Млечный Путь
Сверхновый литературный журнал, том 2


    Главная

    Архив

    Авторы

    Редакция

    Кабинет

    Детективы

    Правила

    Конкурсы

    FAQ

    ЖЖ

    Рассылка

    Приятели

    Контакты

Рейтинг@Mail.ru




Юрий  Моор-Мурадов

Убийство депутата Гринблата

    Минувший уик-энд оставил после себя сенсацию – в Тель-Авиве в квартире депутата Кнессета 45-летнего Эдуарда Гринблата произошел взрыв, он погиб. Жены и детей, к счастью, в момент взрыва дома не было – они гостили в Ашдоде у бабушки.
     Редакция нашей газеты весь день гудела, люди говорили только об убийстве. Включенный на полную громкость телевизор беспрерывно транслировал репортажи, посвященные только этому событию. Что вполне понятно – впервые в истории страны убит депутат. Лет пять назад в гостинице в иерусалимском Старом городе застрелили министра, тогда все было ясно – теракт; уже через несколько часов одна из террористических организаций взяла на себя ответственность за то убийство.
     А здесь явно что-то уголовное, поскольку версия теракта отпадает – арабы знать не знают о существовании такого ничем не примечательного депутата-заднескамеечника. Могли бы присвоить этот «подвиг» себе, престижа ради заявить, что это они ликвидировали ненавистного сионистского политика, но тогда им пришлось бы объяснить, почему именно этого депутата, а не другого. Гринблат в Кнессете всего три месяца, ничем не проявил себя, никакого громкого заявления, которое могло бы привлечь к нему внимание прессы, не сделал, ни в каком скандале не замешан. Правда, горячо поддержал идею выдать депутатам особые значки – чтобы каждому сразу было видно: перед тобой – народный избранник. Гринблат вообще попал в Кнессет случайно. Партия, где он числился на нереальном месте, вопреки опросам и прогнозам аналитиков получила кучу мандатов. Кроме того, серьезно заболела давняя активистка, бывшая на третьем месте в списке партии, и за неделю до выборов сняла свою кандидатуру, так что Гринблат чудесным образом оказался на шаг ближе к вершине, и этого ему хватило: он стал замыкающим в своей фракции.
    
