Наш первый дом был одет в деревянную шапочку с высоким, остроконечным верхом. Кончик шапочки выглядывал из буйных тропических зарослей, словно дом притаился в засаде. Стены комнат обшиты деревянными досками. Нам показалось, что мы попали в русскую баню, а не в номер таиландского отеля Пу Па. Температура и влажность усиливали сходство. До нас в номер заселились ящерицы и комары. Я сказала им «кшш». Ящерицы неохотно сползли с алых бантов, украшавших подушки, и переместились куда-то под ванну. Комары заняли оборону и дрались до последней капли нашей крови. Прохлопав себя по щекам всю ночь, мы запаковали уже разобранные было чемоданы, сказали портье «кхоп кун каа» (спасибо) и поехали искать новое жильё.
     Наш второй дом расположился не в «центре тропического сада», как Пу Па, а скромно примостился на тихой улочке посёлка Ао Нанг, что в провинции Краби. Мы осторожно ступили на мраморный пол, в котором отражалась новенькая, словно только с выставки мебель, полюбовались картинами на стенах просторных спален, прикинули, сколько человек может одновременно мыться под огромным душем, спросили «сколько» и съёжились в ожидании цены. Вилла стоила на 3 доллара в день дороже, чем «банный отель». Я поболтала ногой в голубой воде бассейна во дворе и поняла, что хочу провести здесь года два-три. Но у нас было только шесть дней.
     Хозяин виллы Роб жил в соседнем доме. Роб приехал в Краби из Лондона десять лет назад – в отпуск на две недели. И остался навсегда. Роб владел сетью по бронированию отелей, экскурсий, машин, слонов и всего, что поддаётся бронированию. Был он женат на таиландке, а во дворе его дома очень вежливо дрались два смуглых, узкоглазых мальчика. Комары на вилле тоже вели себя по-джентельменски: кусали, но не слишком. Мы расплатились с Робом за виллу и машину. Машину мы собирались арендовать в другом месте, подешевле, но отказать хозяину не решились. Я позвонила в Израиль: похвастаться бассейном. «Как вы устроились с питанием?» – спросил папа. В какой бы стране мы не находились, папа всегда первым делом спрашивает, как мы устроились с питанием:
     всё не может забыть очереди в приморской столовой за обедом, из которого выползали одуревшие мухи. С питанием в Таиланде было отлично. И мухи были. А может, не мухи, а тараканы, или саранча, или кузнечики – в жареном виде их не различить. На уличных лотках выстроены пирамиды из ярко-оранжевых крабов, в корытцах со льдом орнаментом выложены устрашающие «тигровые» креветки, устрицы и ракушки. В детстве я на такие ракушки ловила окуней. Мы купили то, что показалось наиболее съедобным – сэндвичи с ветчиной между зелёными и розовыми кусками хлеба. Надо было спешить: первый день уже раскрутился, а мы хотели успеть в Храм Тигриной Пещеры.
     У входа на территорию Храма висели две таблички: «Центр медитации» и «Осторожно, обезьяны воруют». В Храме, расположенном в большой пещере, никого не было. Только на полу лежала собака и ела арбуз. Снаружи бродили туристы, монахи и обезьяны с повадками уголовников. Обезьяны делали туристам угрожающие жесты, шипели, скакали по статуе Будды и сталкивали друг друга в бассейн с ржавой водой, где пинались задними лапами. Мокрые, оскаленные обезьяны со слипшейся шерстью ещё больше походили на криминальных авторитетов. Монахи в оранжевых одеждах громко смеялись, мерялись силой рук и тузили друг друга в бока. 1237 очень крутых ступенек вели на вершину скалы с «мистическим отпечатком ступни Будды». Перед ступеньками мы спасовали и пошли дальше, мимо келий монахов, по лесу. Идти было не просто: на тропинке, словно вздувшиеся вены, выступили корни гигантских, расклешённых книзу деревьев. В глубине леса стояли старые стиральные машины и сушились на верёвке оранжевые одежды. «Мистический отпечаток» не давал мне покоя, и я уже собралась было вернуться и одолеть эту тысячу ступенек, но как-то вдруг небо почернело, и вернуться пришлось в машину. Дождь начался, когда мы выехали на скоростное шоссе.
