Двое сидели у костра. Костер почти догорел, и маленькие язычки пламени совсем чуть-чуть лениво шевелились над угольками и под хворостом. День тоже почти закончился, и последние лучики солнца освещали верхушки высоких деревьев. Пели вечерние птицы. На удивление красиво пели, даже для этих мест. Все вокруг выглядело очень мирным.
    
     — Что-то не хочется умирать, — произнес один из двоих.
    
     Он был светловолосым и светлоглазым, меч лежал под его правой рукой. Он был без доспеха и без шлема, но каждый признал бы в нем рыцаря. И не только по одежде и вышитому на ней гербу, но и по осанке, по движениям, по всему, что отличает привыкшего к сражениям или хотя бы к беспрестанным тренировкам благородного человека от человека простого. Впрочем, доспех рыцаря лежал рядом, уже как следует начищенный и порядком разложенный. Видимо, рыцарь приготовился к ночному сну.
    
     И как только рыцарь произнес эти свои слова, к нему тут же обернулся его спутник.
    
     — Не говори ерунды, Бертрам! — резко сказал тот. — Какого Нечистого ты собрался умирать?
    
     Спутник Бертрама был широкоплечим, наполовину черноволосым, наполовину седым человеком, с решительным и, вместе с тем, недовольным лицом. Он тоже был рыцарем, и вот он-то был одет в полный доспех, со шлемом, как полагается, будто на турнир собрался. Или на войну... но войны в здешних местах не было уже лет пятьдесят. Во всяком случае, настоящей войны.
    
     — Какого Нечистого ты собрался умирать? — повторил доспешный рыцарь. — Тоже мне невидаль, Дракон! Тристан Победитель уже убил одного. Болдуин, судя по всему, убил другого. И чего ты начал скулить, уж совсем раньше времени? Радовался бы лучше, что я сегодня полдня дрых у Пьеретты и потому вызвался караулить за тебя всю ночь. А ты вместо этого несешь какую-то хрень, забери тебя Нечистый...
     — Не стоит перед таким делом поминать Нечистого и Изгнанного, — тихо сказал Бертрам. — Ты и сам знаешь, что не стоит, Ланселот. Точно так же, как ты знаешь, что встречу с Драконами еще никто не пережил, по крайней мере, надолго. И точно так же ты знаешь, что Тристан Победитель отчего-то всегда отправляет на эти встречи тех, кто неугоден Тристану Победителю.
     — Ничего подобного я не знаю! — рявкнул Ланселот. — Я знаю обратное — по крайней мере один человек встречу с Драконом пережил, и очень надолго пережил, и этого человека зовут Тристан Победитель. И после того, как Тристан Победитель убил Дракона, Дракон нами более уже не правил, и не поедал наших девственниц, и не сжигал наших женщин, и не ...
    
     Ланселот замолк, очевидно, потому, что осознал, наконец, бессмысленность своей речи — бессмысленность перечисления общеизвестного.
    
     — Да тебе это и без меня прекрасно известно, Бертрам, — произнес в конце концов Ланселот, значительно более миролюбивым тоном.
     — А после того ни один Дракон здесь не появлялся, очень долго не появлялся. — продолжил он. — Да нам просто повезло, мы и сами этого не понимали. А сейчас вот завелись в округе Драконы. Что делать, нужно их убить. И не Тристану же Победителю этим заниматься. Ему уже много лет. Верно, на коня он вспрыгнет, и даже и в рысь его поднимет, но драться с Драконом? И потом, что же, Тристан – единственный рыцарь на всем белом свете? Хотя я, положим, тоже стар, — Ланселот вновь вернулся к недовольно-ворчливому тону, — но раз никого моложе меня не нашлось...
    
     Ланселот помолчал.
    
     — Неугодны Тристану Победителю, говоришь? — негромко произнес он. — Но ведь они были отличнейшими бойцами. Сильнейшими бойцами, из самых лучших. Что странного в том, что Тристан отправил на бой с Драконом именно их?
    
     На это Бертрам, очевидно, не нашел что ответить. Он промолчал.
    
     — А не кажется ли тебе, Ланселот, — сказал, наконец, Бертрам после длительного молчания, — Не кажется ли тебе, что с годами Тристан Победитель становится все более похож на Дракона? Того, которого он убил? Те же законы. Те же... решения...
    
     Последние солнечные лучи все еще цеплялись за верхушки высоких деревьев, но уже уходили вслед за солнцем.
     Ночная птица, которую тут именовали - воспевающей сумрак, запела особенно сладко.
    
