Парень в белой рубашке выудил из моего чемодана полиэтиленовый пакетик с прозрачными кристалликами: «Это что?» Я почему-то разволновалась: «У меня насморк, и хорошо помогает промывать нос раствором морской соли... промывать нос...» Парень в насморк не поверил. Меня отвели в сторону. Уже прошедший досмотр багажа Шмулик завизжал: «Всё пропало! Я же тебе говорил, я же говори-и-л...» Что именно он говорил, босс сходу не сумел вспомнить. Представитель службы безопасности посмотрел на Шмулика и вызвал по рации подкрепление. Шмулика тоже отвели в сторону.
     Через минут двадцать всё утряслось. И соль вернули. Аэропорт Бен-Гурион был относительно пуст: израильский народ не любит вылетать в пятницу вечером. Вскоре мы, получив посадочные талоны, уже стояли перед окошком паспортного контроля. Шмулик прошёл первым, и, не дожидаясь меня, поволок дорожную сумку на колёсиках в сторону «дьюти-фри». Девушка из стеклянной кабинки вернула мне паспорт: «У вас выезд из страны закрыт». «Шму-у-у-лик», – закричала я вслед удаляющейся, сутулой спине...
     В Шмулика я влюбилась сразу, как только он появился в нашей фирме. Высокий, длинные светлые волосы до плеч, острые локти и колени вот-вот разорвут потёртую «джинсу»... Я невольно поискала взглядом гитару за спиной. Но Шмулик не играл на гитаре. Шмулик пришёл руководить по объявлению: «На должность вице-президента требуется высококвалифицированный специалист, умеющий работать с людьми...» Почётная должность – вице-президент – если не учитывать, что число работников в нашей компании никогда не переваливало цифру 10. «Новая эра! Режим реального времени! Хит века! Моя, принципиально новая идея, обеспечит гарантированное место на мировом рынке! Мы будем первыми! – по-гагарински взмахнув рукой, провозгласил Шмулик на интервью. – Первыми, кто разработает передачу голоса по Интернету! Voice over IP! Представьте, вы звоните через вашу, то есть теперь уже нашу систему другу в Новой Зеландии, и это стоит в десятки раз дешевле обычного телефонного звонка!» Я представила себя со Шмуликом на берегу кристального озера в Новой Зеландии, и принципиально новая идея мне понравилась. Президент фирмы Рахель одобрительно кивала, глядя на собеседника затуманенным взором. Наверное, тоже видела себя со Шмуликом в Зеландии. Рахель даже не смутило то, что до сих пор наша фирма занималась разработкой скромной финансовой системы. Договор о приёме на работу скрепили кофе и печеньем для особо важных гостей…
     Рахель, передав бразды правления Шмулику, ушла в декретный отпуск рожать четвёртого ребёнка, что часто случается с израильскими женщинами, включая президентов хайтековских компаний.
     Утомлённые скучными финансами, нью-васюковские программисты с нетерпением ждали начала новой эры. «Е2-Е4» гроссмейстера реального времени стало переименование фирмы из скромного «Billing» (Расчёты) в GrandNet (Великая Сеть). Вторым ходом было учредить новую ставку «главный инженер». И принять на неё Шмуликиного школьного друг Хаима. Хаим – смуглый, тоже очень высокий, но не тощий, как Шмулик, а полный той приятной полнотой, которая делала его похожим на мягкую игрушку, что в детстве хорошо обнимать, засыпая. Единственным острым местом у главного инженера был очень длинный жёлтый ноготь на мизинце. На вопрос, зачем Хаиму такой ноготь, он отвечал: «... отец носил, дед носил...»
     Через три дня под начальством Шмулика я поняла, что поспешила с Новой Зеландией: сексуальность и обаяние вице-президента сочетались с занудливостью и скандальным характером. Когда у Шмулика не было под рукой подчинённых, он ссорился с соседями, официантами, охранниками или ходил на демонстрации протеста. Шмулик действительно обладал богатым опытом, сменив десятки фирм, но ни в одной из них не задерживался: выгоняли максимум через год, а на его должность брали Хаима. Хаим был неконфликтен, тихо и спокойно делал свою работу. До тех пор, пока Шмулик не находил новую компанию. Верный Хаим кочевал за другом от фирмы к фирме, виновато объясняя жене Офре: «Понимаешь, ещё наши отцы вместе работали...»
