Элла Захаровна тяжело вздохнула и вытащила из сумки увесистую связку ключей. Раньше этот сталинский дом с высоченными потолками и светлыми лестничными площадками считался элитным. И жильцы в нем тоже были не на улице подобранные – все как один уважаемые люди. А теперь! Подумав о новых, понаехавших невесть откуда соседях, Элла Захаровна только рукой махнула.
     В этом году декабрь выдался теплым, а батареи топили во всю мощь. В квартирах и даже на лестнице висел плотный удушливо-сырой воздух.
     - Дышать нечем, - проворчала Элла Захаровна и открыла на площадке широкую створку окна. Сразу же потянуло сквозняком, а за спиной раздался натужный скрип. Элла Захаровна оглянулась. Дверь в соседнюю квартиру оказалась распахнутой настежь.
     - Хозяева! – позвала Элла, осторожно заглядывая в прихожую.
     На зов никто не откликнулся, зато Элла Захаровна увидела, что из-под двери ванной комнаты пробивается полоска света. Элла подошла и, стиснув пальцы в кулак, резко постучала. От стука дверь дернулась и приоткрылась.
     На полу рядом с пустой ванной лежала девица в дешевом халатике из искусственного шелка. То есть, уже не девица, а самый настоящий труп.
    
     Валера застрял в дверях между узкой прихожей и лестничной клеткой, как последний слюнтяй. Он цеплялся за соломинку, и сам себя ненавидел.
     - Ленка, - повторял он хрипло и пытался заглянуть в ее зареванные глаза, - Ленка, ты слышишь? Я найду эти деньги! Ты напечатаешь свой роман в лучшем издательстве! А потом мы тебе такую рекламу забабахаем!
     Но Ленка не слушала. Всем хрупким телом она навалилась на мужа, стараясь вытолкнуть его из квартиры. Вытолкнуть окончательно, чтобы больше никогда не возвращался.
     Он попытался притянуть жену к себе и прижать, как раньше. Чтобы ее волосы попали к нему в рот, а его руки почувствовали горячую шелковистую кожу, и чтобы Ленка всхлипнула в последний раз, стукнула его маленьким кулачком по плечу и простила.
     Но сегодня так не получилось. Остервенело, как зверек в силке, Ленка забилась в неуклюжих объятьях, вырвалась, оставив в сжатых пальцах мужа клочок ситцевого халата, и плюнула ему в лицо.
     Это было уже слишком. Размашисто утеревшись рукавом, он оттолкнул жену вглубь квартиры и с треском захлопнул дверь.
     - Дрянь, - бормотал он, сбегая по щербатым ступенькам подъезда. – Маленькая корыстная дрянь!
     Бормотал, а сам не верил.
    
     Девица была угловатой с серыми водянистыми глазами и тощим хвостиком обесцвеченных волос на затылке. Она сидела за столиком одна и медленно тянула светлое пиво из литровой кружки.
     - Простите, у вас свободно? – поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, плюхнулся на стул напротив.
     Девица ошалело посмотрела на него, кивнула и нервно хихикнула.
     - Может, познакомимся? – он сразу решил взять быка за рога. То есть, скорее, конечно, телку. Но тогда за что? За вымя, что ли?
     - Меня Инна зовут, - прочирикала девица и вытащила из пачки спичечно-тонкую дамскую сигаретку.
     - А меня – Валера.
     Он галантно щелкнул зажигалкой. В облаке душистого дыма лицо Инны изменилось. Оно мгновенно стало старше, под глазами проявились желтоватые мешки, а около рта прорезались острые морщинки. Валере показалось, что когда-то он уже видел эту женщину. Даже, скорее, не эту, а очень на нее похожую. Промелькнувшее воспоминание почему-то показалось неприятным и даже болезненным. И Валера решил забить.
     Не выдержав затянувшейся паузы, Инна снова хихикнула. Рот у нее был некрасивый. Тонкие губы, мелкие сероватые зубки. Зато носик – прямой аккуратный, как у алебастровой статуэтки. В общем и целом, она вполне подходила Валере сейчас. Хотя бы, чтоб вместе налиться пивом до краев. А там – уж как пойдет.
     Он заказал себе пива, тоже светлого и крохотное блюдце соленых фисташек.
     - Студентка? – поинтересовался он у Инны, сделав первый глоток.
     Она оживилась, щеки порозовели, в водянистых глазах промелькнули искристые огоньки. «Злые огоньки», - подумал Валера.
     - Да какая там студентка! – весело прощебетала девица в ответ. – Прислуга я. Прислуга за все.
     - Это как? – оторопел он.
     - А так, - усмехнулась Инна. – Хозяева вечно по командировкам мотаются, а я за их хоромами слежу, чтобы плесенью не заросли. Ну, пыль вытираю, окна мою.
     Валера понимающе кивнул:
     - Домработница, значит?
     - Не только, - тряхнула тощим хвостиком Инна. – Я еще…
     Что она делает еще, Валера не расслышал, потому что в этот момент в тихом баре включили оглушающий рэп.
     Инна недовольно поморщилась.
     - Слушай, - закричал Валера, перегнувшись через столик. – Пойдем отсюда?
     Инна пожала плечами и медленно поднялась со стула.
     Через два часа Инна и Валера, заглянув в чешскую пивную, и прогулявшись по первому льду напрочь отвыкших от мороза питерских улиц, слегка покачиваясь, ввалились в темную квартиру в сталинском доме.
     Инна провела нового знакомца в комнату, а сама, тихонько напевая про кошку в следующей жизни, убралась в душ. Только перед этим Валера слышал, как она кому-то звонила.
     - Ну, да. Я – Инна Иванова. Вы же до семи работаете? – тихо бубнил в телефонную трубку прокуренный вдрызг голос. – Вот к семи я и подойду. Просто у меня дела и, как обычно, не получится. Но вы не беспокойтесь – к семи буду точно.
