, – постаралась четко сказать эти слова,– должен быть мотив.
     – Ревность, – спокойно ответил Штерн, покивал головой, явно довольный ходом разговора, – ре-евность, дорогая Рутенберг ! Вам знакомо это чувство?
     – Кого ревновать? Симу?
     – Конечно! К вам за помощью обратилась Цибуленко. Верно? И некий бизнесмен Худяков. Вы включили поисковый аппарат, сопоставили две личности. Я знаю ваши методы. Ознакомился. Правильно работаете, хорошо. Рост, вес – не главное. Важен интеллект, общественное положение, ум. Даже дети не помеха, наоборот, Симе давно за сорок, в этом возрасте, сами понимаете… а тут в придачу к стоящему мужу получает готового ребенка. Каково? И все это дело ваших рук.
     – Где тут мотив? Вы же знаете, как я работаю: после свадьбы получаю гонорар, и немалый Я не питаюсь божьей росой. Если б Худяков и Сима поженились…
     – Все правильно. Его величество случай, как всегда, вмешался. Счастливой Симе захотелось поделиться с вами. Помните вчерашний вечер? Она пришла и рассказала, что ее жених богатый, нежный, щедрый. И постепенно Худяков в вашем восприятии из подозрительного типа превратился в заманчивую личность, кандидатуру для знакомства. Странный тип с гиперактивным ребенком, который неизвестно откуда взялся, Сима, творческий человек, легко и просто перевела в разряд положительных героев. Вы поверили влюбленной журналистке, поняли, что она права, и пожалели, что отдали ей Вольдемара. Великий Микеланджело недаром говорил: «В любви должна быть общность лет и славы». Простушка Сима недостойна Худякова. Да, умна. Не без таланта. Но – простушка, недостаточно воспитана, плохо одета, какой-то старомодный свитер, нет вашей элегантности и шарма.
     Лиза слушала живописный рассказ, не прерывая, не пытаясь что-то опровергнуть, объяснить. Да он и не спрашивал.
     Говорил, говорил, заплетая ткань сюжета. Наконец умолк.
     – У Симы и Худякова как раз была и общность, и любовь. Кроме того, я замужем, у меня прекрасный муж. Ваши умозаключения…
     – Вы не замужем! Имеет место сожительство, говоря протокольным языком, ведется совместное хозяйство с неким Львом Бобруйским. И никакой он вам не муж. Один обман!
     – Почему обман? Кто обманывает? – шепотом спросила Лиза. Почувствовала: еще мгновение и сердце остановится от боли, потому что верила Штерну, хотя он был непримиримым врагом.
     – Я неправильно выразился. Не обман, а иллюзия. Так легче, красивей? У вас талант: создавать призраки счастливых семейных пар. Недаром ваш клуб – «Ангел одиноких»! Вы столько лет ваяете из призрачных субстанций,– Штерн сделал округлое движение руками, видимо, пытаясь объяснить, из чего Лиза створяет счастье своих клиентов,– вы перестали отделять вымысел от лжи и сами влипли! Ваш мозг натренирован: мужчина—женщина = счастливая семья, а разобраться… сколько пар вы поженили?
     – Вы не обидитесь, если я спрошу? От вас ушла жена?
     Милицейский заливисто, тонко рассмеялся:
     – Сия чаша миновала. У меня, слава богу, чудесная жена.
     – У меня тоже чудесная семья! – Лиза вынырнула из уныния, напряглась. Нужно бороться со Штерном. Он мастер своего дела. Вон как достал! Видно, у него свои методы давления. Лучше бы спросил: «Где вы были в момент убийства?».
     – Госпожа Рутенберг, где вы были в момент убийства?
     – Дома, с мужем, в супружеской постели! – Лиза по привычке хлопнула ладонью по столу.
     Штерн в притворном ужасе закатил глаза и, медленно поднимаясь с кресла, отчеканил:
     – Вы не знаете, когда произошло убийство. Вы не можете ответить: «В момент убийства я была дома». Вы не можете сказать: «В постели с мужем», так как ваш муж вчера, тринадцатого ноября, отбыл в командировку! Есть хороший анекдот: муж уехал в… М-да! Так что?
     – Совсем забыла. Лев уехал ненадолго по делам.
     – У вас нет алиби. Мужа, наверное, тоже нет.
     – Я поженила много пар. И бог меня вознаградил, послал любимого мужчину. Это было не просто.
     – Бога имеете в виду? Ему раз плюнуть. Может, вам некая госпожа Софи подмогла? Софи Пичугина, прежняя любовь Бобруйского… Они и сейчас не прочь провести часок-другой в рыбном ресторанчике на море.
     – Врете!
     – Не вру. У меня секретарь, дура и неумеха, но сплетница отменная. Ей нет равных в этом деле.
     – Что еще вам наплела? С четырех утра собирает сплетни?
     – Информацию. Впрочем, не принимайте близко к сердцу. Может, она ошиблась.
     Что-то произошло. Напряжение спало. Штерн просто улыбался без задних мыслей. Каждая черточка его лица говорила: «Я – хороший. Мне можно доверять. Признайтесь, вы убили Симу Цибуленко».
     – Тяжело в одном лице быть добрым следователем и злым? Легче работать в паре? – мстительно сказала Лиза. Следователь рассмеялся:
     – Идите. Я отпускаю вас… пока. Не делайте глупостей. Идите, идите!
     – А подписка о невыезде?
     – Вы куда-то собираетесь?
     – Нет.
     – Чего беспокоиться? Какие странные люди!
    
     Пятая глава
    
     Лиза вышла из кабинета демонстративно, плавно, покачиваясь на каблуках. Шелковый костюм облегал стройную фигуру. Русые волосы струились по плечам. Классическая красота. Интересно, капитан посмотрел заинтригованно ей вслед?
     Дверь бесшумно закрылась или не закрылась, так было тихо. Оглядываться не хотелось. Движется за тобой неприметная машина или человечек, и деваться некуда, ты «под колпаком». Лиза знала, как привести в порядок мысли: «Меня не касается, ничего не боюсь. Нечего бояться. Кто-то убил Симу и поплатится за это. Кто-то... у Штерна нет никаких зацепок. Он уверен, что убийца – я. Хотя, все надумано, притянуто за уши, недоказуемо, нет мотива, нет свидетелей. Выбросила в мусор дневник, не значит – убила. Он понял, что я просто не хотела разборок из-за вчерашнего визита влюбленной дуры».
     Голова разрывалась от потока тяжелых мыслей. Не демонстрируя более вальяжность, не сдерживая шаг, отпущенная пленница быстро шла через площадь, пытаясь одновременно сделать две несовместимые вещи: успокоить запуганное воображение и начать конструктивно мыслить. Воображение явно брало верх. Пришлось начать диалог «сама с собой», двумя своими ипостасями «ребенка» со «взрослым»: «Скажи, что происходит?» – спрашивал внутренний серьезный «взрослый».
     – Беспомощность и безнадежность… страх, – отвечал «ребенок».
     – Нужно расслабиться,– советовал «взрослый», – скажи: я спокойна, я совершенно спокойна.
     – Хорошо давать советы. Сама попробуй! Посмотрим, что получится. Чужую беду руками…знаешь?
     – Что ты? Чужая беда! Мы – одно целое. Забыла?
     Так, споря сама с собой, Лиза мчалась, никого не видя, не разбирая дороги. Прохожие оглядывались. А женщина, в панике, большими шагами пересекала площадь, подняв правую руку к небу, громко, медленно произносила:
     «Я спокойна. Моя правая рука тяжелая. Моя правая рука теплая. Мой пульс ровный, ритмичный. Мое дыхание ровное, спокойное. Мой лоб приятно прохладен. Будем считать, что я расслабилась. Теперь, основная формула: «Я знаю, что мне нужно делать. Я знаю, что мне нужно делать».
     – Девушка, хотите мороженое?
     – Нет! Я знаю, что мне нужно делать. Да! Пломбир в вафельном стаканчике.
     – С вас три двадцать.
     И тут Лиза увидела себя со стороны, с поднятой к небу правой рукой, растрепана, юбка сползла на бок, сумка открыта. Она тихо прошептал: «Я верю в свои возможности. Я знаю, что мне нужно делать». – Взяла мороженое и успокоилась. Интересно, самовнушение или мороженое?
     Не вовремя раздался звонок. Лиза хранила в памяти всего два номера: сына Вовы и Левочки. Звонил Лев.
     – Ты знаешь, какой сегодня счастливый день? Ты родилась на свет сорок… лет назад. Жаль, я в отъезде, посидели бы в рыбном ресторанчике на море.
     Рыбный ресторанчик! Так это правда! Секретарша Штерна в сплетнях не ошиблась.
     – Ты меня с кем-то спутал. Я не ем рыбу, – тихо сказала Лиза и отключила телефон.
     Лев ожидал возле дома, толстый, укоряющий.
     – Мне пришлось из-за тебя прервать дела. У нас что-то случилось? – он протянул имениннице завернутую в целлофан блеклую розочку. Лиза взяла ее, поднесла к лицу, надеясь уловить дивный аромат цветущей розы. Неловкое движение – и несчастный цветок оказался на дне лужи.
     – Так ты относишься к моим подаркам! – мужчина упредил своим гневом Лизину обиду.
     – Каким подаркам? – растерянно спросила, наклонилась к мокрому цветку. Неужели было еще что-то: заветная коробочка с бриллиантовым колье?
     – Цветы швыряешь в грязь!
     – Это не цветы, а цветочный аборт, мой дорогой.
     Будто услышав тайную команду, оба развернулись, шагнули в разные стороны. Обиженный мужчина, как мини-крейсер, размахивая полами вельветового пиджака, понесся к автостоянке. А грустная женщина медленно поднималась по лестнице навстречу самой страшной своей ночи. Сон был зимний, вьюжный. А духота давила летняя, накатывалась волнами, душила. Скрип полуоторванных петель замерзшего окна. Лиза заставила себя проснуться. Пробуждение было ясным-ясным: капкан захлопнулся. Край платья затянуло зубцами следственной машины… пальцы, руки. Кости хрустят, сплющиваются – опять сон. Следователь Штерн, отпусти меня! Ты делаешь карьеру, ждешь повышения по службе? Должен раскрыть убийство во что бы то ни стало, пустишь меня под нож? Господи, какая разница? Я не должна думать о его мотивах. Вот пришел ко мне на прием печальный человек, говорит, что его обвиняют в предумышленном убийстве, а он не виноват. Что делать? Как вести себя на допросе, чтобы следователь переключил свое внимание, заподозрил другого. Я отвечаю:
     – В свободном государстве просто так не могут посадить в тюрьму, обвинить в убийстве.
     – Как раз, могут, – возражает он, – труп есть, мотивы есть, алиби нет. Что еще нужно следствию?
     – Держитесь спокойно, аргументируйте, убеждайте следователя, что вы этого не делали. Только не говорите: «Я муху не убью».
     – Интересно, почему нельзя поминать муху?
     – Неприличный аргумент. Скажите лучше: «Я верю, я убежден, что вы найдете истинного убийцу. Ищите!». И в самом деле, даже мысли не допускайте, что это не сбудется.
     – Хорошо, пойдем дальше, – упорствует посетитель. – Представьте себе, я в кабинете у следователя, а он многозначительно бурчит: «Значит, вы не хотите сотрудничать со следствием. Так и запишем. Жаль, жаль. Чистосердечное признание, знаете ли, очень облегчает… хотя, мне твои признания ни к чему. И так все ясно, – и нежно похлопывает по тонкой папочке с лазурными цветами. Скажите, доктор, кто мне поможет в этой дурацкой ситуации?
     – Не дурацкой, а очень даже страшной, – думает Лиза, а вслух говорит:
     – Частный сыщик поможет найти истинного убийцу. Хороший адвокат, специалист по уголовным делам.
     – Во-первых, нет денег на сыщика, – возражает собеседник, – во-вторых, мы не в кино. Вряд ли проживает в нашем городе настоящий Пинкертон. Хороший, очень хороший адвокат со штатом сыщиков и помощников – дешевле сесть в тюрьму.
     Сами займитесь этим делом пока не поздно, – думает Лиза и говорит:
     – Прежде всего, выдержка, спокойствие. Все утрясется само собой.
     – На электрическом стуле.
     – О чем вы думаете? Глупости какие! В нашей стране нет смертной казни.
     – Спасибо, утешили.
     Ведь на себя примеряю роль невинной жертвы! Сама спрашиваю, сама отвечаю и себя обманываю. Прекрасное занятие! Нужно бороться. Я даже знаю, как это сделать!
     Лиза наскоро пропустила последние кадры ночного сна, вскочила с постели, энергично напялила халат и побежала к телефону. На столе, под газетами нашлась записная книжка. На какую букву у нас библиотека? На «М».
     – Мэри, извините, что так рано. Рутенберг беспокоит. Уже встали? Замечательно! Как спалось? Я приду в библиотеку к девяти часам. Подберите для меня книги по праву. Их много? Да, верно. По уголовному праву! Методика допроса, психологическое давление, потеря воли к сопротивлению. Понятно, да? И какой-нибудь популярный детектив, герой защищает доброе имя, а следователь… Вы детективы не читаете. Эдгара По?
     Номер Левиного телефона – святое, хранится в памяти.
     – Левочка, давай помиримся. Цветок был замечательный. Не в подарках дело. Главное – внимание.
     В ответ – громкое сопение:
     – Ты позвонила мириться или упрекать?
     – История с журналисткой Симой плохая, очень плохая! У них есть видеозапись… Я рядом с трупом…. Открываю сумку…
     – Зачем ты трогала чужую сумку? Горе мне! Идиотка! Поймалась на мякине! Элементарный фискальный ход! Не верь! Они мастера подбрасывать улики, Ты действительно открывала чужую сумку?
     – Не кричи на меня. Открывала. Журналистка приходила на прием. Понятно, что они обнаружат дату нашей встречи.
     – Эта видеозапись… странная, тебе не кажется? Кто позволит милицейским оставить труп на несколько часов? Сквер… гуляют дети. Место, где находился труп, не оцепили. Ты ведь спокойно подошла? Повтори еще раз, как эту сцену обрисовал наш детектив?
     – Он сказал: «В четыре утра поступила информация о трупе, как раз возле моего клуба».
     – Он сказал, что труп возле твоего клуба?
     – Нет. Это я сказала. Тело видели восемь человек, но только я приблизилась и взяла дневник.
     – В котором часу это было?
     – В семь утра.
     – С четырех до семи в сквер никто не ходит. Восемь человек! Откуда им взяться? Врет милиция!
     – Но фильм…
     – Ты последняя видела ее живой?
     – Нет. С кем-то Сима встречалась. Я даже знаю, кто это был.
     – Зачем приходила журналистка? Небось, обещала написать статью.
     – Жаловаться на Волика.
     – Кто такой Волк?
     – Не Волк, а Волик.
     – Кто такой Волик?
     – Вольдемар Худяков, ее жених.
     – Почему ты называешь его Воликом?
     – Повторяю Симины слова.
     – Очень органично… привычно произносишь это имя. Тебе не кажется?
     – На чьей ты стороне? Помоги логично мыслить.
     – Хорошо. Давай рассуждать: будь у Штерна настоящие улики, ты не сидела бы дома у окна, в ночной рубашке, с сигаретой.
     – Я не в ночной рубашке и не курю.
     – Это важно? Можешь хоть раз не спорить? Господи, что за характер!
     – Думай!
     – Я думаю! Может, был сообщник?
     – Например?
     – Воль… Худяков.
     – Допустим, Худяков, твой сообщник, помог убить Цибуленко. Логичней, проще, вернее, правдоподобней решить, что он и есть убийца. Зачем впутывать тебя? Наведи сыщика на эту мысль. Ты – способная девочка, психотерапевт, хоть и бывший…вот и постарайся, пока в голове у Штерна сырая глина, можно вылепить из нее фигуру Худякова. Кстати, как выглядит этот герой-любовник? Дай фотографию.
     – Зачем?
     – Любопытствую. Знаешь выражение «Нет человека, нет проблемы»?
     – К чему ты клонишь? Проблема – кто? Худяков?
     – Следователь Штерн! Не повезло тебе. Детектив слишком любит свою работу. Хуже не бывает!
     – Я докажу, что не виновна!– Лиза ударила ладошкой по столу.
     – Конечно! Великий следопыт! Ничего ты не докажешь. Во-первых, нет времени. – Лев торжественно загнул толстый палец. – Во-вторых, ты – нормальный человек, не бегаешь, не прыгаешь, не стреляешь. Если твое дело попадет к другому, уверяю, не будет сложностей. Нераскрытых убийств – море. Это не серийное убийство, когда нужно торопиться, преступник убьет, похитит невинного ребенка, изнасилует девушку. У нас убийство на почве ревности, бытовое преступление. Помнишь, меня называли «Седьмое чувство»? Я всегда знаю наперед, что должно случиться, иногда бывает вещий сон.
     – Седьмое чувство говорит: нет человека – нет детектива? Ты собираешься его убить?
     – Зачем такие крайности! Я узнаю через знакомых, соберу информацию, чем он дышит, вернее, на что живет. Экономические секреты.
     – Он не из пугливых. Не похож на афериста или взяточника.
     – У каждого есть прошлое, а в прошлом темные места. Кто ищет, тот найдет. Не может человек из «органов» быть безупречным. Специфика работы. Немножко психолог, актер, обманщик. Чтобы выведать правду, он должен расставить психологическую ловушку. Брать на понт, короче говоря. Ты встречалась с этим… Вольдемаром? Стоящий мужик? Не пожалели ему имечко.
     – Сестра приносила фотографию. Противный дядька.
     – Скажи, капитан мог обмануть, сказать, что дискета есть, а на самом деле…
     – Мне показали в милиции. Видно, как я приближаюсь… в зеленой блузке. Я действительно в то утро был в зеленой. Следователь не исключает, что я возжелала Вольдемара. В порыве ревности, избавляясь от соперницы, ее убила. Преднамеренное убийство первой степени.
     – Штерн сформулировал? – Лев побледнел, толстые плечи свесились безвольными кульками на грудь.
     – Я пойду в библиотеку юрфака, почитаю…
     – Неприятно! Меня не было в городе той ночью. Я могу помочь?
     – Да.
     – Пожалуйста. Придумай, что хочешь. Я подтвержу. Что ты молчишь?
     – Алиби – твоя любовь и моя любовь. Я сказала в милиции, что мы семья, любим друг друга.
     – Мы не совсем обычная семья. Детей нет. У меня квартира, у тебя квартира.
     – Следователь тоже так сказал.
     – Он так сказал?! Почему?! При чем здесь я? – И бросил трубку.
    