     Личная жизнь вице-президента была похожа на служебную: шесть жён за десять лет. Только с первой супругой Лидией Шмулику удалось завершить пятилетку и родить трёх девочек. Отец он был замечательный, купал-пеленал, а когда подросли, возил на музыкальные кружки: виолончели, фортепиано и скрипки. Девочки предпочитали жить у папы, что не мешало Лидии постоянно увеличивать сумму алиментов.
     Следующей вехой на пути в новую эру стало собрание под председательством вице-президента. «Моя жена... – Шмулик на секунду задумался – Лея списалась с женой самого крупного в мире специалиста по передаче голоса через Интернет. И он согласился приехать из Америки для консультации! Просьба во время его визита говорить только по-английски». Вице-президент оглядел нависающий над брюками живот программиста Соломона: «И подтянуться... профессионально. Техническую литературу почитайте...»
     Специалист по передаче голоса оказался угрюмым и молчаливым. В наших обсуждениях он не участвовал, просто походил по фирме, зачем-то фотографируя сотрудников. Даже кошку, живущую во дворе здания, заснял. Через полуоткрытую дверь кабинета я увидела, как Шмулик отсчитывает консультану новенькие стодолларовые бумажки – за визит.
     «Нам нужно специальное оборудование, – сказал Шмулик на очередном совещании. «Моя жена Лина списалась с женой директора шведской фирмы...» Фирма, разрабатывающая оборудование, явилась в Израиль в полном составе: шесть огромных, широкоплечих шведов, из-за окладистых бород больше похожих на рыбаков, чем на разработчиков. Разработчики-рыбаки аккуратно записали требования, пообещали поставить товар в течение месяца и ушли пробовать фалафель. Через полгода из Стокгольма пришло длинное и запутанное письмо. Что-то про неправильно составленную спецификацию, отказ от заказа и невозможность вернуть 25 тысяч долларов предоплаты.
     Деньги, с трудом сколоченные на разработке бухгалтерских ведомостей, быстро таяли. «Васюковцы» забеспокоились и отправили делегацию к Рахель домой: мол, пора уже менять Шмулика на Хаима. Похорошевшая после родов Рахель прервала посланников на полуслове: «Шмулик – прекрасный специалист и знает, что делает. А те, кто в него не верит, может уходить из хайтека в...» Президент нежно посмотрела на рукав новой блузки: «…может уходить в текстиль».
     Положение спас Хаим: нашёл израильскую компанию, которая быстро и дёшево поставила нужное оборудование. «Васюковцы» написали программы, и телефонная система, передающая голос по Сети была готова.
     Хит века представлял собой топорно сделанный металлический ящик ядовито-зелёного цвета: вице-президент счёл этот цвет успокаивающим. К ящику были приделаны две ручки. Одна из ручек быстро отвалилась, и Шмулик нарёк свое детище Трумпельдором: в честь известного однорукого еврейского военного. В отличие от прославленного тёзки, Трумпельдор плохо справлялся со своими обязанностями: шепелявил, искажая передаваемый голос. К тому же собеседников периодически прерывало громкое кваканье. Как наши программисты ни старались, кваканье устранить не удавалось, но все решили, что для первой версии сойдёт.
     Трумпельдор рвался в бой. Шмулик разослал сотни красочных проспектов, однако ни одна из телефонных компаний не отреагировала. Вернувшись из декретного отпуска, Рахель всё чаще бросала хмурые взгляды на вице-президента и текстиль больше не упоминала.
     Как-то во время обеденного перерыва мне позвонила секретарша Рут: «Тебя вызывает Шмулик». И добавила: «Это срочно». Я нехотя постучала в кабинет вице-президента.