     Валера со всего маху плюхнулся на широченный пружинный диван, открыл банку джин-тоника и приготовился ждать.
     Он лениво сделал пару глотков, и ему сразу же стало скучно. Скучно сидеть в совершенной чужой, пропахшей нежилыми запахами, квартире. Скучно хотеть подвыпившую, воняющую приторными духами и табаком девицу.
     Ленка никогда не курила. И духи у нее были горьковато-терпкие.
     Зря, он сейчас подумал про Ленку. Потому что в затуманенной от хмеля голове тут же незванно-непрошенно закрутились воспоминания. Сначала – разрозненными картинками, этаким слайд-шоу. А потом – сплошным потоком, заставляющим забыть обо всем. В первые минуты он еще боролся с собой. Хлебал грейпфрутово-горький джин-тоник. Пытался представить угловатую девицу, изогнувшуюся в экстазе на этом вот диване. Подумывал, а не вломиться ли к ней в душ под обжигающие (или прохладно-свежие) мощные струи воды.
     Идти в ванную Валере все-таки оказалось лень. А девица, похоже, растаяла, как снегурочка, и утекла в канализацию.
     Тогда он перестал бороться с собой и с наслаждением мазохиста начал вспоминать.
    
     С Ленкой они познакомились десять лет назад на трамвайной остановке. Случился обрыв на линии, или вагон сошел с рельсов на крутом повороте, Валера точно не помнил.
     Зато он помнил, что мороз был градусов пятнадцать, с неба валила мелкая жесткая крупа, а люди на остановке все ждали и ждали. В сначала озверевшей, а потом флегматично-померзшей толпе, Валера сразу заметил миниатюрную девчонку в коротком кроличьем полушубке. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, и все время жалобно поглядывала за перекресток. Туда, откуда мог, наконец, как в новогодней сказке, появиться красно-белый дребезжащий трамвай. Мог, но не появлялся. Щеки у девчонки стали бордовыми, каштановые прядки выбились из-под белого шарфа. Она шмыгала носом и, украдкой оглядываясь вокруг, то и дело вытирала под ним кожаной перчаткой.
     Часа через полтора трамвай все-таки подошел. Тесный, одновагонный. Его брали штурмом и, конечно, девчонка не влезла. Валера подошел к ней сзади и неуклюже пошутил. Мол, раз они не уехали – то не трамвай и был. А потом спросил, как ее зовут, назвал свое имя и нацарапал карандашом на магазинном чеке домашний телефон:
     - Если захочешь, позвони.
     Девчонка недоуменно посмотрела на него и сунула чек в карман полушубка. И тут же подошел следующий трамвай. Девчонка влезла в первый вагон, а Валера почему-то поковылял во второй, не успел и снова не уехал.
     Он и не думал, что она позвонит. Честно говоря, со следующего четверга он вообще ни о чем не думал, кроме суда.
     Произошло все глупо, случайно и как-то разом. Жил себе человек, никого не трогал, художественную школу заканчивал, в Репинку на подготовительные курсы ходил. И вдруг – бац. Все стало ненужным.
     А дело было так. По вечерам Валерины одноклассники собирались в подъезде дома, давно и бесповоротно списанного на слом. Списанного, но как-то забытого. В основном, конечно, тусовались парни. Пили портвейн, курили раздобытую у дворового инвалида –дилера пересушенную травку, смотрели по чьему-то старому видаку порево. Вот и досмотрелись.
     Однажды в это логово кто-то из парней пригласил двух девчонок. Из той породы, что мажут мордашки густым гримом с четвертого класса, а юбки носят такой длины, что были бы они мужиками – было бы неприлично. Маленькие шлюшки привычно хлебали портвейн, взатяг курили болгарские сигареты и всезнающими глазами обводили местных пацанов, выбирая кавалера на ближайший вечер. Валере повезло – его выбрали. Та , что потощее. Лица новой подруги он толком не разглядел. Да разве важно было в таком деле лицо?
     Все могло бы кончиться вполне удачно в одном из темных углов заброшенного дома. Ну, стал бы Валера мужчиной. Ну, пополнился бы список одноразовых возлюбленных у костлявой красотки . Но… Насмотревшись немецкой порнухи, Валера раздевал подругу, рывками сдирая одежду. Трещала тонкая блузка, летели в грязь оторванные пуговицы. Проведя жадной рукой по женской шее, Валера случайно задел золотую цепочку. Тонюсенькие звенья расцепились, и на его пальцах повисла блестящая змейка. Машинально Валера сунул ее в карман куртки. А когда наполовину раздетая девица впилась в его рот жесткими настойчивыми губами, у Валеры прихватило живот. Да так прихватило, что он пулей вылетел из импровизированного гнездышка и помчался в ближайшие кусты. Просидел в них минут сорок и, естественно, назад не вернулся.
     А девица обиделась. Сильно. До такой степени, что утром пошла в отделение милиции и написала заявление. Будто злостный хулиган Валера затащил ее в заброшенный дом, отобрал золотую цепочку, да еще и изнасиловать пытался. Хорошо, что она сумела вырваться и убежать.
     Когда к Валере подвалили менты и, не говоря ни слова, принялись обыскивать, он только ошалело хлопал глазами и не мог понять ровным счетом ничего. Про цепочку в кармане он, конечно, забыл. А зря.
     Может, грамотный адвокат бы развеял все доказательства в пух и прах. Но Валера жил вдвоем с матерью на ее нищенскую зарплату музейного экскурсовода, и денег на грамотного адвоката взять было негде. В итоге приговор подвел жирную черту под прошлой Валериной жизнью, а заодно и перечеркнул мечты о будущей. Три года колонии общего режима.
