Большому кораблю

    
     - Разрешите… устроюсь тут с вами рядышком…
     Я с ненавистью посмотрел на потрепанного старичишку с необъятными баулами. Что у него там в сумках может быть… Бутылки собирал, не иначе… Или челнок, только что из Китая.
     - Садитесь, - я подвинулся на кресле, старичишко сел, прижав меня к стене, вот гад, чуть не раздавил…
     - Ох, устроился… ну, спасибо, молодой человек… а куда это вы в рань такую? Молодежь-то еще спать должна…
     - Какое там спать… а экзамены сдавать кто будет?
     - А, большому кораблю большое плавание… в университет?
     - В училище.
     - А что так?
     - Да что… мне полбалла до универа не хватило… И на тебе. Все Скворушкин этот… Руками бы своими задушил этого Скворушкина…
     - А что он?
     - Да что… - я попытался отодвинуться от старичишки, отодвигаться было некуда, - он же и в школе был весь из себя такой правильный, отличничек… до медали, правда, не дотянул… И в универе нате вам, пожалуйста… на полбалла меня обскакал, его взяли, меня нет. Профессора улыбаются, руки пожимают… аж тошно.
     - Да ничего, парень, держись… - он как-то сочувственно похлопал меня по плечу, - все… наладится…
     Я хотел отрезать, с каких щей оно все наладится, тут же спохватился – чего ради я вообще незнакомому человеку раскрываю душу, делать мне больше нечего, еще бы всю жизнь свою ему как есть рассказал…
     - Мне выходить, - спохватился я.
     - А, давайте, давайте… удачи вам… юноша.
     Я выскочил из трамвая в проливной дождь, мысленно проклиная все на свете, и старичишку этого, и дождь, и Скворушкина, ей-богу, руками бы собственными его задушил…
    
     - Молодой человек… разрешите… пристроюсь к вам тут…
     - А-а, давно не виделись, - вырвалось у меня. Почему-то я сразу узнал его, хотя не видел уже давно, очень давно. От старика повеяло прошлым, детством повеяло, я же видел его, когда только-только отзвенел последний звонок, только-только я обивал пороги универов, и шаркающие по ступенькам студенты казались мне ужасно солидными, ужасно взрослыми, хотя и разделял нас тогда год, не больше…
     - Уж разрешите… я тут со своими баулами пристроюсь, не помешаю… о-ох-х… - старик свалился на сиденье, пребольно прижал меня к стене, - в тесноте да не в обиде…
     Я вжался в угол полуразбитой газельки, с ненавистью посмотрел на баул старика: черт, что у него там, бутылки сдает, не иначе.
     - А я это… на рынке приторговываю, вот, кроссовки везу… не желаете парочку?
     - Да нет, спасибо…
     - А вы как, молодой человек, устроились? В училище?
     - Да какое там… в универ взяли.
     - Ох, поздравляю… да как так, вы же говорили, не берут, гады…
     - Взяли… Скворушкин этот… вроде так рвался поступать, документы подал, экзамены сдал – и на тебе, как в воду канул. И все, мне через пару денечков звонят, поздравляем, вы приняты…
     - Ну, поздравляю… доучиваетесь, я так понимаю… Дальше куда?
     - Да… не берут никуда… тут или деньги, или связи нужны… а у меня какие на хрен связи, такой я… знакомства заводить не умею… Вон, в банк хотел приткнуться, Ленька Каганов меня опередил… Он же парень вообще пробивной, из деревушки своей выбрался, и уже первый парень в универе… Да, я все смотрю, кто из деревень приезжает, тот в люди выбивается, а кто в городе родился… тому ни хрена… может, потому что привык на всем готовеньком жить…
     - Да брось ты, парень… - он потрепал мое плечо, как-то неожиданно ласково, - с универом получилось все… и тут, глядишь, все образуется… в банк, значит, хочешь?
     - Остановите! – я подскочил, как ошпаренный, спохватившись, что уже проехал свою остановку, и уносит меня газель неведомо куда, - да останови же, мать твою!
     - Спать не хрен было, так тебя и растак! – взорвался водитель, притормаживая там, где кончался город, и начиналась какая-то лесостепная мутотень, - хорошие сны видел?
     Я в сердцах хлопнул дверью, чувствуя, как все вскипает внутри. Мало того, что с работой напряг… теперь и это…
    
     - Молодой человек… до города старичка не подбросите?
     Кто-то наклонился к моей машине, все так и вскипело внутри. Сейчас я этого старичка так подброшу… улетит, на хрен, и не вернется…
     - А, вы… - я узнал его, как-то неожиданно для себя узнал, - садитесь… подвезу.
     - Вот за это спасибо, а то транспорта не видать… подзадержался я… Ух ты, машина-то какая у вас… Сразу видно, в люди выбились…
     - Ну, меня же в банк взяли… Я теперь в замах хожу…
     - Ну, большому кораблю большое плавание… Обошли вы Каганова этого?
     Меня передернуло. Что за дедок, он и фамилию помнит…
     - Да нет… жуткая история… помер Каганов-то.
     - Вот те на…
     - Ну, не говорите… машина его сбила. Страшно так… говорят, по кусочкам собирали.
