Я балдею от книг, просто торчу. У меня их много разных в моей глубокой тёплой норе. Их так приятно гладить, особенно, если они заделаны в обложки из кожи, коричне-вые, чёрные, красные, зелёные с позолотой. Ништяк! Особенно классно, если в них на-стоящие картинки без всяких там непонятных штучек-дрючек. Можно рассматривать их при свете коптилки в норе, а лучше вытаскивать засветло наверх.
     И хотя даже на простых рисунках в них часто не всё понятно, уж больно непохоже на нашу теперешнюю жизнь, но всё равно здорово! У них, у этих книг, когда их с хрустом разломишь, такой необычный возбуждающий запах, другие не понимают, а я от него та-щусь всякий раз!
     Те же, которые вовсе без цветных или одноцветных вставок в невзрачных, гладких, блестящих обложках, холодных на ощупь, хорошо рвать листок за листком в отсветах ко-стра, я торчу и от этого звука. Тут же кидаешь оторванные листки в огонь, и они корчатся, как белые крылья подбитой птицы, сжираемые языками жадного пламени. А какое прият-ное от них при этом исходит тепло!
     Я добываю их в развалинах старого города, лазая по пустым разрушающимся от времени домам. Других желающих заниматься этаким больше не находится. Конечно, ча-ще при одном касании страницы книги рассыпаются в труху, и в руках остаётся одна об-ложка, твёрдая высушенная корка переплёта, не знаю, кто и когда научил меня так их на-зывать: переплёты, книги, страницы… Это было слишком давно, я просто не помню, только эти слова засели в башке, словно их мне туда вложили. Как-то я набрёл на чудом уцелевшее хранилище, просто тьма, пропасть книг в шкафах, на длинных полках и так, навалом. Здесь было немало таких, которые даже не отсырели. Я набрал себе, сколько смог унести, отложил их снаружи подальше, ведь второй раз добираться до этого ветхого полуразрушенного здания было рискованно. Сколько наших уже остались под рухнувши-ми в самый неподходящий момент строениями! Поэтому я тут же наскоро устроил себе праздник. Пришлось потрудиться, чтобы добыть огоньку. Зато как красиво они полыхну-ли: как корчились страницы, сами раскрывающиеся под натиском буйного пламени, как трещали пересохшие переплёты, скручиваемые пальцами ненасытного огня, и снопы сверкающих искр взлетали огненными светляками под этот нескончаемый треск вверх, сквозь проломленные потолки склада, прямо в небо. Вот это было здорово! Такое запоми-нается на всю жизнь.
     Я стоял в безопасности поодаль, пока не прогорело всё, что ещё могло гореть в этих развалинах, и смотрел, смотрел на притягивающий к себе взгляд праздник огня. Ни-когда не видел ничего подобного! Сила!
     А после остались лишь чёрные обломки стен, словно гнилые зубы в открытой пас-ти мёртвого великана. Это было действительно здорово!
     Мне часто говорят: зачем ты возишься с этой ненужной рухлядью? Зачем таскаешь к себе в нору это барахло, когда можно раздобыть и припрятать что-то более полезное? Ведь даже от простых деревяшек при сгорании больше проку… Я очень грубо обрываю их: это моё личное дело, и нечего лезть с указаниями, у каждого свой кайф. Я люблю кни-ги, торчу от их вида, от шероховатости их обложек, от шелеста переворачиваемых непо-вторимо пахнущих листов, наконец, от треска материи раздираемого перед сожжением переплёта. Это балдёж!
     Непонятно только, почему те умники, жившие до Катастрофы и делавшие эти кни-ги в своих нелепых сгинувших навсегда Городах, тратили столько труда и времени на со-вершенно не нужные цепочки похожих друг на друга значков, всплошную покрывающих страницы? Откуда-то я знаю, помню название и этих загадочных загогулек. Это буквы, конечно, это буквы, странные и, по-видимому, бесполезные заклинания, нисколько не по-могшие тем умникам остановить Катастрофу. Уж как-то вовсе бессмысленно выглядят эти закорючки, по-моему, и только портят изначальную белизну книжных листов. Без них чистые гладкие страницы выглядели бы куда красивее и естественнее.
     Когда я думаю обо всём этом, и голова начинает трещать от напряжения, вспоми-нается почему-то, что эти нелепые письмена имели ещё какое-то недошедшее до нас зна-чение. Что разгадывание этого тайного содержания называлось чтением. И ещё я вспо-минаю, что слышал в детстве сказки о каких-то механических компах, сделавших книги из бумаги ненужными и заполнивших весь мир незадолго до катастрофы, может быть, да-же ускоривших её приход… Столько всякой муры всплывает в голове, когда долго дума-ешь, откуда это только берётся?! Разве, помогут выжить в нашем суровом мире на руинах Городов такие ненужные знания? Но одно точно: никто из моих родичей и знакомых, да вообще никто из живущих сейчас в соседних и дальних норах, никогда не знал этого та-инства. Даже один вид уцелевших от давних времён книг не вызывает у них ничего, кроме мыслей об огне. Да и топливо-то из них неважнецкое, слишком быстро сгорают отрывае-мые странички, если они достаточно сухие.
     И только я отношусь к книгам иначе, чем все прочие. Они смотрят на мою страсть, как на сдвиг, как на явную ненормальность. Ну, и плевать. Я ничего не могу, да и не хочу с этим поделать, я просто действительно торчу от книг!