     Одного такого тропического ливня было бы достаточно, чтобы на полметра поднять уровень воды в Кинерете. Стекла в машине сразу запотели. «Открой окно!» – закричал муж. Я открыла. Уровень воды в нашей машине поднялся на несколько сантиметров. «Закрой окно! – закричал муж. – Переведи обдув на ветровое стекло!» «Ветрового стекла» не было. Тойота, все кнопки знакомы, а на панели кондиционера только два положения: «голова» и «ноги». «Ищи лучше, т-т-твою... систему! – муж даже охрип от страха. – Не видно же ни...» Я поискала лучше. «Моя система» всё равно включала только «голову» и «ноги». До дома мы всё-таки добрались. Муж вёл машину, а я, зависнув между сиденьем и потолком, протирала стекло футболкой. Позже Роб объяснил, что все машины, экспортируемые в Таиланд, модифицированы, без возможности обдува ветрового стекла. Чем-то этот обдув тайцам помешал.
     Машин в Краби немного. Дороги заполнены, в основном, мотоциклами и «тук-туками» – трёхколёсными мотороллерами с люлькой. Утром на тук-туках подвозят к пляжам «фарангов», как тайцы называют бледнолицых чужеземцев. Днём, в чёрных мусульманских платках и коричневых балахонах, на мотороллерах гоняют мамаши, забив люльки детьми и покупками. Позже на тук-туки опять пересаживают туристов: доставить на принарядившуюся к вечеру набережную покупателей сувениров и экскурсий.
     На одного экскурсанта в Ао Нанге приходится несколько экскурсионных бюро. Офисы, киоски и просто стойки завалены проспектами: «…девственные острова, кристальные ручьи, обезьянье-крокодило-слоновьи шоу...»
     В змеином шоу мы уже успели разочароваться: на арену вытряхнули несколько кобр: вялых, словно только отошедших от общего наркоза. Кобры неохотно приподнявшись, раздули капюшоны, но тут же рухнули на землю досыпать, не обращая внимания на укротителя, что с гиканьем носился по арене на корточках, как солист ансамбля, исполняющего гопак. Единственное, кого могло такое шоу заинтересовать, это Общество Защиты Животных, когда змеям обмотали верхнюю челюсть клейкой лентой, чтобы продемонстрировать зрителям «ядозубный аппарат».
     Слоновье шоу было рядом. На набережной, под звуки танго из соседнего ресторана, танцевал слон, останавливаясь только, чтобы взять хоботом 20 бат за фотосессию. Через час слона сменяла игуана. Зелёная игуана в футляре, обтянутом чёрным бархатом, смотрелась, словно дорогое ювелирное украшение, но желающих с ней сфотографироваться не было, сколько бы владелец ящерицы не поправлял ей хвост, чтобы лежал эффектнее. Потом уносили и игуану, а её место занимала обезьянка: чёрная, с белыми кругами вокруг глаз, отчего она казалась заплаканной. Фотографируясь, обезьянка трогательно- доверчиво прижималась к «клиенту», обнимая его за шею – и к ней выстроилась очередь. Лаской мы все можем добиться большего, чем красотой…
     «Давай купим десять штук», – сказал муж, углядев на витрине магазина «Всё для плавания» герметичные, непромокаемые пакеты под мобильный телефон. Я купила два. «Where are you from? – спросила продавщица, помогая мне разобраться с монетами. То ли тайцы вели статистику приезжих, то ли это была основная английская фраза, которую они выучили в школе, но каждый второй «крабовец» интересовался, откуда мы родом... Ещё перед отъездом муж предупредил: «Аль-Каида объявила, что собирается нас похитить. Не говори, что мы из Израиля». «Но я не хочу быть из России», – запротестовала я.
     – Тогда отвечай «из Киева».
     «Из Киева» тайцам было непонятно. Утомившись за день объяснять, где находится Украина, мы решали, что «сегодня нас уже не похитят» и к вечеру «переезжали» в Израиль.
     Я только собралась прошептать продавщице «From Israel», как: «Тшаа-лом! Ма шлом! Ха! – закричал маленький щуплый таец и потащил мужа к плакату, на котором был нарисован европеец в мешковатом пиджаке. – Закажи у нас костюм. Первый класс! Недорого. Будешь носить в Тель-Авиве». – «Как...» – изумлённо начал
     муж. «У тебя на лбу написано: ты русский из Израиля».