     - Вот оно как бывает… Ну, повезло вам, значит… говорил же я вам, все-то у вас наладится…
     Повисла тишина, какая-то особенно мерзкая, тягучая, как кисель. Нужно было включить радио, и не хотелось включать радио, ничего не хотелось, нужно было чем-то разогнать эту тишину…
     - Скворушкин-то… тоже помер, - сказал я, тут же мысленно ударил себя по губам, чего ради сказал…
     - Ох. Беда-то какая, молодые уходят… молодых теряем, а мы, старики, живем…
     - Тем летом, как поступали, он пропал без вести… а весной в болоте нашли… только по генам и определили, что это он, там уже вообще ничего не осталось…
     - Ох, горе…
     - Да не говорите… мне прямо неловко как-то перед ним было, я же его смерти желал…
     - Да что вините-то себя, вы-то при чем… А вы-то сами как устроились? Все, вижу, жизнь наладилась?
     - Да какое наладилась…
     - А что так?
     Я сжал зубы. Чего ради я чужому человеку буду что-то рассказывать… и нет сил, как будто тянет из меня кто-то слова – говори, говори, только бы не слышать эту тишину, а то тишина сама вытянет из тебя слова…
     - С женщиной с одной сошелся…
     - Красивая?
     - Еще бы… Эффектная такая дама… денег куры не клюют… Они обычно стервенеют те, которые с деньгами-то большими… А эта ничего, сердце мягкое… золотое… Тут отелишко есть неподалеку…
     Сердце екнуло: что говорю, что рассказываю-то…
     - Так вот, изредка там встречаемся… ей-богу, сколько женщин у меня было, ни с одной так не было…
     - Так что не так-то?
     - Да это…
     Господи, что говорю…
     - Замужем она… за банкиром… матерый банкирище, я ему в подметки не гожусь… А злой, собака, как напьется, жену лупит… Я ей все говорю, бросай, на хрен, своего банкира, айда ко мне… а она боится… муженек-то у нее влиятельный…
     - Да, не везет тебе…
     - Приехали, - я затормозил у подъезда, недоуменно посмотрел на старичишку, - а вам… куда?
     - Да… я уж тут недалёко живу, спасибо, мил человек… век не забуду…
     Он долго выгружался из машины, выгружал свои баулы, что-то звякнуло в сумках, ага, дедок, не кроссовки ты таскаешь…
     Черт, что я ему рассказал-то… делать мне больше нечего… Еще не хватало, растрезвонит кому, видно же, что язык ниже колен вылезает…
     Попал я…
    
     - Разрешите… Мил человек, я уж к вам… гляньте-ка на билетик, вроде верно все, мое место?
     Я оторопело посмотрел на него: вот уж где меньше всего ожидал увидеть, так это в самолете, уж совсем это не вяжется, сверкающий чистотой салон и старичишко в замызганной куртешечке… И как всегда, со своими баулами, как его только в самолет пустили.
     - Все верно, ваше место, дедушка… - я по привычке подвинулся, чувствуя, что он сейчас опять прижмет меня к стенке.
     - Ну что, мил человек, как живется-можется? Работаете?
     - Ага, банк свой…
     - Не женились?
     - Женился… Банкирище-то, муж ее помер… Легонько так, во сне – сердечный приступ. Отравили, поди, как пить дать… Ну и все, она месяцок поплакала, Катюшка-то моя, Котеночек мой… и все. И свадебку сыграли.
     - Вот оно как хорошо получилось все… Видите как, мил человек, в жизни-то все устаканится…
     - Ну… - мне хотелось сказать ему что-нибудь теплое, дружеское, - это… помните, в прошлый раз с вами в кафешке какой-то встретились? Я вам еще тогда говорил, как мне конкуренты дорожку-то перешли…
     - А, помнится…
     - Ну вот… так конкурентов этих и след простыл… на хрен всех как ветром сдуло… кто отравился, кто утонул, кто еще чего…
     - Ну вот видите как оно все… устаканилось… большому кораблю…
     - Да… - я придвинулся к нему, - мне это… еще несколько человечков мешают…
     - Мешают? Ай, как нехорошо…
     - Как бы от них избавиться…
     - Да, было бы неплохо…
     - Так я вам имена назову…
     - Так называйте, мил человек… всех называйте…
     Я еле успел пристегнуть ремни – самолет заходил на посадку, как-то слишком быстро, вроде бы два часа лететь должны были…
     - Авария, что ли?
     - Да нет, мил человек, никакой аварии…
     - А что тогда…
     - Да правильно все, мил человек… пойдемте…
     Он подхватил меня под локоть – я так опешил, что даже не мог сопротивляться, старичишко вел и вел меня к выходу, по трапу…
     - Это… это еще что? – я отпрянул, чувствуя снаружи нестерпимый жар, - горим?
     - Горим… мы тут всегда горим…
     Я оглядел пылающую панораму, черные скалы на горизонте, небо, затянутое грязно-серой пеленой…
     - Не… не надо…
     - Да что не надо… мил человек, что все я да я все для вас делаю… можете и вы для меня немножко…
     Я еще сопротивлялся, хоть и чувствовал – это бесполезно, он тащил и тащил меня куда-то, и я уже видел под его седой шевелюрой тонкие рожки, и мохнатую шерсть под пальтишком, в прорезях которого мелькали острые крылья… меня утешало только одно – я был не один, темные демоны тащили пассажиров кто куда, каждый свою добычу, диспетчер в динамиках вежливо объявил уважаемым пассажирам, что час расплаты настал.