     В колонии Валере было так хреново, что и слов человеческих не подобрать. Но зато в нем проснулась обостренная до предела животная жажда жизни. Он, конечно, был интеллигентным мальчиком из художественной школы. Но прогулки с приятелями по глухим подворотням и сомнительные встречи с такими же гоп-компаниями с соседних улиц не прошли для него даром. Драться он умел. Не как супер-герой из боевика, но все-таки. Его довольно быстро оставили в покое. А через месяц у Валеры даже появился кореш. Странноватый старичок Кимыч, заведовавший в лучшие времена антикварной лавочкой, а в худшие - погоревший на сбыте ворованных картин. Узнав, что Валера готовился поступать в Репинку, дедок проникся к нему почти отеческими чувствами.
     - Ты учти на будущее, - поучал он, шамкая беззубым ртом и громко припечатывая слова стуком узловатого указательного пальца по шконке. – Украсть и не попасться просто. В этом деле главное, - дальше голос его становился еле звучным шепотом, и сказанное слышал только Валера.
     В первом же письме мать рассказала Валере о том, как на следующий день после суда ей позвонила девушка и назвалась Леной. А мать, едва начав разговор, стала рыдать и задыхаться. Лена примчалась к ней через полчаса, притащив с собой целый пакет сердечных и успокоительных. С тех пор Лена раз в неделю навещала одинокую женщину, от которой в мгновение ока разбежались приятельницы и даже соседки перестали здороваться, а, встретив на лестнице, скорбно отворачивались с постными выражениями лиц. В общем, если бы не Лена, писала мать, она уж и не знает, как бы сумела выжить. Особенно в те страшные первые дни.
     Валера долго пытался понять, что это за Лена такая, а потом вдруг вспомнил девчонку с трамвайной остановки.
     Весной, когда сугробы стали темными и покрылись грубой пористой коркой, к Валере на свидание приехала мать. Только не одна. А с Леной.
     Валера и Лена поженились через полгода после его освобождения. Он уже знал, что у невесты нет родных, что мать ее умерла при родах, а отец скончался от рака в те самые дни, когда … Когда она познакомилась с его матерью. Через год у них появился сын Алешка. А через четыре года все пошло кувырком.
     Сначала Валера надрался на новогодней вечеринке, нахамил начальнику и в сердцах накатал заявление об уходе. Заявление подписали. Валера думал, что все ерунда и он на раз найдет себе работу с такой же, а то и большей зарплатой. Он только подзабыл, что по стране гуляет кризис, а судимость - не лучшая рекомендация для работодателей.
     Промаявшись месяца три на иждивении жены и случайных приработках, Валера запил по-черному. Неделю пил, две, три. А потом начал чудить. Приходил, например, к Ленке в аптеку, где она работала провизором, и, распугивая покупателей, упрашивал ее сейчас же отправиться домой. Или звонил ей по городскому телефону через каждые пять минут и требовал объяснений, где она провела прошлую ночь. И это при том, что прошлую ночь она спала дома. Только не на супружеской кровати, а на диванчике в детской.
     Даром для Ленки мужнины «чудачества» не прошли. Отводя глаза, заведующая аптекой, попросила ее написать заявление по собственному желанию.
     - Ты девочка хорошая, - бормотала начальница, нервно сморкаясь в измятый носовой платок. – Но муж у тебя, не приведи Господи! Ведь еще чуть-чуть и или подерется с кем прямо в зале, или и сказать страшно. А у нас все-таки аптека. Больные люди приходят.
     Ленка уволилась. Даже сквозь пьяный угар Валера слышал, как жена грызет по ночам угол подушки и давится тихим каким-то нечеловеческим воем.
     Валера перепугался всерьез. Почитал рекламки в бесплатных газетах, сгонял в клинику и подшился. А потом нашел себе работу. То есть, и не нашел даже, а позвонил старому начальнику, побазарил с ним за жизнь, и через два дня вышел на прежнюю должность. Даже с повышением оклада.
     А вот Ленка устроиться так и не сумела. Она сидела дома с Алешкой, стирала, убирала, готовила развесистые обеды. А по ночам не отрывалась от компьютера. Однажды Валера заглянул в ее файлы, и понял, что жена пишет роман. То ли детектив с элементами фантастики, то ли наоборот – фиг его разберешь.
     Через полгода роман был закончен, Ленка его распечатала и торжественно принесла мужу – читать. Он старательно изучал страницу за страницей, и никак не мог понять – хорошо это или плохо. Одно он понял точно – печатают вещи и похуже.
     Ленка разослала рукопись в десять издательств. И начала ждать. Каждый раз, включая компьютер и видя извещение о новом письме, она краснела, обливалась потом и дрожала, как перед объявлением приговора.
     Через неделю пришел первый отказ, через две – второй. Ленка снова потемнела и по ночам начала грызть подушку.
     Той осенью Валера подрабатывал художником-оформителем в журнале, издающемся за счет авторов. Когда вежливо, но безапелляционно Ленке отказал седьмой издатель, Валера скинул рукопись на флешку и отнес редактору того самого журнала. За бутылку хорошего коньяка Ленкин роман просмотрели.
     - Понимаешь, - почесывая раннюю лысину, заявил редактор через неделю. – В рукописи что-то есть – это безусловно. И талант у твоей жены присутствует. Но… Больно уж книга сырая. Если б у вас деньги были, пригласили бы грамотного специалиста (тут редактор приосанился и подмигнул), тот бы ее перелопатил – конфетка б получилась. А за бесплатно… Ну, кому же охота лишнюю работу себе брать? Вот если б у твоей Ленки в рукописи никакой правки не требовалось, да еще она бы под серию какого-нибудь издательства подходила, вот тогда – да. Может, и взяли бы. А так, по-моему, без шансов. Ты уж, Валер, извини.
     Из всех этих слов Валера понял одно – нужны деньги. Много-много денег. И тогда Ленка станет прежней, начнет улыбаться и перестанет грызть подушку по ночам.
     Зачем на следующий день он рассказал жене о разговоре с редактором? Вот кто его за язык дернул?