     Шмулик сделал мне знак садиться, продолжая орать в телефонную трубку: «Да! Дохлая собака! С самого утра. Угол Лишанский и Бен-Гурион! И если она там пролежит ещё хотя бы десять минут, я завалю на выборах вашего мэра!» Вице-президент бросил трубку, но тут же снова её поднял: «Господин Твито? Дохлая собака на углу ... То-есть, ваша машина незаконно припаркована на стоянке для инвалидов! И если через десять минут вы её не убер-ё-ёте...» Визг Шмулика, материализовавшись в дрель, буравил правую половину моей головы. Я постаралась незаметно закрыть ухо пальцем. Следующий звонок был бывшей жене Лидии, и мне пришлось закрыть второе ухо. Потом Шмулик вспомнил обо мне: «Ну как там Трумпельдор?» – «Квакает, – честно ответила я. – А иногда совсем отрубается...» – «У фирмы осталось денег на четыре месяца, если экономить», – укоризненно сказал Шмулик. Я виновато молчала. Босс выпрыгнул из кресла и забегал по кабинету: «Но я не намерен экономить! Я намерен рискнуть – и выиграть. Лас-Вегас! Там мы сделаем нашу самую крупную ставку!» – «Но, Шмулик, – неуверенно возразила я, – в казино выигрывают только...» – «Во-о-он!» – завопил вице-президент. Я направилась к двери. «VON! Voice of the Network (Голос Сети)! Международная Выставка в Лас-Вегасе», – продолжал выкрикивать Шмулик. Я вернулась. Босс достал какую-то газету: «Дик Свон! Глава американской телефонной компании N! И они нас купят!» Я снова попыталась возразить: «Почему ты думаешь, что купят?» Шмулик возбуждённо кружил по комнате: «Потому, что мы первые и пока единственные! Свон будет на этой выставке. А мы, Хаим и я, привезём в Лас-Вегас Трумпельдора. Наш Трумпельдор завоюет мир!» Шмулик снизил обороты и вернул голос в нижний регистр: «Судьба фирмы в твоих руках!» Шеф легонько коснулся моей щеки. Я забормотала: «Кваканье – это из-за оборудования…» Вице-президент махнул рукой: «Проблема в другом. Моя бывшая жена Лидия...» Я насторожилась, а Шмулик продолжал: «... закрыла мне выезд из страны. Из-за алиментов. Чтобы полететь в Лас-Вегас, нужен гарант». «Сколько?» – спросила я. «250 тысяч шекелей». – «250 тысяч» Шмулик произнёс быстро и неразборчиво, но я расслышала. Хрустальное новозеландское озеро всколыхнулось, разбив наше со Шмуликом отражение. «Вообще-то таких денег... никогда не было... но... если судьба фирмы... подпишу», – «подпишу» я произнесла шёпотом и неразборчиво, но Шмулик расслышал. Шеф снова коснулся моей щеки: «Только без огласки. Соблюдаем дискретность, да?» Я пообещала дискретность и без огласки.
     Всё оставшееся до поездки время я старалась найти предлог для разговора со Шмуликом, чтобы ещё раз посмотреть в его голубые глаза: обманет или нет? А утром в день Шмуликиного отъезда, мне опять позвонила Рут: «Ты в курсе, что сегодня ночью вылетаешь в Лас-Вегас? Офра родила близнецов, раньше срока, так что вместо Хаима летишь ты». Хрустальное озеро сжалось до размера фонтана. Фонтана перед роскошным отелем. Мы со Шмуликом стояли в казино отеля у игрального автомата. Автомат трясся и сыпал монетами, а на его табло горело: «Выигрыш 250 000 шекелей». От волнения у меня потекло из носа. Я помчалась в кабинет вице-президента, крича на ходу: «Шмулик, Шмуулик! Я тоже еду! Найди себе другого гаранта...» Вице-президент разговаривал по телефону «… и организую всенародную забастовку…» Прикрыв трубку рукой, Шмулик прошептал: «Не волнуйся, всё улажено». Я помчалась домой – укладывать в чемодан вещи и соль от насморка…
     «Вам сейчас вернут ваш багаж», – сказала девушка из паспортного контроля. Шмулик, наконец, услышал мои крики, но назад его не пропустили. Он жестами показал «почему ты мне не напомнила» и улетел. Я поняла, что босс всё подстроил и из Лас-Вегаса не вернётся. И повезла чемодан домой.