     Я посмотрела на лоб мужа. Обычный лоб, переходящий в лысину. Наполовину загорелый, наполовину – там, где кепка – белый.
     Мы остановились возле стойки с проспектами. Я ткнула пальцем в фотографию: «На острове Ко Пи Пи снимали “Пляж” с Леонардо ДиКаприо! Завтра мы туда поплывём. Я уже заказала экскурсию у Роба...» Экскурсия у Роба стоила в два раза дороже, чем в других бюро. Вечером я осторожно спросила хозяина, нет ли ошибки. «Качество, – сказал Роб, – уникальный маршрут. Профессиональный экипаж. Вы бы не доверили свою судьбу кому попало?» Мы бы не доверили.
     Профессиональный экипаж состоял из двух подростков и сурового капитана-экскурсовода в глубокой панаме и шпионских тёмных очках. Капитан собственноручно, словно орден, прицепил нам на футболки наклейки с картинкой персика. Рядом с нашим моторным катером в берег уткнулись ещё два десятка. Катера принадлежали разным туристическим компаниям, но выглядели абсолютно одинаково, отличаясь лишь нарисованными на борту фруктами. Между катерами вклинились моторные лодки-длиннохвостки, украшенные, словно свадебные машины, лентами и цветами. На корме у длиннохвосток установлены огромные моторы странной конструкции. Муж заволновался и сказал, что эти моторы сняты с Тойоты. Мы томились на набережной, пока туристов не рассортировали по катерам и лодкам, и наш катер, наконец, вышел в море. За нами отчалили «ананас», «банан» и какой-то непонятный фрукт.
     С моря берег Ао Нанга выглядел ещё красивее. Жёлтое полотно песка, расшитое зелёными пальмами. И … развевающийся на ветру плакат: «Fuck Israel». Я подумала об уже успевшем нас покорить дружелюбии тайцев... Наверное, это вывесили приезжие. Может, даже члены Аль-Каиды...
     Суровый капитан-экскурсовод, оказавшийся приветливой капитаншей, протянула нам бутылки с минеральной водой и спросила: «Where are you from?» Я посмотрела на плакат и ответила: «From Israel». «Ша! Лом!» – обрадовалась капитан. Конечно, этот плакат вывесил кто-то из приезжих!
     Море, перетекающее в небо и прозрачное, как воздух, тоже было дружелюбным. Всё застыло, только мерно дышали стройные, с зелёными макушками и щербинками на каменной коже, острова. Или это вода колыхалась у их берегов… Я до учащённого пульса влюбилась в Андаманское море, испытывая при этом чувство вины перед родным, Средиземным, которое со своим неспокойным еврейским характером почти никогда не бывает гладким. Так муж, продолжая любить жену, теряет голову от прекрасной незнакомки.
     Наш катер заплыл в бухту. Капитан достала рупор и объявила: «Майя-бич! Здесь снимали фильм “Пляж” с Леонардо ДиКаприо». «... пляж...» – донеслось с «банана». «ДиКаприо...» – подхватил «ананас». «... снимали, снимали...» – прокричали с «неизвестного фрукта». Туристов отпустили на берег, выделив на купание 40 минут. Я вместе со всеми помчалась к воде. И врезалась в мужчину с наклейкой «кокос» на соломенной шляпе. Но мужчина не рассердился, даже поведал, что здесь ходил Леонардо ДиКаприо. А может, мне показалось, и не было никакого плаката…
     Фруктовая флотилия плыла от залива к заливу. Иногда туристов высаживали на берег, иногда вываливали в море, надев спасательные жилеты на тех, кто не умел плавать, чтобы никто не упустил свою порцию рыб и кораллов. В полдень пассажиров всех катеров накормили рисом с креветками, и снова: заливы, бухты. Прозрачно-зелёная вода и рыбы-кардиналы в красно-чёрных, колыхающихся мантиях… голубая вода, полосатые жёлто-зелёные рыбы и аквалангист в плавках с подсолнухами… рыбы-Пушкины с выпученными глазами и кудрявым наростом на голове... В последней высадке мы не участвовали. Остались смотреть, как капитан, вымыв нож минеральной водой – местная сырая вода опасна для желудка фаранга – чистила ананасы, зажав их между ступнями ног.