     Шестая глава
    
     Еще солнце не взошло, как в предрассветном полумраке возле Лизиной парадной возник и замер неподвижно высокий парень. Синие спортивные штаны с белой полоской по бокам, старая футболка, кепочка козырьком назад. В руке бутылка пива.
     В другое время Лиза бы спокойно вышла, держась подальше от мужика. Но сейчас ее насторожил картинный вид, бутафорская фигура. Скорее всего, оперативник. Вот! Из кармана торчит край документа, официальная бумага. Эти бумаги ни с чем не спутать. Они излучают негативную энергию, настораживают, пугают. Начало неприятных, иногда угрожающих событий.
     Она попятилась к «черному» запасному входу. Но там, наверняка, еще один «любитель пива». Поздно. Ее заметили.
     – Рутенберг! Капитан вызывает. Пойдемте. Машина за углом.
     Фигура неуловимо преобразилась: из полупьяного – в милицейского при исполнении, с которым не поспоришь.
     Лиза не сопротивлялась. Она устала. А Штерн был свеж и весел в предвкушении победы.
     – Садитесь! Неважно выглядите. Как спалась?
     – Спасибо! Благодарю вас, – Лиза поддержала светскую беседу.
     И Штерн галантен:
     – Вспомнил милейший анекдот. К свахе обратилась француженка, русская и немка… Кстати, вам удалось помочь Симе Цибуленко? Она вышла замуж?
     Лиза задумалась: свою работу она сделала, познакомила Симу с Вольдемаром. О, господи! Вряд ли обойдется без допроса с пристрастием о Худякове. Как неприятно!
     – Не знаю, вышла ли замуж Цибуленко. Я организовала ее знакомство с заинтересованным лицом. После этого мы не общались.
     – Лицо!
     – Что – лицо?
     – Заинтересованное лицо? Кто? У лица есть имя, фамилия?
     – Вы же знаете, зачем спрашивать? Это был Вольдемар Худяков. Имя вам о чем-то говорит? – с каким-то странным злорадством спросила Лиза.
     Вместо ответа опять прошелестела, как колода карт, пачка фотографий. Ровно, в два ряда, легли фотографии мужчин. Сваха склонилась над столом, прищурилась, хотя, с первого же мимолетного взгляда поняла, что никого не знает.
     – Я честно-честно с ними незнакома.
     – Опять вы...
     Лиза предостерегающе подняла руку, чтоб с уст бесцеремонного
     Штерна не сорвалось оскорбительное слово. Придется уйти в защиту и, «прощай» непринужденная беседа, обмен улыбками.
     – Невнимательны, – иронично закончил он.
     Женщина склонилась над пачкой фотографий. Аккуратно отодвинула в сторону изображение толстого брюнета с кудрявым чубчиком. Покачала головой, и следующего, и еще одного. Палец коснулся фотографии, потянул ее в сторону неопознанных, потом вернул на место.
     – Это Худяков?– удивленно спросила непроницаемого Штерна.
     – Меня спрашиваете? Интересно! Вы осчастливили Цибуленко знакомством с этим господином и не можете его узнать?
     – Я никогда его не видела. Сестра приносила фото… теперь я понимаю, десятилетней давности. – Сваха рассматривала лицо постаревшего ловеласа и чувство глубокой вины перед Симой сияющей, жизнерадостной, теснило ее душу. Как жаль, что фотография раньше не попалась ей на глаза.
     – Жуткий тип! – только и смогла произнести, – и эта, его сестра, какая негодяйка! Боже мой, где ты, ангел одиноких? Почему не защищаешь свои творенья, бросаешь на произвол судьбы?
     – Божественное здесь не при чем. Преступник есть преступник. Вернитесь на землю, Рутенберг. Прекратите истерику. Вы утверждаете, что человека, изображенного на этой фотографии, никогда, даже мельком, не видели?
     Как сформулирован вопрос! Наверное, для протокола. Где тут микрофон?
     – Вы поняли?
     – Конечно. Утверждаю: этого человека не знаю, никогда не видела.
     – Как можно, не зная человека, говорить о нем: «Жуткий тип»? Вы сейчас в неубедительной истерике фактически признались, что знакомы с Худяковым и скрывали этот факт!
     – Я действительно его не знаю, – обессилено сказала Лиза.
     – Хорошо. Но вы в пароксизме якобы вины перед журналисткой упомянули негодяйку – сестру. Чью сестру? Как ее зовут?
     – Я все расскажу!
     Штерн неожиданно громко рассмеялся.
     – СмОтрите накрученные психодетективы? «Все расскажу!» Колитесь! А я взамен отмажу вас от «вышки».
     – Я, в самом деле, хочу помочь. При чем здесь «вышка»?
     – На эту тему есть хороший анекдот: «Приговоренного выводят из камеры во двор, а там проливной дождь… м-да. Продолжим… про сестру. Что вы хотели рассказать?
     – Я тоже могу курить?
     – Ради бога. Мне не мешает.
    
     Седьмая глава
    
     «Ко мне за помощью приходят мамы, реже папы, взрослых «засидевшихся» детей,– не спеша, весомо сказала сваха, – родители страдают, и, уповая на пресловутый «клин – клином», обращаются в бюро знакомств. Иногда великовозрастные дети об этом знают, иногда и не догадываются.
     – Вы так спокойно об этом говорите? Закон для вас – это пустой звук? – удивился капитан.
     – Какой закон? – Лиза, как маленькая девочка, выставила вперед ладошки, – какой конкретно закон я нарушаю? Нет запрета на помощь детям со стороны отца и матери!
     – Личная жизнь человека, взрослого – уже не в счет?
     – Репетиторы для детей, спортивные тренеры, диетологи. Обычная услуга. Не дешевая.
     – Ваша работа – не обычная услуга! Вы полагаете, что помощь в личной жизни – Божий перст. Впрочем, не моя проблема. Продолжайте про Скавронскую.
     – Звонят старшие братья – сестры, беспокоятся о младших. И только один случай был в моей практике: младшая сестра собралась женить старшего брата. Доктор Нина Скавронская, так она представилась по телефону. На мой рутинный вопрос, знает ли младший брат, что его хотят женить, в ответ – долгое молчание.
     – Как зовут вашего брата? – опять молчание.
     – Назовем его пока имярек, – неохотно, слегка картавя, сказала незнакомка.
     Странная женщина! Я почти уверена: речь не о брате. Может, бывший любовник. Она собирается его оставить, жалеет по-человечески. У меня бывали такие случаи. Правда, звонили мужчины, расставаясь с нелюбимыми. Тепло описывали внешность, характер: добрая, отзывчивая, аккуратная, домашняя, воспитывает сына. Словом, хорошая женщина. Просили познакомить с приличным человеком. Это этично? Это хорошо? Все смешалось!
     Штерн, молчавший отрешенно, вдруг сказал: «Какое страшное место – ваше брачное бюро! Сколько человеческих трагедий! Сколько тайн! Вы – создатель призрачного мира! Целого мира, параллельного обычной жизни. Не пугает? Не кажется, что взяли на себя миссию Создателя? Этого женим, дадим немного счастья, а этот будет одиноким. Простите, на самом интересном месте… продолжайте, продолжайте!»
     Тирада капитана прервала нить, сбила мелодию рассказа. Казалось, беседуют знакомые. Как теперь вернуться к доверительному тону? Лиза достала из сумки пачку сигарет, устроилась удобно, закинув ногу за ногу, демонстративно поискала зажигалку. Хотелось, чтобы капитан склонился, поднося к ее сигарете огонек, вдохнул манящий запах ее духов, может быть, нечаянно прикоснулсяк щеке, к светлым локонам. И он, не глядя, вытащил из ящика пистолетик-зажигалку, подошел, склонился к Лизиной руке:
     – Не стоит курить. Волосы пропахнут вонючим дымом, кожа пожелтеет. – И отошел, вернулся к своему креслу.
     Лиза бросила смятую сигарету в урну, улыбнулась.
     – Я и так, без сигареты, хорошо соображаю! – съязвила, – и не жалуюсь на память. Мнимая сестра…Она все-таки пришла!
     В семь часов вечера. Без паузы вошла женщина: ярко-розовый шарфик, блестящие клипсы в ушах, очки в черной оправе. Через минуту шок от бравурных деталей испарился. Осталось настоящее: серо-буро-малиновое. Забегу вперед. Когда женщина ушла, я встала, походила по кабинету: ноги затекают, и увидела, как доктор Нина прямо под моим окном не спеша снимет клипсы, шарфик. Упакованные вещички сосредоточенно складывает в сумку. Неужели стащит паричок? Очки избежали печальной участи, остались на носу. Какую роль играла Нина? Вульгарная простушка? Голос, манера говорить не вяжется с розовым воздушным шарфом. Впрочем, у нее мог сохраниться провинциальный девичий вкус. Но почему побрякушки снимались с такой поспешностью? Разберемся со временем. Разговор ведь состоялся. Я получила указания, какую женщину искать для брата. Версия о брате осталась, обросла мельчайшими подробностями быта и распорядка. Все говорило о том, что Нина – близкий человек имяреку, вхожа в дом и знает его проблемы.
     – Считаете, это важно? Для меня, для следствия? Поможет раскрыть убийство? Я должен слушать чепуху о ваших методах работы? – тихо, с угрозой в голосе, прервал Штерн.
     – Вы противоречите себе. Требуете подробностей и не хотите слушать. Опустить детали? Больше с доктором Ниной Скавронской я не встречалась.
     – Новая Шехерезада! Ладно, будем слушать. Может, что-то пригодится. – Милицейский горестно, по-бабьи, сел, подперев щеку ладонью.
     – Поверьте, это странный визит. Думаю, он имеет прямое отношение к убийству.
     – Я же сказал: «Продолжайте».
     – По протоколу я прошу у клиентов фотографию и разрешение показывать ее определенным кандидатам. Так я и сказала мнимой сестре.
     – Какую фотографию вы собираетесь показывать? – Нинины глаза от ужаса стали круглые, антрацитового цвета.
     – Вы принесете мне какую-нибудь… не старую…срок давности не больше года, можно с ребенком.
     Я заметила: Нина не употребляет сочетание «мой брат». Чей-то брат …это психологически облегчает ее задачу, оставляет мостик, в крайнем случае, скажет, что ее неправильно поняли.
     – Фотографии не будет! Вот описание: жгучий брюнет… последнее время появилась седина, но это его красит, придает импозантность… волосы вьются…красиво. Фигура стройная, хорошо одет, пижон, – Нина усмехнулась.
     «Пижон» – не из ее лексикона. И тут она споткнулась на явной лжи. Я спросила:
     – Ваш муж поддерживает отношения с братом?
     – Я не замужем, – был ответ.
     Конечно, в этом никто не сомневался. Передо мной сидела классическая старая дева. Не дрогнув, не моргнув, без легкой застенчивой улыбки, произнести такую фразу может женщина, для которой это состояние уже не боль, а старая привычка. Итак, она не замужем, Нина Скавронская, а он -– Вольдемар Худяков… Какие же они родственники, брат и сестра? По выражению лица моей чуткой собеседницы вижу, что и она уловила несоответствие в рассказе.
     – Как вам больше нравится: мы от разных отцов, я меняла фамилию отца – на материнскую?
     – Думаю, для решения задачи это не существенно, – я не стала разыгрывать удивление. Ясно, что в моем дневнике странный факт записан. Вдруг пригодится. Сейчас меня действительно это не волнует. По опыту знаю, предварительная работа – не самый важный этап. Как объяснить Вольдемару появление череды невест? Все на подбор не худые блондинки с приятными чертами лица.
     – Вы возьметесь за это дело или оно вам кажется сложным? – Нина, видимо, тоже наблюдала за выражением моего лица.
     – Как вы собираетесь вручать брату телефон очередной невесты? Первый раз можно рассказать, что встретили знакомую. Что будет дальше?
     На ее лице появилась победная улыбка. Сейчас скажет: «Он делает все, что я хочу». Но она лукаво пропела:
     – Я попробую его уговорить, у меня есть опыт. Все будет хорошо!
     Тут она делает гениальный ход, говорит:
     – Интуиция у вас потрясающая! Вы ведь поняли, кто ему нужен. Не будет ни второго, ни третьего знакомства! Она была права!
     – В чем права? – тихо спросил Штерн.
     – Не было второго и третьего знакомства, – победно сказала сваха.– Я действительно знала, кто будет избранницей мнимого брата Вольдемара! Нахожу фотографию Симы Цыбуленко. С экрана призывно смотрит голубоглазая блондинка. Среднего роста, скорее, росточка. Полновата в бедрах. Непородистая фигура, ладонь короткая, широкая. Ног не видно, скорее всего, широкая стопа. Пухлые губы утопают в розовых щеках. Образование высшее, высокий статус, без детей. Идеально соответствует запросу. Целый год не вспоминала о дерзкой журналистке. И вот, появился Вольдемар. Кандидатура, судя по всему, для умной Симы подходящая. А свахе что еще нужно? Небольшой брачок (вот уж игра слов!) в этом варианте все же есть. Я плохо представляю, какой приемной мамой окажется Сима Цибуленко. Кроме того, они не подходят друг другу по гороскопу.
     – Вы верите в эту чепуху? Как можно? – пожал плечами капитан.
     – Верю! К сожалению, недостаточно. Нужно было учесть все аспекты гороскопа и не отмахиваться от очевидных предсказаний.
     – Вы могли предотвратить убийство, сопоставив гороскопы? Идите работать к нам в отдел!
     – Зря смеетесь! Я сделала астрологическую карту на совместимость. Вышло: хуже не бывает. Сима родилась в апреле, она – овен, Худяков – ноябрь, скорпион. Я рассчитывала, что при знакомстве возникнет сильное влечение. Сексуальный овен и страстный скорпион. Два доминантных знака. Оба – эгоисты и командиры. Утешало, что скорпион поладит, с кем пожелает, он всеяден. Подчинил, подмял – семья готова. Но это – впереди. Нужно, чтобы они сначала встретились.
     – Есть какая-то методика? – равнодушно спросил капитан и зачем-то придвинул лист бумаги и карандаш.
     – Зачем вам это, подробности моей работы? Да, есть методика!
     Но не понадобилась. Доктор Нина сама все провернула. Дала Худякову телефон. Он позвонил. Все, как обычно. Мне осталось констатировать, что пара Сима – Вольдемар выбыли из картотеки одиночек. Они встречаются. Встречались…
     – Чудесно! – с энтузиазмом воскликнул Штерн,– братьям
     Гримм здесь делать нечего. Андерсену и не снилось. – добродушная улыбка исчезла. Он иронично посмотрел на Лизу.
     – Перейдем к Худякову. Теперь про жениха с таким же воодушевлением! Не можете? Что мешает?
     – Я с ним просто не знакома. Сочинять в угоду вам не буду.
     – Мы же договорились. В сочинениях немало пользы.
     Лиза покачала головой, устало сгорбилась. Видимо, следователь тоже устал. Он зевнул, деликатно прикрыв ладонью рот. Предложил чай, кофе. Начал рассказывать анекдот в тему: «В бюро знакомств зашел мужик, ищет пару. Ему говорят, что есть прекрасный вариант, один на тысячу, показывают фото. Он видит бывшую, с которой развелся год назад…
     – Это не анекдот! – прервала Лиза,– я не уследила один раз, пыталась познакомить бывших, мужа и жену.
     – Что значит «не уследила»? Вы следите за разводами и приглашаете в свой клуб несчастных, свежеразведенных?
     – Прекрасная идея! Вы прирожденный бизнесмен. Можно связаться с адвокатом по разводам. Но, нет. Не додумалась. Чтобы не попасть впросак, мы делаем пометки на карточках клиентов с одинаковой фамилией.
     Краснощекий парень принес два стакана крепкого чая с мятой, с лимоном. Штерн с наслаждением сделал большой глоток.
     – Не упрямьтесь, пейте чай. Не хотите? Я буду пить, а вы обдумайте ответ на мой вопрос: «Когда в последний раз вы видели Симу Цибуленко, живую Симу? От вашего ответа зависит, где вы проведете ночь, дома или в КПЗ.
    
     Восьмая глава
    
     – Хочу домой! – устало, безнадежно, с детской надеждой, что ее пожалеет и отпустит взрослый дядя, сказала Лиза. Штерн все понял. Поднялся, пошел куда-то. Пошел! Лиза от удивления забыла про усталость. Представьте Чарли Чаплина, его характерную походку, носки врозь, маленький подпрыг при каждом шаге – и вы увидите Штерна. Но повыше ростом и худого. Он возвратился через минуту с шоколадкой и бутылкой колы. Поставил перед Лизой всю эту детскую мечту, степенно вернулся, нырнул в свое кресло и замер. Подождал, пока Лиза развернет послушно шоколадку, и сказал, как ребенку перед сном:
     – О чем вы вечером болтали?
     – С клиентами я не болтаю просто так, всегда есть цель: выясняю какие-то моменты прошлой жизни или скрытые проблемы, или характер.
     – Люди идут в бюро знакомств покрасоваться, вы их должны разоблачить, при этом, не обидеть. Да? Переходим к паре Сима – Худяков.
     – Я могу рассказать о последней встрече с журналисткой.
     – Конечно. Нужно, чтобы я поверил, что с Худяковым вы не знакомы. Давайте про Сирафиму Цибуленко. Тоже пригодится!
     Лиза приготовилась живописать последнюю встречу с живой здоровой Симой. Но тут раздался телефонный звонок. Первый за многие часы общения с детективом. Штерн сказал: «Манюся, что случилась? Следят за вами? Ты с ребенком? Иди домой! Я сейчас приеду!». Странно посмотрел, растерянно, с угрозой – и вышел.
     Лиза замерла, часто заморгала, почувствовала вдруг, как дергается веко на глазу. Какой ужас! Повеяло авантюрами молодого Льва. Она хорошо знала его характер. Натерпелась в молодости. Оглядываясь по сторонам, на всякий случай, поискала таинственную стену, сквозь которую начальство наблюдало за допросом. Ничего похожего. Может, за картиной, натюрмортом, абстрактными цветами, вмонтирован видео-глаз, подсматривает, фиксирует. Черт с ним! Набрала знакомый номер. Лев ответил приглушенно: «Чего звонишь? Не мешай!». – И отключился.
     Значит, он! Решил похитить ребенка, насолить Штерну. Какой дурак! Вошел краснощекий парень, аккуратно, торжественно уселся в кресло. Не читал, не писал, не говорил по телефону. Сидел и смотрел на Лизу. Уж лучше Штерн! Детектив оказался легок на помине. Вбежал, запыхавшись:
     – Идите домой! – приказал свахе. Заметил в ее взгляде понимание, как будто она знала, что происходит.
     – Рутенберг! Если вы не убийца, можете стать жертвой. Вас задушат, отравят. Словом, отправят на тот свет. Подождите! Забыл спросить, вы угощали Симу? Еда, питье, чай? – капитан ткнул для убедительности в свой стакан с остывшим чаем. – Я предлагал вам кофе. Почему отказались? Что-то напоминает?
     – Симу отравили? – спросила сваха.
     – Из морга нет ответа. Все признаки дыхательной недостаточности. Это женский почерк…
     – Но ее руки были связаны и рот заклеен липкой лентой. Какая женщина справиться? Силачка из цирка?
     – Любая! Но вы, Рутенберг, откуда знаете, что Симу связали, заклеили рот и затем, каким-то способом привели к удушью?
     – Не знаю…
     – Только что сказали…вот, – Штерн нажал на кнопку, и Лиза услышала свой странный писклявый голос: «Но ее руки были связаны…».
     – Хочу напомнить… я ведь приближалась …к журналистке… к телу, видела следы на руках, явно от веревки и красные полоски возле губ.
     – Проводи Рутенберг на выход и глаз с нее не спускай! – крикнул капитан. Вошел краснощекий.– Глаз не спускай! Ни днем , ни ночью, – неслось вслед.
     За дверью, чудное видение, возник любимый друг, взял Лизу за руку, завлек в потрепанную «Хонду».
     – Ко мне или к тебе? – кодовый вопрос, всегда вызывал прилив сексуальной страсти.
     – К тебе, Вовка дома , – бодро сказала Лиза и пожалела, зря согласилась.
     Лев жил на Дерибасовской, в хорошем старом доме, с высоким потолком, просторным коридором. Лепнина по углам – амуры и психеи-напоминали, что красота музеев была когда-то частью бытового интерьера. Старые деревья уютно росли у входа. Звонки в этих квартирах почему-то издавали стук дверного молоточка.
     Приехали быстро, мужчина торопился. Боялся: Лиза передумает, попросит отвезти домой или просто выйдет из машины и скроется за поворотом. Последняя их встреча недели две назад была не очень удачной. Кавалер устал. Подруга молчалива. Короче, ничего не вышло. Хотелось наверстать. Лев не мог быть слабым. Он протянул любимой руку. Неотвратимо, слегка подталкивая, втянул на второй этаж. Одной рукой придерживал ее за плечи, второй, торопясь, неловко отмыкал замки. И прямо в спальню. Лиза, опустошенная, бледная подавленно молчала. Хотелось раздеться в тишине, лечь, укрыться с головой.
     – Лева, я устала. Вдруг так устала. Смертельно.
     – Да ладно! Полежим немного?
     – Полежим…
     Где в это время пребывала Лиза? Наверное, в привычных сожалениях. Лев потрусил в ванну, поплескался. Мокрый и довольный улегся рядом.
     – Отдохну и отвезу тебя домой.
     – Отвезусь сама!
     – Может быть, останешься? Уедешь утром. Не хочешь? Возьми такси, я заплачу.
     Печальная женщина оделась, села в кресло, закурила.
     – Не кури здесь, – донеслось с дивана.
     – Спи! – Лиза докурила сигарету, вышла на свежий воздух, Безумно хотелось спать и хотелось думать о любви. Интересно, как я выгляжу в глазах мужчин? Чужих мужчин? Наверное, барышня без возраста. Кожа на руках, вены. С утра мешочки под глазами. Какая неприятность! Штерна соблазнить? Завтра решу этот вопрос. Сейчас – такси. Вспыхнул желтый огонек. Машина с шашечками на дверцах подкатила прямо Лизе под ноги. Дверца распахнулась. Как хорошо! Вернее, как странно! Лиза нагнулась к окну, чтобы увидеть водителя. На заднем сидении шевельнулась темная фигура: «Она! Давай! На Бассейную!». В ту же секунду навалилась туша, подмяла женщину. В ночной тишине грохнул выстрел. Такси умчалось. Туша заворочалась. Лиза царапалась, кричала.
     – Ладно вам! Хватит! Сейчас доложим Штерну и домой. Я вас отвезу. Хорош фрукт, этот ваш дружок, выпустил одну, на Дерибасовскую, ночью! Могли украсть, и поминай, как звали. Где потом искать?
     – На Бассейной, – прошептала Лиза.
    