     Перед отлётом Шмулик успел позвонить Хаиму. Непонятно, как Хаиму удалось уговорить судью, несмотря на субботу, поехать в здание суда и принять другую гарантийную подпись, но уже в воскресенье утром я вновь стояла со своим чемоданом перед тем же парнем в белой рубашке. Парень покопался в вещах и спросил: «А где соль?» Я ответила, что соль уже не нужна, потому что мой насморк прошёл. Наверное, от волнения.
     В аэропорту Лас-Вегаса игральные автоматы первыми встречали пассажиров. Я бросила в щель 25 центов, и мой автомат, протрубив победный марш, выплеснул четвертаки в металлическое корытце.
     Шмулик уже поджидал меня в лобби отеля, развалившись в кожаном кресле и болтая с голыми девицами в перьях. Отель назывался Рио. Весь обслуживающий персонал, включая уборщиц и консьержей, выглядел так, будто только что прибыл с карнавала. Львица с золотой нашлёпкой на причинном месте принесла нам бокалы с бесплатным шампанским. Вице-президент игриво кукарекнул. Львица вытянула свою руку из Шмуликовых лап, забрала пустые бокалы и ушла, взмахнув хвостом.
     Шмулик указал на упругую попку официантки: «Мы обязательно сорвём банк!» Над нами проплыла гондола с «плакаточными» красавцами, тоже в перьях. Красавцы танцевали зажигательное и швыряли в народ конфеты. Шоколадная золотая медаль, стукнув меня по плечу, упала у ног. Я подобрала и положила в нагрудный карман, рядом с десятью выигранными долларами. Наверное, Шмулик прав. Мы обязательно сорвём банк.
     В номере отеля на 27 этаже огромное, на всю стену, стекло открывало панораму. Панорама разочаровывала. Пыльный, плоский, выцветший, словно рисунок на старинной гравюре, город. Но уже через час солнцу, отправляясь ко сну, сняло с Лас-Вегаса жёлтое покрывало. По главной артерии – бульвару Стрип – потекли огни. Город вдохнул и сразу стал объёмным, распирающим тесные, не по размеру, здания. Выставка открывалась только на следующее утро, и мы со Шмуликом пошли гулять.
     Нью-Йорк был очень похож на Нью-Йорк, синее безоблачное небо над Парижем гарантировало гуляющим хорошую погоду в любое время суток, по каналам Венеции гондольершы в шляпках с лентами изящно вели чёрные лодочки и пели «О, соло мио». Отели изо всех сил старались перекричать друг друга. Лупоглазый сфинкс Луксора не уступал по величине своему египетскому собрату. Цветы в оранжерее Белладжио были чуть ярче, чем это могло понравиться, и пахли приторными духами. Львы со свежевымытой гривой чинно гуляли по вестибюлю MGM, не рычали на посетителей и вообще ничем не пахли. «Остров сокровищ» дважды за вечер крутил, как пиратская шхуна нападает на королевский фрегат, и фрегат уходит под воду вместе с капитаном. Корабль тут же поднимали специальным краном, капитан, отплёвываясь, выплывал сам.
     Но главным шоу всех отелей были деньги. У входов раздавали воздушные шарики с надписью «Проверь свою удачу»... Проверять удачу я решила в «Белладжио», потому что перед отелем был фонтан, совсем как из моей мечты, к тому же музыкальный. Стройные, гибкие струйки воды, намного более естественные, чем опереточные гондольерши или вестибюльные львы, сплетались в кружевную вязь, тянулись прозрачными телами к уже ночному небу, падали, с разгона ныряя на глубину, снова вставали, пробивая водяную гладь... Элтон Джон пел «Your song», я сочла это хорошим знаком, и мы переступили порог отеля.