     С Бамбукового острова наш «персик» отплыл последним. В середине пути опять как-то вдруг почернело и загремело. Поднялся ветер, и катер подпрыгивал на волнах всё выше и выше. Недоеденные ананасы от ударов разлетелись по полу. Какая-то железка противно скрежетала. Берег и острова скрылись за дождевым занавесом. Капитан раздала спасательные жилеты. Муж обмотал меня и видеокамеру полиэтиленовой плёнкой: открытый катер заливала вода. Рулевой бросил управление и стал орать на капитана. Мне даже показалось, что я слышу что-то вроде: «Т-т-твою систему, не видно же ни...» Все мужчины в панике одинаково кричат на женщин. Но долго паниковать не пришлось. Ливень утих, просветлело, и рулевой довёл нас до Ао Нанга.
     «Больше никаких морей», – сказал вечером муж. «Не волнуйтесь, – успокоил Роб, – я забронировал вам на завтра слона». По моим сведениям, слон должен был стоить около 800 бат. «Тысяча семьсот, – поправил Роб, – Качество. Уникальный маршрут. Настоящие слоны в настоящих джунглях. Вас же не заинтересует кататься по кругу на туристическом слоне?
     Настоящий слон был серый, с розовыми, в крупных веснушках, ушами, по форме похожими на карту острова. «Это леди, – сказал погонщик, – Её зовут Лу Ат. Муж устроился на Лу Ат на скамеечке, меня посадили впереди, ближе к шее. Ногам в коротких шортах было колко, но зато я чувствовала каждый шаг слонихи, и даже боль от ударов палки с острым металлическим наконечником, которые иногда доставались леди от погонщика. Лу привела нас к небольшой площадке, окружённой посаженными деревьями. «Ва!» – закричал погонщик, и Лу Ат захватила хоботом ветку. «Ва», – слониха, с ловкостью домашней хозяйки, одним движением хобота счистила с ветки все листья и сунула их себе в рот. Погонщик подождал, пока Лу Ат прожуёт: «Кум! Кум! Ва! Ва!» Мы перешли к другому дереву... На двенадцатом дереве катание было окончено. Погонщик помог нам спуститься – и подвёл к лотку с бананами. «Ну, – возмутилась я, – 40 бат за одну связку! В Ао Нанге по 10. И потом, они маленькие и зелёные…» Оказалось, что бананы – для Лу Ат. Тайцы давно поняли, как надоели фарангам таблички «Не кормить» в европейских зоопарках. Туристы, не торгуясь, выкладывают баты, чтобы жирафы и рыбы, обезьяны, черепахи, крокодилы – все представители местной фауны выхватывали, слизывали, сглатывали, склёвывали – главное, прямо с рук. Только кормить акул в Океанариуме посетителям не доверили, это делают водолазы дважды в день, хотя акулам положено питаться раз в три дня. Но публика требует зрелищ, и хищникам приходится заедать рыбу гастроэнтерологическими препаратами, дабы не расстроить желудок.
     Мы тоже купили две связки бананов для Лу Ат. Никогда и никого я не кормила с таким удовольствием! Лу, улыбаясь, протягивала хобот, раздувая розовые ноздри, захватывала банан, благодарно жевала и не пыхтела, что недожарено, переварено, превратилось в студень и вообще, так не готовят.
     Экскурсии Роба опустошили наш кошелёк. А впереди ещё 4 дня в Бангкоке… «Не волнуйтесь, – сказал Роб, – в Бангкоке и так все большие магазины закрыты. Протест. На завтра я вам забронировал...» – «И дворцы?» – Я похолодела: неужели моя, тщательно разработанная культурная программа по осмотру города полетит к чертям из-за какой-то одной революции! «Дворцы – нет, – успокоил Боб. – Тайцы никогда не протестуют возле священных мест. Завтра на каяках по мангровому лесу, уникальный маршрут, сталактитовые пещеры с доисторическими рисунками…» Я тоже решилась на протест: «Спасибо, мы это… последний день… завтра пляж…» Утром последнего дня, чувствуя себя виноватыми, мы поехали в сторону моря, но на ближайшем перекрёстке развернулись. Я раскрыла карту: до Национального парка Than Bokkharanee с пещерой Lod Cave, где катали на каяках, добраться просто – со скоростного шоссе свернуть налево, ещё десять минутой по прямой – и мы у цели. По шоссе муж ехал спокойно, а на местной дороге занервничал: «Узнай, как проехать». Я показала на кокосовые плантации, окаймлённые полуразваленными сараями: «У кого я спрошу? Да вот же указатель – Lod Cave. Езжай прямо…» Муж ткнул на карте в провинцию Лаоса: «А тут нарисовано направо! Кто верит указателям? Может, их Аль-Каида переставила! Иди, пусть тебе покажут по карте…» Вдоль дороги бабушки в мусульманских платках хлопотали у огромных чёрных плит. Стараясь не обращать внимание на агрессивный запах блинчиков с бананами, я протянула им карту. Бабушки испуганно посмотрели на карту, потом позвали других бабушек, а те – своих мужей и внуков. Мужья были беззубы, внуки – чумазы, но все говорили очень дружелюбно. Жаль, что не по-английски. В конце концов я, сложив руки перед грудью, склонилась перед собранием в поклоне «вай» и вернулась к машине: «Сказали, надо ехать прямо».