     Девятая глава
    
     Лев был редкостной персоной, за которого знающие люди «двух небитых дают». Его спасало убеждение: нет человека – нет проблемы. Уверенность, что первым делом нужно поискать «человека», определить, кому это нужно, выручала не раз. Все становилось на свои места. Любое преступление – рутина. Даже убийство. Не говоря о грабежах, нападениях, разбое. Вызов на место происшествия, протокол, допрос свидетелей, если не успели разойтись. И тут выходит на арену человек: следователь, милицейский, детектив. Он равнодушен, устал. Полно проблем: домашних, денежных, любовных. Если нет проблем, их создают другие, заинтересованные, лица.
     После разговора с бедной Лизой, Лев решил применить свой старый метод. У Штерна нет проблем? Будут! Озабоченному, нервному копу опасно поручать сложные дела. Нужна ясность мысли, реакция. А у Штерна какие-то проблемы дома, в семье. Отпрашивается с работы, убегает в середине дня, а убийство не раскрыто. Начальство есть у всех, кроме Создателя, и отчеты никто не отменял. Размышляя об отчетах, Лев с трудом дождался пяти часов. Наконец, когда сумерки сгустились, сел в машину и поехал, сверяясь с картой, на окраину. Проехал вонючий рыбный ряд, цветочный рынок. Почему на рынке пахнет кладбищем? Когда-то розы пахли розами, гвоздики первым сентября. Сейчас аптечный запах, что ли? Последний поворот у тюрьмы, и Фонтан. Ехал медленно, читая вывески, почему-то на английском. Наконец, блестящая, странная на фоне развалюх, «rent – a– car». Лев остановился, выбрался из «Хонды». Огляделся, не спеша. Заметил «глаз», еще один, под вывеской. Солидно! Колокольчик звякнул до того, как дверь открылась. Внутри солидно, стильно. Мужик классически разбойничьего вида – даже повязка на одном глазу – мельком посмотрел на Льва.
     – Чем могу?– спросил обыкновенным голосом, нестрашным баритоном.
     – В каком смысле? – удивился Лев.
     – Чем могу помочь? Присаживайтесь.
     – Нужна машина с тонированным стеклом.
     – No problem! Уточните!
     – На два-три дня.
     – Так два или три? Сами понимаете, есть разница
     – Допустим, три. Бежевая или серая. Не новая, не дорогая.
     – Дешевая, с тонированием? Сомневаюсь в такой возможности, – тянул парень.
     – Найдите или сделайте! – рявкнул Лев,– я заплачу, Соломон.
     – Не надо нервничать. Вы меня знаете?
     – «Соломон» – написано на бирочке вашего кармана.
     – Мы попробуем, – одноглазый поставил на прилавок стаканчик с дивно пахнущим, потрясающим, ароматным, божественным напитком. Заметил, как ноздри Льва затрепетали, учуяв любимый аромат.
     Вышел в подсобку, вернулся через несколько минут. Поставил перед Левой стаканчик с кофе, кивнул доброжелательно. «Мол, теперь продолжим».
     – Уважаемый Соломон! Мне для работы срочно нужна машина.
     – Аванс – наличка или чек?
     – Берете чеки? – удивился Лев.
     – Почему нет? Проверим кредитную историю, состояние счета, – красиво выпевал Соломон.
     – Серьезная фирма! Я предпочитаю «зелень».
     Вынул из портфеля пачку купюр.
     – Здесь все, по ценнику на этот год. Пригоните машину завтра утром, в половине восьмого. Вот адрес. – Нерешительно потоптался, вынул из внутреннего кармана пиджака права, паспорт.
     Соломон понял
     – Вернете машину, заберете деньги. Не все. Мы берем комиссионные. По-божески. Все довольны.
     – Конечно, конечно. Так удобней. – Лев допил свой кофе, поискал
     глазами урну.
     – Не беспокойтесь. Будьте здоровы. Желаю здравствовать,– говорил одноглазый, двигаясь к выходу. Звякнул колокольчик на прощание. Дверь закрылась. Лев присел на парапет, закурил. С этим делом покончено. Теперь несколько звонков нужным людям.
     – Извини, дорогой, в нашей картотеке Штерна нет, – жизнерадостно басил старый, еще из Академии, дружок.– Он не прячется. Его прячут от назойливых и любопытных. Но я могу узнать. У нас есть спецкартотека засекреченных персон. Еще один звонок в банк. Теперь – счета, кредиты капитана.
     – Ничего такого. Ипотека. С ним живет жена, два сына, мать жены, сестра жены с ребенком.
     – Так не бывает! Сестра жены! Господи, теперь понятно, почему он пропадает на работе. Плохо дело!
     На Фонтане закончено, можно ехать. И тут, в зеркале, Лев увидел, как одноглазый из «rent– a– car»склонился над урной, выудил пинцетом пластмассовый стаканчик из – под кофе и аккуратно положил в пакет. Взял телефон, набирает номер. Лев выключил фары, быстро вышел из машины. Благо, совсем стемнело. Замер у открытого окна и услышал: « Был клиент. Дал задаток. Высокий, в длинном черном пальто, усы накладные, парик. Вот умора: ночью – темные очки».
     Лев, не делая резких движений, зачем-то медленно снял пальто, оторвал усы, парик, очки бросил в урну. От волнения кружилась голова, глаза налились кровью. Слава богу, с юности привык ездить «на автомате», плохо соображая, совсем не соображая, ехал в нужном направлении, всегда прибывал по адресу, точно.
    
     ***
     Штерн заметил машину с коричневыми стеклами, которая, не спеша, крадучись, подъезжает к его дому ровно в полвосьмого. Быстро выяснил: машина взята на прокат. Кто-то не побоялся бандитских дел, поехал на Фонтан. Окна не открывались, никто не выходил. Что внутри – не видно. По крайней мере, объектив фотоаппарата не торчит. В это время, в полвосьмого, как горох из стручка, из дома выбегает вся семья: капитан – Лиза была права – такой походки нет ни у кого, переплюнул Чарли Чаплина. Затем, жена с ребенком. И тут машина демонстративно срывалась с места. Каждый раз – в новом направлении: в сторону парка, к морю, в доки. Капитан мог остановить машину, проверить документы, арестовать. Мог, но не делал.
     – Ты бессердечный эгоист,– тихо плакала жена, – страшно за детей.
     – Нужно понять, кто за этим стоит, дергает за ниточки – уговаривал Штерн. – Этого арестуем, другой появится. Потерпи денек.
     -Чувствую себя овцой на привязи. Сына пожалей. С ним что-то случиться... Заберу детей , уеду к маме.
     Капитан кивал. Машину не трогал. Поехал на Фонтан,
     поговорил с одноглазым. У того, действительно, был один, левый глаз. Штерн продемонстрировал свой коронный трюк, развернул, как колоду, фотографии особ мужского пола.
     – Этот! – не раздумывая показал одноглазый на фото Вольдемара Худякова.
     – Журнал!
     – Прошу! – Соломон расторопно принес журнал, аккуратную тетрадь в линейку. Там, под первым номером, записано: «Вольдемар. Три дня ». – Он – ваш единственный клиент? Тоже мне, шутник! Этот тип – убийца. Позвони, когда он явится!
     На лице Соломона была так явственно написано: «Фонтан – для своих», что детективу пришлось добавить: « Не чини помехи следствию! Посажу!» Капитан расстроился. Была слабая надежда, что слежка возле дома – простое совпадение. Позвонил в отдел, приказал неусыпно следить за Худяковым, особенно с утра, с семи до полвосьмого.
     Прошло три дня. Лиза вздохнула с облегчением. Штерн про нее забыл. Спасибо Левочке. Может быть, ему удастся еще что-нибудь сотворить во имя любви и покоя любимой женщины?
     – Ты хотел навести справки, компромат на детектива.
     – Не радуйся. Перерыв закончен. Он чист. Скромный обыватель со скромным долгом в банке. Не придерешься. С ним живет сестра жены и мать жены, отец жены. Будет тяжело!
     Лиза поняла. Обняла мужчину, поцеловала нежно, прошептала: «Спасибо, дорогой! Мой дорогой!».
     Штерн черной тучей ходил по кабинету, ругал «куриные мозги».
     – Не может Худяков быть дома и одновременно сидеть в машине! Проворонил его. Нужно было не бегать в магазин за булкой, стоять, следить!
     – Богом клянусь, никто не выходил. Звонил по телефону, болтал.
     – Проверь телефон. Кто-то был на Фонтане, взял машину, ночью напал на Рутенберг. Она утверждает, что пассажир на заднем сидении сказал: «На Бассейную»! Там живет Худяков и Нина. Это след, цепочка.
     – Может, в машине был не Худяков? Кто-то подшутил над вами с целью запугать …вас не испугаешь, – дипломатично добавил, – значит, заморочить мозги, отвлечь внимание. Может, нанял кого-то.
     – В прокате показали на него. Машину вернули невредимой. Нет никакой цепочки! Чья-то хитрость.
    
     Десятая глава
    
     Вызванный повесткой, Лев Бобруйский шел по коридору длинному, казенному, безлюдному. Шел, чеканя шаг, подобрав тяжелый живот. Шел быстро и решительно. Украдкой обшаривая взглядом потолок, углы за колоннами. Везде чудились видеокамеры, следящие за выражением лица – а он бравый! Поворот – и Лев очутился в том же коридоре. На дверях ни табличек с именами, ни номеров. Двери заперты. А! На одной пришпилена бумажка. От руки: «Место для курения» – посередине коридора, рядом ни окна, ни вентиляции. Лев с презрительным недоумением изучал бумажку, потом окрестности. Случайно взгляд скользнул по соседней двери. На ней совсем уж мелкими буквами «Следователь Штерн». Лев, все еще в недоумении, подозревая, что это личный туалет или курилка следователя по особо важным делам, нажал на ручку, дверь бесшумно покатилась. Стол посередине комнаты, свет стоваттной лампы, бьющий прямо в глаза входящему, человек еле видный в облаке дыма, который не рассеивался по комнате, а почему-то концентрировался над лилипутским столиком. Демократичный шаг навстречу, жест – в сторону дивана. А диван, между прочим, черный, кожаный. Уселись, каждый в своем диванном углу, крупный Лев и худой Штерн. Превосходство несомненное. Но Лев осторожен, не кокетничает, подобострастно смотрит в стылые глаза, ждет.
     И следователь начал.
     – Не вспомните случайно, где вы были вечером седьмого ноября?
     – Нигде.
     – Так не бывает. Хорошо, где находилось ваше бренное тело седьмого ноября?
     – Оно было дома, отдыхало.
     – Кто может подтвердить?
     – Моя подруга Лиза Рутенберг.
     – Вы знаете, она подозревается в умышленном убийства журналистки?
     – Первый раз слышу. Лиза мухи не обидит.
     – Муху, может и не обидит.
     – Это ошибка! Зачем ей убивать эту Симу? Она богатая бабушка с наследством?
     – Вы не можете знать, что журналистку зовут Серафима, – нудно сказал Штерн и помахал худым пальцем, мол, не умеешь врать, не ври.
     – Я не док в криминалистике. Честно говоря, вообще первый раз в кабинете детектива, да еще по такому делу. Но логика подсказывает, что для убийства должен быть мотив. Лиза преуспевающий психотерапевт, сейчас, правда, увлеклась сватовством, думаю, это временная блажь. Говорил ей, предупреждал, это дело до добра не доведет. Видите? Я всегда бываю прав!
     – Мы подозреваем Лизу Рутенберг в убийстве на почве ревности. Она избавлялась от соперницы… счастливой соперницы, в борьбе за сердце и кошелек одного… весьма известной в городе персоны.
     – Из-за меня, что ли? Вроде мы вместе... Как звали... убитую? Я никогда ее не видел, не давал повода для ревности... этого мне не хватало!
     Следователь Штерн слушал, не перебивая. Вдруг вскочил, метнулся к столику, схватил пачку фотографий и начал по одной класть на диван, приговаривая: «Эту знаете? Эту знаете?»
     Лев – человек внимательный, ответственный. Снимал очки в толстой коричневой оправе, каждую фотографию подносил к близорукому глазу: так он видел лучше, рассматривал несколько секунд, зачем-то запоминал детали. Молча, не проронив ни слова, пересмотрел всю пачку, а там были фотографии и убитой Симы Цибуленко, и странной Нины, и даже полустертая фотография Лизы в белом халате. Эта фотография рассматривалась дольше. Но тоже была признана, как неизвестное лицо и вынесен вердикт:
     – Заявляю с полной ответственностью, что либо не знаю этих женщин, либо не был с ними знаком на тот период, когда делались фотографии.
     Штерн, в восторге от мудреного ответа, одобрительно кивнул. Не стал подлавливать горделивого Льва на мелких неточностях и сбоях, попросил только в двух словах описать отношения с госпожой Рутенберг.
     Лев осторожно прошептал: «Мы дружим». Краем глаза уловил одобрительный кивок, совсем уж приготовился оторвать тяжелый зад от сидения, вдруг понял, что следователь собирается ему что-то рассказать. Вместо сакраментального: «Я могу идти?» спросил участливо: «Вас что-то беспокоит?»
     – В нашем с вами возрасте, – скорбно начал Штерн,– я имею в виду сорок-пятьдесят, с людьми случаются всякие истории. Не обязательно они кончаются убийством. Много одиноких людей хорошо живет, но что-то им неймется, нет счастья в жизни. И они начинают посматривать вокруг, ищут пару, – Штерн вошел во вкус. Убежденно, смачно, с завыванием он повторял слова знакомого убийцы: «Мы не приходим с чистого листа». За каждым тянется шлейф любовной жизни, связей, обещаний. Вы со мной согласны?
     – На данном этапе, – кивнул Лев.
     – Тогда продолжим. Со временем эти отношения перетекают в дружбу. Любовники используют друг друга и в то же время ищут более выгодные связи. Если перепихнуться не с кем, приспичило или предстоит торжественный прием, призывают старую любовь. Лично я не против таких связей. Но остатки чувств, ревность, желание вернуть то, что тебе принадлежало, может привести к роковой ошибке. Как вы считаете? – Тонкое наблюдение , философское – Лева догадался встать, щелкнул каблуками. – Могу идти?
     – Конечно. Привет супруге.
     Отпущенный пленник в два шага очутился у двери.
     Капитан пожевал тонкими губами, размашисто черкнул на папке с маленькой наклейкой «Лев Бобруйский» – в архив. Какие бабы дуры! Нашла в кого влюбляться эта Лиза. Нормальная тетка, симпатичная, неглупая влюбилась в такого труса. Фу! Не мог сказать: «Да, мы влюблены, и я уверен в своей подруге!». Муху не обидит! Как будто это аргумент.
    
     Одиннадцатая глава
    
     На лилипутском столике две папки: «Вольдемар Худяков» и «Нина Скавронская». Заложив руки за спину, следователь Штерн в немыслимом наклоне замер над столом. Результатом раздумий стало возвращение папки «Лиза Рутерберг» и надпись «Проверить». Раздраженно пошарив под столом, он нажал на кнопку и рявкнул: «Приведи Худякова!»
     Кто-то на другом конце после минутной заминки пробасил:
     – Среди задержанных не числится.
     – Мы его не задерживали, он подозреваемый. Пусть придет сегодня. Время не ждет. Висит убийство.
     – Ладно!
     – «Ладно» маме будешь говорить. А здесь: «Слушаюсь!»
     – И повинуюсь!
     Вольдемар Худяков, загадочный жених, не был захвачен врасплох неожиданной повесткой. Неделя ушла у следователя по особо важным делам, чтоб удостоиться чести лицезреть г-на Худякова. Первая повестка с просьбой явиться по указанному адресу в указанное время после внимательного прочтения, полетела в корзину.
     Личная встреча с милицейским не состоялась благодаря приспособлению, которым изобретатель весьма гордился.
     В его двери был «глазок», в обычном месте, для нормального роста. В него пытался заглянуть незваный посетитель, по движущимся теням определить, есть ли кто-то дома. В это время осторожный хозяин заглядывал в другой глазок, спрятанный за огромным старым фикусом. Посетителю в солдатских ботинках дверь, понятно, не открыли.
     Утром на стол следователя легла записка: «Повестка не вручена. Худяков исчез». Ой, как не понравилась Штерну эта бумага!
     И тайная кнопка под столом куда-то запропастилась. Пришлось звонить по телефону, вызывать автора ужасной докладной.
     Высокий, краснощекий парень не пытался оправдываться. С увлечением рассказывал:
     – Хитрит ваш Худяков, прячется или убег, – качая могучей головой, басил он.
     – С ребенком убежать не так-то просто. И присмотреть за малым некому. Они вдвоем на белом свете. Прячется, это точно, выгадывает время. Какие будут предложения?
     – Подежурю под домом. Куда он денется?
     – Правильное решение. Будешь толковым офицером. Старайся.
     – Много не расстараешься, вручая повестки. Нет у вас задания посложней?
     – Все с этого начинали. Присматривайся, тренируй память. Главное, шевели мозгами, без этого нельзя.
     – Их надо иметь.
     – В каком смысле?
     – Мамка в детстве дразнила: «Курица у тебя мозги украла». Я всех пеструшек замучил.
     – Нашел?
     – Будет вам. Каждый день у зеркала стою и говорю себе тридцать раз – утренняя норма : «Я – умный, я – умный».
     – Помогает?
     – Пока не знаю. Нужно одобрение со стороны.
     – Сам придумал?
     – Книжка есть. Этих книжек сейчас, как собак нерезаных. Я в одной разобрался, все понял и делаю, что написано. Если вы меня одобрите, мамкина негативная программа сломается, та, про курицу, и будет новая, позитивная.
     – Ты умный парень, не сомневайся. Иди, попробуй перехитрить Худякова.
     Слова Штерна, как пророчество: повестка вручена, подпись о вручении получена без усилий и унижений. Теперь дело за капитаном.
     «Подготовка, подготовка, еще раз подготовка» – таков был девиз умудренного жизнью и ненормированным рабочим днем следователя по особо важным делам. Самый продуктивный способ – поговорить с самим собой. Хорошо бы вслух – товарищи по работе неправильно поймут. Хотя удалось их приучить к странностям похлещи. Теперь они рассказывают о чудаке, который может все, гордятся и хвастают в других отделах: у вас, мол, такого нет. Лучше так, чем никак. Вернемся к делу, однако. Какие домашние заготовки припасет Вольдемар? Ясно: спонтанного разговора не будет. Победит подготовленный. Сначала предъявим ему фотографии женщин. Среди них будет фото Лизы Рутенберг. Судя по ее рассказам, они не знакомы, никогда не встречались. Он скажет:
     – Никого из этих женщин я не знаю, – и будет возмущаться.
     – Мы ищем виновного в смерти журналистки Цыбуленко. Допрашиваем всех, кто ее знал.
     – Для убийства должен быть мотив. Симочка – идеальная пара, послана мне богом.
     Он сделает вид, что не знает об убийстве? Если человек два дня не отвечает на звонки, не значит, что он умер, тем более, убит. Зацепок для обвинения нет. Если предположить, что Худяков и Лиза незнакомы? – Штерн бегал по кабинету – так думается лучше. Взял со стола голубую папку «Рутенберг», положил в архив. Полистал «Худякова». Стук в дверь, догадка, как ускользающая тень, исчезла, растворилась. Какой красивый стук. Не громкий, не резкий, но настойчивый: я здесь, хочу войти.
     – Войдите, – тихо сказал Штерн, заскочил за стол, уселся важно и повторил: «Входите, входите».
     Красивый мужчина, ничего не скажешь! Женщин можно понять. Говорят, интуиция у женского пола безмерно развита. Они не чувствуют флюиды затаенного гнева, коварства? Наверное, чувствуют, им это нравится. Женщине для полноты жизни непременно требуется возвышенный, поэтический, опасный, как всякая поэзия, немного безумный миф. Вольдемар Худяков и есть воплощение их тайных страхов и надежд. Красивый, загадочный, богатый. Одет во вкусом, вернее, в нужной пропорции составлен его костюм: спортивно– элегантный. Умеют же люди! Прекрасный перстень на указательном пальце: черная женская фигурка со скорпионом на голове, атакующим скорпионом. Богиня мертвых Селкет! На подделку не похоже. Перстень из Египта. Что означает для мужчины этот символ? И сразу – безмолвная реакция: Худяков картинно спрятал руку, украшенную перстнем, посмотрел с вызовом. Ой, как нехорошо! Гипотезы не продуманы, конверт с фотографиями не подготовлен, а посетитель уже ринулся в атаку.
     – Могу я знать, по какому поводу меня оторвали от работы?
     – Можете. Когда в последний раз вы видели Серафиму Цыбуленко?
     – Перед ее смертью. Мы ужинали вместе, в моем доме.
     А утром ее не стало. В черных глазах Худякова поплыла легкая поволока, не более того. Трагедию утраты разыгрывать не стал.
     – У вас есть какие-то идеи? Кто заинтересован в ее смерти?
     – Герои очерков! Она была прекрасный, острый журналист, задела немало влиятельных особ. Может быть, месть. Кто-то лишился кресла после ее атаки.
     В этот момент послышался мелодичный звонок. Худяков точным движением открыл портфель, не глядя, извлек мобильник, мимоходом проговорил: «Извините, я отвечу: мой ребенок».
     – Конечно, конечно! – кивал Штерн, – ваш ребенок!
    