     Нас подхватили и повели многократно усиленные динамиками звуки падающих монет: Белладжио, как и все отели Лас-Вегаса, начинался с огромного, разползшегося на сотни метров, зала казино. Зал был переполнен. Люди, сидя за игральными автоматами, методически опускали монеты и давили на кнопку «старт». Волнуясь, я достала кошелёк. Шмулик не играл. Сказал, его интересуют ставки покрупнее. И вытащил газетную фотографию Дика Свона. Из-за полных губ и глаз навыкате глава телефонной компании был похож на добродушную рыбу. Босс обрадовался сравнению и добавил, что мы обязательно заставим эту рыбу проглотить нашу наживку.
     «Всё проиграла? – спросил шеф, – Тогда возвращаемся». Мне хотелось ещё немного задержаться: отель Мираж обещал ночное извержение вулкана, но Шмулик вулкан не разрешил: завтра надо рано встать, чтобы успеть подготовить Трумпельдора к приёму посетителей.
     Казино «Рио» уже в 6 утра было переполнено. Проходя мимо игральных автоматов, я замедлила шаг. Шмулик, схватив меня за руку, поволок к остановке такси. Машины одна за другой подъезжали к отелю, однако длинная очередь из желающих уехать не рассасывалась. Низенький, лысый распорядитель открывал пассажирам дверь такси, за что получал два доллара чаевых. Его короткие пальцы небрежно держали пухлую пачку купюр. Каждые пять минут пачка куда-то исчезала, и тут же, из нескольких бумажек, нарастала вновь. Мне вспомнились помидоры. Горка помидоров на тель-авивском рынке Кармель с картонной табличкой: «1 kg = 3.60». Слева ещё одна горка высотой в шекель восемьдесят. Помидоры в ней похуже: мятые, часть порченых... Я всегда покупала из левой горки.
     Первое, что мы увидели, зайдя в огромный выставочный павильон, был взвод Трумпельдоров, прибывших с самых разных уголков планеты, даже из Ватикан-Сити. Мы установили своего Трумпельдора под плакатом «GrandNet соединяет людей!» и присоединили к нему три телефонных аппарата: красный, белый, зелёный. Справа от нас был стенд «TutankhamunCom соединяет людей!» с огромным массивным Трумпельдором, чем-то напоминающим сфинкса из отеля Луксор. Слева расположились «Китайские линии соединяют людей!» с двумя крошечными Трумпельдорчиками в пластиковых корпусах. Шмулик посмотрел на часы и пошёл к Тутанхамону звонить Лидии. На третьей минуте вице-президентского визга египетское оборудование затряслось, как в лихорадке и «вырубилось». «Китайские линии» продержались дольше, но всё равно зависли. Шмулик, сделав круг по павильону, планомерно завалил все системы класса Voice over IP и, довольный, отправился заказывать другой плакат: «GrandNet открывает человечеству новые горизонты!». Слоган мне понравился, недаром вице-президент учился на факультете журналистики.
     К открытию выставки все представители фирм уже толпились у входа со своими проспектами. TutankhamunCom добавили к проспектам шоколадные пирамиды. Китайские линии установили перед своим стендом батут. На батуте кувыркались девицы в трико с надписью «Сделай правильный выбор!»
     «Мы должны быть готовы: Свон может появиться в любую минуту», – сказал Шмулик, вручая мне график посещения туалета. На каждое посещение вице-президент отвёл 3 минуты. Позже я поняла, почему три: в туалете стояли игральные автоматы.
     За два дня к нашему стенду подходили только смуглые девицы, соблазнившись Шмуликиной белокурой шевелюрой и бесплатным звонком латиноамериканской маме. Уже был съеден весь Тутанхамонский шоколад, а Дик Свон не появлялся. Вице-президент нервничал и не спускал взгляд с входной двери.