    
    
    

Тур в бесконечность

    
     Здесь ему стало страшно.
     Здесь – перед закрытой дверью – стало по-настоящему страшно. Что было там, за дверью, он не знал даже приблизительно, еще пытался узнать, еще расспрашивал людей, люди только передергивали плечами. Создавалось впечатление, что там – за дверью номер семнадцать – никто не бывал с самого сотворения мира.
     Он толкнул дверь – отступать было уже поздно, отступать надо было раньше – когда звонил по телефону, когда подписывал договора, когда отдавал деньги – неизвестно за что. Отступать надо было, когда наткнулся на проклятое объявление, отправить его в спам, как обычное разводилово, не верить, не хватать блестящую наживку, под которой притаился острый крючок.
     Звякнул колокольчик – он вошел, чуть не задев макушкой поющий ветер под потолком. За дверью не оказалось ничего такого страшного, по крайней мере, на первый взгляд – офис и офис, карта мира на стене, какие-то веера, чучело попугая, чучело туземца, ах да, туземец плюшевый, дипломы, благодарности…
     - День добрый, - девушка за столом оскалила зубки, - чем могу…
     - Я Станислав.
     - А, очень… приятно… - улыбка на лице девушки тут же растаяла, - сейчас… сию минуту… договор подписали?
     - Давно уже.
     - Технику безопасности?
     - Тоже.
     - Да… сию минуту… - кажется, девушке тоже было страшно, подскочила, засуетилась, зацокала каблучками, вздрогнула, когда под рукой зашевелился телефон, - алло… ты что трубку-то не берешь, скотина? Нет, я почему-то всегда беру, хоть на работе, хоть где… Ты меня заберешь сегодня вечером? Что значит, может быть, мне что, пешком домой топать…
     Слав молчал – почему-то он был только рад этой маленькой отсрочке перед… перед… один черт знает, перед чем…
     - Из-звините… Так вы куда собирались, в Индию? Ах да… - девушка, казалось, побледнела, - п-пойдемте…
     Слав пошел за ней – медленно, как в тумане, и так-то все просто сейчас делается, девушка закрывает семнадцатый кабинет – раз, два, три, снова открывает, чтобы взять телефон, раз, два, три, опять закрыла, цокает каблучками по коридорам.
     - Ах да… - спохватилась она, когда дошли до перекрестка, - дорогой гость, рады приветствовать нас в нашем путешествии. Немногие люди осмеливаются заглянуть в неведомое так, как это делаете вы, немногие… алло… Ну что опять такое? Ну я что, смотреть должна за твоими ключами? Да не ездила я никуда вчера на машине, где швырнул ключи, там и валяются… Нет, я что, нянечкой при тебе сидеть должна? Извините, сейчас… Ты на холодильнике посмотри, где денежное дерево… в вещи мои и не лезь даже…
     Слав молчал – почему-то даже не хотелось возмущаться, что я вам деньги заплатил, за свои деньги хочу и получить по полной программе, а не слушать, как кто-то в холодильнике ключи ищет. Хотелось молчать, хотелось не спешить, хотелось замедлить этот путь – в неведомое, чем позже, тем лучше.
     Сам виноват… Ишь, выпендриться хотел перед коллегами, ишь, завидно ему стало, что Ложка на Тасмании был. Ложка… Лешка Крендельков, уж он-то бывает там, где никто не бывает, и на Тасмании, и в Антарктиде, и в кратеры какие-то спускался… Тьфу на него, что там против него Слав со своим Египтом, в Египет только ленивый не ездил…
     Вот и надумал Слав взять тур…
     Слав сжал кулаки – зачем только клюнул… мало того, что три зарплаты отдал, так еще и неизвестно, за что. Какая там Австралия-Бразилия, лучше бы туда, лучше бы тысячу тысяч раз – куда угодно по Земле-матушке, а это…
     Едва поспевал за девушкой, по коридорам, лестницам, переходам, перекресткам, лифтам, по лабиринту одного бесконечного здания-мегаполиса, растянувшегося на километры и километры. Главное, не отстать, не потеряться, а то, как бы все это не было тем самым разводиловом, вот так вот содрали деньги, и все, и поминай, как звали…
     Да скорее всего, так оно и есть… Если кто-то реально ТУДА туристов водит, то делает это здоровенный мужик из бывших десантников, а не хрупкая дамочка…
     - Да, извините, - девушка снова оскалила зубки, - так вот… дорогой гость, за последние века крупнейшие мегаполисы мира разрослись на тысячи километров, и на километры поднялись в небо. Многие города уже стали многоярусными, многие континенты уже сплошь покрыты….
     - Да знаю я, - почему-то отмахнулся Слав.
     Девушка растерянно посмотрела на него: не любо – не слушай, а врать не мешай…
     - Далеко еще? – спросил Слав.
