«На дальней станции сойду…»
     Из песни.
    
     Станция Безымянная – вот куда бы поехать, вот что ему надо. Не просто посёлок без названия, а совершенно особенное место. И оно само, и всё, что находится там, не имеет названия. Точно известно только, что там есть и зелёная трава, и тенистые деревья. Просто трава, а не какая-нибудь «люцерна», деревья, а не клёны или дубы. Каждый, шаг-нув на перрон станции Безымянной, тоже становится безымянным, просто человеком, че-ловеком вообще, а не Васей или Митей в частности. И воздух там особый, на станции Бе-зымянной, просто воздух как воздух, вовсе не смесь сернистого ангидрида с чем-нибудь похуже, взвешенном в азоте, кислороде и двуокиси углерода. Воздух без пыли, просто воздух. И от тех дождей, что идут над станцией Безымянной, не облезет краска на заборах и домах, домах без номеров, с открытыми дверями.
     И улыбки у живущих на станции Безымянной тоже безымянные, люди улыбаются там просто так, безо всякой видимой причины, не в силу обстоятельств и не из вежливо-сти, а потому, что им хорошо. И даже облака, разбросанные по небу лёгкими штрихами или тяжелыми клочьями ваты – просто облака, а не «перистые» или «кучевые».
     Там говорят друг другу «ты» или вообще ничего не говорят, потому что почти все слова что-то да означают, что-то именуют, а там ничего не надо называть по имени, все понятно и так, без слов, как жест, как протянутая рука с открытой ладонью.
     Никто не произносит там трескучих фраз и бьющих по ушам названий. Мнения там не навязывают: ими, если уж возникает такая потребность, просто обмениваются, как ру-копожатиями, и от этого они нисколько не теряют своего содержания.
     Станция Безымянная – вот куда бы поехать, но она не конечная, можно проско-чить, прозевать в мелькании телеграфных столбов или серых буден. И когда вдруг оказы-вается именно так, поздно нажимать на стоп-кран. Как ему хотелось туда! Виноград там просто виноград, и вино там тоже просто вино, так же, как хлеб, так же, как молоко, и речка там тоже просто речка, как и вода, и рыба в ней тоже просто вода и рыба. Там есть колодцы, в которых вода до того вкусная и холодная, что захватывает дух, когда пьёшь. Синие вечера сменяют летом красные закаты, и падают над станцией Безымянной просто звёзды без названий, обыкновенные звёзды, увидев которые, загадывают желания.
     Ночью небо там усыпано звездами, как нигде, и они так красивы, что не нуждаются в названиях, Никому не придёт здесь в голову выделить из этих россыпей семь звёздочек и назвать их «черпаком Большой Медведицы» или сделать ещё что-нибудь столь же неле-пое. Вся масса звёзд, драгоценных точек, сверкает над станцией Безымянной в черноте ночи. Запахи смешиваются в ночном воздухе, как мошки под фонарём на перроне, и нель-зя, просто невозможно дать какое-то название этому одному запаху станции Безымянной. В общем, эта станция – окно в совершенно другой и все же такой знакомый с детства мир.
     Он рвался туда всем своим существом, подозревая, что и другие хотят того же, но не показывают вида.
     Конечно же, там действуют те же законы природы, что и повсюду на Земле: на-правляясь туда, глупо надеяться, что окажешься в невесомости или начнёшь ходить вверх ногами, Сила тяжести там нисколько не меньше и не больше, чем в том месте, где вы на-ходитесь сейчас, масса вещества и энергия сохраняются точно так же, как везде. Но толь-ко никому из живущих на станции Безымянной до этого нет совершенно никакого дела. Они живут, просто живут, и их, несмотря на это, никак не назовешь бездельниками. По-ехать бы к ним, чтобы жить, как они, пить воду из их колодцев и делать то, что надо для такой жизни, и нисколько не больше.
     Там ничего не купишь и не продашь. Вещи там просто вещи, они не утратили сво-ей сущности, хотя на станции Безымянной нет понятия «ценности», «цены».
     Только не надо думать, что булки растут там на деревьях, а куры несут исключи-тельно золотые яйца. Конечно, нет, но земля там плодородная и чёрная и не остается в долгу перед теми, кто её обрабатывает.