     Двенадцатая глава
    
     Худяков тихо бормотал по телефону. А детектив рад минутной передышке, возможности подумать: «Домашняя заготовка Худякова ясна: убийство – месть настырной журналистке. Почему бы нет? Убивать журналистов модно. Проверим публикации. Кого она задела?
     Кнопка под столом нашлась на удивление быстро.
     – Запроси в редакции статьи журналистки Цыбуленко за прошедший год. Проверь, были телефонные звонки с угрозами?
     – Хоро... будет сделано! Есть результаты вскрытия, звонил из морга Джек – Потрошитель, сказал, что журналистка выпивала и была в незавидном положении.
     – Чему уж тут завидовать? Хотя, мертвым иногда легче, чем живым, – Штерн легко вздохнул, повернулся к собеседнику.
     – Вы знаете «героев» Цыбуленко? Она могла задеть важную персону? Так, чтобы убить... нужны веские причины. Не могу представить...
     Худяков выпрямился, вздернул подбородок:
     – Да, это в ее характере! Покойная была драчливой и бесстрашной. Правда, есть один нюанс. У Серафимы не было связей, она не вхожа в определенные круги, высший свет закрыт. По-настоящему скандальный материал ей не доступен. Я сейчас подумал, может, она хотела использовать мое положение, личные связи. Впрочем, мы познакомились месяц-полтора назад. У нее было немал секретов, отговорок. Я надеялся, со временем все прояснится... прибавилась еще одна... неразгаданная тайна.
     – Почему же, неразгаданная? Это дело времени, – доброжелательно улыбаясь, прервал его Штерн. Не буду вас задерживать, последняя формальность. Знаете кого-нибудь из этих женщин?
     Тренированным движением капитан развернул на столе свою колоду. Худяков брезгливо, не дотрагиваясь, рассматривал молодые, старые, нежные, уродливые лица. Внезапно запустил руку с перстнем во внутренний карман, достал авторучку, и двигая ею, как указкой, выудил фотографию, резко ткнул, попадая несчастной в глаз и с каким – то непонятным торжеством сказал:
     – Я знаю эту женщину. Лиза Рутенберг!
     Ну вот, домашняя заготовка претерпевает изменения. Герои Симиных очерков могут отдыхать. Проверим! Штерн пошарил под столом, подождал пока заспанный басок проснулся (поел и в сон потянуло «куриные мозги»?) сказал, растягивая слова:
     – Запрос в газету отменяется.
     Победная улыбка не осветила надменное лицо Вольдемара, а жаль. Было бы ясно, на кого он «катит бочку». Почему не обрадовался, не вздохнул с облегчением? Понимает ведь, что с него подозрение не снято. Он главный претендент в убийцы.
     – Честно говоря, я думал, женщины из нашей картотеки вам незнакомы. Коль так случилось, прошу подробней, как вы познакомились с Рутенберг?
     – Она подруга Симы Цыбуленко.
     – Подруга? – следователь и не пытался скрыть удивление.
     – Я неверно выразился. Не задушевная подруга, скорей, приятельница.
     – Из ваших слов можно сделать вывод: женщины знакомы.
     – Безусловно! – пытался быть категоричным Худяков, но голос слегка дрожал.
     – Вы это заявляете?– не унимался Штерн.
     Если милицейский так настойчив в желании убедиться, знакома ли жертва с подозреваемым, за этим что-то стоит.
     – Я категорически заявляю: мне известно, что Цыбуленко и Рутенберг знакомы!
     – Хорошо! Задам второй вопрос: откуда известно? Сима говорила?
     – Нет! Мы знакомы лично.
     – Подробней, пожалуйста.
     – С погибшей нас связывали такие отношения...на ранней стадии, знаете, как это бывает... кино, кафе, цветочки.
     – Ну да, ну да. Джентльменский набор. Терпеть этого не могу.
     – Вам-то что? Это законы флирта,– веселился Худяков, – вы замужем, простите, давно и счастливо женаты.
     – Скажите, Вольдемар, – вдруг душевно, доверительно спросил капитан, – не приходилось вам замечать: одинокие чаще попадают в передряги?
     – Какие передряги?
     – Ну... их засасывает преступный мир, – пояснил Штерн.
     – Убийцами становятся, – невозмутимо продолжил Худяков.
     – У одиноких нет заступника на небесах, ангела-хранителя. Человек предоставлен сам себе. Не замечали?
     – У вас общение специфическое: воры, аферисты, счастливых нет. Мир из окна поделен на квадратики. Вот и кажется, что одинокий человек брошен на произвол судьбы. Статистику не брали? В самом деле, среди женатых меньше нарушений?
     – Может быть. Проверим! Дадим Рутенберг срок, лет пятьдесят, она всех переженит. Будут женаты, счастливы. Я останусь без работы.
     – Не много ей будет – пятьдесят? – вступился Вольдемар.
     Штерн рассмеялся. Хорошо получилось. Худяков не понял, в чем смысл шутки. Он не знает, что Лиза – известная сваха и знакомство с журналисткой – дело ее рук. Что ему известно?
     – Вы говорили о законах флирта. Какая связь?
     – Это к слову. Мы встречались с Симой в ресторанчиках, кафе. Однажды она пришла с подругой, вот этой, – Худяков опять ткнул свахе прямо в глаз,– представила: моя приятельница, психолог или психотерапевт, сейчас не помню. Было интересно, я стал спрашивать, кто обращается к психологу, как помочь, если человек не хочет перемен, а бегает за помощью к врачам. Мне это непонятно.
     – И слава богу! Вы – сильный человек. А Сима нуждалась в психологических советах?
     – Не думаю. Она тоже мощная натура, самобытная. Но женщине сделать из чепухи скандал или трагедию – раз плюнуть. Возможно, советовалась с Рутенберг, просто, как с подругой. Психологам она не доверяла. Боялась, что появится зависимость и этим можно воспользоваться, денежки тянуть.
     – Дальше, что было дальше? Почему вам запомнился тот вечер? Было что-то необычное? Вы встречались с Рутенберг еще раз?
     – Боже упаси! Тот вечер мне действительно запомнился. Сима вышла на несколько минут по своим делам. Вдруг, чувствую, под столом кто-то гладит мою ногу. Смотрю на Лизу – улыбается, как в похабном фильме. Я не понял до сих пор: имела место провокация? Меня проверяли на верность или эта Рутенберг действительно подавала любовные сигналы. Сидеть за одним столом с проституткой было гадко. Мы ушли, она осталась допивать свой кофе. Это все.
     – Вы Симе рассказали?
     – Я – джентльмен!
     – Не сомневаюсь. Спасибо, спасибо. Вы мне очень помогли Послышалось Худякову или, в самом деле, следователь Штерн бормотал: «Рутенберг показала, что с вами не знакома, никогда не видела, в жизни не встречала. Это плохо».
     – Плохо? – Худяков остановился на полпути к вожделенной двери, величественно повернулся к бормотавшему Штерну. – Что плохо? – угрожающие нотки проскользнули в спокойном голосе.– Ей вы верите? Чудеса, да и только!
     – Да, да, да. Вот протокол: «Я никогда его не видела. Сестра приносила...». – Штерн запнулся, удивленно, будто первый раз, заглянул в бумажку. – Господин Худяков, как зовут вашу сестру?
     Теперь потрясенный Худяков подскочил к столу, ладонью хлопнул несильно, для пущего эффекта:
     – Нет у меня сестры!
     – Может, тетя, племянница? Короче, близкая родственница, в курсе ваших семейных дел, помогает в устройстве личной жизни и все такое.
     – Я одинок, не считая, конечно, моего сына.
     – Хорошо, хорошо. Спасибо за визит, – нетерпеливо затараторил капитан. Он явно потерял к Худякову интерес.
     Не успела закрыться дверь, Штерн поднял трубку, намотал на нее носовой платок и загнусавил: «Бюро знакомств? Я ищу порядочную фирму. Вы не аферисты? Ничего не хочу. Я женат. Проблемы у моего двоюродного брата. Вы возьметесь его знакомить? Он никогда к вам не придет, умрет, но не придет! Не обижайтесь. Я вместо него. Что нужно принести? Фото? Заметано! Хочет мой брат знакомиться? Кто его спросит! Дам телефон приятной девушки и все. Спасибо за информацию, Лиза,– своим обычным голосом добавил капитан, засовывая в карман несвежий носовой платок. – Значит так, в бюро знакомств, действительно, может обратиться родственник жениха или невесты. Чудеса! Без меня меня женили. И мнимая сестра приходила с фотографией…»
     – Капитан, я забыл, – в дверях маячил Худяков. Он вышел и вернулся или был в кабинете и слышал весь разговор? – Телефон покойной принесла соседка, некая Нина, весьма назойливая особа, если это важно.
     – Для меня все важно, любая мелочь может изменить ход мысли,– обрадовался Штерн, бросил трубку и углубился в чтение протокола: «Сестра принесла мне фотографию… теперь я понимаю, десятилетней давности. Худяков сильно постарел». Капитан, не отрывая глаз от документов, снова поднял трубку – никаких гудков. Тишина
     – Алло, алло! В чем дело? Рутенберг? Почему вы на проводе? Подслушивали? Я не положил трубку... все может быть. Как звали сестру господина Худякова? Нина. Не сестра? Вы тоже так считаете? Бывшая любовница? Любопытно. Все наши действия имеют цель.
     Штерн не спеша сложил тонкие цветные папочки . Голубая – «Лиза Рутенберг», серая – «Вольдемар Худяков», бросил в нижний ящик. Новая папка «Нина Скавронская » оказалась антрацитно-черной. Плохая примета, но что поделать? Еще одна одинокая душа. Может, вмешается ее заступник, ангел-хранитель на небесах? Дай-то Бог!
     – «Куриные мозги», ты где? Как думаешь, стоит внедрить в нашем отделе формулировочку: «Слушаю и повинуюсь»? Звучит прекрасно.
     – Да будет вам... повинуюсь... мы что, рабы?
     – Конечно. Ты как думал? Найди для меня быстро информацию
     «Нина Скавронская, детский врач».
     Через час капитан смог прочитать: Нинель Скавронская, брюнетка, глаза карие, холостая. Особые приметы – нет. «Холостая» подчеркнуто красным карандашом. «Ишь ты, «куриные мозги» уже подсказывает мне, что важно, что неважно. Прав! Молодец! И это важно,– взгляд Штерна скользил по строчкам: «Детский врач, живет одна, по ул. Бассейной, 2». Точно, она соседка Худякова! Мельтешит Худяков, уводит в сторону от своей персоны. Хотя, есть люди с аналитическим складом ума. Они берутся решать чужие, сложные проблемы, лишь бы о чем-то размышлять, сопоставлять, анализировать. Может, Худяков из их числа, бескорыстный любитель умственных головоломок? Тогда, зачем он утверждает, что встречался с Лизой? Если они все-таки знакомы и сваха увлечена, и видит в нем достойного партнера? Стоит убрать соперницу. Журналистка была в полной ее власти, доверяла. На эти подозрения наводит Худяков? Мог бы сделать это тоньше, деликатней. Черт его побрал!
    
     Тринадцатая глава
    
     Лиза не умела долго скорбеть. Неприятная история с убийством, нападением у Левиного дома, допросами осталась позади. Новые дела захватили с головой. Журнал «Семья и брак» просил статью о нетрадиционных семьях, чтобы не отстать от современной жизни. Лиза понятия не имела, как двое волосатых мужиков любят друг друга, воспитывают третьего, ребенка, и что из этого выходит. На ее консервативный взгляд журналу наплевать. Важна тенденция. Сейчас это в моде. Что будет через двадцать лет? Не хотелось прогнозировать, вникать. Время рассудит.
     Нашел умный детектив убийцу Симы Цибуленко, кто ее убил, за что – интересно знать, просто интересно. Кто напал на сваху в ту ночь? Кому стала поперек дороги? Хотелось бы знать. Или забыть, оставить в прошлом. По-настоящему Лизу Рутенберг терзали другие мысли. Каким-то образом эта история вторглась в ее жизнь, отрезвила от преданной любви. Не по-мужски, не честно проявился Лев. Знал ведь, от его ответа, признания в любви зависит алиби, виновна – невиновна. А он сказал: «Мы дружим». Лев к ней равнодушен, не любит? Привык за много лет? Может, они в самом деле дружат? Лиза дружит романтично, а Лев не хочет ничего менять. Ему удобно. Что теперь? Ответ появился в виде маленькой записки, торчащей из-под входной двери. Лиза заметила бумажку, поднимаясь по лестнице. Сердце вздрогнуло – вдруг милицейская повестка. Нет, записка на листочке из блокнота, Левин четкий почерк. «Где ты, любовь моя? Встретимся, как прежде, в морском кафе на барже. Начнем сначала. Твой Лев».
     Слава Богу, догадался! Как только опасность миновала, можно позволить себе роскошь быть душевным человеком. Не желая признаться самой себе, она думала о примирении, ждала каких-то знаков. Конечно, рыбное кафе – не лучший вариант. Каблуки застревают в прогнивших досках, воспоминания терзают.
     На барже ничего не изменилось. Пахло рыбой. Грязные волны обмывали ржавые борта. Лев сидел за столиком у трапа, осторожно помешивал бледно-бурую жидкость, именуемую кофе по-турецки. Любимая впорхнула, села рядом, кокетливо поправила розовый пиджак, оглянулась в поисках официанта.
     – Сиди спокойно. Сейчас будет яичница с беконом и кофе, – придирчиво оглядывая женщину, мямлил Лев, – ты плохо выглядишь. Переживаешь?
     – Нет, настроение прекрасное,– Лиза вдруг поняла, что объяснений в любви не будет. Напрасно перед свиданием красила ресницы и обильно румянила щеки, чтоб на воздухе выглядеть молодой и свежей. Вообще-то, любящий мужчина не видит, что любимая не в форме, или, по крайней мере, не говорит об этом.
     – Зря переживаешь. Штерн все проверил и понял, что убивала не ты.
     – Спасибо на добром слове, утешил. И кто же, по-твоему, убивал?
     – Кто-то из обиженных «героев». Уголовная хроника – не светский репортаж. Она могла задеть кого-то, вот и прихлопнули из мести.
     – Я подняла подшивку газет за прошлый год. Сима ни о ком конкретно не писала. Месть отпадает. Почему мы это обсуждаем? Нет других проблем?
     – Штерн сообщил, что дело закрыто? Убийца найден и можно спать спокойно?
     – Нет. Я все еще «под колпаком».
     – За тобой следят? Ты шла сюда, заметила кого-то?
     В машине? Капитан, молодец, время не теряет! – Лева, ты за меня или за него? Амбивалентный? Не хорошо!
     – Я больше по финансам. В химии – профан! – развел могучими руками, извиняясь.
     – Это философский термин, характеризует мышление. Двойственный, неоднозначный. И нашим, и вашим – саркастично перебила Лиза.
     – Ты – моя любимая подруга. Конечно, за тебя! Но Штерн опасен. Не расслабляйся, думай, анализируй! Вдруг придется защищаться. Он звонил, дурацким голосом спрашивал, знакомишь ли ты людей тайно, без их ведома, по протекции родных. Что-то проверяет. Ведь, звонил?
     – Да! И я нечаянно услышала... В кабинете у Штерна был в это время Худяков. Они, видимо, закончили беседу или допрос. Детектив начал мне звонить, снял трубу, а Худяков не вышел. Он сказал капитану: «Я вспомнил! Телефон убитой мне дала одна подозрительная дама!» А Штерн спросил: «Есть у дамы имя, адрес?» – Лиза произнесла эти слова со штерновской интонацией, насмешливо и доброжелательно. Он как-то совмещает несовместимое. Насмехается над тобой, и в то же время берет в союзники.
     Лев встрепенулся, исподтишка посмотрел по сторонам: не подслушивает ли кто и прошептал многозначительно:
     – Сима Цыбуленко в последнее время общалась с Вольдемаром, с Ниной и с тобой. Худяков и ты – отпадаете, нет мотива. Осталась Нина. Недаром капитан звонил!
     – Считаешь, что убила Нина? Ты прав! Вольдемар не мог убить мать и будущего ребенка.
     – Журналистка была беременна?
     – Пять недель, это уже срок.
     – Вот это новость! – Лев наклонился, сделал вид, что поднимает с пола упавшую салфетку. Бросил быстрый, «бегущий» взгляд на сидящих поодаль мужиков, официанта, на сходни, вереницу машин на берегу. Наконец , выпрямившись, тихо, зловеще произнес:
     – Лиза, это опасная новость! Для тебя – смертельно! Детектив считает, что ты влюбилась в Худякова, а соперница не только молодая блондинка, но и будущая мать. Чутье мне не изменяет, в этом вся проблема. Улавливаешь? Ее убили, потому что она была беременна. Ни в коем случае, под страхом смерти капитан не должен об этом знать!
     – Возможно, ты прав. Она боялась сказать Вольдемару...
     – Это как раз глупость! Ерунда!
     – Не ерунда! Выбирай выражения. Есть кассета! Сима была на консультации и попросила наш разговор записать на пленку. – Лиза вынула из сумки микроскопический кассетник с пленкой, – я сделала копию, возьми, послушай.
     – Не хочу! Она ведь не была шантажисткой, вымогающей деньги. Любимая женщина ждет от тебя ребенка – что может быть лучше!
     – Если я скажу, что хочу ребенка?
     – У тебя уже есть Вовка.
     Лиза опять затосковала, поняла, что душевный разговор не получился. Настроение улетучилось. Тоска сдавила грудь. «Былого тепла не будет, а разочарования мне не нужны»,– вяло думала женщина, допивая кофе.
     – Я побежала, звони, не пропадай!
     Какие гадкие слова! Накинула ремешок сумки на плечо, не дожидаясь пока тучный Лев выйдет из-за стола, побежала по сходням.
     «Сумасшедшая! От страха совсем потеряла разум», – усаживаясь поудобней, бормотал Лев. Кивнул официанту: «Принеси мне кофе не по-турецки, а по-человечески, крепкий и круассон…свежий». Будем слушать кассету. Может, Сима Цибуленко спасет мою подружку от электрического стула.
    