     Полиция, расследующая убийство, никакой версии не выдвинула, это послужило благодатной почвой для всевозможных спекуляций. Некоторые комментаторы склонялись к тому, что произошла ошибка в идентификации: метили в одного, попали в другого. Обычно это легко понять, если в том же доме или рядом живет уголовный авторитет. Но в данном случае этого нет. Ни один из тех, кто мог бы стать потенциальной жертвой разборок, в этом квартале не обитает.
     Мои коллеги собрались группками, судачили об этом из ряда вон выходящем происшествии, мне было некогда, я готовил материал об убийстве в номер. Я лазил в Интернет, слушал радио, сделал несколько звонков – председателю и пресс-секретарю «русской» партии, членом которой был убитый, парламентскому помощнику убитого Роману Блюму – мы знакомы лично, года два назад Рома недолго работал нашим внештатным корреспондентом, теперь нередко помогал мне по старой дружбе. Набирая один номер телефона за другим, я терзал себя вопросом: «Кто его убил? Кому он так насолил?» Знакомая из российского посольства прислала текст подготовленного ими соболезнования, это был любопытный документ, я был горд своей находкой. В соболезновании подчеркивалось, что Гринблат продолжал оставаться гражданином России. Были там и дежурные слова о том, что он «способствовал развитию экономических и культурных связей между двумя странами».
     Надо бы съездить к дому, где жил депутат, может, удастся поговорить с кем-то из членов его семьи, хотя вряд ли сегодня они согласятся на встречу с журналистом. Завтра попытаюсь. На первую статью я уже наскреб достаточно материала. Читатели получат общую картину происшедшего, тема будет горячей не одну неделю, надо попридержать козыри и на другие дни. Часа в три сел писать, набросал первые абзацы, вспомнил, что нужно сохранить файл, не мудрствуя лукаво, назвал его «Грин» и приписал, как принято в нашей редакции, завтрашнюю дату - 22, поскольку статья шла в завтрашний номер. Нажал на «энтер», и к моему удивлению компьютер отказался выполнить команду, выбросил флажок с предупреждением, что файл с таким названием в сети уже существует. «Заменить?» - спросил компьютер лукаво. Что такое? Есть уже материал, названный «Грин22»?
     Я добавил к названию черточку, запомнил и увидел в списке файл «Грин22». Открыл его – и чуть не задохнулся от гнева! Этот подлец Жора Галуцкий успел накатать огромную статью об убийстве «русского» депутата! И в заметках стояло редакторское указание корректору: «Читать – в номер». Возмущенный, я отправился выяснять отношения к выпускающему.
     - Ты ведь мне поручил эту тему!
     Очкастый толстяк Боря Мильнер, выпускавший в этот день газету, развел руками:
     - Галуцкий уже прислал статью. Мы ставим ее на первую полосу.
     - Ты сам установил мне «дэд-лайн» – 16:00! Сейчас только половина четвертого. Я успею.
     - Но он вскрыл такие факты…
     - С каких пор Жора готовит статьи для первой полосы? – сделал я отчаянную и совершенно безнадежную попытку.
     - Ну, он у нас специализируется на судебных репортажах, - проворчал Мильнер недовольно. Потом шумно фыркнул и погнал меня из своего кабинета: - Ладно, вопрос закрыт. Займись делом,
     найди в Интернете портрет Гринблата для первой полосы.
     Хоть бы предупредил! Зря проработал полдня.
     Вернувшись огорченный на свое место, я снова открыл файл Галуцкого, стал читать его. Какие такие сенсационные факты он там вскрыл?
     Мой коллега выдвигал версию, что это не бытовое и не уголовное убийство, и что это не дело рук террористов. Депутат Эдуард Гринблат пал жертвой крупного заговора, который составили сильные мира сего.
     Откуда он это взял? В полдень полиция опубликовала свой пресс-релиз, в нем не было ни слова о политической подоплеке преступления. «Мы не исключаем ни одну версию», - сказал пресс-секретарь – и это все.
     Согласно статье Галуцкого выходило, что в этом убийстве замешана верхушка власти, тайные силы, олигархи, ФСБ России, лидер «русской» партии. Жора намекал, что Гринблат владел компроматом чуть ли не на самого премьера, что он собирался предать гласности документы, неопровержимо доказывающие коррупцию в канцелярии премьер-министра. Их публикация грозила падением кабинета, и вот те, кого это затрагивало, нанесли вчера вечером превентивный удар.
     Статья была написана присущим Галуцкому стилем, он использовал такие фразы, как «израильская фемида», «правящая элита», «коридоры власти», «агенты влияния»…
     Черт побери, я так писать не могу.
     Жора намекал на некоего ответсотрудника Управления по контролю за деятельностью государственных органов, с которым Гринблат должен был встретиться в воскресенье. Возможно, именно этот сотрудник и «сливает» Галуцкому такую информацию? Тогда почему – в «русскую», по сути – эмигрантскую - газету, у которой смехотворный, по сравнению с ивритскими, тираж? Ведь было бы намного эффективнее опубликовать все это в газетах на иврите. Там она мгновенно попала бы на глаза полиции, следователей, прокуратуры…
     В тексте Галуцкого было много «липы», которая сразу бросается в глаза профессионалу. Жора писал: «В последнее время Гринблат редко выходил из дома, нет сомнений, что он скрывался от врагов. Не исключено, что ему угрожали, пытались его запугать. Как видим – безуспешно, тогда и прибегли к крайней мере». Ну, абсолютно бессмысленная фраза. Что значит – «в последнее время»? Имеется в виду неделя, месяц, полгода? И что значит - редко выходил? Раз в неделю? Раз в месяц? Что, не являлся на заседания Кнессета? А раньше как часто он выходил из дома?
     Галуцкий связывает с этим убийством троих утопленников, обнаруженных у берегов Тель-Авива. «Три человека за один только минувший месяц. Были ли это несчастные случаи? Ведь все знают: излюбленный метод мафии убрать опасного свидетеля - спрятать концы в воду», - нагнетал страсти Галуцкий. Это уже совсем полная чепуха. Если на утопленнике есть следы насилия, то полиция начинает расследование. А если этого нет – то как можно доказать, что человек не сам утонул? Трое утонули за один месяц. Ну и о чем это свидетельствует? А какова многолетняя статистика? Обычно за один сезон у берегов Израиля вылавливают до двух десятков утопленников. Трое за месяц – вполне в рамках статистической вероятности. И почему он не догадался сюда же привязать и число автоаварий с летальным исходом на дорогах страны? Во всех боевиках и кинодетективах так избавляются от ненужных свидетелей. И остроту курсивом можно подобрать, типа «мафия, как известно, едет к своей цели по трупам».
     Я еще раз пробежал статью. Никаких конкретных имен или свидетельств, только намеки на вселенский заговор. Если в этом есть хоть малая толика правды, то его статья, конечно, намного интереснее моей. В собранном мной материале только сухое перечисление известных фактов и небольшой экскурс в биографию убитого. Какую подлянку подложил мне этот Самаритянин! Галуцкий был родом из Самары, и когда выдавал на гора фельетоны, то подписывал их «Добрый Самаритянин». Хотя были они у него совсем не добрые, скорее злые.
     Я закрыл файл, зашел на сайт Кнессета, скопировал для редакции парадный портрет Гринблата – он снялся в темно-синем пиджаке, светлой рубашке и при галстуке. Булавка в галстуке, наверное, с настоящим бриллиантом. Один из немногих законодателей, который всегда являлся на заседания при полном параде. Отутюженный костюм, вычищенные туфли. Сам тщательно выбритый, причесанный. Покойный был красивым мужчиной. Моложавое холеное лицо. Так в Союзе выглядели молодые партийные функционеры, выросшие из недр комсомола. Просто рожден для политики. Он на 8 лет старше меня, но поставь нас рядом – будем выглядеть как одногодки.
     В деск заглянула Лика Виленская, помахала мне рукой. «Погоди», сделал я ей знак и встал с места.
     Мы зашли на кухоньку.
     - Послушай, - сказал я Лике, - ты у нас – парламентский корреспондент. Брала несколько раз интервью у Гринблата…
     - Два раза. Один сразу после выборов, второй – сделала большой портрет, у него дома побывала, о его семье написала.
     Я вкратце пересказал ей статью Самаритянина.
     - Есть в этом что-то? – спрашиваю.
     - Понятия не имею, - отвечает.
     - Когда беседовала с ним, ну вот хотя бы во второй раз, ничего не промелькнуло, никакого намека? Тревога, опасения?
     - Да нет, выглядел довольным человеком, он был счастлив, что стал депутатом.
     Больше заданий у меня в тот день не было; огорченный, я отправился, как это нередко делаю, если освобождаюсь рано, к своему другу Максу Черняховскому, чье детективное агентство расположено на улице Алленби, недалеко от нашей редакции.
     От Макса не скрылось мое настроение.
     - Что как в воду опущенный?
     Я рассказал ему о своем афронте, о статье Галуцкого. Макс, естественно, слышал об этом убийстве. Направляясь к нему, я рассчитывал, что он свяжется с кем-нибудь из своих друзей в полиции, выудит для меня какую-нибудь эксклюзивную информацию, чтобы я мог натянуть нос Галуцкому. Он не любит такие просьбы, но, может, сам возьмется что-то выяснить? Ясно же, что и его это убийство заинтриговало.
     - Я утром побывал у его дома, - сказал Макс. - Он жил на улице Высоцкого.
     Разумеется! Не могло быть иначе. Мой друг частный детектив просто должен быть в гуще событий. А тем более – такого рода. Можно не сомневаться – что-то любопытное он мне обязательно сообщит.
     - Думаешь, версия Самаритянина имеет основание? – спросил я, втайне надеясь, что Макс поднимет его теорию заговора на смех.
     - А что он за человек? – спросил в свою очередь мой друг. – Этот твой коллега? Есть у него выход на полицейские верхи?
     - Это тот самый, его другую статью я показывал тебе две недели назад.
     - А, ту, с глупостями?
     Тогда я принес Максу нашу газету с огромной статьей Самаритянина, в которой он излагал свою доктрину окончательной и скорой победы над преступностью. Он предлагал всех подозреваемых в причастности к мафии пересажать или выслать из страны. И в тот раз его идеи многим в редакции показались революционными. А Макс прочел, зевнул и выдал приговор: чушь собачья.
     - Допустим, - объяснил он мне тогда, - плюнешь на юридические тонкости, вышлешь всех, кого полиция подозревает - и что будет? Тут же эти ниши займут другие. Преступность не в генах у людей, система нуждается в преступниках и порождает их. Если в стране дефицит на участки под строительство – всегда будут те, кто захочет получить их вне очереди. Есть «тренды», конкурсы, объявляемые государством – всегда будут те, кто захочет выиграть их в обход правил. Когда Израиль контролировал курс иностранных валют, здесь процветали валютные мошенники; Америка, издав сухой закон, себе на голову породила мафию, от которой до сих пор не может избавиться. Примеров можно привести сотню. Возьми Австралию: королева Виктория населила ее теми, кого жалко было вешать, а их потомки как живут? Очень спокойная в криминальном аспекте страна. Я где-то читал, что бешеная собака, появившаяся в центре Мельбурна, бывает самой громкой сенсацией недели для всей Австралии.
     - Ну, как тебе эта его теория политической подоплеки убийства Гринблата? – снова спросил я.
     Вопреки моим ожиданиям Макс не стал спешить с оценкой.
     - Все может быть, - протянул он. - Ничего нельзя заранее отрицать. Я слышал по радио: полиция рассматривает все возможные направления расследования.
     Тем не менее нечто интересное Макс мне рассказал, правда, предупредил: это не для публикации. Оказалось, что он встретил у дома Гринблата своего давнего знакомого майора Гиля Хаймовича, которому поручили вести расследование, и тот сообщил ему по большому секрету, что в квартире, скорее всего, взорвался пакет, привезенный депутату посыльным. Соседи видели, как незадолго перед взрывом к дому подъехал курьер на мотороллере. Он забежал в подъезд, потом вышел и уехал – а вскоре раздался взрыв. В квартире нашли и обрывки плотной бурой бумаги, которой обычно заворачивают пакеты. Полиция уже ищет того курьера, надеется через него выйти на заказчиков убийства. В бандероли было самодельное взрывное устройство. Бомба изготовлена кустарным способом из химикатов, которые нетрудно достать на любом химзаводе.
     - И это публиковать нельзя? Про химикаты? – спросил я без особой надежды.
     - Это – особенно, - ответил детектив. И добавил: - Одна вещь меня заинтересовала. У дома Гринблата стоит чистенькая серебристая «Пежо». Помнишь, в пятницу ночью, после пыльной бури, прошел редкий дождь – точнее, покапал пять минут, и все. Успел прибить пыль из воздуха на окна домов, на витрины, на машины, но смыть не смог. Все машины в Израиле до сих пор в грязных пятнах. Вон, видишь, - кивнул он в заляпанное окно, – и моя «субару» стоит чумазая. Некогда было на мойку съездить. А та «Пежо» на стоянке возле дома – чистенькая, аж сверкает. Я спросил соседей – сказали, что это машина Гринблата. Но никто не видел, чтобы он вчера мыл ее.
     - Может, он заезжал на автомойку?
     - На какую? Когда? Дождь капал в пятницу вечером, взрыв произошел в субботу днем – где он мог вымыть?
     - Я знаю одну мойку, которая работает в субботу.
     - В Израиле? Шутишь.
     - Нет, нет, есть такая. При въезде в город Холон. Там у дороги выставлен огромный плакат – «Мойка в субботу работает».
     Макс кликнул свою помощницу Юлию:
     - Позвони на заправку у въезда в Холон со стороны Тель-Авива, спроси, работает ли там мойка по субботам, и если да, работала ли вчера?
     В этом весь Макс. Мне было бы достаточно того плаката, чтобы прийти к выводу, что мойка работала в субботу. Максу же этого мало, он все должен уточнить и проверить. Когда я совершенно справедливо называю его «въедливым», он всегда поправляет: «пунктуальный».
     Юлия явилась с ответом через пять минут: Да, мойка в Холоне вчера работала.
     - Поехали, - коротко бросил Макс, засовывая в карман связку ключей и мобильник.
     Мы сели в его чумазую, как он выразился, «импрезу» и поехали в Холон. По дороге мой друг рассуждал вслух. Полиция склонна исключить версию теракта по той причине, что для арабских экстремистов фигура Гринблата интереса не представляет. Но, может, это все же теракт? Только совершили его экстремисты-евреи? Тайные сторонники Игаля Амира, застрелившего премьера Рабина? «Ты там провентилируй по своим каналам, не ожидается ли в Кнессете в скором времени голосование по вопросу новых уступок палестинцам. Если выяснится, что Гринблат собирался поддержать эти уступки, его могли убрать ультраправые», - сказал Макс.
     Я задумался. Вообще-то «русская» партия считается правой. Но в прошлом уже были случаи, когда депутаты от правых партий становились перебежчиками, голосовали вместе с левыми. И это может быть особенно обидным для тех, кто отдал им свои голоса.
     На заправке Макс купил одну из сегодняшних газет, подошел к работнику мойки:
     - Вот этот депутат, которого взорвали, не мыл здесь вчера свою машину?
     Работник ответил, что вчера на его месте был другой человек, они работают через день, и тот выйдет на дежурство только завтра.
     Макс подвез меня обратно к редакции. Прощаясь с ним, я еще раз спросил: «Может, я опубликую хотя бы сведения о загадочном курьере?»
     - Хочешь, чтобы тебя притянули за разглашение тайны следствия?
     Я вздохнул, сел в свой автомобиль и отправился домой, в Яффо. Моя белая «мицубиши» была такой же грязной, как и «импреза» Макса, как все машины в Израиле в эти дни. Никто еще не хочет заезжать на мойку из-за хамсина. Восточный ветер, согревшийся, пролетая над раскаленными песками великой Аравийской пустыни, принес с собой мелкую пыль и остановился у кромки Средиземного моря, как бы понимая, что благополучно одолеть такое огромное водное пространство ему не под силу. Остановился, завис над этой полоской земли, занимаемой государством Израиль. И то ли отдыхает перед дальней дорогой, то ли решил уже угомониться и вернуться назад. Вот это и называется «хамсин». Горячий воздух не шелохнется; из-за мириад мельчайших частичек пыли солнце видно как сквозь дымку, можно смотреть на него без темных очков; дышать трудно, у многих метеолабильных людей в такие дни с утра раскалывается голова.
     Когда я приехал в Израиль и столкнулся с хамсином, скоро понял механизм его образования. Это объяснило мне, какую погоду описывал в «Мастере и Маргарите» Булгаков, только он все напутал – такую тяжелую обстановку, которая у непривычных европейцев вызывает тупую головную боль, создает не «маленькая туча, тронувшаяся с запада», а наоборот - восточный ветер, который приносит сюда хамсин. Но остальное классик описал верно. Другой русский классик мог бы одолжить нам, израильтянам, свое изобретение «мглистый полдень».
     Все автомобили - встречные и попутные - такие же страшные, как и мой. Утром синоптики объяснили короткий дождь, прошедший в минувшую пятницу: самая смелая туча с моря, напоенная влагой, попыталась оккупировать небо над берегом, совершила набег, надеясь отогнать хамсин - не получилось, другие тучи ее не поддержали, она пролила редкие слезы разочарования и отступила. Синоптики говорили что-то про зоны высокого и низкого давления, про циклон и антициклон, но мне эти термины ничего не говорят.
     Можно понять людей, которые не спешат мыть свои неприглядные машины, хотя выходные закончились, и все мойки уже работают: метеоцентр сообщил, что температура в находящемся в горах Иерусалиме выше на один градус, чем на побережье, а это верный признак продолжающегося хамсина, значит, нас ждут по меньшей мере еще два тяжелых дня, и если опять покрапает дождь, машина все равно снова станет грязной.
     У меня голова при хамсине не болит, но настроение тем не менее подавленное из-за серого неба, духоты, висящего без движения тяжелого воздуха.
     Наутро я первым делом купил обе главные израильские газеты. Наши обычно всезнающие коллеги из ивритоязычной прессы посвятили этому убийству три первые страницы, но при этом ничего о компромате не пишут. Странно. Уж они бы не преминули опубликовать инсинуации относительно причастности не очень популярного у них премьера к этому убийству. Обе газеты дали фотографии фрагмента дома с обгоревшим после взрыва окном квартиры Гринблата на втором этаже, написали, что у полиции уже есть ниточка, спрогнозировали, что убийство будет раскрыто в ближайшие дни. Есть пространные беседы журналистов с соседями, история покушений на политиков в Израиле. О компромате ни слова. Действует запрет полиции? Нашей газете в этом смысле проще – за публикациями у нас правоохранительные органы не следят, считают «русскую» эмигрантскую прессу маргинальной, не влиятельной.
     В коридоре ко мне подлетела Лика: наконец-то прочла статью Самаритянина, ее вердикт - глупости. Ну, это в ней говорит профессиональная зависть. А во мне что говорит?