     – Не может быть, чтобы прямо.
     – Тогда спроси сам.
     Муж ушёл и вернулся через пять минут, дожёвывая блинчик. Мы поехали прямо, но вскоре супруг опять остановил машину: «Пойду разберусь»… После четвёртого блина муж объявил, что достиг нирваны, и с указателями не спорил.
     У въезда в парк был установлен душ. Под душем стояли две девушки с раскрытыми зонтиками и продавали билеты. Прокат каяка с проводником стоил меньше четверти робовского слона. «Where are you from? – спросил проводник, полный парень в ярко-красной футболке. Я, взглянув на часы, нехотя ответила: «From Kiev». И в свою очередь спросила, как он относится к Протесту. «И чего протестуют, – вздохнул проводник, загребая веслом, –работать надо, а не протестовать». – «Вот это правильно, работать надо, – обрадовался муж, сам хронический трудоголик, – сразу видно, товарищ политически грамотный. Простому народу не нужны революции. Спроси, как он относится к Ирану». Иран проводник тоже не одобрял: «И что они с Ираком не поделили, воюют между собой, воюют...» Больше мы ничего политического не обсуждали, потому что начались каналы – местами лениво-широкие, местами узкие, с трудом продирающиеся сквозь заросли мангрового леса. Мы проплывали сквозные гроты, пригнув голову, чтобы не задеть сталактиты. Гигантские каменные сосульки свисали с потолка в таком количестве, будто пещеры вот-вот расплавятся от жары. Наскальные доисторические рисунки – рыба и полосатое существо с усиками – выглядели свежими, словно их недавно нарисовали. Где-то я эти рисунки уже видела… И только по дороге домой вспомнила, где. На стене Робовской виллы.
     Прощаясь, Роб сказал: «Если не понравится квартира в Бангкоке, позвоните – я вам закажу прекрасный отель...»
     Квартира с видом на реку Чао Прайа из 36-го этажа роскошного здания не могла не понравиться. Вилла Роба мгновенно стёрлась из в нашей памяти. Свет в квартире зажигался от хлопка, кожаные кресла сделаны с большой любовью к человеческому заду, а кухонная плита, наверное, была занесена сюда пришельцами из космоса. Владелец апартаментов Джонатан жил на том же этаже. Шесть лет назад Джонатан приехал в Бангкок в отпуск из Оксфорда, женился на местной девушке по имени Даймонд и остался здесь навсегда. Услышав историю Джонатана, муж стал внимательно присматриваться к таиландским женщинам, из-за которых народ меняет комфортную Европу на паркие тропики.
     Не просто было выйти из кондиционированной квартиры, но мы всё-таки спустились со своего 36 этажа – и нырнули в Бангкок. Слева от нашего дом был парк, в парке люди занимались тай чи. Справа тянулись трущобы –одноэтажные, покосившиеся, почти без окон. Мы пошли в сторону трущоб, к причалу. На причале старики играли в самодельные шашки, передвигая по разлинованной доске крышечки от пивных бутылок. Возле миски с едой спала собака, рядом бродили куры. Женщина за стойкой продавала билеты и пакеты с хлебными корками. Билеты были на речной трамвайчик. Хлеб предназначался чао-прайским рыбам.
