– Это случилось как раз за месяц до того, как Юра полетел в космос. Я тогда работал на Петровских кирпичных заводах... – начал Сергей Тихонович, когда дети уже улеглись спать и Алла принесла чай. Оставшиеся гости, притихнув, с интересом слушали деда невесты.
     – В тот вечер я задержался на работе и на остановку пришёл чуть позже обычного. В те годы автобус порой ходил так же скверно, как сейчас...
     Закашлявшись, Сергей Тихонович налил воды из графина и, залпом выпив, продолжил:
     – Я сидел на скамейке, на остановке у стадиона "Спартак", и курил папиросу. Стояли те волшебные дни поздней осени, когда отголоски тепла вдруг заполняют город посреди наступающих холодов. Вокруг было пусто, где-то лаяли собаки, а так - тишина... Тогда в городе было куда тише, чем сейчас... Я глядел на часы - автобуса всё не было.
     И тогда-то он и появился.
     Я потом долго думал, откуда он взялся. Наверное, из парка, из-за поворота, там, где Подольский спуск поднимается на Лукьяновку, а другая дорога через лес идёт к Павловской больнице. Но даже если так, он как-то очень уж быстро преодолел расстояние от угла стадионной ограды до остановки – не иначе, как бежал. Хотя сев рядом, в тяжёлом, не по погоде тёплом пальто, он совсем не выглядел запыхавшимся.
     – Угостите папиросой? – спросил он. Голос у него был ровный, тихий и тёплый.
     – Пожалуйста, – ответил я, протягивая пачку "Герцеговины Флор". Пламя зашипевшей спички осветило на миг его лицо – изрезанное морщинами, будто смятая, и вновь разглаженная бумага. Совсем как у меня теперь.
     – Совсем эти автобусы распоясались. Как бы на поезд не опоздать.
     Я только сейчас увидел потёртый чемодан, стоявший у его ног.
     – Едете отдыхать? – отчего-то спросил я, тут же укорив себя за то, что лезу в чужие дела.
     – Да, точнее не скажешь, – ответил он и как-то странно ухмыльнулся. – Пора мне немного расслабиться. Уйти, так сказать, на покой.
     – Выходите на пенсию?
     – Вроде того. Я, знаете ли, давно работаю. И немного устал.
     – А чем занимаетесь? – продолжал я, сам удивляясь своей болтливости.
     После секундной паузы человек в пальто ответил:
     – Пожалуй, я занимаюсь чем-то вроде надзора... Слежу за тем, чтобы всё было как надо, работало правильно...
     – Понял. Отдел технического контроля? – кивнул я. Незнакомец усмехнулся; воздух, вырвавшись из пышных седых усов, раздул уголёк папиросы.
     – Да, что-то в этом роде. Только в масштабах… хм… всех окрестных мест.
     Он небрежно обвёл рукой вокруг, указывая на город.
     – И куда же направляетесь на отдых?
     – Пока взял билет до Чернигова, а там посмотрим...
     – Чернигов? - удивился я. - Но... Но что там...
     – Милый городок. Тихий, спокойный. То, что надо, чтобы встретить старость. Понимаете, я на этой работе уже очень-очень давно, и от этих мест успел порядком подустать.
     – И как давно вы работаете? – спросил я. Вдалеке замаячили огни автомобильных фар, и я надеялся, что это автобус.
     – О... – сказал человек в пальто, и, хотя я не видел в темноте его лица, я почувствовал, как он улыбнулся. – Боюсь, вы мне не поверите.
     Я молчал, не зная, как продолжить разговор. Очертания приближающегося автомобиля всё больше напоминали припозднившийся автобус.
     Внезапно незнакомец взял меня за руку, и я вздрогнул: его шершавая, будто кусок пемзы, ладонь была холодной, как у мертвеца. На войне я узнал, какие на ощупь руки мертвецов – вот и у него была такая же...
     – Вы знаете... Вы хороший человек, – задумчиво сказал он. Его глаза вдруг заблестели в темноте, и я едва не закричал, прежде чем понял, что это отражённый свет фар. – Поэтому я кое-что вам скажу, а вы просто послушайте. У каждого места существует некая суть. Некое глубинное, невыразимое начало, что-то вроде души... Это нечто рождается и живёт вместе с местом, и покидает его, когда место умирает... Прежде, чем возродиться вновь, с новой сердцевиной, и новым…хм… животворным ядром. Можно назвать эту сущность Хранителем.