     Выслушав мужа, Ленка вспыхнула и выдала ему все. И что из-за его пьянки ей пришлось уволиться с работы. И чтобы не свихнуться в четырех стенах окончательно, она начала писать. И что муж никогда не достанет тех денег, о которых сказал редактор.
     А потом она его выгнала.
     Больше вспоминать Валере было не о чем.
    
     Он поставил пустую банку на пол и поднялся с дивана. Инна все не появлялась. Валера зевнул, потянулся и от нечего делать поплелся осматривать квартиру.
     В первой по коридору комнате он обнаружил детскую, заваленную от пола до потолка плюшевыми зверями и куклами в таких ярких нарядах, что у него с непривычки зарябило в глазах. Во второй комнате, темной и прохладной, располагалась гигантская библиотека. Валера прикоснулся к раздвижным стеллажам и даже присвистнул от восторга. Как же удобно все-таки они устроены!
     В третьей комнате – явно принимали гостей. Мебели там почти не было – только овальный обеденный стол, легкие кресла с высокими спинками и плоский плазменный телевизор на элегантном кронштейне. Зато на стенах, поражая воображение буйством красок и разнообразием стилей, висело столько картин, что музейный зал из тех, которые поскромнее, пожалуй, позавидовал бы.
     Валера подошел к картинам поближе, бегло осмотрел огромные полотна, висящие под потолком, опустил глаза. И… Да, нет же! Такого просто быть не могло!
     Не могло, но было. В нижнем ряду перед самыми Валериными глазами тускло поблескивали защитным стеклом три уникальные миниатюры. Как-то раз, листая материн каталог, Валера наткнулся на статью о картинах, пропавших во время войны из Дрезденской галереи. Автор писал, что видимо, они погибли в страшных пожарах, или покоятся в безвестных частных коллекциях. А если всплывут на черном рынке – цена их окажется астрономической. Валера запомнил фотографии из того каталога. И сейчас…
     Чтобы, окончательно развеять сомнения, Валера снял со стены и повернул к себе обратной стороной одну из миниатюр. Там чернели четкие латинские буквы и инвентарные номера экспонатов.
     Валеру затрясло.
     «Вот бы сейчас, - вертелось в мозгу навязчивой каруселью. – Снять миниатюрки, спрятать под куртку – и фьють! Кто найдет? Инка даже фамилии моей не знает, дуреха. Да и выпила она прилично. Может, когда протрезвеет, и в лицо-то меня не вспомнит? Толкнуть их грамотно я сумею. Кимыч два года, как с зоны откинулся. Или Инку на всякий случай…»
     Валера метался по комнате. Мысли взрывались в голове новогодними фейерверками и менялись со скоростью узоров в калейдоскопе. Перед глазами появлялись то иллюстрации каталога, то зареванное Ленкино лицо.
     Через десять минут Валера выскочил из квартиры, прикрыв тяжелую дверь. Последнее, что он услышал в прихожей, был равномерный шум мощного потока воды.
    
     - Без кахы! – старательно не выговаривая букву «ша», тянул пятилетний Алешка. На самом-то деле он уже полгода, как перестал шепелявить, а сейчас просто шутил.
     Он всегда так шутил, если мать ставила перед ним нарядную тарелку с манной кашей и розетку черничного варенья. С тех самых пор, как бабушка рассказала ему, что когда он был совсем маленьким и на даче его кормили кашей с вареньем, Алешка каждый раз надувал щеки, морщил лобик и басовито трубил: «Без кахы!» То есть, вареньем-то полакомиться он был не прочь. Но без всяких дополнений.
     Сейчас Алешка прекрасно понимал, что одним вареньем сыт не будешь. Да и кашу мама варила потрясающе вкусную. Не то что повариха в детском саду. У той не каша получалась, а липкая гадость, состоящая из одних комков.
     Обычно, услышав Алешкину шутку, мама улыбалась, трепала его по затылку и называла солнышком.
     Но сегодня она посмотрела на сына красными опухшими глазами, промолчала и отошла к окну. «Это потому, что они с папой поругались», - понял Алешка.
     И, конечно, был прав.
     После ссоры с мужем, Ленка весь день ходила сама не своя. Тем более, что выгнала она Валеру вовсе не из-за того, что он рассказал ей про разговор с редактором. Плевать она хотела на такие разговоры! Ну, может, и не совсем плевать… Просто это оказалось последней каплей.
     А главной причиной было то, что вчера вечером Ленка встретила на улице свою бывшую аптечную начальницу и та, сокрушенно качая головой, выдала Ленке такое!
     - Вот за что тебя судьба наказывает? – спросила заведующая, поднимая глаза к прозрачному декабрьскому небу. – То одно, то другое.
     - Да что случилось-то? – удивилась Ленка. – У меня все в порядке.
     - Жена всегда узнает последней! – назидательно заявила аптекарша. – Уж не знаю, говорить ли?
     У Ленки резко заныло под ложечкой, а ладони покрылись липким потом.
     - Ладно, скажу! – заведующая перешла на громкий шепот. – Видела я вчера твоего мужа с какой-то бабой. Шли под ручку. Баба хохотала, как… Как не знаю кто. И смотрела на твоего мужика, как кошка на сметану. А ты говоришь – все в порядке.
     Ленка пробормотала что-то совсем уж невразумительное, кивнула бывшей начальнице и понеслась домой.
     Ночь она перемучилась, и даже вроде стало полегче. А днем боль навалилась с новой силой.
     Ленка прижалась лбом к холодному стеклу, чтобы Алешка не увидел ее слез, и вдруг подскочила, как ошпаренная.
     - Лешка! – крикнула она. – Мы тут с тобой сидим, а молочница того гляди уедет!
     Дело в том, что уже четыре года в их тихий двор каждую среду в шесть часов вечера приезжала симпатичная фермерша. Она торговала рассыпчатым творогом, молоком с желтыми блестками сливок и густой, как масло, сметаной. Жильцы ласково называли фермершу молочницей Марьюшкой. В лучшие времена пенсионерки с эмалированными бидончиками выстраивались в очередь задолго до приезда высокого черного фургона. А теперь Марьюшка сама ждала редких покупателей.