     — Ты про учет всех девственниц и налог со свадеб? — спросил Ланселот. — Менестрели, особливо заезжие, уже все уши мне на сей предмет прожужжали. Понятно, в менестреле важен приятный голос и красивый волос, разумом ему обладать не обязательно. Ну да, при Драконе тоже всех девственниц учитывали, и налог со свадьбы взимали, если ее играли все-таки, если Дракон девственницу не сожрет. Ну и что с того? Сейчас кто-нибудь жрет девственниц? Кто-нибудь их сжигает?
     — В соседнем с Высокой Гаванью селе одну сожгли, — откликнулся Бертрам. — Разве не слышал? Невесту старостиного сына, недели две назад. Хотя она, понятно, девственницей не была. После проверки выяснилось, что не девственница, вот ее и...
     — А в другом соседнем с Высокой Гаванью селе жениха перед свадьбой утопили. Не слышал? — сказал Ланселот несколько раздраженно. — Слишком много он за чужими девками бегал, вот его невестины дядья, сговорившись с невестиным отцом, и утопили. Стража должна за такими делами смотреть. Стража! Смотреть, чтобы не убил кто-нибудь кого-нибудь, а не пить с утра до вечера хмельной лур. Давно пора всю теперешнюю стражу разогнать и новую набрать.
     — Ты не замечал, сколько недевственниц сейчас объявилось? — сказал Бертрам, словно бы и не услышав последних слов Ланселота. — С тех пор, как Дракона убили, и еще совсем недавно, их вроде бы и вовсе не было. Разве что разведется кто сразу после свадьбы... то ли потому, что жена слишком уж сварлива оказалась, то ли по какой-то другой причине. А теперь — шила в мешке не утаишь, позора не скроешь, даже и деньгами, невестиным приданым его не смажешь. Можно только сжечь, или утопить, или кровью смыть.
     — Говорю тебе, надо стражу разогнать и новую набрать, — проговорил Ланселот еще более раздраженно. — А ты что предлагаешь? Если на девственность не проверять, каждый станет объявлять невесту не девственной, а свадьбу недействительной, только бы налог не платить. Страже наврать — не позор, главное — соседи правду знают, знают, что это вранье. Через год поженятся вновь, уже без свадебного пира и без налога. А если еще на горькую сыть раскошелятся, да не забудет разведенная про то, что надо эту горькую сыть каждую Луну пить, тогда даже и байстрюки по двору бегать не будут.
    
     На пару мгновений Ланселот замолк.
    
     — Ладно, об этом можно толковать до бесконечности. Но смысл-то какой? Дракона все равно убивать надо. Или, может быть, ты скажешь, что и Драконов направил к нам Тристан Победитель? Менестрели и про это поют.
     — Менестрели обязательно должны петь какую-то ерунду... в числе прочего, — усмехнулся Бертрам. — Нет, я не думаю такого, конечно. Нет у Тристана Победителя подобной силы — Драконов по своей воле направлять. Была бы — все было бы по-другому.
     — Эти Драконы отличаются от Дракона, которого убил Тристан Победитель, — задумчиво произнес Ланселот, словно забыв, о чем они тут только что говорили и спорили, и что доказывал он сам.
     — Точно, отличаются, — подтвердил Бертрам. — И все же это не он. Не Тристан Победитель. Тристан... если бы это был он, след Дракона не проходил бы через земли Оружной Заставы. Где угодно, но не там. Не станет Тристан с ними ссориться, сейчас, по крайней мере. Это не он. К тому же... нет у него волшебной силы, это точно. Неоткуда ей взяться. И... и тайных волшебных знаний у него тоже нет.
    
     Эти последние слова Бертран почему-то произнес совсем тихо, почти шепотом. Словно бы сам испугавшись своей догадки.
    