     - Да нет, вот тут, еще три квартала, и на два яруса вверх. Если хотите, можно взять такси…
     - Да нет… не стоит…
     - За последнее время городская инфраструктура…
     Слав сжал зубы, снова подумал, чего ради он согласился, чего ради… Может, еще не поздно, может, еще сказать – знаете, что-то неможется мне, у вас сердечных капель нет? Ой, как жалко, тогда я в другой раз… Или увильнуть куда-нибудь в переулок, пока не поздно, пока не…
     Кто его знает, что оно там…
     Девушка, кажется, и сама не знает…
     - Далеко… еще? – спросил Слав, сам не знал, зачем.
     - А… нет, вот, сейчас… здесь…
     Девушка поднялась еще на сколько-то ступенек по лестнице, казавшейся бесконечной, открыла неприметную дверь, - Слава передернуло.
     - И…? – спросил он.
     - Ах да, извините… ошиблась… Сейчас, сейчас… За последние десятилетия процент уплотняющей застройки увеличился…
     И снова был путь – бесконечный путь из ниоткуда в никуда, в прозрачных лифтах, на эскалаторах, извивающихся винтом, казалось, заплетавшихся в самих себе.
     Еще не поздно…
     Черт возьми, еще не поздно сказать нет…
     - В связи с перенаселением планеты…
     - Знаю, - оборвал Стас, - все знаю. Ну так где же?
     - Ах да, вот…
     Девушка остановилась перед дверью, увенчанной черепом со скрещенными костями, Слав почувствовал, как все сжимается внутри.
     - Брать-то с собой что? – спохватился он, - а то я гол как сокол, даже вещи не собрал…
     - Да нет, ничего не нужно…
     - В такую даль – и ничего не нужно?
     - Там все есть, - отмахнулась девушка, распахнула дверь.
     Слав чуть не закричал, когда увидел запыленные внутренности электрощитовой, триста восемьдесят вольт, не влезай, убьет.
     - Это? – с издевкой спросил Слав.
     - А… извините, не та дверь, все время путаю. Сейчас, сейчас… - девушка бросилась куда-то по коридору, цокая каблучками, на ходу бормоча что-то про инфраструктуру и перенаселение земли, тут же снова подхватила телефон, алло, да откуда я знаю, где носки твои, на веревочку их привязывай, да за собой таскай… Ну подумаешь, в стирку бросила, что, последние, что ли…
     Слав не слушал – приказал себе не слушать, терпеливо шел по коридору – в никуда из ниоткуда. Когда остановились перед очередной дверью с черепом и костями, Слав даже не шелохнулся, он уже чувствовал, что все это ложь, фальшь, как тогда, с Тибетом, наобещали – завтра вылетаете, назавтра смущенно улыбались – простите бога ради, отменили рейс… и так восемь раз…
     Слав шагнул за девушкой на несколько ступенек вверх – и увидел.
     Сначала даже не поверил себе – думал, опять обман, шутка какая-нибудь. Но чем больше смотрел, тем больше убеждался – нет, никакого обмана, вот оно, то самое и есть. Вот оно… Слав припоминал какие-то сводки, фотографии, видео – ничего не припоминалось, все меркло перед настоящим…
     …перед…
     Там, в большом городе, не было ничего подобного.
     Не с чем было сравнить, нечего было вспомнить, мозг отказывался выдавать хоть какие-нибудь ассоциации.
     Это не было похоже на что-то, это не было чем-то, это не было каким-то, это просто… было…
     - Да в химчистку я твой костюм отдала… Откуда я знаю, в чем ты поедешь, голый поезжай… у нормальных людей не бывает так, чтобы один-единственный костюм… Ну я тебе потом перезвоню.
     На свое счастье девушка выключила телефон – а то бы Слав не удержался, грохнул бы его об пол. Потому что здесь было не до телефонов, и не до костюмов, и не до носков, и не до чего – земного, обыденного, здесь это было… неприлично, что ли…
     - В настоящее время в мире насчитывается…
     Слав сделал ей знак рукой, девушка, впрочем, и так все поняла, умолкла. Здесь не было дела до мегаполисов и численности населения, здесь не полагалось говорить про расширение инфраструктур… Здесь нужно было молчать и смотреть, а то ведь ОНО не примет… не пустит… не покажется, вспугнутое голосами…
     - Так что это вы мне показываете? – спросил Слав.
     И девушка ответила просто:
     - Небо.
     Этим словом было все сказано – даже сказано слишком много. Про небо нечего было говорить, про небо нечего было спрашивать, на небо можно было только смотреть. И не надо никаких телескопов, хабблов, обсерваторий, и так видно – черную бесконечность неба и мерцающие звезды…
     Глубокая чернота над головой не казалась плотной или темной – она светилась, тускло, незаметно, она дышала, она жила – по своим неведомым законам, которые все астрофизики мира никогда не смогут разгадать. Только здесь, глядя в пустоту, Слав начал понимать значение редкого слова – бесконечность, - это когда смотришь, смотришь, взгляд пытается зацепиться за что-то, уткнуться по привычке в какой-нибудь тупик, а тупика нет, и путь открыт – во все стороны.