     Ленка каждый раз брала у нее молоко и творог для Алешки. Потому что от супер-навороченных разрекламированных детских творожков и йогуртов он неизменно покрывался сыпью, а от Марьюшкиных продуктов – хоть бы раз прыщик вскочил.
     Ленка накинула пальто, схватила бидончик, кошелек с деньгами и прямо в тапочках выскочила во двор.
     - Здравствуйте, Марьюшка, - улыбнулась она фермерше. – А я вас сегодня чуть не прозевала.
     - Вечер добрый, - ответила словоохотливая Марья. – Я и смотрю, что-то моей постоянной покупательницы нет. Испугалась, вдруг и вас кризис доконал. И так ведь каждый раз все дольше стоять приходится, пока товар распродашь. Экономят люди даже на молоке. Эх, толи дело раньше! Только подъеду – уже со всех сторон налетают. За полчаса управлялась. А теперь третий час тут мерзну!
     - Третий час? – ужаснулась Ленка.
     - Третий, голубка, третий, - покивала Марья. – Стою, башкой по сторонам кручу. Скучно! А дома-то дел непочатый край.
     Ленка расплатилась за творог и молоко.
     - Все-таки чудные вы – городские! – ухмыльнулась Марья, отсчитывая сдачу.
     - Почему? – не поняла Ленка.
     - А потому, - объяснила Марья. – Крохотных детей одних гулять отпускаете! И ведь темно уже! А еще по телевизору про маньяков говорят. Вон, видишь, - фермерша кивнула на соседний подъезд, - дите стоит. Сколько ему? Года три от силы. Подходи любой маньяк – забирай, никто и не пикнет.
     Леночке стало не по себе.
     - А давно этот ребенок один гуляет?
     - Не знаю, - покачала головой Марья. – Я в шесть приехала – уже гулял!
     Только сейчас Лена почувствовала, как холодно ногам стоять в тапках на подмороженном асфальте. Она поежилась и поплотнее запахнула пальто.
     - Я пойду, спрошу, - решилась Ленка. – Вдруг малыш потерялся?
     - Пойди, пойди,- поддержала Марья.
     То и дело вываливаясь из шлепанцев, Ленка помчалась к соседнему подъезду.
     - Привет, - сказала она, наклонившись над закутанным в шарф до самого носа ребенком.
     Ребенок поднял к ней озябшую мордашку и радостно улыбнулся:
     - Пливет! Тебя за мной няня плислала?
     Ленка подумала, что дело плохо.
     - Какая няня? – на всякий случай уточнила она.
     - Моя няня, - охотно объяснил ребенок. – Воспитательница в садике сказала, что няня плидет в семь. А она сама на электличку опаздывает. Остальных лебят уже всех лодители заблали. Вот она и заклыла садик, а мне велела гулять, пока няня не забелет . Я гуляла-гуляла. А няня не плишла. Я замелзла и пошла домой. Только заблудилась.
     - Пойдем ко мне в гости? – предложила Ленка. – У нас тепло и игрушек много.
     - Иглушки – это холошо, - согласился кроха. – А как же няня?
     «Няне твоей надо по башке надавать, - злобно подумала Ленка. – Да и воспитательнице заодно!»
     - Няне мы позвоним, - бодро соврала она, – чтоб не волновалась.
     Ребенок кивнул, Ленка подхватила укутанное тельце на руки и потащила домой.
     В квартире выяснилось, что малышку зовут Машей, ей четыре с половиной года и она ходит в голубой садик. А вот фамилия у девочки оказалась длинной и сложной. Ленка, как ни старалась, разобрать не смогла.
     В Ленкином дворе было два детских сада. Местные жители их так и называли – голубой и розовый. Алешка, например, тоже ходил а голубой.
     К гостье он отнесся весьма настороженно, но в ответ на просьбу матери игрушки ей все-таки принес. Желтого плюшевого мишку и серого слоненка с длинным хоботом. Сам он в них уже года два, как не играл. Он теперь интересовался только машинками и пистолетами.
     Ленка сварила для Маши новую порцию каши. Девочка без всяких капризов умяла полную тарелку и задремала тут же на диване.
     - Алеш, - спросила Ленка. – Вы же с Машей в один садик ходите. Только в группы разные. Ты ее там видел?
     - Буду я еще всякую мелюзгу разглядывать! – возмутился Алешка и пошел спать к себе в комнату.
     «Ладно, - решила Ленка. – Отведу завтра детей в садик и поговорю с заведующей. У нее-то точно все Машины данные есть».
     Вымыв посуду и наскоро перекусив горячим бутербродом, Ленка решила раздеть Машу и уложить спать по-человечески.
     Она стащила с девочки нарядный джемперок, начала его аккуратно складывать, и вдруг из маленького кармашка выпало что-то. Ленка наклонилась и подняла. У нее в руках оказалась ламинированная карточка.
     На карточке значилось: Ведерникова Маша, четыре года. Домашний адрес, телефон. А внизу крупным красным курсивом: «В экстренных случаях звонить». И еще один телефон. Только очень длинный.
     Сначала Ленка набрала городской номер. По нему не ответили. Тогда она глубоко вздохнула и принялась кнопку за кнопкой набирать второй – экстренный.
    
     Выскочив на улицу, Валера первым делом достал мобильник, позвонил Кимычу и сразу выложил свою просьбу.
     - Знаешь, что, - ответил тот подумав. – Ты все точно реши и подъезжай ко мне завтра часикам к двум. Адрес знаешь. А уж я чем смогу – помогу. Цену дам настоящую, без фуфла.
     Валера вытер вспотевший лоб и отправился к матери.
     Мать выслушала его внимательно, не перебивая. Потом горестно вздохнула:
     - Что ж, сынок. Если ты делаешь это ради Леночки – я возражать не буду. Сам знаешь – она мне как дочь. Раз надо, то надо.