     Четырнадцатая глава
    
     Лев нажал клавишу кассетника, сделал звук по тише, прижал к уху. Шорох, и зазвучал Лизин голосок:
     – Серафима Цыбуленко, не возражаешь, я буду комментировать рассказ.
     – Надеюсь, это не помешает.
     – Нет. Начинай!
     – Суть проблемы заключается в том, что я боюсь признаться Волику, что жду ребенка.
     – Чего конкретно ты боишься? Нечего бояться. При любом раскладе победа за тобой!
     – Вольдемар... Имя, прям, ему подходит... В крайнем случае, у меня будет ребенок. Если он узнает, что я из хроники... несдобровать.
     – Твой дружок что-то натворил и ты об этом написала?
     Выкладывай, где мать ребенка?
     – Я принесу газету, все поймете.
     – Некогда ждать! Рассказывай! Что в статье?
     – Для вас не новость, уголовная хроника связана с милицией. Иначе этой хронике не жить. Шесть лет назад, миленькая была весна, знаете на Мясоедовской новый дом? Его тогда еще не было. Пустырь торчал.
     – Помню. Бомжи там писали, воняло.
     – На этом пустыре нашли тело мертвой девушки. Без признаков насилия, ограбления. Ничего. На шее, за ухом, ранка от укуса какой-то твари. Не исключалось отравление: отекшее лицо, пальцы скрючены, но яда не нашли. Никто девицу не искал. Похоронили и забыли. Нечего лазить по помойкам! Но один приятель из милиции сказал, что было все-таки убийство. Волик – видная фигура в городке. Мой приятель намекнул, что важная персона, которую не будем называть, хочет это дело раскрутить, свести какие-то счеты с Худяковым. Вы же знаете мужчин, мужски игры: не поделили власть, потоптали огород. Я, как водится, запылала праведным азартом. Распутать такое дело! Честь и слава Симе Цибуленко!
     – Короче говоря, твой любимый Вольдемар убил невинную девушку и бросил ее труп на пустыре?
     – Примерно.
     – И ты затеяла расследование. Журналист – внештатный детектив. Что нашла?
     – По сути, ничего, – медленно сказала Сима.
     Повисла долгая пауза. Лев решил, что запись кончилась. Но ошибся. Как удар хлыста, взвилась журналистка:
     – Его прошлое? Хрен с ним! Моя причастность к прошлой жизни все разрушит! Сам факт, даже без последствий. Понимаете? Накроет туча подозрений. Ему будет казаться, что я вынюхиваю,
     Выспрашиваю…
     – Так и будет?
     – Наверное... хотя я очень его люблю.
     Лучший и единственный!
     – Давай оценим информацию, которой ты владеешь, с точки зрения угрозы твоему Волику. Прошло шесть лет, ничего с ним не случилось.
     – Сашка, гиперактивый сын, вырос, начал что-то понимать. Кроме того, Худяков делает карьеру, он – у власти. Врагов предостаточно!
     – Информация связана с таинственной матерью ребенка?
     Расскажи, что в статье!
     – Это был художественный очерк, большой, на полподвала, и фото. Я пристально смотрю на читателя газеты проницательными синими глазами.
     – Теперь мой комментарий!
     Лев услышал какой-то шум. Видимо, Лиза наливала чай, женский смех, Лизин голос: «Слава богу, прорезался обычный Симин юмор! Я подумала, что страх совсем убил смелую девицу. Рано радовалась! Продолжение разговора меня совсем обескуражило. Я пытаюсь удержать ее внимание:
     Мой комментарий: «В ответ на все вопросы Сима судорожно кивает. Волнение мешает спокойно смотреть мне в глаза, спокойно рассуждать. Я не могла представить, что она способна так безоглядно терять над собой контроль. Ничего не произошло. Это лишь прелюдия к истинному страху. Насмешливая Цыбуленко, железная газетчица из криминального отдела, чего она боялась: потерять любимого или мести разъяренного Вольдемара Худякова?»
     – Прекратите, Лиза! Не можете слушать без дурацких комментариев, я уйду! Выключите магнитофон!
     – Хорошо! Без комментариев! Но ты ничего не бойся! Очнись, я твой друг, а не бюро расследования опасных преступлений. Давай рассуждать спокойно. Допускаем, что Вольдемар мог не читать твою статью.
     – У него заместитель по связям с прессой. Нет сомнений, он читает все, что касается его персоны!
     – Допускаем, что он не связывает автора статьи с твоей персоной. Как ты подписываешь свой материал?
     Тихий Лизин голос: «Симины глаза стали привычного нормального голубого цвета. Она кокетливо склонила голову и представилась: С.Ж Сименона. С – это Серафима. Ж. Сименона – не обсуждается!
     – Слава Богу! Можно считать, конфликт улажен? Опасность
     миновала?
     – Мой дружок очень подозрительный субъект. Может позвонить в газету...
     – Редакция выдает псевдонимы своих сотрудников?
     – Какие тайны? Он попросит к телефону С-Ж Сименону. Я подойду...
     – Ты сейчас используешь этот пошлый псевдонимом? Стыдись! Поменяй его на С – А Кристо, сообщи, что Сименона умерла.
     – Типун вам на язык! Она уехала в Америку.
     – Не возражаю. Потрудись, чтоб никто не вспомнил, кто такая Ж. Сименона.
     – Если я расскажу вам все... с подробностями, вы станете свидетелем. Нежелательным! Опасным!
     – Кто об этом будет знать?
     – Я сказала Волику, что собираюсь на консультацию.... к психотерапевту.
     – Разве он?..
     – Он не знает про знакомство, если мнимая сестра не намекнула. Иногда мне кажется, была игра: младшая сестра знакомит старшего брата, а он ничего не знает. Игра! Все делается по его желанию. Худяков не такой субъект, чтобы под чужую дудку встречаться с толстыми блондинками.
     – Извини, Сима. Но я, для полноты картины, добавлю пару слов:
     «Помнится, и у меня появление Нины не вызвало энтузиазма. Лишь месяц прошел с тех пор, как она появилась в кабинете, а кажется, годы. Каким-то странным образом все события, связанные с мнимым братом, выпадают из памяти, уходят в подсознание, стираются. Кто в этом повинен? Я с трудом отвлеклась от невеселых мыслей, и тут до меня дошел смысл Симиного бормотания: « У мертвой девушки в сумочке нашли паспорт с адресом: улица Бассейная. Моя задача пойти на эту улицу, найти квартиру, где она жила и выведать, что там произошло. Иду. Я – общественница, собираю подписи против строительства гаража на месте игровой площадки.
     Захожу в квартиру. В гостиной... стол ... на столе гроб. Что вас развеселило?
     – Сима! Про гробы и мертвецов рассказывают дети у костра.
     – Нечего смеяться! В гробу покойная Волика мама. А наш дружок у рояля...подбирает мелодию. Он прекрасный пианист. ..
     – Что его мама делала в гробу?
     – Думаю... что покойники делают в гробу?
     – Вольдемар укокошил девушку, затем свою мамашу. Подведем итоги. На момент твоего знакомства с г-ном Худяковым за ним числились два трупа. Но он жив – здоров и процветает.
     – Где ваше хваленое терпение, г-жа психолог? Подводить итоги рано. Мужику пятьдесят, он не был женат. Вам не знакомы такие парочки « пожилая мама – взрослый сын»? В моей не бедной любовной жизни таких тандемов не сосчитать. Он скорее отрубит себе руку, чем огорчит мамашу. Ее смерть связана с чем-то экстраординарным, опасным. Угрожали не ей. Старуху во время войны погнали в гетто . Такое повидала! Какие–то события угрожали ее взрослому ребенку, и сердце не выдержало. Думаю, мы бы подружились. Такие матери хорошо различают истинную любовь к их ненаглядным чадам... С удовольствием заняла бы ее место... в его сердце, в его доме.
     – Персонального пустыря у него случайно нет?
     – Вы злая женщина, доктор Рутенберг!
     – Извини, Сима. Давай вернемся к делу. Если ты ничего кроме похорон в доме не заметила, о чем была статья?
     – Заметила! Возле рояля, у Волика ног, стояла большая плетеная корзина. Я бы не обратила на нее внимания. Были вещи пострашнее: гроб, покойница, какие-то тетки снуют туда-сюда.
     – Так всегда на похоронах. А что в корзине?
     – Угадайте с трех раз!
     – Цветы? Драгоценности покойной? Любимая кошка, которая сойдет в могилу с хозяйкой?
     – В корзине лежал младенец! И было это ровно шесть лет назад.
     – Наш гиперактивный ребенок там лежал! Младенец Моисей у ног египетской принцессы. Ничего страшного. Умерла старуха, мир праху ее. Г-н Худяков усыновил младенца. Где состав преступления? Это тема для хроники?
     – Состав преступления! Для газеты он не нужен. Ну и лексика у вас! Детективов начитались? Для статьи нужна идея, эмоции и стиль. Моя статья состояла из трех частей. Пышные, многолюдные похороны старой женщины, матери г-на Худякова. Она жила на улице Бассейной. Торопливо брошенный в общую могилу труп убитой девушки. Она жила на улице Бассейной.
     – Статья называлась «Смерть живет на улице Бассейной»?
     Вспоминаю. Читала. Между прочим, хороший был материал, эмоциональный, страшно делалось. Бандиты рядом. Притаились под личиной благопристойных граждан и убивают без разбора девушек, старух, крадут младенцев! Но конкретных обвинений в адрес Вольдемара не звучало. Ты выполняла задание редакции – вот и все! Написан красивый эмоциональный очерк. Сима, ничего не бойся. Поговори с Вольдемаром. Я уверена, он не преступник.Можешь встретиться с ним вечером в интимной обстановке? Спроси мимоходом, хочет ли он ребенка. Секс предполагает не только удовольствие, после – детки могут появиться. Посмотришь, как он реагирует.
     Положительно, с удовольствием – скажи о беременности.
     – Нужно подумать. Не все так просто. Чует мое сердце...
     – Бросьте бабские замашки, Сима Цибуленко!
     – Спасибо за совет. Обязательно брошу. Кстати, за мной должок: статья на полподвала с портретом. Готовьте фото».
     Не успела пленка докрутиться до конца, как Лев, напуганный, взбешенный, кричал в телефонную трубку:
     – Я был прав! Как всегда! Избавься от кассеты! Выбрось! Сожги! И скройся из города! Ломаного гроша твоя жизнь не стоит!
     – Кого бояться?
     – Всех! Вольдемара, Нину! Это банда! Заманивают женщин, используют и убивают. А ты… ты поставляешь будущие жертвы.
    
     Пятнадцатая глава
    
     Детектив метался по кабинету, бурчал: «Все затаились. Сидят, дрожат. Никуда не едут. Наблюдение впустую. Никакой зацепки. Придется расшевелить. Пусть делают ошибки!».
     Он подбежал к столу, нагнулся к микрофону:
     «Вызови ко мне на завтра в девять часов Рутенберг, на десять – Худякова. Заставь сидеть и ждать, я прогуляюсь в это время. Пусть поговорят... в том углу...ты знаешь… будь начеку, через полчаса извинись, скажи, что следователь задержался. Будь внимателен, сосредоточься. Фиксируй малейшую деталь!
     – Повинуюсь! – неожиданно рявкнул краснощекий.
     – Лучше б слушался, но и так неплохо.
     Гордый поручением, «куриные мозги», не откладывая, позвонил, оба вежливы, пунктуальны. Разговаривая с Лизой, вслушиваясь в ее нежный, дрожащий голос, когда она спрашивала, точно ли в десять и что случилось, парень почувствовал внезапно сострадание, добавил, нарушая инструкцию: «Капитан просто хочет знать детали. Не беспокойтесь, все хорошо».
     Штерн возлагал большие надежды на очную ставку в «известном» уголке. Гордился собственным изобретением и тщательно скрывал от сослуживцев. Знал только верный помощник, «куриные мозги».
     Вызванные на допрос, испуганные, озадаченные охотно делятся с «друзьями по несчастью», возмущаются, выпытывают, ищут информацию. Болтают, короче говоря. Детектив обожал слушать записи поучительных бесед. С особым нетерпением ждал отчета о встрече Лизы с Худяковым.
     В парке на скамейке не сиделось. Пробовал читать газету, смотрел на часы, на тяжелую, кованную дверь. Наконец, увидел Худякова. Тот быстро вышел, огляделся. Замер на секунду, и ринулся к огромному рекламному щиту. С трудом протиснулся в зазор между стеной и рекламой, и замер. Через несколько минут нервно вышла Лиза. Худяков, не особенно прячась, пошел за ней.
     Теперь можно вернуться в кабинет и посмотреть отчет. Как всегда, индикатор душевного волнения – кнопка под столом – куда-то подевалась.
     – Зайди ко мне, посмотрим запись, – приказал Штерн.
     Краснощекий парень явился через минуту. От возбуждения бросился к столу, сел, вскочил:
     – Разрешите доложить! Как их умяли! Вы – гений!
     – Давай по порядку, гениальный помощник гения.
     – Оба пришли тютелька в тютельку, уселись, ждут, молчат. Нет, не так было. Я поменял местами: Худякова вызвал на 9.30, а Рутенберг позже, на 10.00. Он пришел в 9.25. Сел у окна, надел очки, вытащил газету. Прошло полчаса. Мужчина притомился ждать. Тут она вбегает, видит Худякова.
     – Они поздоровались, как близкие люди?– перебил Штерн,– привет, привет, как дела? Пожали руки, обнялись?
     – Нет. Он сидел и молчал. Она зашла, уселась на скамье подальше. Потом встала, начала ходить перед мужчиной и поглядывать, хотела убедиться: это он или не он. А Худяков пялится в свою газету и не смотрит. Она решилась и сказала… я записал, так не упомнишь: « Господин Худяков, искренне вам сочувствую. Потерять любимую женщину и ребенка – тяжелое горе. Примите соболезнования от души. Я знала Симу и понимаю, какая потеря вас постигла». Ну и слова! Это она сказала!
     – Какого ребенка, – взвился Штерн, – похитили сына? У Худякова украли сына?
     – Вроде, не было речи. Он спросил: «Откуда вы знаете о ребенке?». Дамочка ответила: «Я увидела. Сима изменилась».
     – Журналистка ждала ребенка? – Закричал, не сдерживаясь больше капитан.
     – Я вам говорил, вскрытие показало: Цибуленко в незавидном положении.
     Штерн тихо рассмеялся:
     – В интересном положении, «куриные мозги». Принеси отчет из морга. Не употребляй слова, которые не знаешь.
     – Вроде все понятно. Чтобы вы потом не кричали, на меня нельзя кричать, падает самооценка, я вам со всей серьезностью напоминаю: журналистка в момент убийства была в алкогольном опьянении. – Парень мощно кивнул, подождал секунду и добавил для уверенности, – пьяной была.
     – Ее напоили, скорее всего. Хотя, журналисты по студенческой привычке любят пропустить по рюмке. Что было дальше?
     – Худяков заплакал, потом сказал: «Вы не могли об этом знать. Малый срок, не видно». Рутенберг пересела к нему поближе и прошептала: «Мы встречались перед самой ее смертью. Я была Симиным психотерапевтом. Она просила записать нашу беседу».
     – Записать вашу беседу? Стенографируете? – спросил Худяков.
     – Отстали от жизни. Я вообще забыла это слово. Все на кассете. Тут Худяков встал и пошел к двери. Я не задерживал. Вы же сказали продержать их полчаса.
     – А женщина? Звонила кому-то?
     – Нет. Достала зеркало, накрасила губы, постучала в дверь кабинета, зашла… Я сказал, что вряд ли вы вернетесь, можно идти домой.
     – Ну и дурак! Она провоцировала Худякова, сказала, что есть кассета с признанием журналистки. Угроза и шантаж с какой-то целью!
     – По моему, пожалела мужика, так и сказала: « Я понимаю, какая утрата вас постигла». А он повернулся и так посмотрел на нее, так посмотрел…пронзил…короче, злой был.
     – Ты позволил зайти в мой кабинет! Зачем? Рутенберг знала, что я в отъезде. Нужно было арестовать! Разыщи ее, вези сюда!
    