     Звезды уже не казались сверкающими точками – бесконечно далекие, они жили, они мерцали, и Слав чувствовал мириады световых лет между ними и ним, хоть три года скачи – не доскачешь, и всей твоей жизни не хватит, чтобы достичь…
     - Время, время…
     …и даже твой взгляд…
     - Время…
     - Что время? – спохватился Слав.
     - Время… вышло.
     - А продлить?
     Нет, невозможно уйти отсюда, вот так, просто, повернуться к небу спиной…
     - Не предусмотрено контрактом. Можно составить новый договор, но он обойдется в ту же сумму.
     - С вами все ясно… - Слав поплелся к двери, на ходу вспоминая, что так и не сделал ни одного снимка, вот и видеокамера осталась не у дел, и все, все… Да какие там снимки и камеры, небо – его не заснять, его не заковать в рамочку, не унести с собой, и все копии будут только жалким подобием… подделкой… а настоящее…
     Дверь распахнулась, мегаполис снова заглотил путников, Слав поплелся за девушкой по лестнице, спотыкаясь на ступеньках, расталкивая недовольных людей, выстроившихся в очередь перед дверью, за которой жило небо.
     - У вас, мужчина, уже три минуты лишние…
     - Как так можно, я не знаю, у молодежи ни стыда, ни совести, думает, все на свете для него одного…
     - Да эгоисты они, одно слово…
     - Ты смотри, какую очередь создал…
     - Слышь, тебе говорю!
     Кто-то ткнул в спину, и нужно было развернуться, и дать в ответ кому-то хорошего тычка, и не хотелось, и боязно было спугнуть небо в своей душе…
    
     Здесь ему стало страшно.
     Здесь, перед дверью – и странное дело, вроде бы не в первый раз, а все равно боязно, какой-то мандраж начинается перед дверью, как у стоматолога, только тут другое… или как перед экзаменом, только тут тоже другое… или…
     Звякнул колокольчик, Слав зашел, задевая макушкой поющий ветер. Кажется, ошибся… нет, не ошибся, вот она, карта мира, переехала на соседнюю стену, веера перебрались поближе к окну, дипломы белыми бабочками разметались над столом, чучельный попугай перелетел на шкаф, плюшевый туземец притаился за картонной пальмой, поджидая очередного Кука. Девушку тоже нашел не сразу, за ширмой, опять оживленно трещит с кем-то, делает вошедшему какие-то знаки…
     - Нет, я тебе говорю, в холодильнике-то посмотри, я же тебе оставляла… сметана… какая сметана, это моя маска для лица, ур-род… какая-какая, обыкновенная, ты ею еще пельмени приправь вместо сметаны… Ну все, я перезвоню, я на работе… Да, всегда на работе, в отличие от некоторых, третью неделю дома сидишь…
     Слав ждал.
     - А, извините… вы… первый раз?
     - Да нет же, мы с вами по телефону договаривались.
     - А, конечно, помню, помню, вы два билета заказали в Аргентину…
     - Ну что вы…
     - А нет, конечно, вы же в Японию прямым рейсом на скоростной электричке…
     - Да нет же, - Слав почувствовал, что краснеет, когда сказал вот так, откровенно, в лоб – небо.
     - А, небо… - девушка побледнела, отшатнулась, как от чумного, - х-хорошо… пойдемте. Договор-то у вас подписан?
     - Еще неделю назад.
     - Технику…
     - Все, все подписано…
     - Да, очень хорошо… пойдемте… А, стойте-ка, я вас помню… вы к нам десять лет назад приходили… И три года назад приходили, единственный человек, который у нас небо заказал.
     - А что так… неинтересно людям?
     - Да… боятся… Заказывают… а потом перед самой дверью уходят. Я им все говорю, имейте в виду, деньги не возвращаем, они только кивают, да, да, бога ради…
     - А что так?
     - Да… страшно это… непривычно человеку… Ну пойдемте, вот сюда… За последние десять лет в связи с перенаселением планеты городская инфраструктура вышла за пределы атмосферы Земли, за пределы Солнечной Системы, достигла… сейчас, минуточку… алло, я говорю тебе, я на работе, ты что, пять минут один дома побыть не можешь? Какие деньги он у тебя просит? Какие, на хрен, учебники, я ему три раза эти деньги на учебники давала, оказалось, и не надо никаких учебников… Да и вообще какого черта он не в школе, ты мне можешь объяснить? Все, давай, я перезвоню…
     Слав молчал. Нужно было как-то настроить себя, нужно было подготовиться, все-таки – небо, хотя бы на этот раз нужно понять, что такое это небо, как это – небо, а то в прошлый раз так ничего и не понял, разуму, зажатому в коридорах мегаполиса, не за что было зацепиться…
     - А что-то вы к нам… редко ходите, - улыбнулась девушка.
     - Да… так…
     Слав молчал. Как он объяснит ей, что ходил не раз и не два, и не десять, откладывал, залезал в кредиты, в долги, звонил, приходил, чтобы выслушать, что за год Мегаполис поднялся еще на сколько-то тысяч километров вверх, и чтобы добраться до неба, нужно заплатить вдвое, втрое, вдесятеро больше… Небо убегало от Слава, ускользало, нужно было догонять его, как во сне – бежишь за чем-то со всех ног, и чем быстрее бежишь, тем дальше оно от тебя, дальше…
     - Вот сюда, - девушка юркнула в лифт, - это самый прямой маршрут, всего три пересадки делать… хоть и самый дорогой.