     — Да откуда они у него возьмутся, волшебные знания, тайные или не тайные? — махнул рукой Ланселот. В отличие от Бертрама он говорил довольно громко, и не подумав снизить голос. Видимо, молодой спутник Ланселота подразумевал нечто такое, чего Ланселот не знал. Или — то, до чего Ланселот не додумался.
     — Все это ерунда, — сказал, наконец, Ланселот решительно. — Ложись лучше спать, а я посторожу. Нынешние Драконы вне своей тропы не летают и не ползают, но мало ли что... Слишком уж близко к Драконьему следу. А все, что ты сказал — полная чушь... непонятно только, куда делся рыжий менестрель... — прибавил Ланселот неожиданно.
     — Какой такой менестрель? — осведомился Бертрам. — Тот, что называл себя эдак непонятно?..
     — Да, Лоэнгрин Лебяжье Перо, точно, — подтвердил Ланселот. — Он так неожиданно исчез...
     — Ты думаешь, это Тристан Победитель? — недоверчиво спросил Бертрам. — Но почему? Зачем ему это надо? Менестрели, почти что все до единого, с недавних пор только и поют хульные песни о Тристане Победителе. А Лоэнгрин в этом смысле как раз особой рьяностью не отличался...
     — Он, может, ею и не отличался, — сказал Ланселот, — но именно Лоэнгрин Лебяжье Перо сочинял песенки про то, как развелся Тристан со своей женой, белокурой Изольдой, из-за еще более белокурого юноши.
     — Только-то? — Бертрам даже рассмеялся. — Да мало ли кто юношей любит! Нет, конечно, кое-кто на такие дела смотрит косо, а кое-кто и посмеивается; но мало ли кто на что смотрит косо, и мало ли кто над чем посмеивается?
     — Это, конечно, верно. — сказал Ланселот. — Не то чтобы любителей юношей так уж не любят. Но на этакие дела по-другому смотрят косо и по-другому посмеиваются. Не так, как насчет иных прочих предметов. Был бы я Тристаном Победителем, и был бы я при том таким гадом, каким ты его рисуешь, приказал бы я верным людям засунуть Лоэнгрина в мешок побольше и покрепче, и кинуть тот мешок в речку поглубже.
     — Хм. А касаемо других менестрелей как бы ты мыслил? — заинтересовался Бертрам. — Их бы ты разве не кинул поскорей в речку поглубже?
     — Нет, — ответил Ланселот.- Сейчас — ни в коем случае. Позже — очень может быть. Но сейчас не время.
     — А когда оно наступит, это время? — с любопытством спросил Бертрам.
    
     Ланселот не ответил.
    
     — Давай, ложись спать, — вместо этого буркнул он.
    
     Бертрам не обратил внимания на слова Ланселота. Очевидно, Бертраму хотелось поговорить.
    
     — Болдуин, — произнес он, — Болдуин Отважный. Ладно, может быть, он и впрямь устроил заговор. Может быть, он и впрямь хотел убить Тристана Победителя и еще кучу народа. Зачем ему это понадобилось — об этом, верно, знает Нечистый и Изгнанный. Но неужто обязательно было казнить Болдуина Отважного такой вот казнью? Болдуин Отважный сражался еще в той Великой Войне, Войне против Черных Воинов Дракона... Вместе с Тристаном Победителем, да... Но...
     — Победа в Великой Войне была даже важнее победы над Драконом. Ты про это? В последние годы менестрели только и поют, что о Великой Войне; теперь и ты тоже решил?
    
     Этими словами Ланселот перебил Бертрама. Похоже, Ланселот почувствовал, что разговор с одной стороны ему уже надоел, а с другой — начал раздражать.
    
     — Ланселот, — сказал Бертрам, — почему Тристан Победитель покарал Болдуина Отважного казнью на костре? Да еще и на медленном огне к тому же? Это ж дела Дракона. Его суд. Он сжигал людей на медленном огне за покушения на его власть, и похвалялся своим мастерством, похвалялся тем, как ловко он может править своим огненным дыханием, как медленно способен, ежели хочет, направлять огненную струю.
     — Бертрам, — произнес Ланселот менее раздраженным тоном. Очевидно, он справился с желанием отделаться поскорей от назойливого собеседника и решился говорить серьезно. — Бертрам. Хорош или плох Тристан Победитель, но Дракона надо убить. Поручили его убить нам, значит, убить его должны мы. А ты перед боем должен хорошенько выспаться, перед боем это самое важное дело. Так, между прочим, говорил Болдуин Отважный... перед сражением в Ущелье Пегой коровы... эту заварушку, конечно, со старой Великой Войной не сравнить, но и там было жарко. Впрочем, неважно это. Я хотел сказать тебе другое — уймись и ложись спать!
    
     Бертрам не лег спать и не унялся. Похоже, ему не понравился командный тон Ланселота. Конечно, он признавал его старшинство, и в бою не раздумывая выполнил бы его приказ, но сейчас-то никакого боя не было... Поэтому Бертрам как ни в чем не бывало продолжил разговор.
    