     Шестнадцатая глава
    
     – Дневник убитой журналистки пришлось вытаскивать из урны. Из-за вас! – Штерн брезгливо поджал и без того тонкие губы. – Мой помощник «спасибо» вам не скажет, весь перепачкался. А ваш дневничок хранится в аккуратном месте!
     Мы с трудом его нашли. Сейфы, коды, замки. Крепость, а не дом свиданий.
     – Не дом свиданий, а брачный клуб, – перебила Лиза. Она поняла, что передышка кончилась. Лев сделал ей подарок: три дня спокойной, прежней жизни. Хотя, реально ничего не изменилось.
     Штерн вынул из ящика черную изящную тетрадь, встал почти по стойке смирно.
     – Мы изъяли ваш дневник. Хочу сделать заявление. К работе привлекалась ваша секретарша, такая же…похожа в целом на хозяйку. Нашла записи, которые нас интересуют в связи с убийством. Нужны ваши объяснения. Молчите! Все сделано законно! Есть ордер прокурора на изъятия тетради. Кстати, это ваша идея: украли дневник убитой журналистки, чтобы скрыть порочащие факты. И я решил поработать с дневниками, особенно, с вашим. Для выяснения фактов! Хотите полный обыск? Нет? Отвечайте на вопрос! Вот, страница двадцать два. Уберите руки! Я читаю, вы комментируете.
     «Доктор Нина. Месяц я вообще не вспоминала об этом странном посещении, о мнимом брате Вольдемаре, о журналистка Цыбуленко! Так не бывает! Мистика. Кстати, кто такая доктор Нина? Какие недуги она лечит? Нужно позвонить и все узнать. У кого? Вольдемар отпадает – он не знает об интригах за его спиной. Нина может внести ясность. Но что-то удерживает, не хочется звонить. Лучше всех Сима Цыбуленко. Может утаить, но врать не станет. Зазвонил телефон. Сима просит о встрече. Какое совпадение! Конечно, хоть сейчас!
     Штерн закрыл тетрадь. Фирменным, пристальным взглядом посмотрел на Лизу:
     – Наводили справки, узнали что-то о Скавронской?
     – Доктор Нина? Нет. Не успела. Кстати, ее фотографии
     вашей картотеке нет. Она вне подозрений?
     Штерн взял со стола длинный узкий лист, набитый закорючками, пошарил под столом. Раздался шум, голоса. Капитан сказал: «Зайди!» Лиза с ужасом смотрела на его манипуляции: капитан вычеркнул вопрос про мнимую сестру. Это плохо? Вошел краснощекий. Лиза так и не услышала, как его зовут. Следователь показал что-то на пальцах, парень молча кивнул, исчез.
     – Так, – сварливо пробурчал детектив,– страница двадцать восемь. Читаю: «Журналистка вошла, как всегда,
     стремительно, ринулась в кресло, не задерживаясь на пороге. Я улыбнулась, посмотрела с удовольствием и вдруг молодая женщина смутилась, сделала неуклюжее, ненужное движение, отдернула кофточку – и я заметила: изменилась. Неуловимые блики легли на кукольное лицо.
     – Почему вы так смотрите? – с вызовом спросила Сима, живо напомнив первую встречу.
     – Хочу понять, что произошло.
     – Вы заметили? Тем лучше! Я беременна.
     – Не выдумывайте. Месяц назад я дала ваш телефон Вольдемару.
     – Не Вольдемару, а его сестре, – уточнила въедливая Сима, – сейчас это не важно. Утром сделала тест. Есть ребеночек!
     Замолчала, розовыми ноготками застучала по столу. Молчит. И я молчу. Ей пришлось продолжить: «Утром мы встретились первый раз, вечером – второй.
     Я уточняю: «В тот же самый день?». Сима взглядом укоряет. – Самое лучшее, что было в моей жизни – это он.
     – Почему так безрадостно?
     – Вы, прям, не понимаете?
     – Честно, не понимаю. Любовь безответная? Он тебя не хочет?
     – Хочет, а про любовь – не знаю. Профессиональный игрок попался. Играет по всем правилам. Большой букет – к месту. Фиалочки – к месту. Старинный альбом с бабушками, билеты в театр. Созвездия, затмения, Луна в доме Венеры – чего он только не успел мне рассказать!
     Я согласно киваю: джентльменский набор.
     – Это плохо?
     – Да! Он, прям, ни разу не ошибся.
     – Сима, я не знакома с вашим новым другом. Попробуйте что-нибудь выудить у его сестры. Пригласите ее в кафе...вы журналист, сумеете разговорить нужную персону. Вот и действуйте.
     – Она – Волика сестра? Вы в это верите?
     – Дома Вольдемар сокращается до Волика?
     – Сосредоточьтесь, доктор. Я сделаю ошибку, это плохо кончится для всех. Вы не ответили на мой вопрос: женщина, которая к вам приходила с фотографией Худякова – его сестра? Вы уверены?
     – В разговоре я несколько раз упоминала брата. Припоминаю, я спросила: «Вы хотите познакомить младшего брата?». Она обиделась, прервала меня на полуслове, сказала, что он старше на пять лет, но слово «брат» ни разу не сказала. И ребенка не назвала «мой племянник».
     – Вот видите! Она – злой ангел, подозрительная личность. Что-то знает про Волика, какие-то грехи – и шантажирует.
     – Шантажировать, значит, вымогать. А Нина, по-моему, пытается устроить личную жизнь Вольдемара, и для ребенка ищет маму. Похоже на безответную, безнадежную любовь.
     – Только этого мне не хватало! Ревнивый свидетель чужого счастья. До греха не далеко!
     – Что вас беспокоит, счастливая беременная Сима? Мы
     обсудим все ваши проблемы, найдем оптимальное решение, все будет хорошо.
     – Оставьте ваши успокоительные штучки для другого раза. Что Нина говорила о ребенке?
     – Хороший мальчик. Очень избалован.
     – Я бы не сказала. Нормальный мальчик Саша, беленький, голубоглазый, на Вольдемара не похож, скорее у меня с ним проглядывает сходство,– Сима задумчиво качает головой, припоминая моменты общения с ребенком.
     – Можете связно рассказать, что вас тревожит или хотите, чтобы я задавала свои вопросы?»
     Штерн захлопнул тетрадь, бросил в ящик. Стараясь не шуметь, зашел помощник, принес горячий чай. Аромат мяты и лимона заклубился в кабинете. Приятный, домашний запах. Капитан сделал большой глоток, зажмурился. Нехотя поставил стакан. – Изумительный дневник! Где продолжение? Ваша беседа с Серафимой Цыбуленко? Что ее тревожило? Вы фиксируете все, что считаете существенным и важным. Почему нет записи? Жизнь закончилась? Дневник закончился?
     – Я принесу… все на кассете. Покойная…Сима Цибуленко просила записать нашу беседу и сохранить. Она боялась…
     – Кассета существует! Не плод воображения! Зачем сказали Худякову про нее? Цибуленко в чем-то обвиняла будущего мужа? А вы узнали. Идите под домашний арест и все подробно напишите. Дождалась! Вот, подписка о невыезде. Лиза дрожащими руками открыла сумку, вытащила ручку. Уронила ее. Некрасиво, не эстетично наклонилась, чтобы поднять. Где «жучок»? Вчера, после очной ставки с Худяковым, несомненно, ее подстроил в коридоре хитрый капитан, она зашла в кабинет…Неужели детектив его нашел? Вот! На месте! Незаметное движение, и «жучок» оторван от столешницы лилипутского стола и брошен в сумку .– Возьмите мою.– Капитан протянул казенную авторучку. А Лизина, «Паркер» золотым пером покатилась прямо под ноги Штерну.
    
     Семнадцатая глава
    
     Лиза по привычке собралась звонить любимому. Поразмыслила и передумала. Собралась поехать в свой клуб, закрыться в кабинете. Передумала. Выражение «жжет руки» как раз про нее. Безумно хотелось послушать записи с «жучка». Где присесть и в безопасности послушать? Мерещились шпионы, люди Штерна, «прослушка» под всеми картинами и вазами в любимом клубе. Терпения хватило, оглядываясь поминутно, найти одинокую скамейку в сквере, как раз напротив милицейского участка. Села, сняла шейный платочек, повязала на голову, натянула юбку на колени, достала из необъятной сумки яблоко, салфетку. Сидит тетка, грызет яблочко и слушает песни далекой молодости.
     Разговаривали трое: Штерн, его помощник без имени, краснощекий парень и, по громкой связи, третий. Видимо, патологоанатом из морга.
     Басок подобострастно:
     – Воистину, не имей сто рублей! Имей сто друзей. Гораздо лучше! Я поду-умал…
     Голос Штерна:
     – «Я поду-умал». Смех! Он подумал! «Куриные мозги», тебе осталось сладкой жизни до субботы. Готовься лазить по подъездам, ловить хулиганье.
     – Да знаю! Выходит ваш помощник.
     – А я поеду в отпуск. – Помощник не захочет меня оставить? Практика не кончилась. Буду ошиваться в отделе еще месяц.
     – С ним поговоришь. Скажешь: «Я поду-умал». Есть хороший анекдот на эту тему: «Мадам, я без ума от вас…».
     – Вам бы только насмешничать! Может, уйду из милицейской школы, в деревню к мамке вернусь.
     – Ладно, ладно пугать. Ты – молодец. Давай, выкладывай.
     Лиза остановила кассету. Значит, через неделю все кончится. Капитан уедет в отпуск. Этим делом займется кто-нибудь другой. По Левиной теории «нет человека – нет проблемы». Чудесно!
     – Нет! – по телефону кричал взбешенный Лев, – он постарается закрыть убийство! Час от часу не легче! Нужно все продумать. Вольдемар живет на улице Бассейной? Ты уверена? – мужчина умолк.
     – Не делай глупости! – строго сказала Лиза. Сказала в пустоту. Никто ее не слышал.
     Она достала из сумки очередное яблоко, прикрыла глаза, устало сгорбилась. С кассеты упорствовал тот же возбужденный басок.
     – Поговорите с вашим другом! Джек из морга – он ваш друг?
     Пусть расскажет, что увидел. Помимо протокола.
     – Джек! Да-а! Друг детства, Жека-потрошитель. В сарае кур щипал. Мамаша у него крутая. Чуть что по голове. Но это лучше, чем дурацкие внушения. Вырос, пошел работать в морг.
     – Он поможет?
     – Конечно! Лирика из морга! Такие подробности, детали – пальчики оближешь.
     Стало тихо. Неинтересно. Не стоило рисковать из-за какого придурка. Но тут послышался бодрый голос Штерна:
     – Жека, обрисуй картину!
     – Первое, о чем ты должен знать: убитая – на пятой неделе. Опасный срок для первородящей в сорок лет, и уровень алкоголя в крови два с половиной промилле. Несовместимые вещи. Убийство было спонтанным. Руки связаны бельевой веревкой, рот заклеен скотчем – домашние предметы. Сопротивления не было. Убила приятельница или подруга. Пьяную журналистку истязали больше суток. Ее не пытали, нет. Поместили в область шеи, возле артерии, черного или желтого толстохвостого скорпиона – оба хороши, и придавили. Он уколол и все, дело сделано. Осталось просто наблюдать.
     – Когда она умерла?
     – Правильней сказать: начала умирать. Думаю, прошло больше десяти часов.
     – Всю ночь?
     – Да! И кто-то сидел и наблюдал. Мужик на такое не способен. Это не выстрел в сердце. Раз – и нету.
     – Наши выводы совпали! Есть на примете одна дамочка, – оживился детектив.
     Лиза, не в силах слушать, остановила кассету. В жизни не было так страшно. «Одна дамочка»! Лева – не помощник. Штерн-враг.
     Слава богу, известны участники событий. Нужно с ними разобраться! Быстро и решительно! Не медлить, не бояться. Что еще там на кассете?
     «При укусе в любой момент можно ввести сыворотку, спасти. Боже мой! Беременная женщина! Ей грамотно, усердно помогали умереть. На лице, видимо, была подушка. В волосах застряла нить. Ткань – старый гобелен. Когда-то шили нарядные подушки на диван» – возбужденно рисовал картину Джек из морга.
     – У нас дома есть такая, на кровати. От бабушки осталась, – подтвердил басок.
     – Штерн, ты не один? – заволновался Жека.
     – Мой временный помощник. Не беспокойся, продолжай. Что с ней происходило в течение десяти часов?
     – После укуса, верней, ужаливания, появляется припухлость, по кругу – розовая кайма. В центре – красная точка. Через два часа поражается нервная система. Сыворотка бесполезна. Начинаются судороги, возбуждение. Видимо, на этом этапе ее связали, от греха подальше, и рот заклеили. Второй этап не страшен для убийцы: удушье, вялость, паралич, – Джек сделал паузу и пафосно закончил,– остановка сердца! Жизнь покидает измученное тело. Впрочем, при укусе в голову и шею все происходит быстрее. Кстати, у жертвы измочаленный желудок – признак сильной рвоты. Температура за сорок…
     – Ладно! Спасибо, поэт из морга. Будут новости, сообщи.
     – Привет семье!
     Послышалось какое-то сопение и голос Штерна:
     – Нет у меня семьи.
     – Что ты мелешь? – кричал Джек – Потрошитель, – где Софа, мальчики?
     – Забрала детей… укатила к маме, в Черноморку.
     – Что ты натворил?
     – Я – дурак! Давай, пока. Спасибо!
     Запись кончилась. Лиза сдернула с головы платок, выскочила на мостовую.
     – Такси!
     Вернулась на тротуар, пригладила волосы, кокетливо махнула рукой.
     – Театральный сквер, пожалуйста!
     – Там убийство. Все оцеплено, – удивленно сказал водитель, – поедем через Тещин мост. Что вы там забыли?
     – Я там работаю. Кого убили, не знаете?
     – Журналистку. Известная личность! Говорят, отравила соперница. Подсыпала в кофе крысиный яд. Бедняга мучилась два дня, умоляла ее прикончить, так страдала! А соперница...
     Хорошо, в старину, рассерженный седок мог воткнуть в спину болтливому вознице острый наконечник длинного зонта или трость.
     – Остановите! Остановите! – вскричала Лиза, вышла из такси и побежала, задыхаясь, через мост.
     Водитель тоже вышел, стоял, смотрел, пока обезумевшая не миновала длинный старый мост, шаткие перила.
     Мало ли что, спаси Господь!
    
     Восемнадцатая глава
    
     Лиза ворвалась в свой кабинет, с размаху плюхнулась в кресло. Жаль, никто не слышал разъяренную сваху: «Ах ты, гадина, притвора! Детский врач...убийца детей и женщин. Как я раньше не подумала?! Мнимая сестра! Мазохистка! Любит Вольдемара и пытается найти ему подругу, и он, на свою беду, решил жениться на несчастной Симе. Ко мне явилась, гадина! Штерн умен, но к ней не подберется. Я выведу ее на чистую воду!».
     Пришлось перерыть все бумаги в поисках телефона таинственной сестры. Наконец, нашелся в анкете Вольдемара. Доктор Нина ответила сразу, как будто ждала у телефона. Лизин голос не узнала, пришлось представиться.
     – Возможно, вы меня не помните, – дипломатично, издалека начала сваха, – вы обращались ко мне…
     – Прекрасно помню! Что вы хотите?
     – Нам нужно поговорить.
     – Денег не дам! Свадьбы не было.
     – Честно говоря, я об этом не думала.
     – Слепила наспех пару, тут же требует денег. Та еще профессия!
     – Невеста… журналистка… Сима Цибуленко мертва. Я была на допросе у капитана Штерна, отдел особо тяжких преступлений. Он считает, что мотив убийства – ревность. Подозреваемые – я и вы. Но у меня есть близкий друг, любимый человек. Штерн в этом убедился. Остались вы.-Интересно! Худяков не мог ее убить?
     – Нет.
     – Вы так думаете?
     – Уверена! Была любовь с первого взгляда. Кроме того, Сима ждала ребенка. Беременность пять недель.
     – Во-первых, это неправда. Во-вторых, вы не могли об этом знать, а я была бы в курсе.
     – За день до убийства Сима приходила за советом, она боялась признаться Худякову, что ждет ребенка.
     Лиза ждала резкой отповеди. Но собеседница молчала. Наконец, она сказала:
     – Все это неправда. Не звоните мне больше. Я приму меры против шантажа.
     – Доктор Скавронская, мне ничего не нужно. Вы знаете, психотерапевты по просьбе пациентов записывают сеансы на кассету. У меня есть запись последнего разговора с Симой. Можем ее послушать.
     – Хорошо. Приходите! С кассетой! (какой-то смешок или почудилось свахе). Улица Бассейная, (долгая пауза) номер два.
     Лиза положила трубку, посидела секунду и вдруг поняла, что не может двинуться, страх сковал, как панцирь. Сомнений нет! Скавронская каким-то хитрым образом, она ведь врач, убила соперницу. Сейчас, в разговоре сообразила, что может одним махом убрать свидетеля и получить кассету, бог знает, что там. Не нужно было говорить, что детектив подозревает двух женщин, а мотив убийства – ревность. Улица Бассейная. Какой кошмар!
     Дрожащими руками Лиза дергала ящики, взгляд рассеянно скользил по надписям-закорючкам. Лекции…беседы с пациентами… на этой пленке сорок минут плачет мама гомосексуалиста. Где последняя кассета? Где Сима Цибуленко? Исчезла! Исчезла! И даты на коробках перепутаны, все смешалось. Кто-то здесь хозяйничал! Лева, помоги! Забери меня отсюда!
     Интуиция – великое явление. Зазвонил телефон. Лев в недоумении, в тревоге, не давая бедной женщине зайтись в истерике, неожиданно четко, по-военному сказал:
     – Борись со Штерном, не болтай с Худяковым, спрячься от Скавронской. Детектив из своих соображений может вас стравить.
     – Уже!
     – Рассказывай!
     – Он вызвал меня и Худякова, «мариновал» в приемной полчаса, но так и не явился.
     – Наблюдал, вдруг вы начнете целоваться.
     – Не говори глупостей. «Борись со Штерном!» Как я могу бороться? Он ищет убийцу! Мешать?
     – Лиза, оставь свое благодушие. Посадить легче всего. Если капитан не найдет виновного, он посадит тебя. Хочешь в тюрьму?
     – Нет! Но я не знаю, как бороться и помогать одновременно. Штерн требует кассету. Она пропала.
     – Кому ты говорила про эту запись? Я предупреждал!
     – Тебе! И Худякову…
     – Человек, попавший в такую ситуацию, не имеет шанса на успех. Он должен смириться, жить с этим или погибнуть. Мое седьмое чувство…
     – Пошел ты! – крикнула Лиза, с размаху бросила трубку.
     Только Штерн! И телефон его выплыл в памяти неожиданно и четко.
     – Говорит Рутенберг. У меня что-то случилось!
     – Возьмите себя в руки! Вы же психотерапевт. Скажите сами себе: у меня все хорошо. Я спокойна! А теперь расскажите, что именно случилось.
     – Меня ограбили.
     – Ничего не трогайте, позвоните дежурному. Пока они приедут, составьте список украденных вещей, драгоценностей.
     – Пропала кассета с убитой журналисткой.
     – Что было на пленке?
     – То, что вы просили. Беседа с Цибуленко. За день до убийства Сима плакала…
     – Сейчас же приезжайте в управление, переночуете здесь.
     – Почему – я? Может, Скавронская виновата…
     – Не приедете добровольно, я вас арестую. – Штерн старательно положил трубку, тяжело вздохнул. – Кажется, я перестарался.
     Потревожил скорпиона. Не успел капитан перейти к другим заботам, зазвонил телефон.
     – Рутенберг, хорошо, что вы перезвонили!
     – Я – не Рутенберг, – и пауза, молчание. – Говорите! – приказал капитан. – Прошу к телефону следователя Штерна, его и только его, – прошептал мужчина. – Лев Бобруйский, это вы? Не мычите!
     – Мое седьмое чувство говорит, что Лиза в беде. Она куда-то собралась. – Я послал наряд ее арестовать. – Боюсь, вы не успеете. В ответ – гудки. Штерн бросил трубку.
    