     Многокиллограмовые рыбины – мечта хозяйки, готовящей гефилте-фиш – гонялись за каждой коркой, словно регбисты за мячом, толкались, устраивали свалку, вытесняя конкурентов из воды. Вытесненные удивлённо крутили в воздухе сальто и плюхались на спины соперников. Когда хлеб закончился, серые брёвна уплыли дремать в мутных, жёлтых водах реки. Мы устроились на корме кораблика, но вскоре пересели: места на корме предназначены для буддистских монахов. Я обратилась сразу ко всем пассажирам: «Какой номер остановки “Королевский Дворец”?» – «Пять», – ответила симпатичная девушка, не вынимая из ушей крошечные наушники от плейера. «Шесть», – поправил девушку парень, тоже в наушниках. И оба добавили: «Только не верьте тому, кто скажет, что дворцы закрыты». Но мы уже и так были знакомы с этим рецептом тайской туристической кухни: перехватить фаранга на пути к достопримечательности, сообщить, что Дворец открывается только после 15:00, затащить на лодку-длиннохвостку для прогулки по каналам, или на тук-тук – к местным храмам. По пути фаранга запускали в торговые точки: за туриста, пробывшего в магазине не менее семи минут, давали талоны на бензин. Уставшую и разомлевшую от жары жертву возвращали на исходную позицию ровно в 15:00, как раз когда Королевский Дворец закрывался для осмотра посетителей. Мой босс ещё 15 лет назад попался на такой «развод».
     За 15 лет ничего нового не придумали. Между деревьями уже просматривались золотые шпили и белые рога красных с зелёным пагод, когда на нас, словно рыбы на хлеб, напала стая местных Остапов: «Мадам, мадам! Дворец ещё закрыт. Мадам, тур по каналам…» Их отогнал человек в форме: «Это не правда! Дворец открыт с 8 утра!» Спаситель отконвоировал нас подальше от нападавших и продолжил: «Но сейчас туда нельзя. Протест!» На секунду мы заколебались – человек в форме говорил очень убедительно: «Протест, мадам, Протест! Закончится через 3 часа, а пока вы можете осмотреть…» И уже нам вдогонку: «Where are you from?»
     Королевский Дворец и расположенные рядом монастыри Ват По и Ват Пра Кео были похожи на витрины ювелирных магазинов. Со ступенек сползали золотые пятиголовые змеи, золотые демоны в остроносых тапочках дежурили у входов... золотые «киннарис»: женщины-птицы и женщины-львицы, золотые «кинноны»: мужчины-львы, золотые священные птицы-гаруды в образе кривоногих и носатых мужиков с крыльями… Всё, что было сделано не из золота, было покрыто золотом, в крайнем случае – усыпано стеклом, имитирующим рубины, гранаты, алмазы… Солнце окутало наши лица горячим компрессом, глаза слезились от блеска. «Здравствуйте, товарищи Будды», – закричал муж, и я испугалась, не начались ли у него, как у Сухова в пустыне, галлюцинации от жары. Но в галерее действительно сидели рядком, улыбаясь чему-то своему, сразу десяток Будд. Мы хаотично бродили по монастырю, иногда примыкая к группам людей, семенящих за экскурсоводом:
     – … полное название Бангкока состоит из 167 букв и переводится как «город ангелов, великий город, город –вечное сокровище, неприступный город Бога Индры...
     – … если Вы в храме сели на пол, следите, чтобы носки Ваших ног не оказались направленными на изображение Будды…
     – … нет, это не картина инквизиции, это скульптурное изображение древнего массажа...
     – … обязательно обратите внимание на ступни Лежащего Будды с выгравированными перламутровыми символами – чакрами, символизирующими 108 физических перевоплощений…
     – … король Кабилла Бхрон приказал обезглавить себя. Однако сверхъестественная сущность короля могла бы принести ужасные беды людям. Если бы отрубленную голову оставили на земле, то вспыхнул бы вселенский пожар. Если бы её кинули в небо, навсегда прекратились бы дожди… Если бы бросили в пучину моря...
     Что сделали с головой короля, мы так и не узнали, потому что группа куда-то нырнула, а мы зашли в храм Лежащего Будды, осмотрели 45-метровую статую, уделяя внимание ступням и табличке «Руками не трогать». Я прошла вдоль стены, бросая по монете в каждый из ста восьми горшочков желания: «...здоровья… сын пусть будет счастлив… мира моей стране…» Какая разница, где и как молиться. Главное попросить, чтобы всё было хорошо.