     Слав кивнул. Не слушать, не слушать, что она там говорит, про пределы Солнечной системы, Альфы Центавра и созвездия Волопаса. Настроиться. И странное дело, вроде бы там и нет ничего, ни отеля, ни гида, ни музея, ни чего-то такого, на что полагается смотреть, и что полагается фотографировать. Бездонное небо, усеянное звездами – и все. И все-таки… Это больше, чем все… Странно устроен человек, что надо ему уклониться от привычного маршрута, остановиться в бешеном беге, оглядеться, посмотреть над собой, остаться – маленькому – наедине с небом – огромным…
     - Будет, что коллегам рассказать?
     - А?
     - Будет, говорю, что коллегам на работе рассказать? - подмигнула гидша.
     - А… да…
     Слав снова посмотрел на девушку, понял, что ничего ей не скажет. Как вернулся лет десять назад – от неба, чуть не сказал – с неба, как Ложка начал болтать что-то про Гватемалу, вот, на прошлой неделе… Как дождался паузы в Ложникой болтовне, сказал – быстро, кратко, чтоб не перебили:
     - Я видел… небо. По путевке.
     Ждал чего-то – ждал вопросов, ждал привычного – ну и как? – ничего не было. На Слава смотрели – холодно, отрешенно, как на чужого, как на заразного, как на человека, который сделал… нет, не неприличное что-то, а что-то… чего делать нельзя…
     Нет, ничего этого Слав девушке не скажет. Как его сторонились – месяца два, не меньше, когда Дюшес из отдела продаж рассказывал про поход в параллельные миры, его и то слушали с большим вниманием… он не был… чужим…
     Нет, всего этого Слав не скажет… Да она, быть может, и сама знает, девушка… приезжает домой, где муж не может найти свои носки, оживленно рассказывает про клиентов, про экскурсии, про Египет, про пляжи под искусственным солнцем, про… А про небо ни словечка.
     - Вот сюда…
     - Вы же сказали – только три пересадки.
     - А ну да… я ошиблась, это месяц назад было три, а теперь еще немного вперед… вверх…
     Слав молчал – когда девушка открывала дверь за дверью, за которыми ничего не оказывалось: какие-то щитовые, бойлерные, вентиляции, реакторы, офисы, коридоры, новые двери. Он ждал – когда идешь к небу, поневоле научишься ждать – годами, десятками лет…
     - Сюда… нет, вот еще сюда… нет, еще выше…
     - Заблудились? – не выдержал Слав.
     - Ну да… - девушка смущенно покраснела, расплылась в дежурной улыбке, - сейчас, минутку…
     Слав ждал – пока девушка наберет номер, хотя нет, черт, это уже слишком, я платил деньги, а она сейчас будет трещать по телефону, кто куда положил носки… надо бы ей сказать… пару ласковых…
     - Алло, шеф… у нас проблемы… тут один клиент заказал путевку на небо… да нет, не в Женеву, к небу… А я найти не могу… ну да, заблудилась… да нет, не Венеция, небо… да, да…
     - Сейчас… - она умоляюще посмотрела на Слава, - сейчас посмотрят по навигаторам…
     Слав кивнул. Когда ищешь небо, лишние две минуты не играют роли…
     - Это здесь где-то должно быть… в двух шагах…Алло? Да я сказала тебе, на верхней полке, идиотище… А, шеф… да… сию минуту… да… да…
     Слав ждал.
     - Мы приносим свои извинения, - девушка оскалилась, - но небо закрыто.
     - Что значит, закрыто? – усмехнулся Слав, - на ремонт, что ли?
     - Да нет, вы не поняли… неба… больше нет.
     - Куда дели?
     - Ну как вам объяснить… за последние десятки лет городская инфраструктура…
     - Короче.
     - Короче, Мегаполис разросся… до самых дальних пределов вселенной… и дальше…
     - Этого не может быть, - Слава передернуло, - миллиарды световых лет… Это же сверхсветовая скорость…
     - Ну что вы, цивилизация развивается много быстрее… Так вот, неба больше нет.
     - Да не может того быть… вселенная бесконечна.
     - Мегаполис… он тоже бесконечный…
     - Во всех направлениях?
     - Да… Фирма приносит свои извинения… но ничего страшного, ваши деньги не пропадают, мы можем предложить в качестве компенсации любой тур… ого, да на такую сумму можно и кругосветку… вы посмотрите, тут хорошее предложение есть, вокруг света за восемьдесят тысяч…
     Слав не слушал – бросился к лифту, очередному лифту с кнопкой вверх, лифт проехал вверх три яруса, замер, Слав бросился к следующему лифту, долго искал кнопку вверх, но этот лифт умел скользить только вниз… черт… Слав перебегал от одного лифта к другому, от пятого к десятому, поднимался – на этаж, на два, на три, то и дело спрашивая себя, а правильно ли он едет…
     Выше…
     Еще выше…
     Бесконечный Мегаполис, поглотивший все близлежащие галактики, если не вселенные…
     Не может быть…
     Где-то там должно быть небо…
    
    
    
    

Человек на крыльце

    
     Был он раньше?