     - Спасибо, мам, - пробормотал Валера севшим голосом. – А можно я у тебя ночевать останусь?
     Мать понимающе кивнула.
     - Леночку-то хоть предупредил?
     Сын покачал головой отрицательно.
     - Ладно, я сама позвоню.
    
     В квартире Эллы Захаровны никогда такого не было. Дочь Динка выла в голос. Сама Элла глотала сердечные капли и икала. Один только отец семейства держался молодцом. Сразу было видно человека старой закалки.
     - Заварили кашу – надо расхлебывать, - повторял он бьющимся в истерике женщинам. – Ничего! Ничего! И не такое обходится!
     Правда, в этом Элла Захаровна сильно сомневалась. Ничего страшнее в ее семье еще никогда не случалось.
     Когда, наконец, Динка затихла и уехала к себе, а на Эллу худо-бедно подействовали лекарства, муж велел ей умыться холодной водой. А потом принес телефонный аппарат и сам набрал короткий страшный номер.
    
     Валера выключил телевизор и забрался под одеяло. Он только прикрыл глаза, как кто-то настойчиво позвонил. Валера влез в шлепанцы и поплелся в прихожую.
     - Кто? – спросил он в дверную щель.
     - Открывайте, милиция!
     Валера щелкнул замком и в мгновение ока оказался на полу с вывернутыми руками.
     - Городков Валерий Андреевич? – без всякого интереса уточнил у него металлический голос. – Вы задержаны по подозрению в убийстве гражданки Ивановой и ограблении квартиры ее работодателей Ведерниковых.
     - Какого Ведерникова? – в ужасе пролепетала мать Валеры, выскочившая на шум.
     - Кинооператора, - язвительно ответил ей один из милиционеров. – Между прочим, известного. Его недавно чем-то по телеку награждали.
     Мать тихо охнула и начала сползать по стене.
    
     Когда Ленка набрала немыслимо длинный номер, в трубке раздался оглушающий треск, потом писк, потом гудок, а потом мужской голос ответил:
     - Ведерников, слушаю.
     - Здравствуйте, - затараторила Ленка. – Этот номер я нашла в кармане вашей дочери.
     - Что?! – страшно закричал мужчина на том конце. – Что с моей дочерью?! Мне и так уже сегодня сообщили, что мою квартиру ограбили, няньку убили, а Маша пропала!
     Ведерников вдруг осекся.
     - Нет, - заорала в ответ Ленка. – С Машей все в порядке. Она почему-то гуляла одна около нашего дома, и я отвела ее к себе.
     - Она жива? – уточнил голос, сразу показавшийся Ленке живым и человечным.
     - Она жива и здорова. Сейчас спит, - подтвердила Ленка.
     - Девушка, - закричал Ведерников. – Мы сейчас с женой в горах, в командировке. Первым же рейсом мы вылетаем в Питер. У меня к вам огромная просьба. Пожалуйста, привезите к нашему прилету Машу в аэропорт. А то, я боюсь, жена не выдержит. Я заплачу, сколько скажете.
     - Ничего не надо платить, - растерялась Ленка. – Я привезу, конечно. Вы мне только рейс и время прибытия назовите.
    
     Если бы Ленка знала, что ждет ее сегодняшней ночью, она вряд ли согласилась утром ехать в аэропорт.
     Арест мужа, гипертонический криз у свекрови.
     Но раз обещала, то обещала.
     Ведерников, высоченный, пропахший дождем и снегом, подхватил дочь и прижал ее к себе так, что Маша жалобно пискнула. Его жена бледная как покойник бросилась к Лене со слезами.
     - Если бы не вы, - бессвязно повторяла она. – Если бы не вы…
     Ленка резко от нее отстранилась:
     - А если бы не вы, мой муж был бы сейчас дома, а не в КПЗ.
     - Что? – изумленно переспросил Ведерников.
     - Моего мужа обвиняют в убийстве вашей няньки, - раздельно выговаривая слова, пояснила Ленка. – И в ограблении вашей квартиры.
     - А откуда вы знаете, что нашей няньки? - пролепетала Ведерникова. – И нашей квартиры?
     - Оттуда, - огрызнулась Ленка. – Во-первых, фамилия у вас не самая распространенная. Во-вторых, мне свекровь, пока «Скорую» ждала, позвонила и сообщила, что мужа забрали из-за ограбления какого-то Ведерникова. В-третьих, Маша ваша все утро в такси болтала о том, что папа с мамой уехали в горы фильм снимать. Мало?
     - Достаточно, – остановил ее Ведерников. – А знаете, что? Я ведь действительно кинооператор. И не самый худший, между прочим. Неужели, вы думаете, я оставил бы дочь вдвоем с нянькой без всякого присмотра? У нас в квартире в каждом помещении установлены скрытые видеокамеры. Так что, не волнуйтесь. Если ваш муж не виноват – надолго его не задержат. А за Машку я вам по гроб жизни обязан!
    
     Это Ведерников думал, что он Ленку успокоил. А она всю дорогу от аэропорта до больницы, где лежала свекровь, не могла опомниться от ужаса. Город сверкал и переливался новогодними гирляндами. На площадях тянулись острыми макушками к темному утреннему небу разряженные в пух и прах искусственные елки. Но Ленка не видела ничего.
     «Это я, - думала она, - я довела Валерку. Я устроила ему истерику. Я выгнала его из квартиры. И из-за чего? Из-за того, что мне, видите ли, большие бабки понадобились! Книжку мне опубликовать захотелось. Писательница, блин! Неужели, он убил человека?! И в этом виновата я?!»
     Ленка стиснула зубы, стараясь не застонать.
     В больнице к Валериной матери ее не пустили. Сказали, что круглосуточные посещения разрешены только родственникам тяжелых больных. А у Городковой состояние удовлетворительное и навестить ее можно будет вечером с пяти до семи.