     В ночь на третий, последний день поднялся сильный пустынный ветер. Огромное стекло в моём номере дребезжало, и в павильон я приехала невыспавшаяся и раздражённая. Шмулик, напротив, был возбуждённо весел. Словно актёр перед выступлением, несколько раз вытянул и растянул губы, посмотрелся в карманное зеркальце и сообщил: «По моим каналам, Дик Свон будет на выставке ровно в три часа дня. Я же говорил…» «Его каналы» – это, наверное, была симпатичная мулатка, выходившая по утрам из Шмуликиного номера. Вице-президент послонялся по ещё пустому с утра павильону, вернулся, взглянул на часы и направился к стенду Китайский линий: звонить в Израиль. Но весь состав «линий» преградил ему дорогу: им уже надоело возиться со своим оборудованием после Шмуликиных разговоров. TutankhamunCom также заняли оборону. Вице-президент поколебавшись, сказал «не бойся, я осторожно» и поднял трубку красного телефона, присоединённого к нашему Трумпельдору.
     Дик Свон появился в дверях как раз в тот момент, когда раскрасневшийся вице-президент, дёргаясь в кресле, визжал: «… а в Швеции, в дьюти-фри? Я тебе говорил, не покупать лосося на четыре килограмма, даже ребёнку ясно, что он испортится! Никто не покупает лососей на четыре килограмма!» Свон направился прямо к нашим «горизонтам». Я дёрнула Шмулика за рукав, но шеф отмахнулся: «Нет, ты послушай меня! Лидия! Лидия! Лосо-о...» На панели Трумпельдора зажёгся индикатор ошибки… Дик Свон поднял трубку жёлтого телефона. Гудка не было. Свон несколько раз надавил на рычаг аппарата, пожал плечами – и прошёл к стенду TutankhamunCom. Поговорив через систему наших конкурентов, одобрительно кивнул, собрал проспекты, взамен протянул свою визитную карточку… Трясущимися руками я отключила Трумпельдора от питания, снова включила... Хаим бы тут разобрался лучше меня. Когда индикатор ошибки, наконец, погас, глава телефонной компании уже покинул выставочный павильон.
     Шмулик ещё какое-то время посидел, глядя на входную дверь, словно ожидая, что Дик Свон появится снова. Мне захотелось вытереть пот с его лица. Не глядя на меня, босс сказал: «Иди гулять. Я сам справлюсь».
     В Париже было пустынно. Синее безоблачное небо дрожало и скрипело. На Эйфелеву башню не пускали из-за ветра. Из-за ветра выключили фонтан «Белладжио» и отменили извержение вулкана. Только капитан королевского флота стойко тонул в 18.00 и в 20.30. Возле отеля «Стратосфера» я увидела стойку с фотографиями красных гор и рекламой «Самолётный тур на Гранд Каньон». Каньоном торговала полная пожилая тётенька в индейском головном уборе, обтягивающем платье с глубоким вырезом и домашних тапочках. Рядом валялись мокасины. Щеки тётеньки были размалёваны цветными полосами. «Простите, – я указала на фотографию маленького, хрупкого самолётика, – в такой ветер он летает? Это не опасно?» – «82 доллара, – ответила женщина, – с ланчем». Мне очень хотелось посмотреть красные горы: «А самолёт не рухнет?» – «Сколько вы весите?» – спросила полосатая продавщица. Я подумала и ответила: «51 килограмм». Тётенька тоже подумала и ответила: «Думаю, не рухнет». Я ещё немного потопталась возле фотографий и поехала в Рио: собираться домой.
     В аэропорту я скормила игральному автомату всю оставшуюся мелочь. «Идём, – заторопил меня Шмулик, – заканчивается посадка!» Но сам тоже запихнул в щель несколько монет, нажал на кнопку и зашагал к самолёту. Барабан закрутился, на одной линии остановились две семёрки и клубничка… Шмулик оглянулся на звон, метнулся к автомату, потом к трапу, снова к автомату. Посадка заканчивалась, я предъявила посадочный талон и зашла в салон самолёта. Вице-президент остался у игрального автомата: монеты всё сыпались и сыпались.