     Может, был.
     Может, не был.
     Может, был, я просто его не замечал.
     Сейчас прошел мимо, понял, что видел этого человека не раз и не два – может, на прошлой неделе, может, где-то позавчера, и в прошлом месяце он тоже был здесь. Один из тех, что появляются из ниоткуда, уходят в никуда, иногда стоят возле базара с протянутой рукой, с какими-то табличками, и не разберешь, что у них там написано…
     Мне показалось, он кивнул мне – может, только показалось, по крайней мере среди моих знакомых этот человек не числился. Я вытащил из сумки хлебец, положил перед ним на крыльцо – человек даже не шелохнулся, все так же смотрел на окна на первом этаже.
     Мои окна…
     Я приказал себе забыть про него – своих, что ли, проблем мало, только-только выбился в начальники, конечно, не самые большие, до самых больших мне далеко, но все-таки что-то, и десять работяг по утрам выстраиваются передо мной в струночку, чего прикажете…
     - Что-то ты долго, - насторожилась жена, когда я вошел в комнаты. Теплые, светлые, какой контраст с промозглой осенью снаружи…
     - А ты как хочешь, работа теперь ответственная… не кот начихал… Ты смотри, если хорошо все пойдет, ближе к центру переедем…
     - Ага, квартиру там возьмем в два этажа… - оживилась жена, собирая на стол.
     - Можно и в два, - кивнул я, соображая, какие глаза будут у шефа, когда я попрошу квартиру в два этажа.
     Посмотрел за окно – кто-то как будто хлестнул меня по лицу, человек все так же сидел на крыльце, тощий, сгорбленный, смотрел на окна, наши окна…
     Я почувствовал, что не могу выдержать его взгляд, отвернулся. И понял, что жена тоже смотрит в окно.
     - Ты его знаешь? – спросил я. Почему мой голос звучит так странно, как будто не мой…
     - Нет… а ты?
     Я пожал плечами. Я видел его от силы второй раз в жизни. Хотелось не замечать этого человека, как не замечаем что-то неприличное, или что-то нехорошее, что нас не касается. Вчера шел домой, в переулке собаки рвали какое-то существо, я даже не разобрал, что это было, не мое дело, прошел мимо. И все-таки… этого человека нельзя было не видеть, он был, он врывался в нашу жизнь, заглядывал в наш мир – дерзко, бесцеремонно…
     - Он, может, жил здесь раньше… - сказала жена, - может, в этой квартире… а потом что-то случилось, он ушел…
     Я кивнул. Само собой, раньше он здесь жил, много таких людей, которые раньше жили по квартирам, а потом что-то случилось, и они оказались на улице.
     - Где он живет? – спросил я.
     Мой вопрос повис в пустоте. Жена задернула шторы, спрятала ледяную осень там, по ту сторону окна.
     Ночь почти не спал, в редких снах появлялся он, тощий, бледный, седой, мне снилось, как он сидит на крыльце, положив голову на руки, смотрит в окна. Когда я выходил утром, его уже не было, значит, где-то он все-таки жил, прятался от холода, от снега, еще от чего-то, от чего прячутся люди, прячут глаза под очками и закрывают лицо. Вечером я вернулся поздно, отдавать приказы десяти работягам оказалось трудным делом, и камни они клали не так, и стены делали не так, и не дом у них получался, а черт-те-что. Когда я пришел домой, человек уже уходил, кутаясь в пальто, пересек двор, воровато огляделся, юркнул в бывшее бомбоубежище какой-то бывшей войны…
     Значит, он все-таки где-то жил, думал я, да много там кто живет, таких, как он, прячутся в подвалах, в переходах, в подземельях, в которых когда-то были бункеры, в… Странный человек, странные они все, люди, у которых когда-то все было… Вот так жил человек, в своей квартире, на машине ездил на работу, строил карьеру, покупал какую-то мебель, брал технику в кредит, а потом что-то случилось, и человек оставил свой дом, спрятался в бункере, оставшемся от какой-то войны…
     Что-то было с ними, какое-то проклятие когда-то обрушилось на этот город, знать бы, что за проклятье - но люди в подвалах хранят свою тайну…
     Ночью я снова видел его, он снова вторгался в мои сны, сидел на крыльце, потом медленно поднимался – седой, морщинистый, - шел по лестнице, в подъезд, на площадку, открывал нашу дверь, как он ее открыл, заперто же было, вошел в дом, вот он идет ко мне – странный, чужой, хочет сказать мне что-то… что?
     Подскакиваю на кровати, оглядываюсь. В окна проклевывается утро. Жена расчесывает волосы, недоуменно смотрит на меня.
     - Ты что?