     Тем более, что главред на летучке похвалил Галуцкого за обширный актуальный материал – было множество звонков от читателей, от «русских» политиков, как обязанность просматривающих по утрам русскоязычные газеты.
     Я залез в компьютеризованный архив газеты, нашел там список кандидатов от каждой партии. Вместо выбывшего Эда Гринблата теперь в Кнессет войдет Семен Шумакин. О, это одиозная личность. «Ястреб». Сторонник жестких мер. Совершенно лишен дипломатичности, говорит напрямик то, что думает. Считает всех арабов террористами, стоит за жесткие меры, этот явно не будет голосовать за передачу территорий. Надо бы взять у него интервью для нас. Обязательно сделает скандальное заявление. Неужели тут приложили руку правые экстремисты?
     А Самаритянин ходил героем. Девушки в редакции оглядывались на него с обожанием. Хотя обычно смотрят сквозь него: Жора Галуцкий, несмотря на свою молодость, мужчина далеко не привлекательный - высокий, худющий и сутулый, с тонкой длинной шеей и торчащим вперед кадыком. Все это усугубляется отсутствием у него двух передних зубов. Не сравнить с покойным депутатом. Успехом у избалованных мужским вниманием красавиц нашей редакции Жора никогда не пользовался. А сейчас, проходя мимо редакционной кухоньки, я услышал, как длинноногая Ляля из рекламного отдела, обычно высокомерная и холодная, произнесла с придыханием что-то про острый материал Галуцкого и чувственно прикоснулась пальцами к обнаженной части своей груди. Я хотел бросить: ну, с таким острым кадыком только острые материалы и писать, да это не в моих правилах. При чем здесь его внешность? Хотя Самаритянин не задумываясь пустил бы подобного рода шутку в ход. И не только в беседе в редакционном коридоре, а и в статье. Главред наш, конечно, человек с правильными принципами, не вмешивается почти никогда в то, что мы пишем. Но такие вещи мог бы и запретить.
     В туалете я столкнулся с самим героем этих дней.
     Зажал его в углу:
     - Почему полиция ничего не сообщает о компромате?
     Он снисходительно усмехнулся, давая понять, что перед ним стоит наивный человек:
     - Не понимаешь, что эта версия засекречена? Боятся спугнуть заказчиков убийства.
     Ладно. Можно допустить.
     - А почему «изеры» ничего про компромат не пишут?
     - Они хотели бы написать, но ничего не знают. Мне все телефоны оборвали, выпытывают информацию. Но я же не дурак.
     - А почему ты не пишешь, что именно накопал этот Гринблат?
     - Прочтешь в следующей моей статье, - пообещал Жора менторским тоном, высвобождая ворот рубашки.
     Может, я все-таки завидую Галуцкому? Чего это я пытаюсь доказать, что его журналистское расследование - туфта?
     Побеседовав с редактором, я отправился готовить свой дополняющий материал на эту горячую тему. Главную статью, разумеется, опять напишет Галуцкий. Я условился о встрече с парламентским помощником Гринблата Романом Блюмом, возможно, мне удастся также поговорить и с кем-нибудь из родственников депутата.
     Есть на улице имени возродителя разговорного иврита Бен-Йегуды небольшое кафе в цокольном этаже дома, занимаемого румынским посольством, там всегда царит полумрак, звучит негромкая музыка, днем почти не бывает посетителей, кондиционер заставляет забыть о хамсине – более идеального места для разговора не найти.
     Рома, небольшого роста немного полноватый, с розовыми, почти детскими щеками, прежде ходил в потертых джинсах и рубашке навыпуск, с тех пор, как стал парламентским помощником, облачился в костюм с галстуком. Вот и сейчас, несмотря на жару, он пришел в темном костюме, белой рубашке и в галстуке. Ни дать ни взять – начинающий биржевой дилер. В другое время я прошелся бы колко относительно его наряда, но сейчас все шутки кажутся неуместными. Роман заказал себе кофе-эспрессо, я - высокий стакан холодного пива из бочки.
     Роман Блюм, наверное, рожден для должности парламентского помощника. Нет в нем боевитости, необходимой журналисту, нет инициативности. Предпочитает, чтобы его вели, давали указания. Не считает задорным быть… как это выразиться потактичнее… Ну, не на побегушках, а на вторых ролях. Потому и не смог пробиться в штат нашей газеты, хотя два года публиковался в качестве фри-лансера. А вообще человек неплохой. Ни разу не слышал, чтобы он сказал о ком-то что-то дурное за глаза.
     Беседа с Ромой еще более все запутала – для меня, конечно. Самаритянин ухватился бы за нее, накатал бы пространное интервью с ним. Я хотел услышать от Романа либо однозначную поддержку версии Галуцкого, либо ее категорическое опровержение. По всему выходило, что помощник тоже склоняется к международному заговору. Он не заявил: «Да, депутата Гринблата убрала мафия». Нет. Он только сказал, что были у его шефа дела, в которые он его, своего помощника, не посвящал. Никакой теории на таком уклончивом ответе не построишь. Напишу, что у Гринблата были непонятные дела с загадочными личностями – Рома потом все дезавуирует, скажет, что я его не так понял.
     - Мог у него быть материал против кого-то из важных фигур? – спрашиваю напрямик.
     - Я читал статью об этом в твоей газете. Не знаю, не могу ничего сказать, - развел он рукакми.
     - Ведь все проходило через тебя – встречи, звонки, - давил я на помощника.
     - Нет, у Эда была почта, которую он вскрывал лично сам, были люди, которым он звонил только сам, причем, если они звонили ему при мне, он выходил в другую комнату; если нельзя было уединиться, он говорил, что перезвонит позже. – Роман говорил все это без малейшей тени смущения. Не воспринимал как умаление своей значимости. - Было ясно, что есть вещи, которые он хочет держать в тайне даже от меня. Я не проявлял излишнего любопытства, сам понимаешь – зачем мне это?
     - Но хоть какое-то имя ты можешь назвать? Может, он называл его случайно при тебе, говоря по телефону?
     - Нет. Он был мужик конкретный, знал, что и когда говорить, - покачал мой собеседник головой.
     Тогда я решил прощупать версию, подкинутую Максом.
     - Слушай, скоро Кнессет будет обсуждать решение правительства о передаче новых территорий палестинцам. Как собирался голосовать твой босс?
     Рома впервые задумался. Потом протянул:
     - Ну, на это однозначно не ответишь… Фракция решила предоставить свободу своим депутатам в этом вопросе…
     - Да, вот именно. Ну? Куда клонил Гринблат? Вы никогда не обсуждали это?
     - Конкретно - нет, но его взгляды всем известны. Он всегда говорил, что нужно прийти к взаимопониманию с палестинцами.
     Это уже что-то!
     - Послушай, Гринблат распространялся об этой своей позиции публично в последнее время?
     - Да, - кивнул помощник. – Две недели назад мы были на встрече с пенсионерами в Ашдоде, большинство старичков – ветераны Великой Отечественной, они стали упрекать правительство за нерешительность, спрашивали, почему наши самолеты не бомбят Рамаллу и Газу. «Нужно все там сравнять с землей», - кричали они. Ты же знаешь Эдуарда – он умерил их пыл, сказал, что нужно решать разногласия мирными средствами, объяснил, что компромисс неизбежен. Можно сделать вывод, как он проголосует… проголосовал бы в Кнессете по этому вопросу.
     Да, можно сделать. Но можно ли предположить, что кто-то из тех воинственных пенсионеров послал самодельную бомбу депутату? А Роман… Помнится, в его статьях, написанных для нас, можно было прочесть меж строк, что автор клонится к правому лагерю. А как стал помощником умеренного политика, так и тон разговора сменился.
     - Может, у него были какие-то личные враги? – решил я вернуться к своей версии уголовного мотива. - Может, он задолжал кому-то большие деньги?
     - Нет, это исключается. На Эда это и не похоже – он умел считать деньги, был в этих вопросах очень аккуратен.
     - А ссора с соседями?
     Ни о чем таком он не знает. Те же вопросы ему задавал и следователь полиции. К сожалению, он ничем не может помочь.
     Мне оставалось только вздохнуть с огорчением.
     У Ромы настроение было не лучше. Он пожаловался мне, что ищет работу, да пока безуспешно. В газетах все вакансии заняты, послал автобиографию в несколько институтов, исследующих политические и демократические процессы в стране и регионе, ни один из них пока не откликнулся. «Не теряй надежды», - ободрил я его.
     - Да, ты обещал мне встречу с его родными, - напомнил я ему. - Могу я побеседовать с его женой или родителями? Мне позарез нужна живая статья.
     - Его жена вряд ли согласится сейчас говорить с журналистом. Отец его скончался год назад. Мать – очень старая больная женщина, живет в доме престарелых, на пороге Альцгеймера, большой пользы от нее не будет. Если хочешь, могу свести с сестрой Эда Верой.
     - Конечно, хочу!
     Уже через час я подъезжал к дому на улице Маршака в Петах-Тикве. Вера Ходорова, в девичестве Гринблат, крупная, энергичная женщина лет сорока. Работает в турагентстве. Она встретила меня в траурном платье. Да, Роман Блюм позвонил ей, предупредил, что приедет корреспондент. Мы вошли в гостиную, там находилась высокая красивая молодая шатенка. Роскошные длинные волосы были перевязаны черной лентой – легкий траур. Она стояла посреди комнаты с маленькой сумочкой в руке – явно собралась уходить.
     Вера нас не представила, проводила шатенку до выхода, вернулась, объяснила:
     - Это Наташа, она активистка из штаба партии, приехала выразить соболезнование.
     Хозяйка предложила мне сесть на диван, возле которого стоял журнальный столик, принесла кофе. Вера была похожа на своего брата, но если те же самые черты мужчине придают красоту, то для женщины они немного грубоваты. На все мои вопросы Вера отвечала охотно и подробно. То улыбнется, то вытрет проступившую слезу. Я получил отличный красочный материал для статьи о покойном: о его привычках, заботливом отношении к престарелой больной матери, его желании помочь своему электорату – «русским» эмигрантам, его планах провести в парламенте законы, защищающие пенсионеров и участников Второй Мировой войны. Перед самым уходом я вспомнил о рассказе Макса и спросил ее, как она объясняет, почему машина ее брата чисто вымыта?
     - Куда он на ней ездил в субботу?
     Объяснение оказалось очень простым:
     - Нет, он никуда на ней не ездил, - сказала сестра. - Да и зачем? Он уже получил служебную «Октавию» от Кнессета, иногда по привычке ездил на своей «Пежо» по личным делам, но собирался продать ее. Утром в субботу я была у него, разговор зашел о его машине, и возникла идея, что я продам свою старую «Хонду», а «Пежо» возьму себе. Я должна была в субботу навестить мать в доме престарелых, так взяла для пробы его машину. Заодно и вымыла на мойке.
     - Где этот дом престарелых?
     - В Ришон Ле-Ционе.
     Ну, из Тель-Авива в Ришон часто ездят через Холон, так что все логично. Вера не могла не заметить огромный плакат на автозаправке.
     Сразу после беседы с ней я позвонил Максу и рассказал о простом объяснении мучившей его загадки.
     Вечером премьер-министр выступил по телевидению с призывом к следственным органам сделать все, чтобы в кратчайшие сроки выявить преступников и отдать их под суд. «Это подлое трусливое убийство, - сказал премьер в своем обращении, - является попыткой нанести удар по нашей демократии, но расчеты криминальных элементов не оправдаются, их планы ждет полный провал, поскольку наша демократия достаточно сильна». «Трусливое»! А какое убийство он назвал бы «храбрым»? Наш премьер славится демагогией, этого у него не отнимешь. И что еще он мог сказать?
     Естественно, что уже в следующей своей статье Самаритянин процитировал эти слова премьера и попытался разглядеть в ней попытку оказать давление на следствие. «Премьер требует скорейшего завершения дела – нет сомнений, что он не заинтересован в выявлении истины. В этом своем призыве он намекает, что достаточно найти стрелочника и поскорее доложить об успешном раскрытии дела. Можно не сомневаться, что власти не позволят следователям дойти до истинных заказчиков убийства», - заключал свою новую статью Галуцкий, за три дня ставший ведущим журналистом нашей газеты. Он как бы обрадовался этому убийству, устроил свистопляску на крови несчастного Гринблата.
     Справедливости ради следует отметить, что на этот раз Самаритянин был более конкретным. Из статьи можно было понять, что речь идет об огромных незаконных суммах, позволивших партии премьера прийти к власти. Был здесь и непременный во всех последних крупных политических и финансовых скандалах «русский след». Жора утверждал, что деятельность российских мафиози, получивших негласную поддержку кое-кого «в высших эшелонах власти», и привела к последнему резкому скачку курса доллара против шекеля. «Российские олигархи с потакания властей влили свои сомнительные нефте и газо-доллары в экономику Израиля, скупив здесь все, что только можно», - писал Галуцкий. «Сомнительные доллары»! Грамотей.
     Я сам в экономике разбираюсь мало, но мне эти раскладки Самаритянина показались дилетантскими. Я тут же зашел в кабинет редактора экономического приложения Лени Федербуха. Он уже прочел статью новоиспеченного «экономиста» и без околичностей назвал его рассуждения «белибердой». «Не знаю, что они здесь купили, эти олигархи, но если бы это было так, то курс доллара резко упал бы, это понимает даже студент первого курса экономического факультета, - сказала Леня. В экономике он был дока.
     «Если иностранцы покупают здесь что-то, - пояснил он мне доходчиво - то только на доллары или евро. Не привезли же они с собой миллиарды шекелей, а только так они могли бы способствовать девальвации национальной валюты».
     Лекция Федербуха по краткому курсу экономики подтвердила мои догадки насчет ценности выкладок Галуцкого.
     Я еще раньше задумывался: если Галуцкий прав, то почему полиция не нашла какой-либо компромат на премьера ни в доме у депутата, ни в его машине, ни в кабинете в Кнессете? Где ж он его хранил? В этой второй статье Самаритянин тоже задавался вопросом - где же разоблачительные материалы? И сам же отвечал: Скорее всего, погибли при пожаре, возникшем в квартире Гринблата после взрыва. Его компьютер также пострадал. «Но в принципе можно восстановить файлы на жестком диске, и, без сомнения, в эти самые минуты лучшие умы компьютерного подразделения полиции занимаются этим», - писал Жора, который, оказывается, является заодно и компьютерным гением.
     Кроме того, Галуцкий обещал читателям серию разоблачительных статей на эту тему. Редактор должен быть доволен – тираж газеты несомненно вырастет. Статья была полна оговорок, чуть не в каждом абзаце – «якобы». Чертов «якобинец». Что он такого знает, чего не знает никто, кроме него?
     И этот очередной опус Самаритянина я принес Максу Черняховскому. Я смотрел, как детектив внимательно читает статью, а не просматривает ее «по диагонали», и все меньше у меня оставалось надежд, что все там – чистое вранье.
     Макс дочитал, отложил газету, задумался. Сейчас скажет: «В этом что-то есть».
     - В этом что-то есть, - действительно протянул мой приятель. И после недолгого раздумья продолжил: - Но если Гринблат имел компромат на сильных людей, вел серьезную игру, знал, что затрагивает интересы таких влиятельных персон, то должен был ожидать ответного удара, опасаться. Почему он доверчиво взял и раскрыл пакет, который ему доставили в субботу? Ясно ведь, что это не обычное почтовое отправление.
     Макс достал ноутбук, полистал его, обратился ко мне:
     - Ты ведь уже говорил с его помощником? Встреться с ним еще раз. Спроси у него, где он был в тот день, когда убили его босса.
     - Ты подозреваешь и его?
     - Нет. Сегодня утром я снова съездил на заправку при въезде в Холон, на этот раз на мойке работал тот, кто дежурил в субботу. Он вспомнил серебристое «Пежо», в его смену вообще было немного машин. Но за рулем сидел не Гринблат.
     - Да, его сестра Вера, мы же выяснили, - напомнил я.
     - И не женщина, - покачал Макс головой. – Молодой мужчина. По описанию похож на этого Романа… как его?
     - Блюма.
     - Задай ему мой вопрос: Где он был в субботу? Как-нибудь подведи разговор к тому, не брал ли он для какой-нибудь цели машину босса.
     - Далась тебе его машина! У тебя вырисовывается какая-то версия?
     - Нет, никакой версии нет. Просто сестра Гринблата почему-то соврала. И я хочу понять, почему.
     Встречаться еще раз с Ромой мне не хотелось, в такую жару тащиться черт те куда, потеть… Когда уже закончится этот хамсин? Я просто позвонил ему на мобильный.
     - Где ты был в субботу?
     - А что?
     Я не стал хитрить с ним – у меня не было никаких сомнений в том, что он ни сном, ни духом в смерти босса не виноват. Кишка тонка – людей взрывать. Да он и пострадал в результате этого – оказался без работы. Поэтому я откровенно сказал ему:
     - Мой друг-детектив выяснил, что какой-то мужчина в тот день мыл машину Гринблата на мойке. По описанию он похож на тебя. Может такое быть?
     - Да, я брал его машину, - признался помощник после недолгого молчания.
     - Для чего? Куда ты ездил?
     - В Холон. Там живет моя подруга. Я навестил ее. Понимаешь, у меня маленькая старая «Шкода», а машина босса стоит на приколе. Не будешь гонять ее – аккумулятор сядет. Вот я и одолжил у него на полдня…
     И тут раздался взрыв. В телефонной трубке. И Рома пропал!
     - Рома! Рома!
     Никакого ответа.
     Я мгновенно набрал номер Макса:
     - Там что-то взорвалось!
     От волнения мне не сразу удалось объяснить ему, что и где взорвалось.
     На следующий день читатели нашей газеты узнали все подробности из огромной статьи Самаритянина. Убийство Романа Блюма идеально укладывалось в его версию. Помощник что-то знал, убрали и его.
     На этот раз полиция не стала делать тайны из метода убийства, который был тем же, что и в случае с Гринблатом: курьер привез Блюму пакет, тот стал его раскрывать, и произошел взрыв. Видимо, я позвонил ему в тот момент, когда он получил пакет. Может, кто-то другой терзался бы угрызениями совести, но я себя не казнил. В этом скорее виноваты следователи со своими секретами. Если бы Рома знал, что у Гринблата взорвался пакет, принесенный курьером, он не стал бы вскрывать ту бандероль.
     Когда я упрекнул в этом Макса, он развел руками: – Не я это решил. Полиция боялась спугнуть курьера, боялась, что он ляжет на дно.
     На этот раз полиции повезло больше. Курьер не успел уехать, он стоял у двери в квартиру Блюма, ожидая подписи получателя на квитанции – свидетельство того, что пакет доставлен. Взрывной волной его ударило о стену, он получил сотрясение мозга, лежит в больнице. К нему приставили полицейского. Придет в себя – все расскажет. Можно считать дело раскрытым. Сам начальник столичного округа полиции собрал пресс-конференцию, на которой рассказал о продвижении в деле убийства депутата Гринблата.
    