     Ленка хлопнула дверью, выскочила на улицу и помчалась к подружке по аптеке, которая сегодня утром не работала и согласилась посидеть с Алешкой. К тому же и жила она в соседнем с Ленкой доме.
     В час дня Ленка позвонила в дверь подружкиной квартиры.
     Та открыла моментально.
     - Заходи, - пригласила она Ленку.
     Ленка зашла и только сейчас заметила, что лицо у подружки какое-то странное.
     - Что с Алешкой? – не выдержала Ленка.
     - Да ничего, - пожала плечами подруга. – Сидит, мультики смотрит.
     - А почему у тебя такое лицо?
     Подруга глубоко вздохнула и выпалила:
     - У нас сегодня во дворе такое было, что не только лицо изменится – крыша поедет!
     - А что случилось? – не поняла Ленка.
     - Ты же знаешь, что наша заведующая Элла Захаровна со мной в соседнем подъезде живет?
     - Знаю, - кивнула Ленка.
     - Так вот, ее дочь Дина сегодня утром выбросилась из окна! Насмерть!
    
     Динка Силина еще в юности сделала что-то не так, и судьба мстила ей каждый день, каждый час.
     Наверное, началось все с того парня, Валеры. Единственного мужика, который побрезговал ею, совсем юной, шестнадцатилетней. Валере она отомстила. Хорошо отомстила – его упекли в тюрьму на три года.
     Сначала Динка была счастлива, а потом… Потом поняла, что любит его. Когда Валера вышел из тюрьмы, она незаметно следила за ним, за всей его жизнью. Как же она ненавидела невесть откуда взявшуюся пигалицу – его жену!
     В отместку Динка тоже вышла замуж. И, между прочим, не за бывшего зэка, а за вполне успешного бизнесмена Эдика. Эдик оплачивал ей эксклюзивные наряды и роскошные круизы. Даже за пластическую операцию заплатил в лучшей клинике. Динке не нравился ее курносый нос. Умелые врачи превратили его за кругленькую сумму в изящный прямой носик. Да и все ее личико сильно поменялось. В общем, жила Динка за Эдиком как за каменной стеной. Только не любила.
     Про тайную страсть дочери знала одна мать. И надо ж было такому случиться, что Валерина жена устроилась работать в аптеку, которой Динкина мама с незапамятных времен заведовала. Мать, конечно, постаралась. Динкину соперницу с работы выжила, нашла причины. И не просто абы когда, а в самый разгар кризиса. Только Динка почему-то даже не порадовалась.
     А потом Динке стало не до Валеры. Муж Эдик начал вести себя как-то странно. Одевался только в самые дорогие костюмы. Щедро поливался французским лосьоном после бритья с незнакомым Динке запахом. Поздно возвращался с работы, а иногда возвращался рано, но вечером снова уходил. На Динкины вопросы он загадочно улыбался, а потом молча отодвигал жену и запирался у себя в комнате. «У него появилась любовница», - поняла Динка.
     Однажды вечером она решила за ним проследить и увидела, как муж заходит в тот самый подъезд, где живут Динкины родители. В гости к тестю с тещей идти он не мог точно. Во-первых, без Динки Эдик никогда их не навещал, а во-вторых, и Элла Захаровна, и ее муж праздновали в тот день юбилей Эллиной заместительницы.
     Рассказывать об изменах Эдика матери, Динке гордость не позволила. И она подружилась с соседкой родителей по лестничной площадке. Соседка Инна была глуповатой, обожала сплетни. А поскольку оказалась приезжей, болтать ей было не с кем, и новой подружке Динке она страшно обрадовалась. А Динка считала, чем больше времени она проведет в том самом подъезде, тем больше шансов узнать, к кому шляется Эдик.
     Однажды Инна пригласила ее к себе в гости. То есть, не к себе, а в квартиру, где она работала нянькой. Хозяева умотали в командировку, их дочку Инна отвела в садик, вот хатка и освободилась для женских посиделок.
     - Только у меня свободное время до полчетвертого, - предупредила Инна. – В четыре надо Машку из садика забирать.
     - А почему так рано? – удивилась бездетная Динка.
     - Да понимаешь, они официально до семи работают, но обычно к пяти всех детей уже забирают, - объяснила Инна.
     Динка кивнула:
     - Тогда давай оттянемся по полной до четырех! Где можно руки помыть?
     Инна отвела Динку в ванную, открыла воду. Динка с интересом стреляла глазами по сторонам. На стеклянной полочке под зеркалом она увидела мужские часы. Только это были не просто часы, а те самые, которые Динка Эдику на прошлый Новый Год подарила. Динка даже гравировку на обратной стороне разглядела.
     На нее нашло что-то страшное. В ушах зашумело. Перед глазами поплыли мутные пятна. Она сама не поняла, как схватила невесть откуда взявшийся в ванной утюг и со всего маха стукнула Инну по затылку.
     Когда мать, вернувшись домой, с порога закричала, что у соседей убили домработницу и надо срочно звонить в милицию, Динка посмотрела на нее запавшими безжизненными глазами и тихо заявила:
     - Звони, мам. Это я ее убила.
     Потом разразилась семейная истерика, а потом Динка с матерью разработали план. Дурацкий, конечно, но все-таки.
     Динка переоделась в Иннино пальто и шапку, и пошла в соседний бар в надежде поймать кавалера. Чтобы свидетели, если такие найдутся, рассказали бы, что в последний раз видели Инну не с Динкой, а с каким-то мужиком. Фигурами и ростом женщины были похожи. Тем более, зима – что там под пальто разберешь-то? Да и ни с кем из соседей Инна не общалась.
     Утюг взялся уничтожить Динкин отец. Лично.
     И еще посоветовал снять с самого видного места в гостиной пару картин, чтобы светлые пятна на обоях остались, и было понятно, что квартиру ограбили. Только сделать это после ухода кавалера.