     – Что... Что вы имеете в виду? – забормотал я. Хотелось вырвать руку, но, честно говоря, я боялся. Мне казалось, что от этого человека не исходит никакой угрозы, но, если понадобится, то он может измениться. И я почему-то чувствовал, что лучше бы этого не случилось. В слабом лунном свете мне вдруг показалось, что он стал гораздо больше, и пальто на нём – не пальто вовсе, а что-то вроде шубы...
     – Я покидаю это место, потому что оно отравлено. Отравлено кровью, пропитавшей его, а теперь умирает от рукотворной грязи, его переполняющей. Я терпел, сколько мог, но силы мои иссякли…
     Он махнул рукой в сторону яра, где во время войны фашисты расстреляли множество людей и куда сейчас сливали пульпу с наших заводов. Бывший яр теперь стал огромным бассейном, полным жидкой серой массы.
     – Кто-то придёт мне на смену, но знайте: когда место покидает Хранитель, не миновать беды.
     – Вы... Вы хотите сказать, что Хранитель – это вы? - прошептал я. Мужчина в чёрном пальто молчал, а затем отпустил мою руку. Я с ужасом ожидал, когда его осветят фары...
     Когда свет упал на моего собеседника, я понял, что рядом со мной сидит обыкновенный старичок. Бросив окурок в урну, он поднялся.
     – Я хочу сказать, Сергей, что завтра вам следует побыть дома. Скажитесь больным, возьмите отгул, но на работу не ходите.
     – Откуда... Как вы узнали моё имя?
     – А вот и автобус, – улыбнулся старик подъехавшему ЗИСу. Дверь распахнулась. – Едете? – спросил он, схватив чемодан.
     – Пожалуй, пройдусь... – прохрипел я в ответ. Старик с пониманием кивнул, и вновь улыбнулся.
     – Запомните мои слова, прошу вас. Всего вам доброго, и удачи.
     – Едешь? Нет? – донёсся голос водителя.
     – Еду-еду, командир, – бросил старик, и прыгнул в автобус. А я, не дожидаясь, пока он уедет, бросился прочь, в темноту.
     Сергея Тихоновича вновь накрыл приступ кашля. Блюдца и чашки с чаем на столе звенели и дребезжали. Когда кашель прекратился, он поднялся.
     – Пойду покурю.
     – Но что было дальше? – спросила Алла, обескураженная неожиданным финалом.
     – Что-что... Да ничего – припёрся домой, и лёг спать, – бросил дед, направляясь на балкон. Саша последовал за ним.
     Стоя на балконе с сигаретами в руках, они смотрели на залитый светом город. Вдали, на месте бывшего сквера, чёрными скалами высились огромные недостроенные высотки.
     – Вы не пошли на работу на следующий день, верно? – спросил Саша.
     – Точно, – кивнул Сергей Тихонович. – Долго брёл домой пешком, проспал... Или захотел проспать.
     – И в тот день Куренёвку накрыл селевой поток, – продолжил Саша. Старик посмотрел на него с уважением.
     – Алке с тобой повезло, есть у тебя мозги в башке. Да, тогда прорвало дамбу в Бабьем Яру, куда мы десять лет сливали всякие отходы... И вся эта дрянь понеслась вперёд, снося дома, машины, трамваи... Никто точно не знает, сколько людей погибло, но тогда говорили о сотнях...
     Они помолчали. Окурки полетели в темноту.
     – Вы что, правда считаете, что этот человек – если это был человек – знал об этом, и предупредил вас?
     Старик молчал очень долго. Саша уже думал вернуться в комнату, когда, наконец, услышал:
     – Я вот о чём думаю, Саша... – Сергей Тихонович махнул рукой в сторону города. – А вдруг сейчас – в эту самую секунду – где-то какой-то старичок в пальто, и с потёртым чемоданом, как раз ждёт автобус?
     И, помолчав, совсем тихо добавил:
     – Вдруг он просто устал?