     …На похоронах Романа я встретил двух знакомых мне женщин – сестру Гринблата Веру Ходорову и ту высокую зеленоглазую шатенку, которую видел в ее квартире в Петах-Тикве. Ее роскошные каштановые волосы и на этот раз были повязаны траурной лентой. В голове мелькнула глупая неуместная мысль: она, видимо, знает, что траурная лента ей к лицу, вот и ходит по похоронам. Не похоже, что она и была той девушкой, которую Блюм ездил навещать в субботу на машине босса. Она не выглядела убитой горем, оживленно переговаривалась о чем-то с Верой. На похоронах вообще не было ни одной женщины, которую можно было бы принять за подругу погибшего помощника. Были родители Ромы, его младший брат, товарищи по партии, несколько журналистов.
     Когда народ стал расходиться, я заметил, что шатенка с траурной лентой как бы ищет взглядом, кого попросить подвезти ее. Я подошел к ней:
     - Вы на машине? Или вас подвезти?
     - Ой, вы бы меня так выручили. Муж обещал приехать за мной, но, наверное, его не отпустили с работы.
     Девушка села в машину – и салон сразу наполнился ее духами. Мы познакомились – девушку зовут Наташа. Она активистка «русской» партии, работает на добровольных началах, может, позже попытается тоже стать депутатом Кнессета – ее знает сам председатель, ей удалось побеседовать с ним, когда он полгода назад, в разгар кампании, приезжал в их предвыборный штаб на встречу с избирателями.
     Уже в машине она еще раз оглянулась туда, где была свежая могила Блюма, вздохнула и бросила непонятную мне фразу:
     - Это все тот закон.
     Я насторожился. У девушки есть версия?
     - Какой закон?
     - Да против фирм трудоустройства. Они же присылали нам угрозы…
     Мы как раз выехали с кладбища, я вырулил на дорогу и спросил, куда ее везти, но тут промчавшаяся мимо нас по встречной полосе «лада» вишневого цвета резко остановилась, взвизгнув тормозами, развернулась, догнала нас и стала прижимать к обочине. Я чертыхнулся.
     - Это Игорь! – объяснила Наташа. – Он все же приехал. Остановите, пожалуйста.
     Молодая женщина вышла, пересела в машину к мужу, крикнув мне на ходу: «Спасибо». «Лада» проехала мимо меня, я успел разглядеть водителя – это был невысокий худой молодой человек. Видно, простой работящий парень, одет без претензий. Не удивлюсь, если он повсюду ездит за красавицей-женой, отвозит ее, привозит, смахивает с нее пылинки. Мечта моей Светланы. В салоне машины потом еще некоторое время чувствовалось недолгое присутствие этой женщины: запах дорогих тонких духов и какая-то неуловимая оставленная ею аура.
     Она что-то знает? Жаль, не успели поговорить. О каком законе она упомянула? Какие угрозы? И еще я хотел спросить ее, знакома ли она с невестой Ромы, и почему той не было на кладбище.
     Радио тем временем сообщило, что курьер, принесший пакет помощнику депутата, очнулся, но сотрудничать с полицией отказывается.
     С похорон я отправился в контору к Максу. И застал его в полной растерянности.
     - Я был почти уверен, что здесь бытовое преступление, - развел он руками. - Какой-нибудь любовный треугольник. Есть несколько признаков того, что здесь замешана женщина. За убийством мог стоять либо муж любовницы Гринблата, если у него таковая была, либо его собственная ревнивая жена. Может, не случайно в день взрыва она с детьми уехала к своей матери. А поскольку теперь убили и помощника, то все мои выкладки идут псу под хвост. Версия твоего Самаритянина выходит на первый план. Раз убили и помощника, значит, это связано с его работой в Кнессете. Твой Роман что-то знал. Он тебе врал. Одного могут убрать по ошибке, но обоих? Это звенья одной цепи. Может, у них на мушке есть кто-то еще…
     Я рассказал Максу о последней новости: курьер, принесший Блюму пакет, пришел в себя, но сотрудничать со следствием отказывается.
     - И это говорит в пользу версии о заговоре? – спросил я.
     - Возможно, возможно, - протянул детектив. Потом неожиданно оживился:
     - Здесь недалеко есть курьерская фирма, может, этот посыльный оттуда, во всяком случае, там могут знать, о ком идет речь. Слухи разносятся быстро. Я уверен, что все курьеры Тель-Авива уже обсуждают эту тему.
     Мы вышли из бюро, прошли два квартала в сторону центрального рынка и оказались возле конторы частной курьерской почты.
     Макс попал в точку – посыльный, сейчас отлеживающийся в больнице под охраной полицейских, был работником этой фирмы. Управляющий - невысокий смуглый мужчина средних лет по имени Шмулик, оказался человеком словоохотливым.
     - Не хочу я больше говорить на эту тему! – отрезал он на первый же вопрос Макса, даже не спросив, для чего мы этим интересуемся. И тут же, вопреки своему же заявлению, продолжил: - Они все врут! Что значит – не сотрудничает со следствием? Он сотрудничает. Он говорит, что ничего не знает. И он ничего не знает.
     - А ваши диспетчеры? Они… -
     - Полицейские уже были у меня, - опять оборвал Макса управляющий. - Я показал им наши книги – не проходил через нас пакет для этого убитого. И для депутата пакет не пересылали через нас.
     - Выходит, курьер выполнял чей-то «левый» заказ, помимо вашей фирмы? – заключил детектив.
     - И тот капитан так решил. Но я в это не верю. Я знаю Йони. Он на это не пойдет. И зачем ему ждать подписи клиента на бланке доставки, если он знал, что привез ему взрывчатку?
     - Он мог не знать, что в пакете взрывчатка, - вставил я.
     - Все равно, если доставка «левая», не нужно ждать подписи на нашем бланке. Следователи нашли там обрывок этого бланка и сразу приехали к нам.
     - Тогда откуда же у него оказался этот пакет? – спросил Макс.
     - Пойдемте, я вам объясню, - Шмулик встал из-за стола, повел нас за собой. - Следователи даже слушать меня не захотели, - объяснял он по пути. - Идемте, и все поймете.
     Мы вышли из его кабинета, спустились вниз, во двор, затем вошли в большое, похожее на склад помещение, где стояли десятка с полтора мотороллеров в разном состоянии – от новеньких, готовых хоть сейчас в путь, до заржавевших развалюх, без колеса, без руля, без седла.
     Шмулик подвел нас к правой глухой стене, где на широкой деревянной полке стояли в ряд большие коробки из плотного картона. На них были написаны имена. Была там и коробка с именем Йони.
     - Вот, это имена всех наших курьеров. У каждого своя коробка. Наши девушки принимают заказ, кладут сюда листок с заявкой на целый день, если поступают заявки в течение дня – приходят и опускают их сюда же. Курьер приезжает утром, хватает заявку в своей коробке и мчится на работу. У одного клиента забирает посылку, к другому отвозит. Кончился список – приезжает сюда за новым. Иногда в коробку опускают и посылку – если отправитель сам привез ее сюда и отдал девушкам. Йони сказал капитану, что взял тот злополучный пакет в этой своей коробке. Бланк нашей фирмы был прикреплен к пакету. И я ему верю. Если Йони не говорит им то, что они хотят услышать, значит, по их понятиям, он отказывается сотрудничать. Вы наших полицейских не знаете?
     В этот момент в зал въехал курьер на мотоцикле. Не снимая шлема, он бросился к одной из коробок, вытащил оттуда несколько пакетов, сунул в багажник, прикрепленный позади сидения, и умчался, кивнув Шмулику головой в шлеме.
     - Ну, видите? Нет времени остановиться. Их выработка зависит от числа ездок. Разговаривать некогда, одна доставка – 15 шекелей, за день сделал 10 ездок – получишь минимум, не сделал – гроши. Если что непонятно – можно выяснить с диспетчером по телефону. Я могу объяснить, как эта посылка с бомбой попала к Йони. Но полицейские же слушать меня не хотят! Та посылка у нас не зарегистрирована, значит, кто-то посторонний подложил ее вот в эту коробку. Любой с улицы может зайти сюда. Вон там забор сломанный, - показал Шмулик во двор через окно.
     - Но сделать это мог тот, кто знает ваши порядки? - не столько спросил, сколько констатировал Макс.
     - Да. Наверное, это сделал кто-то из тех, кто раньше работал у нас. Он мог стянуть и бланки доставки пакетов.
     - Много таких людей?
     - Текучка кадров, люди не выдерживают нашего темпа, получат пару месяцев меньше минимальной зарплаты за полный рабочий день, и бросают. За год здесь проходят десятки людей. Мало кто задерживается. Йони – давний работник, как демобилизовался – пришел к нам. Он один из самых опытных, знает все улицы в районе большого Тель-Авива, быстро находит любую фирму. 15-18 доставок за день.
     - Можно получить список тех, кто в последний год недолго проработал здесь? – спросил детектив, объяснив, что ведет частное расследование по просьбе семьи убитого.
     Шмулик повел нас обратно в контору. Сказал секретарше:
     - Илана, дай ему список тех, кто в этом году работал у нас и уволился.
     Илана открыла в компьютере нужный файл и сбросила данные в ноутбук детектива. Получилось два десятка имен.
     Когда мы вышли из конторы, я спросил друга:
     - Ты что – проверишь всех двадцатерых?
     - Нет, но если один их них засветится еще где-то, будет большая вероятность, что он имеет к этому отношение.
     Я вспомнил свой короткий разговор с Наташей, активисткой штаба «русской» партии. Как я и ожидал, Макса информация об угрозах депутатам очень заинтересовала. Он сделал пометку в своем ноутбуке, пробормотав: «Нужно это проверить».
    