     А тело? Тело оставить в ванной, где лежало. Но уж туда кавалера ни под каким видом не впускать.
     Сначала все пошло по плану. Динка одиноко уселась в баре, призывно постреливая глазами.
     Она чуть с ума не сошла, когда к ее столику подсел Валера. Но видно, хорошо ей пластику сделали или много времени прошло с их последней встречи. Валера Динку не узнал. А она, почувствовав, что опасность миновала, решила, что так будет даже лучше. Ведь он, во-первых, судимый, а во-вторых, его знает Динкина мать и как свидетельница имеет полное право и опознать, и дать милиции все координаты.
     Притащив Валеру в злосчастную квартиру, Динка еще нашла в себе силы позвонить в детский сад и, назвавшись Инной, предупредить, что заберет Машу не раньше семи. Чтобы там до срока панику не подняли, а заодно, в случае чего, вспомнили бы, в котором часу состоялся разговор.
     А потом ей стало дурно. Так дурно! Она влетела в ванную, открыла воду, но ее взгляд натолкнулся на мертвое тело Инны. Когда Динка очнулась, Валеры в квартире уже не было.
     «В общем, кажется, мне опять удалось его посадить», - думала Динка ночью, прихлебывая водку из стакана, как чай.
     Дверь кухни приоткрылась. На пороге появился сонный растрепанный Эдик.
     - Чего ревешь? – поинтересовался он, наливая холодный кофе из новенькой блестящей кофеварки.- У туфли каблук отвалился? Или потолстела на триста граммов?
     - А тебе не по фигу? – окрысилась Динка. – Из-за тебя я...
     Она не договорила, сглотнула вязкую от непрестанного курения слюну и судорожно всхлипнула.
     - Мне не по фигу, - строго ответил Эдик. – Ты моя жена! Я тебя люблю и буду любить, чтобы ты ни сделала!
     От такого наглого вранья Динка аж взвизгнула:
     - Ты же бабу себе завел!
     - Какую бабу? – изумился Эдик.
     - Сволочь, - пробормотала Динка и подняла на мужа зареванные глаза. – Как ты смеешь?
     Она, чуть не промахнувшись, трясущейся рукой залезла в карман пиджака и бросила на кухонный стол наручные часы Эдика.
     - Как ты думаешь, где я взяла это?
     Эдик посмотрел на часы и спокойно ответил:
     - Я думаю, что тебе их сосед твоих родителей Вовка Ведерников отдал. Я их у него еще месяц назад забыл. А потом Вовка с женой в командировку умотали. Что, уже вернулись?
     - Какой Вовка? - запинаясь, пролепетала Динка.
     - Я же говорю, - объяснил Эдик. – Сосед твой, кинооператор. Мы с ним, кстати, в одном классе учились. А разве не он? И вообще, что с тобой творится-то? Вернулась от мамаши сама не своя.
     - Ничего, - еле слышно ответила Динка.
     - Ну, ничего, так ничего, - усмехнулся Эдик. – А хочешь, я тебя обрадую? Думал к Новому Году сюрприз устроить, но ты такая кислая сидишь!
     Динка безжизненно пожала плечами.
     Эдик отхлебнул кофе, приосанился и выдал:
     - У нас будет ночной клуб! Собственный. Представляешь? Открытие – 31 декабря в двадцать ноль-ноль. Даже по телеку покажут! Я из-за этого к Вовке и заходил. Хотел, чтобы он мне какого-нибудь приличного телевизионщика порекомендовал.
     Динка уронила голову на стол и завыла в голос.
     Эдик недоуменно посмотрел на жену и вышел из кухни, плотно прикрыв дверь.
     В три утра Дина Силина допила водку, стоявшую в холодильнике еще с ноября. А в половине четвертого окончательно поняла, что жить ей больше незачем.
     Она оделась, неслышно выскочила из мужниной квартиры, поймала частника и через час поднялась по лестнице в родной подъезд.
     «Тут все началось, тут пусть и закончится», - подумала Динка, настежь распахивая створку окна.
    
     В пять вечера в прихожей зашуршал замок. Ленка с Алешкой вылетели на звук одновременно. Он с игрушечным пистолетом в руках. Она – с утюгом и в распахнутом халате. На пороге стоял Валера.
     - Папа! – заорал Алешка.
     - Валерка! – заорала Ленка.
     Они бросились на него с двух сторон так… Как будто он с войны вернулся.
     - А меня отпустили, - тихо сказал Валера, прижимая к себе обоих. – У них там доказательства появились, что я не виноват. Видеопленки какие-то.
     Ночью, когда Алешка уже давно спал, Лена потерлась о Валерино плечо и призналась:
     - Валер, я, наверное, плохая жена. Я ведь почти поверила, что это ты Ведерниковскую няньку убил. Из-за денег. Из-за меня.
     - Эх ты, - криво усмехнулся он и потрепал жену по затылку. – Я, конечно, ради тебя готов на жертвы, но не на человеческие же.
     - А на какие? – вкрадчиво спросила Ленка.
     - На материальные, - ответил муж. – У мамы есть дорогущее колье. Оно ей еще от двоюродной тетки досталось. Мать его сначала хранила про черный день. А когда черный день пришел, то поняла, что продать его без связей сможет только за бесценок. Вот. А вчера мы решили, что нам Кимыч поможет. И был бы тебе подарок на Новый Год.
     - Слушай, - растерянно протянула Ленка. – А ведь Новый Год-то уже послезавтра! А я и забыла. Кстати, не надо колье продавать. Пусть Алешкиным детям в наследство останется.
     - А как же твоя книжка? – спросил Валера.
     - Книжка? – усмехнулась Ленка. – А мне вчера из девятого издательства письмо пришло. Редактор сообщил, что ему рукопись понравилась, перечислил все пункты, которые надо исправить и даже объяснил, как именно. И, между прочим, совершенно бесплатно. Так, что мы еще повоюем.