     — И еще одно, — сказал он, — запрещение книг. Запрещение их хранить и читать. После Победы над Драконом и над Черными Воинами этот запрет отменили, но через несколько лет — снова ввели. Ввел Тристан Победитель. Почему? Тот же запрет, что и при Драконе...
    
     Ланселот так удивился, что даже не выказал недовольства касательно неисполнения его распоряжения.
    
     — Ты о чем? — недоуменно спросил он, — Тот же запрет, что и при Драконе? Ну да, а что? Воровать при Драконе тоже было запрещено, что же, потом разрешить надо было? Что-то ты загнул... очень сильно... — Ланселот недоуменно тряхнул головой.
     — Ну, хорошо, — не унимался Бертрам, — но почему же тогда несколько лет книги читать разрешалось? И почему их вообще запретили?
     — То есть как это почему? — Ланселот как будто даже опешил.
     — Ну, вот объясни мне, почему? — Бертрам не унимался. — Представь себе, что я совсем дурак.
     — Это себе представить не трудно, — ответствовал Ланселот. — Ну, хорошо. Все полезное, Бертрам, если ты не знаешь, люди могут запомнить и без книг. Все и так знают старые песни, сказки, и советы про то, как лучше охранить пшеницу от мышей. А если кто-нибудь что-нибудь все-таки забыл, так на белом свете есть Мудрые, или, на худой случай, менестрели, уж они-то все помнят. А то, что записывается в книгу, то, что нельзя запомнить — это либо бесполезное, либо вредное. Вон как та книга, что ходила меж Черными Воинами — им-то Дракон читать не запрещал! Не слышал? Она называлась «Молот врагов Дракона». В ней описывались пытки, казни, способы выбить признания, показания... и то, как можно казнить на медленном огне, если рядом нет Дракона, чтобы казнь длилась подольше. Конечно, такое наизусть не запомнишь. И не надо такого.
     — Но, может быть, в книгах есть и что-то другое? — возразил Ланселоту Бертрам. Что-то такое, что люди не знают наизусть, но хорошее и полезное. Ты помнишь, что Болдуина Отважного осудили и за чтение книг тоже?
     — Ну, помню, и что?
     — Книги, которые он читал... это было как раз перед его поединком с Драконом. Поединком, в котором он убил Дракона. Единственный из всех тех, кого послал на бой с Драконом Тристан Победитель. А что, если... что, если Болдуин Отважный узнал из книг про то, как можно победить Дракона? Что скажешь?
     — Ерунда.
     — Ерунда? А что, если не ерунда? А что, если в книгах есть и хорошее? Что, если в книгах можно прочитать про то, как можно убить Дракона... или про то, как можно управлять страной - что-то такое ... что-то такое, что не понравится Тристану Победителю?
     — Бертрам, — спокойно перебил Бертрама Ланселот, — Бертрам, говорю тебе, сейчас ты договорился до полной ерунды. Не о чем тут рассуждать. Все, мне время сторожить, тебе - спать укладываться.
    
     На этот раз Бертрам послушался Ланселота.
    
     Где-то далеко протяжно запела воспевающая сумрак - ночная птица.
    
     А еще дальше, вернее, уже совсем далеко от ночлега Ланселота и Бертрама, за сотни парсек отсюда и на другой планете, за мониторами сидели люди и наблюдали за тем местом, которое Бертрам и Ланселот называли следом Дракона. Это были железные паровозные рельсы. Самого паровоза с составом видно не было. Он должен был появиться на этом участке пути только завтра.
    
     — Они принимают поезд за дракона, — сказал один из сидевших за столом людей другому. — Можешь себе это представить? Принимают его за дракона, и бросаются на него с копьями.
     — Копья? — присвистнул этот другой. — Ну, это не беда. Если так, в этом мире еще много лет можно будет сбрасывать радиоактивные отходы. И ничего утилизировать не надо. Потом, конечно, планетка загнется окончательно, придется другую искать.
     — Угу, — откликнулся первый. — Вот только ты, Василий, новенький, ты не знаешь... Был тут один смышленый рыцарь, додумался, камень на рельсы положил. Поезд и того ... тю-тю. Но больше такое не повторялось.
     — Так, может, и не повторится? — нерешительно спросил Василий. — Что со смышленым рыцарем-то сталось?
     — А казнили его, — ответил собеседник Василия. — Казнили за какой-то заговор. И еще вроде бы за чтение книг — здесь это запрещено. Так что больше проблем не будет. А вообще — тут мир интересный, сочетание средневековья и элементов Нового времени. Надо бы изучить его — пока можно, пока он еще есть.