     На следующий день в редакции мне рассказали еще одну новость: Самаритянин пишет по заказу телеканала сценарий фильма на базе своих статей об убийстве Гринблата. Это будет многосерийный боевик, совместный российско-израильский проект. Заинтересовался сам – мне назвали имя крупного московского продюсера, который уже выпустил несколько телесериалов, в том числе – детективный.
     Мне все не давали покоя слова Наташи о законопроекте и угрозах. Она что-то проронила о фирмах по трудоустройству. Я засел в архиве, листал газеты полугодовой давности, нашел! Перед самыми выборами большого шума на «русской улице» наделал законопроект, выдвинутый «русской» партией Гринблата. Он предусматривает обязательную особую регистрацию фирм по трудоустройству. Был здесь и комментарий нашего экономического обозревателя Лени Федербуха. Леня называл этот шаг популистским и подвергал его уничижительной критике. Согласно этому законопроекту открывать фирму по трудоустройству смогут только люди, имеющие специальные лицензии и дипломы. Принятие закона приведет к тому, что 90 процентов таких фирм тут же закроются, он перекроет кормушку многим людям, от него пострадают и рядовые избиратели, которых сейчас якобы эксплуатируют: после этого закона исчезнут или уйдут в подполье те, кто сейчас подыскивает им работу. Один из депутатов спорил с ним, но оба соглашались, что в этой сфере ворочают огромными деньгами.
     Ко мне опять подошла Лика Виленская. Она - наш «полевой» корреспондент, в редакции раньше появлялась редко, отправляя все по и-мейлу: и тексты, и фотографии. А тут зачастила – каждый день появляется в деске и пристает ко мне. Вот и сейчас:
     - Ну, что-нибудь прояснилось в деле Гринблата? У тебя же есть связи.
     Я не стал делать многозначительный вид вхожего или посвященного, честно ответил:
     - Никто ничего не знает, - отвечал я.
     - Ты рассказывал про своего друга-детектива, - не унималась она, - он что-нибудь выяснил?
     Получив тот же ответ, задумчиво посмотрела невидящим взором перед собой и произнесла:
     - Если он чего-то опасался, то почему ничего мне не сказал? Мы же виделись с ним в прошлый четверг…
     В прошлый четверг?
     - Ты виделась с ним за два дня до его смерти? Где, зачем? – удивился я. Интервью у Гриблата Лика взяла всего месяц назад, газета не стала бы помешать новый материал с ним так скоро. Кто он, в конце концов? Рядовой депутат.
     – Зачем ты с ним встречалась? Еще одна статья?
     - Да нет, - отмахнулась она, - он пригласил меня в «Аист».
     - Ты была с ним в ресторане?!
     - Ну и что? – прочтя в моем взоре изумление, она беззаботно добавила: - Брось, чисто деловые отношения. - И упорхнула.
     Макс разрабатывал версию треугольника. Правда, теперь он исключил ее, но, может, рано? Может, здесь действительно нужно «шершеть» какую-нибудь «ла фамм»? Гринблат приглашал Лику в ресторан! Она у нас девушка видная: высокая стройная блондинка, длинные волосы распущены, мужчины на улице оборачиваются. Совершенно не в моем вкусе; несмотря на внешнюю женственность, по сути - циничная, манеры у нее немного грубоватые, речь полна мата, анекдоты рассказывает – у мужчин уши вянут. Как-то пошутила: «Галуцкий подлец, распространяет про меня слухи, что я фригидная». С ней классно дружить, но роман? Ну, мои вкусы – не эталон. Может, моложавые политики как раз и любят таких вот эмансипированных раскованных женщин? И опять же – выгодно иметь своего человека в авторитетной среди «русских» избирателей газете… Лика – женщина свободная, вариант, что ее муж отомстил за наставленные рога отпадает. А что, если тут все же рука мстительной жены депутата? Рассказать Максу про излишний жгучий интерес Лики? Нет, нет, Макс уже объяснил: если убили и помощника, то тут не «треугольник», это связанно с работой депутата.
     В тот же день последовал новый удар по моему самолюбию: российские СМИ – два центральных телеканала, а также главная московская Интернет-газета - заговорили о двух странных убийствах в Израиле бывших граждан России. Основная версия – «конфликт между честным политиком и коррумпированными кругами Тель-Авива», - сообщала бегущая строка под очаровательной российской дикторшей.
     Мы с Борей Мильнером смотрели телевизор вместе, прочтя это, он покосился на меня и усмехнулся. Потом бросил: «Подготовь на первую страницу материал о том, что сообщают об убийствах Гринблата и Блюма российские СМИ. Сто слов, полчаса на все». И стал набивать табаком свою неизменную трубку. В редакции поговаривали, что он был знаком с дочерью писателя Симонова, то ли учился с ней в университете, то ли они служили вместе в каком-то издательстве в Москве, и поэтому считал своим долгом курить трубку.
     Ну вот, теперь и я работаю на версию Самаритянина. Состряпав на скорую руку материал, я отправился домой. По дороге у меня возникла идея проверить источники российских СМИ. Дома я сразу же сел к компьютеру, связался со своим давним другом и коллегой, вернувшимся несколько лет назад в Москву. Сейчас он работает редактором новостей на тамошнем телеканале.
     «Что вам известно о мотивах убийства нашего политика?»
     Нолик (как я по-свойски звал Арнольда Калюжного) ответил довольно скоро, он нарисовал мне «смайлика» для поднятия настроения и дал короткое объяснение: «Наш источник – это твоя газета, лопух. Больше здесь никто ничего не знает».
     Короче, круг замкнулся. Мы написали о мафии, Россия перепечатала у нас, а мы завтра опубликуем их текст, выдав его за последние новости из просвещенной и всезнающей России. Вот смеху-то!
     Утром было еще веселее. Если другие израильские газеты на русском не решались перепечатывать статьи Самаритянина из нашей, опасаясь обвинения в плагиате, то из российских СМИ они перепечатали все то, что те содрали у Галуцкого.
     Мало того – в утренних новостях по Второму израильскому телеканалу коротко сообщили, что российские СМИ живо интересуются делом об убийстве израильского депутата – выходца из России, тамошние журналисты проводят свое (!) расследование и склоняются к версии, что в двойном убийстве замешана российская мафия вкупе с местными коррумпированными политиками. Правда, телеканал тут же привел краткое заявление полиции, по-прежнему не имеющей никакого подозреваемого, кроме принесшего пакет со взрывчаткой курьера, причем тот все еще отказывается сотрудничать. «Следственно-оперативная группа на этом этапе не исключает ни одну из версий», - повторил пресс-секретарь управления полиции Центрального округа.
     Уже в следующей статье Самаритянин намекнул, что курьер так и не успеет раскрыть рот. «Его уберут. Ясно, что истинные заказчики убийства не заинтересованы в том, чтобы он заговорил», - написал он фразу, которую никоим образом невозможно оспорить.
     Мы с выпускающим редактором размышляли, какой острый злободневный материал можно подготовить в следующий номер.
     - Может, мне поговорить с женой Эда? – предложил я.
     - Идея неплохая, - согласился редактор.
     Ирины Гринблат на похоронах Ромы Блюма не было, хотя я, отправляясь туда, надеялся познакомиться с ней. Любопытно, почему? Ведь была же знакома с парламентским помощником своего мужа… Все еще не пришла в себя? По телевизору несколько раз показывали похороны самого депутата, Ирина стояла у самой могилы, вся в черном, платок опущен низко, но все же можно было разглядеть, что это довольно красивая женщина, траур нисколько не портил ее. В ее осанке было какое-то благородство. Они были прекрасной парой, Эдуард Гринблат и его жена Ирина, во всяком случае – внешне. Наверное, и характерами подходили, если жили 10 лет и родили двоих детей. Неужели не захочет рассказать о муже читателям нашей газеты?
     В этот момент в редакторскую заглянул Галуцкий.
     Я встал.
     - Ладно, - сказал я редактору, - попытаюсь найти телефон его жены, может, согласится дать мне интервью. Эх, жаль, Рома погиб. Он устроил бы мне встречу с ней.
     - Про чью жену разговор? Про Гринблатову? Ирину? – оживленно завертел головой Жора. - У меня есть ее телефон.
     - Ты разговаривал с ней? – спросил я, заранее огорчаясь, что и здесь он обошел меня.
     - Нет. Для чего? Что она мне нового откроет? Я уверен, что он ей ничего не рассказывал. Вот ее телефон, записан у меня здесь…
     И Самаритянин сделал первый за всю свою жизнь бескорыстный поступок: достал из кейса (с некоторых пор он стал всюду ходить с этим портфелем черного цвета) записную книжку, полистал и продиктовал мне девять цифр – номер мобильного телефона Ирины Гринблат, вдовы убитого депутата. Я тут же вышел на лестничную площадку и позвонил ей.
     - А что вы хотели? - спросила довольно равнодушным тоном женщина, когда я представился ей.
     - Может, беседа с вами прольет какой-то свет на это загадочное убийство, - сказал я. Не хотелось выглядеть представителем желтой прессы, интересующимся только пикантными подробностями частной жизни.
     - Мне кажется, уже все знают, за что его убили, - ответила она все так же равнодушно.
     - Вы не читаете газет? Не слушаете радио? Есть несколько версий, полиция в растерянности.
     - Она и будет в растерянности. – Ирина усмехнулась. - Я этому следователю, который опрашивал меня, намекнула – прозрачнее некуда. Он или не понял меня, или действительно тупой.
     - Так вы знаете, за что убили вашего мужа?
     - Вы уже задали мне этот вопрос, - сказала она все тем же ровным, безразличным, немного усталым голосом.
     Если я сейчас скажу: «И вы не ответили» – отпугну ее. С ней, видимо, нужно действовать деликатно, нужно выведать все так, чтобы она сама не заметила.
     - Ирина, мы можем встретиться? Где вы сейчас находитесь?
     - В Ашдоде, у матери.
     - Можно мне к вам приехать?
     - Можно, - ответила она все так же равнодушно.
     Я вернулся в кабинет к выпускающему.
     - Оставь одну полосу, будет сенсационное интервью с Ириной Гринблат! Она что-то знает!
     Бегом спустился в подвал нашего здания, сел в машину и помчался в Ашдод.
     Когда по автостраде номер 4 я подъезжал к северному въезду в город, зазвонил мой мобильный. Я забыл вставить телефон в переговорное устройство, пока доставал его из кобуры, пока вставлял в гнездо, звонки прекратились. Номер, с которого звонили, принадлежал Ирине. У меня сразу испортилось настроение. Неужели отменит встречу? Я позвонил ей. Так и есть.
     - Простите, не приезжайте к нам сегодня. Я не могу с вами встретиться.
     - Но я уже почти приехал. Я уже поворачиваю в ваш город! – закричал я в отчаянии.
     - Извините.
     - Что случилось? Кто-то отговорил вас? Вам угрожали?
     - Нет, просто я сейчас не в том настроении, чтобы говорить с кем-то.
     Мое сенсационное интервью горело синим пламенем. Я был в панике.
     - Обещаю, я не буду задавать никаких вопросов, просто расскажете, что вам известно.
     - Нет. Я не могу.
     - Давайте поговорим по телефону! Я сейчас остановлюсь на обочине.
     - Нет. Извините меня, - и она закрыла телефон.
     Ее припугнули? Может, этим объясняется и неожиданная доброта Галуцкого? Он так же вот пытался встретиться с ней, потом получил отказ и расщедрился, сделал мне никчемный подарок.
     Но почему она сначала согласилась на встречу?
     Ведь прошло меньше часа после моего звонка. С кем она успела с тех пор поговорить? Ее напугали? Ясно, что она что-то знает… Почему не рассказывает полиции? «Намекнула». Нечего намекать, надо четко изложить свои подозрения. Ведь она заинтересована в том, чтобы убийц ее мужа схватили. Боится за себя и детей?
     Я живо представил себе картину: к голове Ирины приставили пистолет и вынудили ее отказаться от встречи с журналистом… Но как они узнали о моем звонке? Злоумышленники прослушивают мои телефоны? Ну, это у меня уже мания величия. Кому к черту нужен мой телефон. Значит, на прослушке ее телефон? Они действительно всесильны? Почему Галуцкий расхаживает безо всякой опаски? Почему он ничего не боится? Ведь он говорит без обиняков, разбрасывается обвинениями направо и налево…
     На четвертое утро после убийства в редакции стоял необычный гул, в деске у компьютеров никого не было, никто не работал. Все толпились возле кухоньки, что-то оживленно обсуждали.
     - В чем дело? – спросил я корректора Милу, единственного человека, который думал о завтрашнем номере газеты – она сидела в своей крошечной комнате и старательно вычитывала наши ошибки.
     - На Галуцкого покушались. Доразоблачался, - иронично процедила сквозь зубы всегда насмешливая Мила.
     Я бросился в редакторскую.
     - Что с Жорой? – спросил я выпускающего – сегодня дежурил Миша Мальвинский.
     - Прочти его материал, - ответил тот.
     Я сел за компьютер. Очередная статья Галуцкого опять же была посвящена делу Гринблата-Блюма. Один из подзаголовков интригующе обещал: «Подробности покушения на репортера».
     Но в статье ничего конкретного не было. Галуцкий только сообщал, что ему домой доставили подозрительный пакет, он сразу учуял западню, вскрывать его не стал и чудом спасся от гибели.
     «Меня не запугать. Я буду выполнять свой долг, буду объективно освещать события. Задача журналистов – действовать так, чтобы преступники вздрагивали, услышав наше имя».
     Злоумышленники решили, что это он пытался встретиться с Ириной Гринблат? И на самом деле их объектом должен был быть я? Я еще раз прочел статью Галуцкого. Все это хорошо, героически, если не сказать – патетически, но что за пакет ему доставили? Куда он делся? Была ли там взрывчатка? Подал ли Галуцкий жалобу в полицию? Ничего. А если он все сочинил?
     Вечером я взял черновой оттиск его статьи с правками корректора и принес Максу (которому я стал показывать все, что пишет об этом деле Самаритянин). Макс прочел, без колебаний скомкал и бросил в корзину, заклеймив:
     - Чепуха.
     Я с ним полностью согласен. Нас на такой мякине не проведешь.
     Макс рассказал, что по его просьбе майор Хаймович проверил версию, подкинутую мне партийной активисткой зеленоглазой шатенкой Наташей. Об угрозах со стороны владельцев фирм по трудоустройству. Следователь Хаймович отнесся к этой версии со всей серьезностью. Он выяснил, что полгода назад комендант Кнессета, отвечающий за безопасность депутатов, действительно получил от депутатов «русской» партии жалобу на анонимные угрозы в их адрес с требованием отказаться от продвижения законопроекта. Но к убийству Гринблата это дело никакого отношения не имеет. Во-первых, Гринблат тогда еще не был депутатом и в подготовке законопроекта не участвовал. А те, кто продвигал закон, после выборов в парламент вообще не попали, законопроект положили на полку, так что дело само собой рассосалось.
     - А как насчет версии о правых экстремистах? – спросил я. – Ты связался со своими знакомыми в ШАБАКе?
     - Нет необходимости. Раз убили и помощника, то все это отпадает. Он-то правом голоса не обладал.