     Почему-то из всего великолепия запомнилось лишь отделение лягушат, выстроившееся на кромке бассейна, как на плацу, напротив охраняющих дворец солдат в зелёной форме и касках. У выхода какой-то человек потребовал билеты. Мы долго рылись в карманах и сумках, но предъявили. Человек проверил билеты и протянул нам карту города: «По этим билетам вам полагается бесплатное посещение ещё трёх монастырей: здесь, здесь и здесь. Могу отвезти». Все три обведенных на карте кружочками «вата» находились возле ювелирной фабрики. Я посмотрела на билеты и заголосила: «Саша, мы забыыыли! возвращаемся!!!» – «Кошелёк или камера?» – муж уже смирился с тем, что я постоянно что-то теряю. «Мы забыли посмотреть Изумрудного Будду!» – «Потом», – муж облегчённо вздохнул, – в следующий раз». – «Когда в следующий раз! Я уже год хочу его посмотреть! Это же самое главное!! Я! В Таиланд! Только из-за него! Возвращаемся!!!»
     «Подожди, – муж пролистал фотографии в окошке камеры, – это он? Ты же сама его снимала!» Снимок был расплывчатый, но можно было разглядеть небольшую зелёную фигурку на высоком постаменте.
     Туристы редко пользуются бангкокскими каналами, чтобы попасть из исторического центра в «шопинговый». Может, их отпугивает сточный запах, или то, что по каналам ходит не комфортный кораблик, а длинные, плотно набитые людьми лодки «джонки». Борта лодок затянуты синей клеёнкой, которую поднимают пассажиры, чтобы не забрызгаться грязной водой. Контролёры одеты в шлемы и, словно каскадёры, передвигаются по краю лодки, цепляясь за верёвки. Трапа нет, и в лодку надо запрыгивать с причала. Мы прыгнули: что там запах, когда есть замена томящимся в пробках такси и тук-тукам.
     Лодка-трамвайчик плыла мимо полуразвалившихся домов на сваях. У некоторых построек вместо стены – щит от рекламного плаката. Но спутниковые тарелки были почти у всех. И позолоченные, украшенные цветами «санпрапум» – крошечные домики для духов-покровителей – тоже у всех. Дважды в день духу ставят еду, питьё и, не внимая предупреждениям минздрава, сигареты. Когда трущобы стали перемежаться роскошными небоскрёбами, мы поняли, что приплыли в центр города.
     Театр начинается с вешалки. 88-этажный Байок Скай отель начинался с рынка Пратунам. Прямо от прилавков с дешёвыми футболками и фальшивыми трусами «Кельвин Кляйн» вела лестница ко входу в одно из самых высоких зданий мира. По ступенькам лестницы лихо скакал тощий петух. У входа возле миски с едой спала собака. Мы перешагнули через собаку и вошли в холл: роскошный, но похожий на базар из-за толпящихся перед лифтами людей. Байок Скай – 4-х звёздочный отель, только светят эти звёзды тем, кто раскошелился на номера «небесной» и «космической» зон. Постояльцы нижних этажей класса «стандарт» жалуются на клопов и тараканов. После 74 этажа идут бары, рестораны и вращающаяся со скрипом смотровая площадка.
     Город ощетинился небоскрёбами... Смог и лучи заходящего солнца окрасили Банкок в серый с розовым, лишь центральный проспект был красным, словно весь закат пролился на одну улицу. И оттуда доносилось: «Кум! Кум! Ва! Ва!» Мы решили осмотреть революцию в другой раз, спустились и остановили такси.
     «Простому народу не нужны революции», – сказал в такси муж. Я спросила у водителя: «Протест – гуд?» «Йесс!!! Ййесс!!!» – водитель такси кричал «йес», пока не охрип. Потом достал из бардачка красный платок, повязал на голову. Ну вот, сейчас он бросит машину и уйдёт протестовать. Но революционер никуда не ушёл, только от возбуждения чуть не сбил тук-тук. На шее водителя тук-тука, словно пионерский галстук, развевалась красная косынка.