     Девятнадцатая глава
    
     Лиза перевернула все ящики стола в поисках кассеты. Открыла тайный сейф в коридоре под ковром. Ринулась в подсобку. Но угроза Штерна арестовать ее, заставила стремглав выскочить из кабинета.
     – Такси, такси! – истерически кричала она на улице. Ни одно не останавливалось. Кому охота связываться с растрепанной кричащей бабой? Один молодой водитель не постеснялся, покрутил пальцем у виска. Лиза опомнилась. Пригладила волосы, улыбнулась, кокетливо махнула рукой и даже ножку поставила изящно. Тут же остановилось попутное такси.
     – Едем на улицу Бассейную, – весело сказала сваха.
     Шофер удивленно обернулся:
     – Так вот же она, за поворотом. Маленькая улочка, всего три дома.
     – Я не живу в этом районе, извините, пойду пешком.
     Теперь даже свидетеля в лице таксиста не будет, чтобы разыскать пропавшую, убитую, застреленную, утопленную отважную Лизу Рутенберг. Журналистка тоже, между прочим, была отважной.
     Улица Бассейная за углом, поэтому тело несчастной оказалось рядом, на площадке у фонтана. «Слава Богу, я не села в машину, не уехала. Нельзя идти напролом. Не дурочка будет передо мной, а хитрая женщина. Если она убила Симу, преступила заповедь «Не убей», это – загубленная душа, способная на все. Лиза повернулась, медленно пошла назад, в свой кабинет, разъяренные мысли мучили, душили. Машинально открыла дверь, села в глубокое кресло, на привычном месте полегчало.
     Сосредоточилась, не спеша, разложила все по полочкам, взяла лист бумаги и написала: «Страх должен трансформироваться в гнев. Цель моего визита к доктору Скавронской. Милиция подозревает в убийстве журналистки меня и вас, уважаемая Нина. Помните? Больше месяца назад я дала вам телефон Симы Цибуленко. Она мертва. Мы должны объединиться. Найти настоящего убийцу. Капитан, с которым вы не знакомы, но я уверена, увидитесь в ближайшие часы, захватил мой дневник. Захочет вас увидеть и получить объяснение, почему вы явились в брачный клуб. Вольдемар попросил? Где доказательства? Как давно вы знакомы? Какие чувства питаете к этому мужчине? Этого достаточно! Итак, мы в одной команде». Нужно записать этот разговор, пригодится для Штерна. Аккуратно, в сумке среди бумаг, Лиза спрятала магнитофон, закрыла сумку, открыла, незаметно нажала кнопку «Пуск». Осталась довольна репетицией. Все! Можно выходить.
     Улица Бассейная оказалась не за углом, а прямо напротив сквера. Из фасадных окон, как на ладони, видна злополучная площадь и фонтан. Лиза быстро нашла нужный дом и дверь, приклеила милую улыбку. Открыли ей с подобающей медлительностью, не спеша. Нина – сплошной официоз. Строгое лицо, строгий костюм. Гостья не успела нажать на кнопку, включить магнитофон, прозвучал вопрос:
     – Послушаем мнимую беседу с журналисткой? Вы принесли кассету?
     Сваха излучает покой и доброжелательность:
     – Можно присесть?
     И у хозяйки вырвалось помимо воли:
     – Конечно! Садитесь. Чай? Кофе?
     – Кофе, если можно, – кивала Лиза. Взялась за спинку стула. Какой тяжелый! Пришлось ухватить двумя рукам, чтобы отодвинуть от стола, покрытого синей бархатной скатертью, края – так и есть: бахрома с кистями. На сиденьях – старые потертые подушки. Рисунок еле виден: пастушок с дудочкой на фоне леса – старый гобелен. Кто-то уже говорил про гобелен. Джек-Потрошитель сказал, что Лизу душили такой подушкой. Хозяйка, пятясь, не выпуская из поля зрения подозрительную гостью, скрылась за шкафом таким же массивным, грузным, как стол и стулья. Через минуту вышла с подносом, аккуратно поставила чашку с коричневатой жидкостью на стол.
     – Эта мебель Волика мамы. Он все выбрасывал на свалку, старуха подбирала и тащила ко мне. По вечерам заходила тихонько, сидела. У Волика осталась одна подушка – детская любовь.
     – Можно ее понять, – доброжелательно кивала гостья, и тут же в атаку, – я, признаться, забыла о вашем давнем визите. Но так уж получилось, два дня назад я говорила по телефону со следователем. Закончен разговор, он попрощался, не успел положить трубку, и я услышала несколько странных слов, потом сообразила: это был голос Худякова. Он сказал: «Телефон покойной мне дала соседка Нина, весьма назойливая особа. -Это его стиль, – спокойно кивнула Нина, – за годы нашего знакомства слышала и не такое.
     Неожиданный звонок прервал беседу двух настороженных, хитрящих дам. Хозяйка величественно поплыла к двери. Лиза медленно, на цыпочках попятилась к спасительному шкафу – вдруг там удастся спрятаться, в шкафу, а мысли: «Боже мой! Вдруг Нину пришли арестовать или Штерн нас увидит вместе или Худяков – вообще не поймет, что происходит».
     Но это был помощник капитана «куриные мозги». Под расписку вручил повестку. Завтра в 10.00 быть в кабинете 104, следователь Штерн.
     Нина побледнела.
     Она не «крепкий орешек», – огорченно думала сваха, – Штерн мог ее разоблачить, напрасно я пришла, и вслух сказала:
     – Давайте объединимся. Нас подозревают. Ни я, ни вы не убивали несчастную Симу Цыбуленко.
     – Я точно не убивала! – Нина пришла в себя, – садитесь, давайте разбираться.
     – Не могу понять, зачем в милиции Худяков сказал, что вы причастны к этому убийству, – вкрадчиво спросила Лиза.
     – Вольдемар ничего не делает просто так. Выводил себя, любимого, из-под удара. Вы случайно не знаете, как убили журналистку?
     – Нет. Протокол не показали, но тело… труп я видела…в сквере у фонтана. – Лиза, что-то припоминая, встала, подошла к окну. Площадь как на ладони. – Следов насилия, ранений не было. Только за ухом нарыв, укус…
     – Скорпиона! – выкрикнула Нина, – откинулась на спинку стула, глаза выпучены, рот открыт, – скорпиона, – повторила громко.
     Лизе Рутенберг стало не по себе. Купировать припадок эпилепсии не так-то просто.
     – Шесть лет назад при таких же обстоятельствах погибла девушка, скрипачка, – вдруг спокойно, с обычным менторским видом сказала Нина.
     – И после этого в доме Вольдемара появился новорожденный? -Лиза намекала, что ей известна тайна Худякова
     – Сначала появился новорожденный, потом убили… пропала девушка. За год до странных событий, я этот вечер помню, как сейчас. В полутемной гостиной, свет только над обеденным столом, вот этим самым, мы сидели втроем, играли в карты. За окном вселенский дождь, потоп. Вдруг звонок. Волик пошел к двери.
     Перед нами замерзшая девушка со скрипкой. Оказалось, она из провинции, с рекомендательным письмом к мамаше. Старуха была директором музыкальной школы. Вольдемар тут же продемонстрировал свой коронный номер. Взял скрипочку, помог раздеть пальто, зашептал на ушко: «Вас зовут Тамара? На Кавказе это имя символично. Царица! Вы будете моей царицей? Обнял ее за плечи, повел к столу. Его манера обращаться с молодыми… я видела не раз, привыкла за много лет. Да, да, не удивляйтесь. Люблю его… без ответа, без надежды. А он эксплуатирует мою любовь. Все видит, все знает, использует меня, как няньку, как врача, как домработницу…как половую тряпку. – Штерн, провидец, это имел в виду: ревность, безответная любовь, – тихо прошептала Лиза.
     – Короче говоря, Тамара осталась в доме, – бесстрастно продолжала Нина.– Прошло два месяца. Я, как всегда, развлекала его мать, кипятила чай на кухне. Вернулся с работы Вольдемар, нарвался на старуху. Сейчас уж не припомню слово в слово. Приблизительно, звучало так:
     – Ты не находишь, в доме стала шумно! Утром не пробиться в туалет. Фу! Постоялый двор.
     – Кого ты имеешь в виду, Тамару? – удивилась мать.– Пару недель, ей станет легче. Ты ведь приложил к этому руку, терпи! Чего ты злишься?
     – Не знаю, что делать. Она глупа, ленива и, кажется, хитра.
     – Казалось, вы любите друг друга.
     – Мама, не смеши! Она для меня пара? Если не заладится семья, придется разводиться, отдать ей дом. Ты хочешь этого?
     – Нет!!
     – Я уеду в командировку. Пока меня не будет, сделай, чтобы она ушла. Ты это можешь. Пока не поздно, постарайся для меня. Вольдемар закрылся в ванной. Я выскользнула – и домой.
     Никто не вспомнил, что я была в квартире. Через пару дней он возвратился и, не стесняясь, при мне, закричал с порога: «Ты ее выгнала?»
     – Не бойся, она ушла… как только ты уехал… и пропала.
     – Так и думал. Ушла, как только я уехал… Интересно, где она сейчас? Чьи стены обтирает?
     – Мы ее искала. След простыл.
     – Ах, бабы, бабы, все дешевки! По правде говоря…
     – Волик, ты просил, я сделала. С тобою спорить, себе дороже.
     – Она сказала что-нибудь перед уходом?
     – Увидела свой чемодан, все поняла и вышла, не прощаясь.
     – Чудненько. Давай обедать.
     Нина, рассказывая, неуловимо менялась, выступая в то роли Вольдемара, то старухи. – А осенью… опять пошли дожди, преферанс…мы только сели, какой-то писк за дверью. Волик открыл, наклонился, что-то поднял – нам не видно, занес плетеную корзину. Старуха отогнула тряпку, а там младенец, бутылка с соской и, естественно, записка. «Это твой сын. Мне ничего от вас не нужно. Позаботься о ребенке. Тамара». Мать медленно, как в фильме, осела на пол, глаза закрыла и перестала дышать навек. А младенец надрывается. Волик взял его на руки… Так прошло шесть лет. Заботы, детские болезни, сумасшедшая любовь. Но мужчина есть мужчина. Одиночество заело. В один прекрасный день…думаете, он сделал мне предложение руки и сердца? Ошибаетесь… попросил найти невесту. Пышную блондинку, без детей и не желающую детей. Это условие! Я обратилась к вам. И вы, к несчастью, преуспели. Все, больше ничего не знаю. Ваша очередь.
     -У меня немного: Сима была беременна. Она шесть лет назад в своей газете писала о младенце, убитой девушке, пыталась докопаться, кто убил, почему убили. Она подозревала…
     Нина скорбно кивнула. А сваха вдруг остановилась на полуслове, опять подошла к окну, неожиданно спросила:
     – Скажите, при чем здесь скорпион?
     – Откуда вы знаете?
     – Пять минут назад вы кричали в пароксизме: «Скорпион! Скорпион!» На шее убитой девушки виден был укус и у Симы тоже, за ухом.
     – Вольдемар собирает ядовитых насекомых, пауков, скорпионов. Он по гороскопу – скорпион, верит в тотема-покровителя. Каждый отпуск – на Памир, Алтай. На лиманах ловит эту дрянь. Из Крыма как-то раз вернулся с большой коробкой, был счастлив, как ребенок. Как он их провозит? Ума не приложу.
     Лиза встрепенулась, поискала свою сумку.
     – Спасибо, что нашли возможность со мной поговорить, доктор Нина. Мне пора. – И выскочила за дверь. «Расскажи свои байки в отделе криминальных преступлений, влюбленная, ревнующая Нина! Кто тебе поверит? Ну почему в момент смертельный, страшный, люди неожиданно глупеют? Бредовая история без всяких доказательств. Штерн не поверит и будет прав. Завтра, в десять ты должна быть в отделе особо опасных преступлений, и начнется твоя Голгофа, дорога на эшафот. Свидетели, включая маленького Сашу, подтвердят, что ты любила Вольдемара, любила его сынишку, заботилась о них. А в результате – все потеряла. Впереди одиночество, мучительные сцены, реальные или придуманные воспаленным воображением: семья Худяковых, счастливая блондинка ведет за руку Сашу. Выходят из дому. За рулем машины их ожидает красивый, импозантный, счастливый Вольдемар. А ты стоишь и смотришь в окно, скрываясь за тяжелой шторой. Вот – мотив для Штерна! Бедная Нина!
    
     Двадцатая глава
    
     Почему момент прозрения всегда несет угрозу? В спокойном состоянии, когда не пульсирует жилка на виске, размышляя, есть шанс принять мудрое решение. Но Лиза, выйдя из захламленной чужой квартиры, была оглушена потоком слов, эмоций: убитая скрипачка, скорпионы, брошенный ребенок. Хотелось проверить все, что рассказала доктор Нина. Послушать еще раз кассету – рассказ убитой журналистки. Все сходится! Но доказать, что Вольдемар, повелитель скорпионов, – убийца, и Сима – его вторая жертва, невозможно. Вечером нужно позвонить ему, попросить о встрече. Нет, лучше ворваться неожиданно! Предупрежден – вооружен. Хочется захватить врасплох. В парадной какой-то шорох! Лиза нервно обернулась. Большое, во всю стену грязное окно с остатками цветного витража. Кружит голову, манит подойти к перилам, взглянуть на небо, вниз на улицу, снующую толпу. Лиза сделала шаг вперед, к окну. Что-то не пускает… ремешок зацепился за ручку двери…на двери табличка. Четко выведено: «Вольдемар Худяков». Все, назад дорог нет. Пришлось решительно ткнуть пальцем в круглую обгрызенную кнопку. Сейчас откроется дверь, и худой мужчина с тонкими жгуче-черными усами спросит вежливо: «Кого вы ищете?»
     Дверь открылась. Хозяин в спортивной куртке улыбается Лизе.
     Это был, несомненно, Худяков. Но полный жизни, а не тот изможденный тип, который был на фотографии у Штерна. По его лицу невозможно догадаться, какие мысли бродят в голове.
     Он спокоен. Увидев даму, снял длинные, до локтя, перчатка из латекса, сказал с поклоном:
     – Пришли? Чудесно! Зря суетился, устроил «Похищение Европы». Входите! Чувствуйте себя, как дома, разрешите, ваши вещи.
     Затем странное движение: ухватил за сумку, дернул. Сумка раскрылась, выпал магнитофон. Вольдемар со странным выражением наступил на хрупкий аппарат. Как некрасиво! Лиза все еще думает, что это случайная оплошность. Пытается что-то объяснить, извиняется. Не успевает. Мобильный телефон, Льва подарок на день рождения, описав красивую дугу, улетает в небеса.
     Вольдемар, галантно улыбаясь, подталкивает гостью к маленькой двери. Спальня. Боже мой! Зачем – в спальню? Еще одна дверь. Что там? Лаборатория? А Вольдемар улыбается: «Что может помешать в интимном разговоре?» Ну, конечно! Двигает картонные коробки, из них доносится шипение, шорохи, находит скальпель. Разрезан картинно телефонный шнур.
     – Прошу садиться! Я совместил рабочий кабинет и спальню. Нет, не сюда. Садитесь в кресло. Лиза от страха не в силах двинуться, замерла возле стола, машинально прислушиваясь к шорохам из больших и маленьких коробок. Вольдемар схватил ее за локоть, тащит в кресло, больно дергает за волосы. Ужас затмевает разум, сознание меркнет. Бедная сваха, ничего не понимая, не видя, предчувствуя боль, невыносимую боль, уводит свое сознание в сон. Так лучше. Легче умереть. Сколько прошло часов? Минут? Лиза открывает глаза. Смеющийся хозяин, наклоняется, подносит к ее губам рюмку с темной жидкостью.
     – Какая нежная барышня. Пейте, это рижский бальзам. Вам еще понадобятся силы.
     – Что происходит? – с недоумением спрашивает Лиза.
     – Я вас пугаю, милая дама. Даже телефон не пожалел. Вы боитесь? В уютном доме, в центре города, не в лесной чащобе. Мы беседуем, пьем неплохой ликер. – Вольдемар замер, «взял паузу». Тихо, почти не слышно, продолжал: «Мое сердце трепещет во мне, и смертельный ужас напал. Трепет и дрожь меня охватили, и объял меня страх». Чувствуете? Объятия страха? Этот механизм не изучен. Почему захватывает без остатка, парализует? Но вы еще надеетесь. Ваш страх – наполовину предвкушение. « И я сказал: Кто даст мне крылья, как у голубя? Я бы улетел, обрел покой…». Вам кажется, что все закончится, как в сказке? Принц на коне? Штерн в поношенном «Пежо»? Ощущаете адреналин? Мы ведь любим, чтобы нас пугали! Иначе, как испытать радость? Целая наука! Я много лет ищу границу страха, за которой человек осознает, что он не хозяин своих мыслей, своих воображений. Про волю вообще не говорим! Но вы… не думал, так впечатлительны! Или есть какая-то методика – по заказу терять сознание? Сидите, сидите. Сейчас будет кино. – Вольдемар пощелкал кнопками на пульте. На экране телевизора тетка в зеленой кофте оглядывается пугливо по сторонам, некрасиво склоняется над телом Симы Цыбуленко. Сквер. Фонтан.
     – Откуда это у вас? – Лиза ожила, засмеялась,– вы из милиции? Ищете убийцу?
     – Не-ет, – насмешливо заблеял Вольдемар.
     – Откуда у вас кассета? От Штерна? Скрытой камерой он снимал…
     – Нет, милочка! Я снимал это чудесное кино из окна, не своей квартиры, иш, насторожилась, из окна парадной и послал кассету уважаемому Штерну. Вы имеете обыкновение направляться на работу через парк . Пришлось подсуетиться, все сделать быстро, за пять минут. И, не мешкая, доставить Штерну волшебную кассету. Строит большого умника! А вы так достоверно себя вели, досадно стало: режиссер не нужен,– Вольдемар громко засмеялся. В ответ – невидимые твари в коробках забились, зашипели. Прозрачные аквариумы ожили. Казалось, груда камней, песок – вдруг зашевелились страшные жильцы, потревоженные скорпионы. Лиза побледнела. В ушах, помимо воли, зазвучал голос Джека-Потрошителя, романтика из морга.
     – Не обращайте внимания,– смеется Худяков,– послушайте:
     «Ирония, цинизм, эгоизм –
     Этот яд опасен.
     Он проник в твой организм.
     Он течет по венам, окутал сердце
     Ты сходишь с ума, ты владеешь миром
     И он прекрасен!»
     Нравится?
     – Впечатляет. Вы написали это стихотворение? – Лиза решила, что лучше подыграть поэту-психопату.
     – Мой перевод! Автор, к сожалению, не я. Понимаю желание мне польстить. Но вам нечего боятся. Укус большого скорпиона останавливает работу сердца, а у меня сегодня мелочь, итальянские, мингрельские, пару крымских. Не бойтесь,– насмешничал хозяин.
     – Стараюсь не бояться. Что вы от меня хотите?
     – Вы записали разговор с Симой Цибуленко, вынудили меня рисковать, добывать пленку-компромат. Явились в мой дом коварно, с магнитофоном. Вас приглашали? За свои поступки нужно отвечать, играть по правилам. Тамара, мать моего сыночка, нарушила правила игры, родила ребенка, подбросила в корзине и побежала в редакции газет рассказывать, что я – мерзавец, совратил, беременную выгнал . Мне это нужно?
     – А журналистка в чем провинилась? Влюбленная, беременная, преданная Сима.
     – Влюбленная – да! Беременная – несомненно! А преданная – под вопросом. Смотрите! Новая кассета утонула в щели магнитофона. На экране – Сима обращается к кому-то…а…в кресле Вольдемар, поднимает рюмку:– Иди ко мне. Выпьем! Я безумно рад, что ты вошла в мой дом. И мама была бы рада. Она мечтала, что я женюсь, и в дом войдет невестка…не дождалась. Мама, знакомься, это Симочка, моя жена. На экране пылкий Вольдемар опустился на колени, целует подол Симиного платья. Сима тоже на коленях, шепчет: – Волик, это я должна… Всевышнего благодарить. Нет знахарки, бабки… нет больницы, где я бы не лечилась. Мой муж ушел, когда узнал, что детей не будет. Я двадцать лет лечилась.
     – Слава Богу, все в порядке! Ты заимела мужа вместе с сыном. Захочешь, мы уедем, никто не будет знать, что Сашка не твой сын. Вы похожи, будто, в самом деле, он твой ребенок.
     – Волик, ты не понял. Я беременна! Ты молчишь? Ты не доволен?
     – Но я не думал о ребенке. Мне пятьдесят, какой ребенок? Есть Сашка… Зачем тебе младенец? По ночам не спать? Пеленки…я это прошел, больше не хочу. И потом, где гарантия, что это мой ребенок? Ты лечилась… чужая сперма. Кошмар какой-то. Нет, не может быть!
     – Что – не может быть? Чего ты испугался? Теперь я понимаю, как Сашка на свет родился. Девушка-скрипачка забеременела, ты не захотел жениться. Труп несчастной нашли на пустыре. Расскажу ребенку, что ты сделал с его мамой. Подонок! Все узнают…
     – Симочка, родная , ты не поняла. Я просто растерялся… так неожиданно. Поверь, я тоже рад в пятьдесят стать папой новорожденного сына. Честь мне и слава! Давай, за нас! Пей!
     – Я тебе не верю. Действительно, ты рад? Поклянись!
     – Слово чести!
     – Это не серьезно. Клянутся по– другому…я забыла. Родную мать мне не видать…
     – Так уголовники божатся. Ботают по фене. Ты опьянела.
     Экранный Вольдемар берет на руки Симу, уходит в спальню. Пленка кончилась. Вдруг, краем глаза Лиза увидела случайный кадр: журналистка связана, рот заклеен. На шее огромный скорпион. Хвост дугой. Кадр промелькнул и пропал. Хозяин вынул кассету.
     – Видели, как Симочка превратилась в шантажистку? Ну, хватит! Займемся делом! Нашим делом. Я не копаюсь в прошлом, только вперед. Поверьте опытному человеку: жизнь прекрасна! Я чист перед вами и перед законом. С нежной улыбкой, обмякший, он обнял Лизу за плечи, повел к окну.
     – Вы меня простили, не правда ли? Любопытных нужно наказать, чтобы они не совали свой маленький носик не в свои дела, могло быть хуже, – Вольдемар шутливо, как ребенка, щелкнул Лизу по носу, притянул к себе и настойчиво, серьезно отчеканил: «Все, что вы наговорили – ерунда! Все, что вам наговорили – ерунда, выдумки больных воображений. Журналистка – по долгу службы. Вторая – обиженная богом и людьми, злобная дура, хоть и лечит чужих детей. Третья, простите, о присутствующих не говорят, но все-таки, крадет дневник убитой, теряет важную кассету. Говорит, что есть признание журналистки. Где оно, где запись? Не знаете? Кто-то выкрал из кабинета? Опять выдумки. Ничего невозможно доказать! – Вольдемар схватил Лизину руку, притянул к себе, посмотрел в глаза. – Но вы мне нравитесь. Я думал смелых, красивых, умных женщин нет. Рад, что ошибся. – Отступил на шаг, опустился на одно колено, поднес ее руку к своим губам и прошептал: «Будьте моей женой и матерью несчастного ребенка, прошу вас!»
     Лиза отшатнулась. Хозяин молча кивнул на глазок видеокамеры, спрятанной на полке среди книг.
     – Все! Снято! Я не оставлю капитана с «висяком» и без зарплаты. Нераскрытое убийство – по головке не погладят. Он справится, мы ему поможем. Видите календарь над креслом? Какое там обведено число? Прошлый месяц. Все продуманно. – Хозяин замолчал, видимо, перебирая в уме пункты своего плана. – Подождем, пока хитроумный Штерн начнет серьезно под меня копать. Плача, демонстрирую ему кассету, убеждаю, что мы давно знакомы, любовники, и вы из ревности убили журналистку—доказательство в руках, на пленке. Не нравится? Конечно! Кому такое нравится? Есть Нина, – Худяков напялил на кончик носа очки, неуловимо стал похож на соседку, мнимую сестру, – можно все свалить на эту дуру. Она когда-то постаралась, убрала с моего пути юную Тамару. Но ревнивице не удалось завладеть сердцем Вольдемара, он, неблагодарный, полюбил Симу Цибуленко. Придется Штерну попотеть. Пусть мечется между Сциллой и Харибдой и поменьше философствует. Он считает, у одиноких нет ангела – хранителя на небесах. Где ты, ангел одино-о-о-ких? Где? Я вполне могу исполнить эту роль. Вы, красавица, станете моей женой, а Нина пойдет в тюрьму. Либо…выбирайте! Я ведь – ангел…взмах крылом. – Вольдемар дурашливо взмахнул руками, изображая крылатого посланника судьбы, и тут раздался стон и глухой загробный стук: старинные часы в глубине квартиры отбили полдень. Худяков в панике метнулся к вешалке, схватил пальто, бросил его, подскочил к несчастной Лизе. Сколько ненависти было в его глазах!
     – Не двигайся! Убью, только пикни! Убью! – дернул ящик письменного стола, вывались мотки проволоки, пинцеты, какие-то железки, зажимы, ножницы.
     – Сидеть! – он подскочил к Лизе, на ходу разматывая ленту, быстро обмотал ее руки, ноги. Оторвал кусок липкой ленты, заклеил рот, наотмашь сильно ударил по лицу и, не говоря ни слова, выскочил за дверь.
    