     Но вот что беспокоило его больше прочего: допустим, он даже доберётся до этой станции и не пропустит, не проспит и не прозевает мига стоянки поезда у ее перрона. Во-прос в другом: пустят ли его на станцию Безымянную? Откинет ли проводник подножку и разрешит ли спрыгнуть с поезда? Может быть, она пронесётся мимо сверхскоростного по-езда жизни, мигнув тусклыми огоньками в ночи? Но, нет, он не вправе так думать, он все же поедет туда, в единственно известное ему место, где каждый перерастает своё «я» и становится Человеком.
     Тем страшнее осознать однажды, что ты нисколько не придвинулся к своей цели. Станция Безымянная недосягаемо манит где-то вдали за туманами и тридесятыми земля-ми. А ты даже ещё не в поезде, а в лучшем случае, всего лишь на вокзале. И тогда надо собраться, бросить все и взять билет туда, куда позовёт Её Величество Безымянность. Скоростной экспресс рванёт тебя навстречу цели, а ты будешь в купе пить русский чай с сахаром, считая мелькающие за окном столбы, а то и рассказывать анекдоты молоденькой проводнице. Впрочем, весьма вероятно, что на её месте может оказаться особа более поч-тенного возраста, по лицу которой трудно будет догадаться, за кого она вас принимает. Как бы то ни было, поезд понесётся вперёд, наматывая со стуком километры на свои же-лезные колёса.
     Так он и сделал. Взял билет и сел в поезд. В окне купе поплыл назад, ускоряясь до полного исчезновения, перрон, заполненный лицами и машущими в прощании руками, но для него совершенно пустой – его никто не провожал в этот раз. Сидел, пил сладкий чай и смотрел в окно, вскакивая каждый раз, чтобы узнать, какая станция будет следующей. Понеслись мимо столбы, деревья, потом поползла, развертываясь, степь, принимая в се-бя ввинчивающийся со скоростью поезд. Когда стемнело, замелькали за окном вспышки огоньков, исчезая позади, словно в прошлом, а зажегшийся ночник излучал ожидание.
     На исходе первых суток он рассказал два анекдота проводнице, а на исходе вторых вышел на перрон станции Безымянной. Это была она и не она. Едва он ступил на столько раз снившийся перрон, как двое рабочих, подставив лестницу, полезли снимать вывеску над маленьким вокзалом, и слова «Станция Безымянная» сменились другим, более кон-кретным названием.
     – Ваши документы, – вежливо козырнул подошедший милиционер дежурный по перрону.
     – Но почему? – удивился прибывший. – Разве я не приобрел безымянность, ступив на ваш перрон? Разве, эта станция не Безымянная?
     – Увы, уже нет.
     – Как же так? – беспомощно оглянулся на поезд, уносивший вдаль его ожидания. – Как же может так быть? Значит, все, что рассказывают о вашей станции, неправда?
     – Видите ли, – вежливо объяснил полицейский, – всё, что вы знаете о бывшей Бе-зымянной станции, – сущая правда. Но слишком уж много нашлось желающих поселиться здесь. С каждым днём поток приезжавших возрастал. Возле станции вырос целый горо-док, вы можете в том убедиться. И вот количество переросло в качество – станция Безы-мянная утратила свои необычные свойства и перестала быть Безымянной как раз в момент вашего прибытия. Возможно, вы и есть та последняя капля, переполнившая чашу возмож-ной безымянности этого места. В любом случае нам нужно знать ваше имя, отчество и фамилию. Ведь ими будут названы главная площадь и улица нового города, родившегося с вашим появлением из станции Безымянной.
     – Кажется, я всё понял, – вздохнул прибывший, протягивая свои документы. – Скажите, когда будет обратный поезд?
     Он посмотрел на молодого парня в полицейской форме, читавшего его документы, на маленький облезлый вокзал, на серое небо над ним, зелень садов, окружавших стан-цию, не сознавая ещё, что и возвращаться-то никуда не надо, потому что здесь ждало то, от чего он уезжал.
     В воздухе повис перестук молотков: на домиках, подступивших к железнодорож-ному полотну, вешали названия улиц нового города.