     - Да так… человек этот… на крыльце…
     - А, я ему вчера кусок мяса дала…не взял…
     - Да они никогда не берут…
     На работе осторожно попытался рассказать про человека на крыльце – все-таки я был начальник, мне было все можно. Работяги сочувствовали, так мне показалось, ученик каменщика даже сказал:
     - Да сказал бы ему пару ласковых, да и все, больно надо, под окнами кого-то терпеть… К нам такой один ходил во двор, парни ему по шее надавали, больше не ходит…
     - Говорят, для них приюты какие-то делать собираются, - кивнул ученик ученика каменщика, - вон, переходы, бункеры утеплять…
     - Да стрелять их надо, - отрезал ученик ученика ученика каменщика, - вон и правительство уже говорит, пора лицензии на их отстрел делать, и вперед. Законопроект уже внесли… Приманки отравленные будут бросать, штурмовые отряды сколачивать…
     - Ну, это кто как решит… большинством голосов, - вставил ученик ученика ученика ученика каменщика, довольный, что сказал что-то умное, - а то левые все ратуют, чтобы людям бездомным помогали, а правые голосуют за их массовое… истребление.
     - Я вот все думаю, что случилось с ними… ну… с теми… которые там… - сказал я, - вот так жил человек, было у него все, и вдруг ничего нет… Беда какая-то… поговорить бы с ним… Что случилось-то с ними, может, и нас в этом городе та же беда ждет…
     Все посмотрели на меня, ничего не сказали. Я и сам чувствовал, что ляпнул что-то не то, не должен был я этого говорить, не должно нашему брату говорить с бездомными людьми… Да и как к такому подойти вообще, пахнет от них, не дай бог… Никто ничего не сказал, еще бы, начальнику возражать никто не будет… и в то же время чувствовалось, что мое начальничество среди них маленько пошатнулось. Так недолго и должность свою потерять… Один вот так выбился в начальники, а по вечерам все лягушек каких-то изучал, много их развелось за городом… на работу их приносил, показывал всем, высшее начальство терпело-терпело, а потом не вытерпело, выставили его со всеми лягушками за дверь…
     А должность-то у меня дай бог каждому, город-то отстраивать надо, и дома новые строить надо, город-то нам достался от каких-то там поколений еле живой, не город, одно название, руины одни, вот, мой квартал еле отстроили…
     Сказать ему пару ласковых, думал я, легко сказать… да и что он мне сделал, этот человек, в чем его вина… А может, и правда виноват в чем-то, не зря же лишился всего – дома, работы, семьи, если она у него была…
     И чем дальше, тем больше хотелось поговорить с ним – кто он, откуда, как оказался там, где он сейчас, что случилось в этом городе – что тысячи людей потеряли все, что у них было. Случилось что-то, беда какая-то… В конце концов, мы-то тоже хороши, сколько живем здесь, прошлого своего не знаем…
     Я снова увидел его в сумерках, седого, тощего, всклокоченного, как эта осень, казалось, на ощупь он холодный, как осень, и странно было, что снежинки тают на его лице. В конце концов, чего я испугался, человек и человек, не какой-нибудь мутант с тремя головами и шестью ногами, с клыками до земли…
     Я шагнул к нему – он посмотрел на меня, первый раз я увидел в его серых глазах затаившийся ужас.
     - Может… зайдете? – спросил я, приближаясь к нему.
     Этого я не ожидал. Нет, конечно, все бездомные ходят с оружием, это я знал, вот и наган торчит у него из кармана, но я никак не ждал, что он будет стрелять… пуля свистнула у виска, если слышу свист, значит, он не попал, промазал… Я вытянул руки, шибанул его током, сильнее, сильнее, разрядами из кончиков пальцев… Знай наших, у меня заряд будет самый сильный в бригаде нашей… конечно, после главного самого начальника, который со ста шагов матерую собачищу током сжигает…
     Человек отскочил, бросился к своему бункеру, я не стал его догонять, что мне до него. Прыжками, прыжками я метнулся в подъезд, не было сил даже размахивать хвостом, он волочился сзади, больно бил по ступенькам. Долго не мог открыть дверь, мешали перепонки на лапах. Ввалился в квартиру, задевая косяк костяным гребнем на макушке, да, что-то здорово я перетрухнул…
     - Случилось что-то? – жена выскочила в коридор, иссиня-черная, четыре желтых глаза на широком лице.
     - Да… собака там какая-то околачивается, - соврал я, - мерзость такая, с двумя мордами, видно, две головы срослись…
     - Ух, развелось их, стрелять надо… куда власти смотрят…
     Я обнял жену, на душе стало легче, осенняя ночь с ее мороками осталась там, на улице. Надо бы сообщить куда следует, а то негоже человеку на нашего брата нападать, кто поднял руку на народ оюми, может из города убираться. А что, было здесь засилье двухголовых, ничего, перебили всех, потом одно время птицы какие-то развелись с четыремя крыльями, мы настоящую охоту на них устроили, тележками трупы на свалку возили, и поделом, нечего было наших детей по гнездам своим уносить… И с этими справимся, ну и что, что в городе до Конца Света жили, и, как слухи говорят, сами город этот построили…
     Да что со мной…
     Что мне, больше всех надо…В конце концов, сам виноват, чего ради я к нему пошел… конечно, напугал человека… Правильно полиция в таких случаях говорит, а сами-то вы что к нему полезли?
     Жена еще не задернула шторы, я еще видел промозглую осень, мерцающие руины на горизонте, черные провалы бункеров, куда ушли люди, ушли, не сказали нам, что случилось с ними, что погнало их туда…