     В это время в детективное бюро пришла Юля. Она была в роскошном вечернем платье. Я, кажется, еще ни разу не видел ее «при полном параде». Обычно она предпочитает молодежный спортивный стиль.
     - На школьный бал собралась? – поддел я ее. 25-летняя помощница детектива выглядит от силы на 17, хотя учится на последнем курсе компьютерного колледжа. Она терпеть не может, когда ее принимают за «малолетку». Девушка обиженно фыркнула на меня.
     - В театр мы идем, - пояснил вместо нее Макс. – В Камерном новая комедия.
     - А танцевать сейчас придется тебе, - сказала Юля.
     Я вчера попросил ее покопаться в Интернете, может, найдет что-то любопытное по этому громкому делу.
     - Информация про Гринблата? – догадался я.
     – Бери выше. Я узнала адрес его личной электронной почты.
     - Ты гений! – воскликнул я. – Ресторан за мной.
     - А что я получу, если у меня есть новости поинтереснее?
     Юля оглянулась на Макса и произнесла громким шепотом, зная, что ей сейчас влетит от детектива – и этот шепот был как бы извинением: - Я взломала код его почтового ящика.
     Макс среагировал мгновенно:
     - Два года тюрьмы – вот что ты получишь! Какое ты имела право влезать в частную переписку? Да еще депутата!
     - Максик, миленький, никто ничего не узнает! Я это сделала с компьютера в колледже, к нему имеют доступ еще 250 человек. Если вы двое меня не выдадите – на меня не выйдут.
     - Я бы тебя вычислил в два счета, - проворчал Макс.
     Он всегда выступает против малейшего нарушения закона. Однажды я спросил его, как же он работал следователем в Союзе. «Там были законы, и я их не нарушал», - ответил он мне.
     - И что ты выяснила? – спросил я Юлю с нетерпением. Неужели она нашла тот самый компромат, о котором пишет Самаритянин?
     - Гринблат регулярно писал какие-то странные письма.
     - Что там странного? Что ты в них нашла?
     - Ничего.
     - Так о чем же разговор?
     - Я не нашла в этих письмах ничего! НИЧЕГО! Только «Здравствуй» - и все!
     - Ну, поздоровался человек, послал весточку.
     - Двадцать писем за один месяц, и во всех только «Здравствуй»?
     - Может, это у них был такой код? Получает человек по мейлу «Здравствуй», значит, нужно сделать то-то и то-то.
     - Я сбросила их в свой МП-4.
     Юля сняла с цепочки на шее позолоченную электронную приставку, служившую одновременно кулоном, подключила к компьютеру на своем столе и вывела на экран один из файлов.
     Действительно, в письме стояло приветствие, и все. Даже подписи не было.
     - Я знаю, в чем дело! – осенило меня. – Адресат получал письма, читал, потом уничтожал текст.
     - Проще было бы уничтожить весь файл, – бросил со своего места Макс, который только делал вид, что он здесь ни при чем.
     - Эй, мудрецы. Я эти письма сняла с почты отправителя, - отреагировала Юля. - Из папки «Отправленные письма». Причем здесь адресат? Гринблат отправлял их в таком виде.
     - В таком виде? – удивился Макс.
     - 20 писем за месяц? – переспросил я. - И всякий раз одно слово? И кому?
     - Самому себе!
     - Он чокнутый?
     - Не думаю - опять встрял Макс. - Адресат мог знать пароль его почтового ящика и входить в него с любого компьютера. Идеальный вариант секретной переписки. Когда у меня еще не было своей почты, я таким образом пользовался Юлиным мейлом, – пояснил он мне.
     Мы с Юлей стали вглядываться в пустой экран.
     - Кажется, я знаю, что произошло, - высказал я предположение. - Если ты нечаянно нажимаешь на «энтер», весь текст сбегает вниз. Полистай, - предложил я девушке.
     Юля побежала курсором вниз, единственное слово письма поползло вверх и уже скрылось из виду. Нет, в файле ничего больше не было. Загадка.
     Разочарованный, я отошел от компьютера.
     Макс включил телевизор. Пятичасовая сводка новостей. И главная новость, разумеется - загадочные убийства последних дней. Показывали уже в который раз кадры похорон Гринблата и его помощника. Макс обратил внимание на Наташу, которая была на обоих похоронах. Ее трудно было не заметить.
     - Интересно, кто эта красивая молодая женщина на обоих похоронах стоит очень близко к могиле? – обратился он ко мне.
     - Та самая Наташа, я тебе рассказывал про нее. Она точно не невеста Ромы, о которой он упоминал, - предупредил я вопрос детектива. - Тем более, что у нее есть муж.
     Макс развернулся ко мне в своем кресле. На его лице была написано изумление.
     - Помощник Гринблата сказал тебе, что у него есть невеста? – Когда он говорит таким тоном, жди грозы. Но почему его это так удивило?
     - Да, - был мой ответ, - когда я говорил с ним по телефону. Он сказал, что ездил в ту субботу к своей подруге на машине босса.
     - Он сказал, что у него есть любовница – и ты промолчал? – Макс распалялся с каждым словом.
     - Невеста, - поправил я его. - Но какое это имеет отношение к убийствам? Не всегда же – «шерше ля-фамм».
     - К черту «шерше ля-фамм»! – Мой друг уже по-настоящему бушевал. - Тебе рассказали о подруге - и ты не насторожился? Ты не спросил – кто такая, где она? Можно ли с ней поговорить?
     - Послушай, не кричи на меня. Сразу после этого раздался взрыв. Я тогда вообще забыл о том разговоре. – Я уже и сам чувствовал, что допустил оплошность. Конечно, непростительная ошибка.
     - И он ездит к ней на машине босса? У тебя от жары уже мозги плавятся и не соображают. Твой самаритянин сразу стал бы копать и набрел бы на истину.
     Удар был нанесен ниже пояса. Самаритянин, допустим, даже не стал бы встречаться с помощником, он все высасывает из пальца. Ладно, Макс прав. Как я не сообразил, что это может быть важной информацией?
     - Он не сказал, как зовут его подругу? – напирал детектив.
     - Нет.
     - Почему ты уверен, что твой Блюм ездил не к ней? - показал Макс на экран телевизора.
     - Во-первых, на похоронах Романа она не выглядела убитой горем. Во-вторых, когда она шепталась с Верой, то даже улыбалась.
     - Тогда почему она пришла на его похороны?
     - Я тебе уже объяснял. Она - внештатный активист партии, пришла на кладбище ради протокола. От штаба ее прислали. А кроме того – я не могу представить их рядом – эту высокую красавицу и… - Я запнулся. О мертвых лучше ничего не говорить, чем то, что я чуть было не ляпнул. - Она слишком роскошная для Блюма. Короче, она ему не по карману.
     - Может, это пассия самого Гринблата? – высказала предположение Юля.
     - На что Гринблату любовница? Его жена ничем не уступает этой, - отбросил я ее предположение.
     - Красивым женам тоже изменяют, - буркнул Макс. – Даже чаше, чем дурнушкам.
     Эта теория Юлю весьма заинтересовала.
     - Почему же? – спросила она.
     - Тот, кто выбирает красивую, выдает свою страсть к красивым женщинам, - изложил детектив свою точку зрения.
     Он открыл компьютерный блокнот и стал что-то записывать в него.
     Еще через десять минут мы расстались – Макс и Юля отправились в театр, я поехал на набережную.
     Не стал заезжать на платную стоянку, поставил свою «мицубиши» прямо у дороги – в такой удушливый от жары и высокой влажности вечер даже бессердечные инспекторы муниципалитета не выходят охотиться на водителей, поставивших машины с нарушением правил. Так что штрафа я сегодня не получу.
     Если у тебя дома нет кондиционера, то вечером в хамсин одно спасение – прогулка вдоль берега моря. Легкий бриз создает иллюзию прохлады. Поэтому на набережной ходили толпы людей, которых развлекали уличные клоуны, фокусники, певцы и музыканты. В подавляющем большинстве – наш брат, репатрианты из бывшего СССР.
     Можно, гуляя, спокойно подвести итоги тому, что уже известно по этому делу.
     Макс, по-моему мнению, пошел по непродуктивному пути – загадочная невеста Романа Блюма. Что это дает? Какое она имеет отношение к убийству депутата Гринблата? Самаритянин Галуцкий со своими инсинуациями ненамного ближе к истине. Все обещает в своих писульках сенсационные разоблачения, но ни одного имени, ни одного факта так и не назвал.
     К спорному законопроекту Гринблат отношения не имеет. Прежние депутаты не попали в Кнессет… Как получилось, что Гринблат обошел их в списке партии? Интриги? Гринблата убрал тот, кто теперь станет депутатом вместо него… Нет, у меня разыгралось воображение. Зачем тогда убивать парламентского помощника? Или Рома что-то узнал и стал опасным свидетелем?
     Чертова духота. И днем было не легче. Даже море не помогает. Кому в такую жару хочется планировать убийства, подкрадываться, прятаться, бомбы самодельные из химикатов конструировать, убивать?
     Я четверть часа простоял возле уличного струнного квартета из «русских» музыкантов, исполнявших произведения Моцарта. Знаю, меломаны нашли бы массу ошибок в этом исполнении на открытом воздухе, но я человек неприхотливый, да и слух у меня не такой тонкий. И тут пискнул мой мобильный. Прислали эс-эм-эску. Это Нолик из Москвы. Всего три слова: «Открой срочно почту!»
     Я помчался домой, открыл свою электронную почту. Послание от Нолика, как всегда – короткое.
     «Кликни» на этот адрес» - и темносиняя Интернет-ссылка.
     Нажав курсором на ссылку, я попал на сайт одной из второстепенных «желтых» российских газет. В ней оказалась статья, посвященная последним громким убийствам в Израиле. Автор, ссылаясь на свои источники, писал, что в середине 1990-х наш Гринблат, живший тогда еще в родном Екатеринбурге, занялся политикой, стал городским депутатом, был замешан в громком скандале – обвинил губернатора в коррупции, из-за этого скандала разорился один из местных магнатов. На жизнь Гринблата совершили покушение, он чудом спасся, в 1996 году сбежал в Израиль.
     Журналист сообщал имя и фамилию того екатеринбургского магната, который пострадал от действий Гринблата – Сергей Мирский. Самое главное: и Мирский три года назад рванул в Израиль. В Екатеринбурге остались его родственники, по их словам, Мирский живет сейчас в Бат-Яме.
     Ну вот, теперь все ясно. Это настоящая статья, не то что фантазии Галуцкого. Есть даты, имена, «явки». Ясно, что с Гринблатом рассчитались за его долги на старой родине. Макс должен немедленно узнать об этом!
     Но его телефон не отвечал. Да, он же на спектакле, выключил свой мобильный. Теперь он должен извиниться за то, что нашумел на меня. Это я догадался связаться с Арнольдом в Москве, который нашел для нас такую великолепную информацию.
     А зачем мне все рассказывать Максу? Я ведь сам могу провести расследование! Что мне нужно? Найти этого магната и поговорить с ним. Если рыльце в пушку – я все пойму по ответам. Он должен что-то знать. Тем более, что от моего квартала в Яффо до Бат-Яма рукой подать.
     Я дотянулся до толстой желтого цвета телефонной книги абонентов центрального района страны. Мирский - фамилия в Израиле распространенная. Но в сочетании с именем «Сергей»… В Бат-Яме действительно жил некто с таким именем и фамилией.
     Что бы на моем месте сделал мой друг – детектив? Главное – не спугнуть. Поэтому я не стал звонить, выписал адрес и поехал в Бат-Ям, на улицу Гапонова.
     Вот этот новый 20-этажный дом недалеко от моря. Архитектор щедро использовал модное стекло, нержавейку и ассиметричные линии. Подъезд закрыт, в фойе сидит охранник. В таких домах и покупают в последние годы квартиры нувориши из России. Они продолжают заниматься бизнесом на прежней родине и в Европе, а в Израиле создают себе «аэродромы отступления»: если где-то власти сочтут, что они преступили закон и пожелают арестовать их, они найдут прибежище в Израиле, который очень редко выдает своих граждан в руки правоохранительных органов других стран.
     Я нажал на звонок, охранник впустил меня в фойе, но к лифтам пропустить отказался. «Звоните к жильцам, если разрешат – пропущу, такой порядок».
     Охранник – ражий «русский» парень с пистолетом на боку - сам набрал мне по внутреннему телефону нужную квартиру, сказал хозяевам:
     - К вам гости…
     И передал трубку мне.
     - Здравствуйте, вы – Мирский?
     - Нет, - ответил мужчина, судя по голосу – достаточно пожилой. – Мирские раньше жили здесь, месяц назад переехали.
     «Готовился к акции, поменял адрес», - мгновенно мелькнуло у меня в голове. Сомнений не было, что я напал на верный след.
     - У вас нет их телефона или адреса?
     - А вы кто будете? – спросил мужчина сухим, недовольным тоном.
     - Я журналист, пишу статью про екатеринбургское землячество. (Есть, наверное, такое! Есть же днепропетровское, почему не быть екатеринбургскому?) Хотел взять интервью у Сергея Мирского.
     - Я не знаю, куда они переехали.
     - Если они вам позвонят, передайте им мой номер телефона, пусть свяжутся, - попросил я, попытавшись выразить в голосе все свое обаяние.
     - Они нам не звонят, - мужчина был по-прежнему сух.
     - Обычно те, кто переехал, звонят первое время, спрашивают, нет ли почты на их имя, - мягко настаивал я.
     - Хорошо, диктуйте, - проворчал мужчина недовольно.
     Не успел я приехать домой – мне позвонили. Это был женский голос.
     - Здравствуйте, я – жена Сергея Мирского, мне сказали, что вы из газеты, интересовались нами…
     Ну, хитер тот тип, что говорил со мной. Есть, конечно, у него телефон Мирских. Сразу позвонил им.
     - Да, я пишу статью, хотел побеседовать с Сергеем и с вами. Вы ведь из Екатеринбурга? – спросил я женщину.
     - Да.
     - Когда можно к вам приехать?
     - Когда хотите.
     - Тогда я буду у вас через полчаса.
     И она продиктовала адрес.
     Мирские жили в том же Бат-Яме. Я раскрыл карту – улица, соседняя с Гапонова. Переехали недалеко. В тот же супермаркет ходят, на том же отрезке набережной по вечерам гуляют. Если хотели скрыться – то не очень удачно. Тот, кто стал бы искать, мог случайно на них наткнуться.
     Нужный мне дом стоит в переулке, неказистый, трехэтажный, как бы врытый в землю. Такие в Союзе назывались «хрущевками». Мирские живут на третьем этаже. Лифта нет. Подъезд давно не убирали, пованивает. Странное жилье для магната. Или он так «залег на дно»? Во, типичное выражение из статей Самаритянина.
     Я нажал на звонок. Долго никто не подходил. Хотя люди в квартире были – я слышал работающий телевизор. Наконец кто-то подошел к двери, и женский голос спросил негромко:
     - Кто там?
     Я представился. Мне открыла пожилая женщина в халате, невысокая, толстая. Впустила в квартиру. В ней были две небольшие комнаты. Она тоже производила тяжелое впечатление. Давно не беленые стены, дешевая мебель. Маленькие окна открыты, но на них висят темные шторы, и воздух сюда почти не проникает.
     Из спальни выехал на инвалидной коляске мужчина лет шестидесяти, грузный, можно предположить - невысокого роста, тоже в халате, небритый, запущенный. С потухшим взором. В квартире было очень душно, тем не менее и на муже, и на жене были коричневые байковые халаты. Если они встанут рядом, то будут живой иллюстрацией к рассказу Гоголя «Старосветские помещики».