     На самолёт Шмулик успел. Вбежал с красными пятнами на лице: «246 долларов! Должно было быть 250! Воры! Я с ними разберусь». Повозился, пытаясь пристроить длинные ноги, застегнул ремень и сказал: «Меня Рахель уволит». Я попыталась изобразить на лице удивление. Шеф добавил: «То-есть уже... уволила. Вчера разговаривали через Трумпельдора». Почему-то раньше я не замечала, что у Шмулика вокруг глаз так много морщин-лучиков. Мне стало жалко экс-вице-президента: «Может, что-то можно поправить. Есть ещё телефонные фирмы, не только Дик Свон».
     – И с Диком я вчера разговаривал. Он остановился во Дворце Цезаря, три часа его караулил.
     Дворец Цезаря я знала: шикарный отель в итальянском стиле, обслуга носит лавровые венки и туники, а в фойе каждые полчаса оживают статуи богов. Оживают, о чём-то толкуют, извергают огонь и снова замирают.
     Шеф запил водой таблетку от укачивания: «Думал, уговорю дать нам ещё шанс. А они вообще никого не собираются покупать. Сами Трумпеля разрабатывают. Свон сказал, полгода назад у вас было окно. Но оно захлопнулось». Шмулик отвернулся к иллюминатору и замычал «Your song», сильно фальшивя. У него совершенно не было слуха.
     В аэропорту Бен-Гурион вице-президента встречали три стройных блондинки с длинными, гладкими волосами. Блондинки завизжали и повисли на Шмулике, болтая ногами и перебивая друг друга: «Папа, Ади едет на конкурс, в Вену! В Ве-ну!!! В Вену!!! В Вену!!! Таля разбила твою лампу! Ты привёз Барби? Шарон забыла в автобусе скрипку, и её украли!» Старшая, Ади, цыкнула на сестёр и продолжила уже одна: «В Вену заплатить только за билет. Шарон нужна новая скрипка. Мама сказала, ты купишь». Шмулик глотнул и пробормотал: «Сейчас у меня нет денег». Ади скорчила гримасу: «Вечно у тебя нет денег». Потом посмотрела на отца внимательнее: «Тебя опять уволили?» Шмулик громко засмеялся: «С чего ты взяла?» – «Тебя всегда уволняют», – сказала Шарон, но младшая, Таля, закричала: «Папу не уволня-я-я-ют, папа просто ищет новые горизонты». Таля была больше всех похожа на отца: такие же голубые глаза и длинные, нервные, худенькие пальчики. Шмулик скомандовал: «Вперёд», и они ушли, забыв попрощаться. Таля толкала тележку с чемоданами, постоянно на кого-то наезжая, а вице-президент кричал: «Правее! Тормози! Покажи левый поворот!»
     Больше я Шмулика не видела. Говорили, он как-то приходил в офис и искал меня, но не нашёл.
     Наша фирма не разорилась: новый вице-президент Хаим придумал, как приспособить старую финансовую систему к выдаче счетов за разговоры «Голос по Интернету». Фирму опять переименовали: в «BillingNet». У нас сразу появилось много клиентов, в том числе и «Китайские линии». Через год Хаим ушёл. Сказал, идёт работать главным инженером в фирму, связанную с текстильной промышленностью. Перед его увольнением мы с ним съездили на выставку в Лас-Вегасе, и мне, наконец, удалось посмотреть извержение вулкана. Шоу в отелях не изменились, только в «Острове сокровищ» вместо пиратов на капитана нападали полуодетые пиратши в коротких шортах и чёрных сапогах выше колен.
     Трумпельдора после выставки ни разу не включали, но и не выбросили – установили на полке в зале совещаний и демонстрируют гостям: вот такие разработки у нас тоже ведутся. Утром в зале совещаний всегда солнце. Солнечные лучи меняют цвет Трумпельдора на нежно-изумрудный. Отвалившуюся ручку ему припаяли, и шов в месте сварки совсем незаметен.