     Двадцать первая глава
    
     – Не говори: «Убегла»! Нет такого слова! – выговаривал капитан. – Плюс ко всему, она не может убежать.
     – Скорее, спрячется, – кивал «куриные мозги».– Может, этот…ее дружок знает?
     – Нет, он звонил. Считает, Рутенберг в опасности.
     – Кто ей может угрожать? Допросить нужно, с пристрастием!
     – В брачном клубе пусто. Таксисты видели: она искала какой-то дом на улице Бассейной, рядом с клубом.
     – Я там следил за Худяковым и Скавронской. Пойду, посмотрю, что происходит. – Возможно, Худяков и Лиза – пара. Будь осторожен. Худяков вооружен, а сваха проницательна.
     – Я так понял: ее искать не будем. – Пусть сначала вернет мою жену с детьми, потом посмотрим, – процедил капитан.
     «Куриные мозги» так сосредоточенно размышлял, шевелил губами, прикидывал, как Лиза будет возвращать Штерну супругу и детей, что капитан не выдержал, рассмеялся.
     – Пошутил я, пошутил.
     – Конечно. Понял! Мы будем Рутенберг искать, как жертву или преступника? – Есть разница? – удивился Штерн.
     – Конечно, конечно! На преступника у вас гон. Знаете, собак спускают? А жертва…как получится.
     – Лиза Рутенберг – преступник или жертва?
     – Честно? Не знаю. Давайте считать ее преступницей. Там видно будет. Помните, что сказал ваш друг из морга? Журналистка умирала всю ночь, мучилась. Может, и эту… Рутенберг будут пытать и мучить.
     – Езжай на Бассейную, посмотри, что там происходит, но не геройствуй, не лезь под пули. Худяков, наверняка, вооружен.
     «Куриные мозги» по старой привычке никому не доверять, поехал в брачный клуб, отпер дверь отмычкой. Тихо, светло, пусто. Походил, посмотрел. Ящики вывернуты, ковер на полу сдвинут. Дверца сейфа открыта. Сейф пуст!
     – Капитан, разрешите доложить! Подозреваемую Рутенберг ограбили! Все перевернули. Искали что-то.
     – Не кричи. Знаю. Украли кассету, запись разговора с убитой Цибуленко.
     – Что же не сказали! Зря время трачу. Конечно, она жертва. Кто мог украсть кассету? – кричал обиженный помощник.
     – Не факт, что запись украдена. Может, Лиза не хотела давать нам компромат на жениха. Инсценировала ограбление.
     – Худяков украл! Чует мое сердце. Пойду на Бассейную, будь она неладна!
     – Доложишь, что там происходит.
     На Бассейной тихо. «Куриные мозги» зашел в парадную напротив подозрительного дома, методично, с биноклем в руках обследовал окна на третьем этаже. Поднялся, постучал к Нине Скавронской. Дверь не открыли. Скавронской дома нет. Кто-то громко топая, сопя, поднимался по лестнице. «Куриная мозги» подскочил к соседней двери, сделал вид, что смотрит на табличку. А на табличке: «Вольдемар Худяков», и рядом детским почерком «Саша Ху… дяков». Конец надписи полез куда-то вниз, видно, росточка не хватило.
     – Здравствуйте, – вежливый детский голосок.
     Милицейский обернулся. Перед ним худой мальчик лет шести, с тяжелым рюкзаком, запыхался, поднимаясь на этаж.
     – Здравствуй, мальчик. Ты – Саша? Папа дома?
     – Нас отпустили пораньше, папа возле школы меня ищет, я пошел домой…сам, без никого.
     – Можно войти? – без энтузиазма спросил помощник Штерна. Понятно, в квартире – никого.
     – Я открою дверь, а вы постойте на пороге. Папа не разрешает открывать входную дверь. И разговаривать с чужими.
     Саша отпер дверь. Прихожая, салон. Виден кабинет – везде порядок. Тихо, чисто. Солнце льется из огромного окна. Только в спальню дверь закрыта. Там, наверняка, не застелена кровать. Милицейский сделал насколько шагов, открыл дверь в спальню. Чисто.
     – Спасибо, дружок. Папе передай привет.
     – От кого? Он не любит сюрпризов, – серьезно, по-взрослому сказал малыш.
     – От капитана. Он знает… Штерна.
     Что теперь?
     – Капитан, докладываю: Худяков дежурит возле школы, ждет своего ребена. Саша дома, отпер дверь в квартиру. Мы вошли. Там пусто. Скавронской нет. Ой, вот она! Плетется с молоком. Что делать?
    
     Двадцать вторая глава
    
     Лиза сидела, закрыв глаза, мучаясь от боли в руках. Кровь сочилась из рассеченной губы. Безумно болели до крови стертые запястья. Вдруг тихо скрипнула входная дверь. Спаситель Штерн, полагая, что убийца в доме, крадется с армией помощников, пытается незамеченным попасть в квартиру, освободить прикованную Лизу. Он все время за ней следил, видел, как отважная зашла в квартиру, чтобы спровоцировать мерзавца Худякова, доказать его причастность к убийству журналистки.
     – Тетя, тетя, тебя похитили? – тонкий детский голосок заставил разлепить опухшие глаза. Худой голубоглазый мальчик, точная копия убитой Симы, одет так странно, не современно, как будто выпрыгнул из фильма о давно ушедших пятидесятых, он с любопытством разглядывал незнакомку в кресле.
     Связанная тетя замычала в ответ. Конечно, первым делом нужно оторвать ленту на губах. Мальчик опасливо подобрался к креслу, неловко попытался отклеить намертво приклеенную ленту. Лиза вздрогнула, взглядом показала на ножницы в открытом ящике стола, протянула связанные руки. Мальчик, преодолевая страх, разрезал ленту. Пленница дернула полоску на губах. В кровь! Ой, как больно! Теперь, снимем ленту на ногах. Все! Бросилась к двери, вернулась:
     – Хочешь пойти со мной? – спросила, и сердце сжалось от страха, предчувствия беды: не нужно брать ребенка.
     – Да! Ты похищаешь? Как тетя Сима? Мой папа должен на тебе жениться? – глаза парнишки сияли от восторга. Ты красивая, но тетя Сима лучше, любезней… любимей…она меня любила, а ты не сможешь.
     – У меня сын, Вовка, и я его люблю.
     – Но ты будешь со мной играть? Давай! Прошлый раз, мы играли с Симой в прятки, он купил нам чипсы, мороженое, – мальчик мечтательно загибал тонкие пальцы.
     – Бежим! – Лиза взяла ребенка за руку,– папа сейчас вернется. Он наверняка за тобой поехал.
     – Нас раньше отпустили. Училка заболела. В кухне черный ход.
     Через минуту криминальная парочка была на улице.
     Мальчик уверенно тянул за угол: «Пойдем в кафе, спрячемся, потом позвоним и скажем, что заказали чипсы».
     В кафе полно народу. Обеденный перерыв. В углу за пальмой нашелся свободный столик. Подошел официант.
     – Принесите чипсы, – Саша повернулся к Лизе, – что ты хочешь? Два стакана колы, два мороженых. Не бойся, папа, как миленький, заплатит.
     – С Симой было веселее? Папа быстро вас нашел? – нужно было улыбаться, непринужденно беседовать с юным авантюристом.
     – Нет! Он думал, что мы бежали к Симе. У нее огромный кот. А мы залезли под кровать, подождали и пошли в кафе.
     Лиза понимала, что пройдет несколько минут и появится Худяков с милицией, еще хуже, со Штерном, и ничего доказывать не нужно – законченная преступница: убивает соперниц, крадет детей – прямая дорога на эшафот.
     Принесли огромное блюдо с чипсами, соусы, салаты.
     – Все! Теперь звони. Пусть он придет и рассчитается.
     – Мой мобильник упал, разлетелся на кусочки.
     – Попроси в кассе, у них там автомат.
     – Мне нужно в туалет. Начинай кушать. Я сейчас вернусь.
     – Хочешь вылезти в окно и убежать?
     – От кого бежать? Мы же играем.
     – От моего папы не убежишь, он в прошлой жизни – скорпион. У нас живет один, очень большой, его земная реинкарнация.
     – Загробная жизнь? Хороши темы для ребенка!
     – Я не простой ребенок.
     – Конечно! Золотой! Чем ты отличаешься от других детей?
     – Слушай, ты хотела в туалет? Иди!
     Измученная женщина быстро встала, прошла сквозь жующий шумный зал. Чужие лица. Прав малыш: сейчас самый раз скрыться за поворотом. И официант насторожился, что-то происходит на улице: угрожающе-медленно проехала патрульная машина. Сколько времени прошло? Минута, две? Лиза умылась, не спеша вышла из туалета, еще раз обвела глазами зал.
     – Эй, я здесь. Ты потерялась? Теперь моя очередь! Закажи мне шоко-ваниль, а себе, что хочешь, – Саша солидно встал, направился к двери с нарисованной большой буквой «М» и писающим мальчиком. В это же мгновение патрульная машина остановилась прямо напротив распахнутых дверей.
     Лиза, приклеив милую улыбку, подлетела к кассе:
     – Сколько с меня? Порция чипсов и мороженое.
     – Вам принесут счет, сидите, отдыхайте!
     – В другой раз. Очень приятное кафе, но мы торопимся.
     Все! Свободна! Такси! К Штерну. Через несколько минут она уже бежала к большим кованым воротам.
     Что сказать Штерну? Даже не мечталось спокойно подумать, вспомнить, выстроить логичный ряд.
     По параллельной улице к другому входу бежал Штерн. Сердце колотилось от возбуждения, предчувствия, озарения, победы. Час назад позвонил Худяков. По дороге из школы пропал его сын. А преступник на свободе!
     – Привезите фото мальчика, – не скрывая озабоченности, велел Штерн.
     Милицейский «газик» рванул на Бассейную. Дверь в квартиру Худякова была распахнута. Пол усыпан зловещими, в контексте событий, мотками проволоки, пинцетами, ножами. Видавший виды Штерн содрогнулся, увидев окровавленный лоскут липкой ленты с белесым тонким волоском.
     – Вот тебе задание, «куриные мозги», а ты боялся остаться без убийства, собери аккуратно, возьми пинцетом – все в мешок. Останься и проверь, может, наскребешь, что поинтересней. Я побежал в управление.
     Они почти столкнулись у входа в кабинет. Лиза успела раньше, зашла без стука и села, напряженно выпрямившись, на черный кожаный диван. За ней – возбужденный Штерн.
     – Явку с повинной устроили? Даже не надейтесь! Где ребенок, уважаемая?
     – В кафе на Садовой. Ест мороженое, – отчетливо, почти спокойно проговорила Лиза.
     – Садовый проспект большой. Где именно?
     – За углом – Театральный сквер, кофе – мороженое. Он еще должен там сидеть с мороженым, азартный мальчик Саша.
     Штерн что-то сказал в переговорное устройство. «Да, он там, ест шоко-ваниль. Не иначе, как вы ему купили».
     Женщина улыбнулась, расслабилась и тут же дотронулась разбитой губы: «Как больно!».
     – Что у вас с губой? – Штерн подошел совсем близко, наклонился, всматриваясь.
     Лиза задержала вдох – не любила чужие запахи.
     – Будете рассказывать?
     – Все равно не поверите.
     Услышав тонкий писк какого-то прибора, Штерн громко крикнул: «Да, «куриные мозги»! Пленка! Та самая? Чудесно! Ищи камеру!»
     – Камера в книжном шкафу на полке, среди книг и коробок. В коробках скорпионы, – прижимая пальцем кровоточащую губу, медленно сказала Лиза.
     – Еще один медиум! В коридоре уже сидит мужик и вещает, что сына украла женщина, голубоглазая шатенка, он видит третьим глазом. Придется вас арестовать… до выяснения.
     В ту же минуту зашел конвой.
     – Дамочку в наручниках – туда!– приказал Штерн, – Худяков, зайди! Рассказывай!
     Вольдемар в одночасье похудевший, постаревший от волнений, зашел, еле передвигая ноги, сел, скрючившись. Мутный взгляд уперся в какую-то точку за окном. Молчит затравленно.
     Сердце капитана переполнено сочувствием и жалостью, и гневом, и раскаянием.
     – Что так расклеились! Держитесь! Быстро вспоминайте все, любую мелочь. Давайте!
     – В одиннадцать часов пришла Лиза, – неожиданно четко сказал Худяков,– мы поговорили. Я пытался объяснить, что не могу жениться. Обещал не преследовать за шантаж, позволю уехать. Как я наказан! Можете сказать, где мой ребенок?
     Штерн кивнул. Рассказ Худякова совпал с его версией.
     – Все в порядке! Не волнуйтесь. Нашелся ваш ребенок, он в кафе. Лиза могла причинить ему какой-то вред? Связать, заклеить лентой рот?
     Худяков тяжело задышал, схватился рукой за сердце.
     – Я не могу… это слушать… она способна на все!
     – Видимо, в какой-то момент, как психолог, Рутенберг поняла, что лучше не вредить ребенку, а просто спрятать и заставить вас оформить брачный договор, – медленно, почти по буквам сказал Штерн, нажал на кнопку, спросил кого-то:
     – Ну что, закончил?
     – Да! – послышалось в ответ.
     – Господин Худяков, езжайте домой, ребенка привезет патрульная машина. Не волнуйтесь, он жив-здоров. Рутенберг мы арестовали. – И кому-то невидимому: «Приведите Рутнберг, снимите наручники».
     Лиза, как и Худяков до нее, вошла, еле передвигая ноги, села, скрючившись.
     – Начните с начала, – Штерн забежал за свой лилипутский столик, быстро-быстро, как птичка, застучал по кнопкам, – все! Начинайте!
     Лиза молчала, зачарованная, рассматривала мигающие огоньки каких-то космических приборов, убаюкивающих сознание и страх, и волю.
     – Я вам помогу, – вкрадчиво прошелестел почти невидимый в полумраке Штерн. – Сима ушла из жизни, сейчас не будем это обсуждать, путь к сердцу Худякова открыт, а он испугался, не захотел жениться, но у него есть ой какое уязвимое место! – любимый сын! Можно дернуть за эту ниточку и все завертится, как надо. Удачно получилось: ребенок разминулся с папой, который поехал его встречать, пришел домой, а там почти родная тетя Лиза. Привязывает мальчонку, заклеивает рот, потом спохватывается, говорит, что это игра в казаков-разбойников, поиграли – можно идти в кафе. Но Рутенберг все-таки умна, понимает, что похищение ребенка, до этого убийство журналистки, шантаж почтенного человека с матримониальной целью – она сама приходит ко мне и собирается что-то рассказать. Что, уважаемая?
     «Какая издевка! Уважаемая?!» В твоих глазах я – преступный элемент. Опасный человек, крадущий чужих детей! Где я? Что здесь делаю? Пыточный карцер без окон, слепящий свет, гнилая тишина…или послышались глухие крики. Давнишний сон – цветочки по сравнению с действительностью: капкан захлопнулся, край платья затянуло в адскую машину. Капитан пошел своим логическим путем, довел до победного конца. Лживого конца».
     Лиза встала, подошла к твердыне капитана, маленькому столику, нагнулась и так, упершись ладонями об стол, замерла в неудобной позе. Хотелось видеть глаза капитана Штерна.
     – Позвольте мне! Дурак-следователь в жизни не докопается, кто убил Симу Цибуленко! Будет подозревать меня, Нину, а настоящий убийца исчезнет вместе с сыном. Отстал от жизни Штерн. Сейчас из ревности никто не убивает. Шантажируют, пугают, платят. Чтобы убить журналистку, нужны очень серьезные мотивы, никак не ревность. А серьезный мотив – страх разоблачения двух убийств, потеря сына – это числится за Худяковым!
     Штерн слушал внимательно, как на приеме слушают больных, анализируя, анализируя. Даже не скомандовал : «Сидеть!» Сейчас прервет ненавязчиво, задаст вопрос, уточнит. И волны его покоя будут обволакивать говорящего, расслаблять, польется раскованная речь и станет ясно, что тревожит, что болит. Продолжайте!
     И Лиза продолжала: «Я решила, что Вольдемара нужно испугать и спровоцировать на новое убийство. Пойду к нему, скажу, что знаю о первой жертве, убитой много лет назад молодой скрипачке из Херсона, о новом преступлении. Худяков попытается меня убить, но ворвется Штерн и спасет.
     – Все верно! – проворковал капитан, – но пришел мальчик Саша, училка заболела. Заклеили ребенку рот, поиграли в разбойников, потом смекнули, что действуем неправильно, освободили руки-ноги и пошли в кафе. На беду, Худяков разминулся с сыном, что-то заподозрил и в панике позвонил сюда. У нас появился повод без ордера заглянуть к нему домой. На вашей совести могло быть еще одно убийство, если бы Худяков увидел, то, что я застал в его квартире. Штерн поднял над головой прозрачный мешочек с липкой лентой, каплей крови и тонким белесым волоском. Лиза машинально дотронулась до верхней губы, ранка все еще болела. Сказала медленно:
     – Теперь я вижу: никто не спасет! Преступник может умертвить и вынести неостывший труп на свалку!
     Штерн не реагировал, стоял неподвижно, разглядывая содержимое пакета, потом выскочил из-за стола, подошел к Лизе.
     – Как это бывает, у шатенки беленькие усики под носом? «Куриные мозги»! – прошептал. – Волос и кровь на экспертизу! Впрочем, и так все ясно! Где ребенок?!
     – Слава богу, папаше сдали!
     – Привези их! Живо!
     – Так Худяков сидел в машине, не вышел даже, забрал ребенка и поминай, как звали. Уехали они в неизвестном направлении.
     – Перекрыть все выходы! – через минуту кричал Штерн. – В квартире у Скавронской поставь засаду!
     – Худяков на воле? – содрогаясь от страха, еле шевеля губами, спросила Лиза.
     – Куда он денется, с ребенком? Вы добились своего. Могло быть хуже. Считайте, вернулись с того света. – Штерн с состраданием смотрел на Лизу, – хотите, отвезем в больницу? Возможен посттравматический шок. Вы не справитесь. Будут преследовать кошмары, навязчивые мысли, сновидения… мало ли что… не дай господь.
     – Спасибо. Я не склонна к суициду. Пойду домой.
     – Готов простить вам «дурака», если вы меня простите. – Штерн осторожно взял Лизину руку, легко коснулся шрама на запястье, поднес к губам. – Прощайте, ангел одиноких.