     Забегавшись по храмам и рынкам, мы вспомнили о Протесте только когда случайно вышли к площади с огромным, колыхающимся на ветру красным шатром. Под шатром на пластиковых стульях, подстилках, газетах или просто земле сидели люди. Кто в красных футболках, кто в красных кепках, кто просто держал в руке красную розу. Рядом с кем-то стояла корзинка с едой, как на пикнике. Полиция следила за порядком, который никто не нарушал. Единственной воинственной деталью был висящий на установленной сцене плакат: голуби мира клюют премьер-министра. Единственным оружием – четыре телекамеры, нацеленные на стоящую под плакатом хрупкую девушку. Девушка душевно пела что-то очень нежное. Потом хрупкую девушку сменил парень. Песня, которую он исполнял, вполне могла занять достойное место в хит-парадах. Мужчины, женщины, толстые старухи, их внуки
     вскочили с пластиковых стульев и газет, размахивая красными трещотками в форме сердца. Возможно, бразильцы бы станцевали более темпераментно, но мне понравилось. А муж обиделся: «Разве это революция? Это дискотека!» – «А какую революцию ты ожидал увидеть в Таиланде? У них даже собаки миролюбивые. Ты здесь хоть раз за десять дней слышал лай? Рычание? Просто тявканье?» – «Ну тогда ладно, пускай, – согласился муж и даже сам вложил несколько па в революционный процесс.
     На следующий день муж сказал: «Давай сегодня опять пойдём, где поют. Как там... Янь-кунь-тай та-та-ди-та-та...» – «А Чатучак? Он же на окраине, пока туда, пока обратно. А вечером мы улетаем. Сегодня уже 11 апреля, забыл? Или революция, или кожаные ремни».
     Поколебавшись, муж выбрал ремни
     «Туда» мы добрались очень быстро. На Sky Train – метро, проложенном над городом. Стёкла всех вагонов «Небесного поезда», кроме первого и последнего, были заклеены рекламой. Мы сели в первый вагон. Сидишь, смотришь на город с верхотуры. Хорошо!
     Воскресный рынок Чатучак разлился на многие километры. Толпа внесла нас в жаркий лабиринт из прилавков с поношенной одеждой, утварью, антиквариатом, Буддами в целлофане, щенками, сбившимися в клетке в один меховой комок, котятами, уложенными в продуктовую корзину, поросятами, петухами, взъерошенными под вентиляторами... Растерзанные и потные, но – обладатели десятка кожаных ремней и пяти деревянных черепах – мы в конце концов вынырнули и побежали к метро: может, ещё успеем к финалу революции.
     Какой-то водитель тук-тука попытался нас остановить: «Мадам, мадам, «Sky Train» закрыт. Протест». – «Видал? – я рассерженно обратилась к мужу. – Эти тук-туки –– позор тайской нации. Размечтался, что мы поверим и будем добираться домой на его колымаге...» До дома мы добрались на такси. Небесный поезд был закрыт. Сказали: «Протест».
     В такси муж щёлкнул пальцами, замурлыкал «та-та-ди-та-та» и прокричал водителю: «Протест! Зэ тов? Зэ беседер, Протест?» Водитель ничего не ответил, только сделал громче радио. Из динамиков доносилось знакомое: «Кум! Кум! Ва!» Мы вышли возле пирса и в последний раз купили билеты на кораблик. Старики на пирсе уже не играли в шашки. И игроки, и женщина, продающая билеты, и пассажиры, ожидающие рейса – все сгрудились вокруг приёмника, из которого неслось не «Ва! Ва!», а какой-то грохот…
     Как можно соскучиться по громыхающему, пропитанному запахом пота и бензина, городу? Скучать по Бангкоку я начала ещё в аэропорту Суварнабхуми. И лишь только мы затащили чемоданы в нашу израильскую квартиру, подошла к компьютеру, набрала в поисковике «Бангкок. Последние новости»... «Ну что? – закричал муж, любуясь перед зеркалом новым кожаным поясом. – Поют?» На экране высветилось: «11 Апреля 2010 года. В Бангкоке столкновения полиции и солдат со сторонниками оппозиции переросли в кровавую бойню. В результате перестрелки не менее 18 человек погибли, около 800 получили ранения. Участники многодневных акций протеста требуют смены власти в стране…»
     Я дотронулась до медальона «маген давид», желая мира стране, которая за десять дней стала немножко моей. Какая разница, где и как молиться. Главное, попросить, чтобы всё было хорошо.