     - Здравствуйте. Вы – Сергей Мирский?
     - Да.
     - Вы из Екатеринбурга?
     - Да, но никакого екатеринбургского землячества здесь нет, - покачал головой хозяин. - Во всяком случае, я о нем не знаю.
     Они поверили в мою байку. Но, кажется, все мои старания напрасны, я попал к совершенно другим людям.
     - Вы приехали три года назад?
     - Да.
     Бывают же такие совпадения.
     - Вы были знакомы с Эдуардом Гринблатом?
     – Знакомы! – впервые оживился мой собеседник. – Да, часто там общались. Я ему однажды помог. Здесь встречались редко: он стал большой шишкой. А мы… - он горестно развел руками.
     – Я пишу статью о нем, - объяснил я свой визит, - беседую с его земляками. Один их них назвал мне вас, он сказал, что в Екатеринбурге вы были очень важной фигурой…
     - Да, был, - с горькой усмешкой подтвердил Мирский.
     - Вам чай или кофе? – спросила хозяйка, толстушка с круглым добродушным лицом.
     - Какой чай, Маша, - желчно проворчал хозяин, - в такую жару.
     - Ну, я принесу холодной колы.
     Хозяин предложил мне сесть на диван. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что квартира эта съемная, и мебель принадлежит хозяевам, а не арендаторам.
     Из нашей дальнейшей беседы я выяснил, что чету Мирских постигла судьба многих неожиданно разбогатевших в новой России людей: в далекой Москве приняли очередной закон, который мгновенно превратил их из преуспевающих бизнесменов в нарушителей федеральных законов. Налоговая полиция Екатеринбурга совершила налет на офис и на их дом (я где-то читал – в России это называется «маски-шоу»). Сергея Мирского две недели продержали в тюрьме, оттуда он вышел нищим человеком. Несколько лет жили, едва сводя концы с концами, пытались снова встать на ноги. Безуспешно. Три года назад у Мирского случился первый инсульт, часть тела в результате парализована, сам передвигаться не может. Репатриировались в Израиль, надеясь на чудо здешней медицины. Чуда не произошло, состояние бывшего бизнесмена не улучшилось. А недавно кончились деньги, которые они выручили за свое жилье в Екатеринбурге, им пришлось съехать с дорогой квартиры в доме на набережной.
     Я осторожно подвел разговор к отношениям с Гринблатом. Оба они - и муж, и жена, нисколько не насторожились. Да, были с ним знакомы там. Никаких общих дел не было. Тем более – конфликтов.
     - Насколько я знаю, Гринблат и там занимался политикой, был депутатом горсовета. Не пытался вам помочь, когда вас арестовали? – продолжал я зондировать. Может, сейчас они проговорятся?
     - А чем он мог помочь? Налоговая полиция подчиняется прямо Москве, - объяснил Мирский.
     Встречались ли они с Гринблатом здесь? Да, когда он стал депутатом Кнессета, обратились к нему за помощью, он обещал и выполнил обещание: по его указанию помощник звонил в соответствующую инстанцию, им оказали разовую финансовую помощь. Мирские, по их словам, очень огорчились, услышав по радио о гибели своего земляка, который стал здесь знаменитым политиком.
     Я смотрел на хозяев – и не мог себе представить, что эта чета займется сведением старых счетов, даже если таковые были. Им бы выжить…
     Ушел я от них через час. Ни с чем. Видимо, источник того российского журналиста был двойником нашего бойкого Самаритянина; слышал звон, да не понял, откуда он.
     У меня не было никаких оснований не верить Мирскому. Хорошо, что я не успел рассказать о своей гениальной версии Максу. Вот было бы позору.
     Назавтра, забежав в сыскное бюро после работы, я не выдержал и рассказал детективу о письме Калюжного и своей встрече с Мирскими в Бат-Яме. Макс одобрительно хмыкнул. «Я сделал бы то же самое», - сказал он.
     - Ведь не могут Мирские врать? – спросил я.
     - Скорее всего, они говорят правду, - поддержал Макс мою оценку. - Если так легко согласились на встречу с тобой. По всем правилам, если за этими взрывами стоят они, то должны прятаться, опасаться полиции. Мало ли кто может назваться журналистом!
     И еще Макс сказал мне:
     - Ты оказался прав насчет той девушки с кладбища. Она не могла быть любовницей Блюма.
     - Ты нашел ее?
     - Нет. Но я узнал кое-что про этого помощника. Не было у него никакой невесты, вообще никакой подруги. В 25 лет он все еще не разобрался со своей сексуальной ориентацией.
     - Голубой, что ли? Рома Блюм?
     - Не уверен. Во всяком случае, у него никогда не было никакой подруги.
     В этот время в агентство пришла Юля, как всегда – веселая, оживленная.
     - Жалко, что вы со Светой не пошли с нами в театр. Отличная комедия. Давно я так не хохотала.
     - А про Гринблата ничего нового не выкопала? – спросил я.
     Юля покачала головой.
     - Давай снова посмотрим те его письма к себе, - предложил я.
     Юля опять подключила приставку к компьютеру, раскрыла одно письмо, второе, третье… Ничего. «Здравствуй» - и дальше пустота. Белый лист. Даже Макс вышел из своего кабинета, подошел к Юлиному столу.
     Мы смотрели на пустой экран, и тут всех нас троих разом осенило. Мы с Максом одновременно воскликнули, каждый свое – но в сущности одно и то же. Он приказал Юле: «Закрась страницу!», я бросил: «Это белые буквы!» А Юля еще до того, как мы начали кричать, уже ткнула курсором в «Сервис», выбрала команду «Статистика». Компьютер выдал: в этом на первый взгляд пустом документе две страницы, 290 слов, 1385 знаков. Дальнейшее напрашивалось само собой. Юля выделила всю страницу, сменила цвет шрифта на черный – и на экране проявились буквы длинного письма.
     Хитрый Гринблат писал письма, потом перекрашивал черные буквы в белый цвет. Прямо как Ленин и Дзержинский, которые в царских тюрьмах писали молоком, и текст проявлялся только при нагревании бумаги. Гринблат точно начинал свою политическую карьеру в комсомоле Свердловска. Получателю нужно было повторить действия Юли: закрасить якобы пустую страницу и поменять шрифт на любой другой цвет, кроме белого.
     Но почему депутат присылал эти письма себе? Неужели так он хранил те самые компрометирующие материалы, о которых пишет Самаритянин? И которые не могут найти следователи?
     Я еще успел подумать: Видимо, Самаритянин прав. Это – факты, которые Гринблат и собирался обнародовать. Он не хранил ничего ни в шкафах в доме, ни в памяти компьютера, все сбросил в сеть. Не доверял никому.
     Мне было все равно, чем станет пугать Макс, я не мог не узнать, что в этих документах!
     Мы с Юлей принялись читать проявившиеся тексты. Один за другим – все файлы. К моему огромному удивлению это были обычные письма. Банальные житейские послания. Женатого мужчины кому-то, скорее всего - замужней женщине. Из текста можно было понять, что она на 20 лет моложе него, что она беременна, и что это ее первая беременность. «Ты уверена, что ребенок от меня?» – снова и снова спрашивал Гринблат.
     Слава Богу, Макс пугать нас карами за нарушение частной переписки не стал. Он сам сел за компьютер, прочел внимательно последнее по дате письмо, в котором больше всего говорилось о беременности.
     Дочитав, встал, походил в задумчивости по кабинету, и, наконец, произнес:
     - Теперь мне все ясно. Все разрозненные факты, которые у меня были, сложились в цельную мозаику. Я с самого начала выдвинул правильную версию, но никак не мог привязать к ней убийство помощника Блюма. А в этом письме Гринблат упоминает его, как их общего знакомого. Значит, этот Блюм был в курсе их романа, я иду дальше – посредником. Возможно, через него они и познакомились. Когда ты сказал, что Блюм ездил к своей девушке на машине босса, - повернулся он ко мне, - я сразу заподозрил неладное.
     Не исключено, что та красивая женщина, которая была у них обоих на похоронах, и есть пассия нашего депутата. Что тебе о ней известно?
     - Я только знаю, что ее зовут Наташа. Я познакомился с ней у Веры Ходоровой, сестры Гринблата… Она замужем.
     - Как ее фамилия?
     - Не знаю.
     - Где она живет?
     Я пожал плечами.
     - Помощник не говорил, в какой именно город он ездил на машине своего босса?
     - Нет. Не помню.
     - Нужно срочно ехать к этой сестре Гринблата. Она знала об этом романе. Она даже знает, кто и зачем убивает. И у нее есть причины не говорить ничего полиции. Она врала и тебе – о том, что взяла машину брата и вымыла ее на мойке. Видно, женщина она неглупая, сразу поняла, что вымытая в субботу машина может вывести на убийцу и на истинную причину этих преступлений. Она не хочет, чтобы преступление раскрыли. Боюсь, что готовится еще одно убийство, и если мы не успеем его предотвратить, я никогда себе этого не прощу. Поехали.
     Мы сели в его машину и помчались в Петах-Тикву, на улицу Маршака - к сестре Гринблата Вере Ходоровой.
     По дороге я спросил Макса:
     - Почему Рома не рассказал полиции о любовнице своего босса?
     - Это меня не удивляет. Во-первых, он не увидел здесь связи. Не думал, что этот роман имеет отношение к убийству. Не хотел впутывать замужнюю женщину. Во-вторых, не хотел, чтобы его таскали в полицию на допросы. Он остался без работы, ему нужно искать себе занятие, а не на допросах киснуть.
     Вера вспомнила меня, впустила нас без расспросов. Она смотрела на моего товарища и на Юлю удивленными глазами. Макс не стал ждать, пока я представлю их, сразу взял быка за рога:
     - Мне срочно нужно знать имя и адрес любовницы вашего погибшего брата.
     Ошарашенная женщина не вымолвила ни слова.
     - Я думаю, что ее муж убил Эдуарда, убил его помощника, бывшего посредником, на очереди – его жена, любовница Эдуарда, - напирал детектив.
     Я видел, что Вера потрясена. Она не придумала ничего лучшего, как просто молчать.
     Макс продолжал:
     - Я все равно узнаю ее имя, она была на похоронах, на телевидении есть видеозаписи. Но у нас нет времени. Возможно, в эту самую минуту ее муж готовит бомбу для нее. На вашей совести будет смерть сразу двоих: эта женщина беременна. От вашего брата.
     На лице Веры отражалась жестокая внутренняя борьба. Она считала, что своим молчанием кого-то оберегает. Жену брата? Его детей? Макс как будто прочел мои мысли:
     - Вы думаете, что если власти узнают правду о том, почему убили вашего брата, его семью лишат пенсии? Никто ничего у них не отнимет. Нет такого закона. Вы напрасно опасаетесь. Здесь такая бюрократия. Трудно получить что-то, но еще труднее лишить чего-то, что предусмотрено законом автоматически. Здесь госслужащий, офицер армии сидит двадцать лет в тюрьме за шпионаж в пользу вражеской страны, и все эти годы ему на банковский счет идет пенсия. А вы будете косвенно виновны в новом убийстве.
     И вдруг эта сильная большая женщина рухнула на диван, закрыла лицо руками и зарыдала. Мы все молча стояли вокруг нее.
     Потом она немного успокоилась, встала, нашла платок, высморкалась и стала бормотать:
     - Она сама к нему пристала. Она работала во время предвыборной кампании в штабе партии, обзванивала избирателей. После выборов на банкете она сама подошла к нему, она чуть не висела на нем. Я знала, что ни к чему хорошему это не приведет. Эдик – он человек добрый, доверчивый… Он как ребенок.
     - Так как ее имя? – спросил жестко Макс.
     Не говоря ни слова, Вера взяла листок бумаги и что-то написала на нем. Макс взял у нее из рук листок, прочел вслух: Наталья Зеланд.
     - Номер телефона? – спросил Макс.
     Вера достала свой мобильный, нашла в памяти нужный номер, все так же не говоря ни слова протянула телефон Максу. Тот передал его Юле.
     Я воспользовался паузой и задал Вере вопрос, который давно вертелся у меня на языке:
     - Это вы отговорили свою невестку Ирину от встречи со мной?
     Вера кивнула. Впрочем, я и не сомневался в этом. Ясно, что и жена Эдуарда знала о романе своего мужа. Говорят, что мужья и жены последними узнают об измене. Здесь не этот случай.
     Юля тем временем набрала переданный Верой номер на своем мобильнике, когда ей ответили, произнесла:
     - Наташа? Минуточку, с вами хотят поговорить, - и протянула телефон Максу.
     - Здравствуйте, это говорит частный детектив Макс Черняховский, - сказал мой друг в трубку, - нам необходимо срочно встретиться. Где вы находитесь? Когда вылет? Я прошу вас, умолю вас, задержитесь, ваша жизнь в опасности, не нужно вам никуда лететь. Мы через полчаса будем в аэропорту.
     Вернув телефон Юле, Макс объяснил нам:
     - Она в аэропорту, в очереди к стойке.
     Потом обратился к Вере:
     - Через ваше турбюро она покупала билет? Это вы убедили ее улететь на время?
     Вера опять кивнула.
     - Какой рейс? Куда она летит?
     - 254-й, в Москву. Там живет ее тетя.
     - Поехали, - сказал Макс нам с Юлей. Ее рейс через два часа. Я уверен, что муж подсунул ей в чемодан адскую машину. Если она меня не послушается и пойдет в самолет – я задержу вылет.
     Мы трое ринулись вниз по лестнице, прыгнули в машину и помчались в аэропорт.
     После кондиционера в квартире Веры жара на улице казалась еще более тяжелой. Вчера синоптики передавали, что сегодня произойдет резкое снижение температуры, но что-то не верится в это. Они так говорили и третьего дня – ничего не изменилось. Эта жара, эта дневная мгла будет длиться вечно. Машина на солнце раскалилась, прошло не менее десяти минут, прежде чем ветер немного разогнал в ней жару, и можно было включить кондиционер.
     Первый человек, которого я встретил в аэропорту – «самаритянин» Жора Галуцкий.
     - Кого провожаешь? – спрашивает.
     - Напротив, пытаемся не выпустить, нужно срочно рейс задержать, - ответил я.
     Как я и рассчитывал, Галуцкого это заинтриговало, он стал расспрашивать. А мне очень хотелось рассказать ему, что мой друг раскрыл убийство Гринблата, и все его теории о вселенском заговоре он может бросить в редакционную корзину.
     - На один из самолетов пронесли бомбу – так считает мой друг–детектив, - пояснил я.
     - Надеюсь, не на московский рейс? – хохотнул беспечно Галуцкий. - А то я своих отправляю этим самолетом. Жену с детьми и тещу.
     - 254-й? – спросил я.
     - Точно! – и побледнел. – Это ты пошутил насчет бомбы?
     - Да нет, какие тут шутки.
     Я рассказал ему коротко о нашем с Максом расследовании.
     - Ты не тушуйся, сейчас мы эту женщину снимем с рейса, твои спокойно долетят до белокаменной, - успокоил я Самаритянина. Он в своих статьях иначе Москву и не называет.
     Макс и Юля тем временем уже отыскали нужную стойку, Наташа, как и обещала, вышла из очереди и терпеливо ждала нас. Рядом была и тележка с двумя ее чемоданами.
     - Здесь весь ваш багаж? – спросил детектив.
     Женщина кивнула.
     - Нужно выйти из здания, - бросил мой друг и взялся за ручку тележки.
     Наташа ухватилась за тележку.
     - Нет, нет, я никуда не пойду. У меня скоро рейс. Я опоздаю.
     - Лучше вам опоздать. Здесь у вас бомба. Вы подвергаете опасности свою жизнь и жизни еще двухсот человек. Вы потом сами скажете мне спасибо, - объяснил Макс и, не дожидаясь ее ответа, покатил тележку к ближайшему выходу.
     Галуцкий, естественно, пошел с нами.
     Мы прибыли на автостоянку, выбрали пустой угол. Макс попросил всех отойти за колонны, сам снял чемоданы с тележки, стал осторожно вытаскивать из них вещи. Обычное содержимое: одежда, косметика, фен, пакеты с подарками. Макс раскрывал все пакеты, рассматривал внимательно каждый предмет. Он покончил с одним чемоданом, вторым. Ничего. Взялся за сумку, которую Наташа собиралась пронести с собой в салон самолета. И там не было ничего подозрительного.
     Молодая женщина была перепугана, молча следила за действиями детектива.
     - Наташа, - крикнул Макс в нашу сторону, – проверьте вашу сумочку, нет ли там ничего подозрительного?
     Она подошла к детективу и просто протянула ему небольшой ридикюль, который держала в руках. Заодно протянула зеленый велюровый пиджачок, который держала в руках – его она собиралась накинуть при выходе из самолета в Москве: там сейчас осень, всего 10 градусов. Макс сначала проверил пиджак, потом вытряхнул из ридикюля все содержимое - телефон, миниатюрные ножнички, губную помаду, бумажные платки, ключи, какой-то пузырек, таблетки. Прощупал его – нет ли бомбы под подкладкой, дернул ее и порвал. Не нашел ничего, отбросил сумочку в сторону. Результаты осмотра явно озадачили детектива.
     Наташа наконец-то поняла, что ее заподозрили незаслуженно, обрела дар речи.
     - Если я опоздаю на рейс, вы мне ответите, - сказала она Максу, собирая снова выброшенные предметы в ридикюль.
     Он никак не отреагировал на ее реплику. Стал осматривать молодую женщину. По случаю жары она была в легкой бирюзового цвета блузке, которая очень шла к ее зеленым глазам, в тесно обтягивавших коротких джинсовых шортах, которые почти ничего не скрывали. И без того высокая, она еще надела туфли на массивных платформах. Сейчас была выше Макса, ростом почти с меня. Похожа на топ-модель.
     Макс, внимательно осматривая молодую женщину, обошел ее со всех сторон. Он все еще не хотел отказываться от своей версии. Хотя всем остальным было ясно, что мой друг ошибся. Я приуныл, зато Самаритянин торжествовал.
     - Пошли по домам, - сказал он.
     Макс вдруг увидел что-то в обуви женщины.
     - Когда вы забирали туфли из ремонта? – спросил он красавицу.
     - Не забирала, они новые, я их не отдавала в ремонт.
     - Но их ремонтировали.
     - Я купила их за 400 шекелей на Дизенгофе!
     Девушка посмотрела на свои туфли на высокой платформе.
     - Всем отойти за колонны! – приказал Макс. Потом также властно велел женщине: - Расстегните осторожно ремешки. Нет, минутку! – Он поднял с земли маленькие ножницы, которые только что выбросил из ее сумочки. – Возьмите, разрежьте ремешки.
     В голосе Макса было нечто такое, что заставило женщину подчиниться. Она взяла ножницы, наклонилась, разрезала ремешки на обоих туфлях.
     - Теперь сойдите с них и подойдите к остальным, - продолжал командовать Макс.
     Когда босоногая женщина присоединилась к нам, Макс пояснил:
     - Эти новые туфли побывали в ремонте. Я вижу следы клея. Даже самый нерадивый сапожник не забудет стереть клей. Здесь явно что-то неладно.
     Макс подошел к оставленным женщиной обуви, присел на корточки, стал осматривать туфли. Потом вернулся к нам:
     - Кто-то отдирал подошву и потом заклеил ее. Клей немного потек. Всего одна капля. Это не может быть заводской дефект. Тем более, что это фирменная обувь, купленная за 400 шекелей. Я уверен, что их начинили взрывчаткой. Я рискну, попытаюсь это выяснить.
     - Макс, ты сошел с ума! – вскричал я. - Если там заряд, он может взорваться в любую минуту!
     Макс посмотрел на часы.
     - Видимо, есть механизм детонации. Туфли должны были взорваться вскоре после взлета самолета. У меня в запасе около часа.
     Я знал, что останавливать его бесполезно. Он бросил нам:
     - А вы не высовывайтесь из-за колонны.
     Потом вернулся к туфлям, достал из кармана японский нож с тонким лезвием, стал медленно взрезать подошву. Вскоре прорезал ее насквозь, повалил осторожно на бок, и на бетонный пол стоянки посыпался бурый порошок…
     - Бьюсь об заклад – это не тальк от потливости ног, - сказал Макс с усмешкой.
     Самаритянин стоял бледный. Наташа схватилась руками за голову.
     Макс вернулся к колонне.
     - Кто мог насыпать это туда?
     - Я купила туфли неделю назад, они лежали дома, сегодня надела в первый раз, - пролепетала женщина.
     - Они все время были дома?
     - Да.
     - Значит, кроме вас доступ к ним имел только ваш муж?
     - Зачем ему это?
     - Вы не догадываетесь? Адрес!
     - Какой адрес?
     - Где вы живете? Где сейчас ваш муж?
     - На работе, наверное. Он привез меня и поехал туда. У него сегодня смена.
     - Звоните. Но не ему на мобильный, звоните в контору.
     Наташа поискала в памяти телефона нужный номер, позвонила, попросила позвать Игоря Зеланда. Выслушала ответ, объяснила Максу:
     - Они сказали, что он не пришел сегодня на работу и не предупредил.
     - Где вы живете?
     - В Холоне, на улице Анны Франк.
     - Поехали, - бросил все так же резко детектив. – Насколько я понимаю, в этом деле будет еще одна жертва, если мы поторопимся, то предотвратим эту смерть.
     Я помог Наташе собрать вещи в чемоданы, она нашла в куче другие туфли, обулась. Мы были готовы ехать.
     - Юля, - обратился Макс к своей помощнице, - ты оставайся здесь, дай нам пять минут, чтобы мы успели уехать со стоянки, потом позвони вот по этому телефону, - он протянул ей листок, - это майор Хаймович из тель-авивской полиции, скажи, что мы здесь обнаружили взрывчатку. Со всеми вопросами пусть обращается ко мне. Ты поведешь, - сказал он мне, бросая ключи.
     Я сел за руль «субару», Макс и Наташа устроились сзади. Выехав на трассу, я заметил, что и Галуцкий на своем синем «Фольксвагене» увязался за нами. Нам навстречу по Первой автостраде уже мчались полицейские машины с включенными сиренами. Их догоняли пожарные и «скорые».
     Макс тем временем продолжал беседовать с Наташей.
     - Где работает ваш муж?
     - Почему вы считаете, что это дело рук моего мужа? – сделала слабую попытку защищаться Наташа.
     - Кем он работает?
     - Недавно устроился водителем автокара.
     - На химзавод?
     - На завод моющих препаратов.
     - И там он мог добыть химикаты. А рецепт изготовления взрывчатки сейчас легко найти в Интернете. Он работал когда-нибудь курьером?
     - Три дня. Потом не выдержал. Говорит: тяжело, мало платят.
     Макс раскрыл свой ноутбук, повернул его экраном к женщине:
     - Он есть в этом списке?
     - Да. Вот – Игорь Зеланд. Что это за список?
     - Это те, кто уволился из курьерской конторы на улице Алленби в Тель-Авиве. Ваш муж знал порядки там, знал, что можно беспрепятственно войти с улицы в зал, подбросить пакет в коробку к любому курьеру, и тот доставит его по указанному адресу.
     - Неправда, неправда, - продолжала твердить, как заведенная, Наташа. - Он не мог этого сделать. Он любит меня.
     - Если бы не любил, может, просто бросил бы, - вставил я, наблюдая в зеркало заднего вида за ее лицом – оно было по-прежнему красивым, несмотря на то, что женщина была подавлена всем происшедшим.
     - Он же так обрадовался, когда узнал, что я беременна, - пробормотала Наташа.
     - Вы ему успели рассказать? – спросил Макс. - Ведь всего два месяца.
     - Ну конечно! - Ошарашенная всем происшедшим, она не удивилась, что постороннему человеку известны сроки ее беременности. - А когда мужу об этом рассказать? Как только узнала, что беременна, сразу и сообщила.
     - И он принялся действовать, - сказал Макс. - Наташа, сколько времени вы замужем за Игорем?
     - Три года.
     - И все это время вы не могли забеременеть?
     - Откуда вы знаете?
     - Я не знаю, просто делаю предположение. Я прав?
     - Да.
     - Вы с мужем обсуждали этот вопрос?
     - Да. Ходили к врачу, сдавали анализы. Врач сказал, что у меня проблем нет.
     - А что сказал врач вашему мужу?
     - Не знаю. Я и забыла, что он тоже сдавал анализы. Не спросила. Началась предвыборная кампания, днем я работала в поликлинике, все вечера проводила в штабе.
     - Я не удивлюсь, если окажется, что врач сказал ему, что он бесплоден. Теперь вы понимаете, как он отреагировал на ваше радостное сообщение о беременности?
     На Наташу жалко было смотреть.
     - Что вы делали в тот день, когда убили Гринблата?
     - Мы должны были встретиться. Рома приехал за мной на его машине. Он привез меня к себе,
     потом позвонил Эдику, который должен был приехать на такси. Так уже было несколько раз, когда семья Эдика уезжала на выходные в Ашдод к родителям его жены. Эдик сам отвозил их туда в пятницу и возвращался в Тель-Авив – говорил, что ему нужно подготовиться к выступлению на пленарном заседании Кнессета. В ту субботу я хотела получить у Эда окончательный ответ. Если он готов развестись и жениться на мне, я тоже подала бы на развод. Мы приехали к Роме, он звонит Эдуарду – телефон не отвечает, ни домашний, ни мобильный. Тогда Рома поехал к нему домой, оттуда звонит мне, рассказывает о взрыве, о полиции. Рома оставил машину хозяина у его дома, сел на свою и приехал к себе, отвез меня обратно в Холон на «шкоде».
     - Уезжая из дома с Романом, вы всякий раз говорили мужу, что отправляетесь в тель-авивский штаб партии по делам?
     - Да.
     - Он ни разу не устроил вам сцены, верно?
     - Да. Я была уверена, что он ничего не подозревает.
     - У него есть машина?
     - Старая «Лада».
     - Значит, он мог однажды поехать за вами и убедиться, что помощник привез вас не в штаб, а на квартиру к себе, и что вскоре туда же приехал депутат Гринблат…
     Мы мчались по Первому шоссе на запад, к морю.
     Я посмотрел в зеркало, поймал растерянный взгляд молодой женщины, спросил:
     - Когда мы виделись в первый раз у Веры, вас к ней муж привез?
     - Да, - кивнула Наташа.
     У развязки с Автострадой номер 4 я повернул направо. И услышал крик Макса:
     - Куда ты едешь?
     - Как – куда? В Петах-Тикву, - сказал я, на всякий случай съехав на обочину и резко остановив машину. Ехавший за нами Галуцкий чуть было не врезался в «субару».
     - Зачем?
     - К Вере.
     - Для чего? Нужно было повернуть налево!
     - В Ашдод?
     - Почему в Ашдод? – опять закричал Макс.
     - Ну, к Ирине, жене Эдуарда.
     - Нет, в Холон! К ее мужу! – ткнул Макс пальцев с Наташу. – На улицу Анны Франк.
     После поворота я проехал уже больше полкилометра. Не теряя времени, я включил заднюю скорость. И так задним ходом вернулся на 1 автостраду. Опыт такой езды у меня, слава Богу богатый: одно время я снимал квартиру в доме, стоящем глубоко в тупике, и каждое утро выезжал на улицу задним ходом. Ехавший за нами Галуцкий, видимо, вести машину по зеркалам не умеет, не мудрствуя лукаво, он развернулся и поехал навстречу движению. Обе наши машины вернулись на 1 автостраду, и мы съехали с нее на юг, в сторону Холона.
     Очень скоро мы домчались до нужной улицы. Погода менялась с каждой минутой. Дул сильный западный ветер, отгоняя обратно на восток раскаленный воздух пустыни и нагоняя прохладу и тучи, накопившиеся над Средиземным море. Издалека доносились первые раскаты грозы. Воздух становился все свежее. На этот раз синоптики угадали.
     Когда я остановил «субару» у дома Наташи, раздался очередной мощный раскат грома.
     - Ты слышал? – спросил меня Макс, при этом весь насторожившись.
     - Гром?
     - Нет, взрыв. Он прозвучал почти одновременно с громом.
     Никакого взрыва не слышал.
     Макс открыл багажник машины, достал из нее огнетушитель.
     - Ключ! - он почти вырвал у женщины из рук ключ, который та достала из сумочки.
     Мы помчались вверх по лестнице на четвертый этаж. Макс отпер стальную дверь, мы вбежали в квартиру, в которой уже разгорался пожар.
     Макс действовал огнетушителем, я нашел ведро в ванной. Очень скоро мы погасили огонь. В квартире стоял особый запах – так, по-моему, может пахнуть мокрая гарь.
     На полу посреди зала лежал молодой невысокого роста худощавый мужчина. Его голову разнесло взрывом.
     Компьютер на столе в углу от всей этой катавасии не пострадал, он был включен. На экран был выведен сайт аэропорта имени Бен-Гуриона, открытый на странице отбывающих рейсов. Одна из строк извещала, что пять минут назад состоялся вылет рейса 254-го в Москву. Рейса Наташи. Игорь Зеланд ушел из жизни, уверенный, что и его любимая жена очень скоро последует за ним, что он встретится с любимой, хоть и неверной женой на том свете…
     Мы, выполняя приказ Макса, ничего в квартире Зеландов трогать не стали. Галуцкий все сокрушался, что ни у кого из нас нет с собой фотоаппарата.
     Наряд полиции долго себя ждать не заставил – майор Хаймович позвонил моему другу, еще когда мы только въехали в Холон.
     Следователи быстренько выпроводили нас и прибежавших любопытных соседей из квартиры, оставив там только Наташу.
     Мы с Максом вышли из подъезда. Дождь уже лил вовсю. Это был настоящий ливень, продлись он хотя бы неделю, в этой части земного шара непременно будет новый потоп. Но на это надеяться не стоит; или лучше сказать – опасаться этого не следует? Хорошо уже то, что он вымыл машины так, что все они заблестели, даже старые. Вдобавок дождь вычистил и окна домов. Теперь хозяйкам не придется их отмывать.
     Дышать стало очень легко. Дождливый Израиль - это совсем другая страна, другой мир. Может, через неделю будет новый «приступ» хамсина, но сейчас эта земля напоминает рай осенью.
     Мы медленно ехали в Тель-Авив, и водители всех встречных машин довольно улыбались. У меня было приподнятое настроение, несмотря на то, что я только что видел человека, который разнес себе голову самодельной бомбой. На душе было облегчение от того, что загадка наконец-то разрешилась.
     Самаритянин написал в воскресный номер огромную статью про всю эту историю, про расследование частного детектива, в которой воспевал Макса Черняховского. Странно, на этот раз его напыщенный тон раздражения у меня не вызывал. Хотя Галуцкий как всегда использовал высокопарные слова и выражения: «тонкий нюх», «пытливый, целеустремленный взгляд», «огромный следовательский опыт». Он описал детектива так, что я бы его точно не узнал. Макс предстал этаким голливудским героем, высоким, с проницательным взором, решительным, уверенным, плечистым красавцем. Неожиданно для меня, тон статьи был очень доброжелательным – как и подобает для истинного самаритянина. Видимо, Галуцкого проняло то, что Макс спас его семью от неминуемой гибели. А заодно и жизни сотен пассажиров того московского рейса.
     Я не в обиде – я бы так написать не смог, а Макс заслужил все эти дифирамбы.
    Поставьте оценку: 
Комментарии: 
Ваше имя: 
Ваш e-mail: 

     Проголосовало: 3     Средняя оценка: 10