Осакский замок, май 1615 г.
    
     – …тогда про ее красоту и добродетель узнал император, и сделал ее своею женой, – молодая женщина, укачивая дочку на руках, рассказывает ей сказку.
     – Каждая сказка заканчивается тем, что девушка становится женой или наложницей императора. Или сёгуна. Или регента, – замечает старшая женщина, сидящая у входа. –Тем более, что для нас это правда.
     Это и есть правда – обе из одной семьи, тетка и племянница. Обеих отдали правителям. Тетку – отцу, племянницу, когда пришел черед – сыну.Поэтому молодая женщина ничего не отвечает, а смотрит в сонное лицо ребенка. И вспоминает слова своей подруги и госпожи:
     – Твоя тетка права, – говорит О-Сэн-химэ.—Дед, скорее всего, пощадит меня. И если б у меня была дочь, пощадил бы и ее. Твою дочь – ни за что. Ему не нужны лишние дети с кровью дома Тоётоми.
     – Но, может быть, мы еще победим? – робко говорит О-Ива, наложница господина Хидэёри. Она дружна с принцессой Сэн, женой господина – не столь уж редкий случай.
     – Мы? – с горечью переспрашивает Сэн, и О-Ива опускает голову.
     Кто бы не победил, это больно отзовется в сердце госпожи. Здесь в замке, ее муж и маленький сын, там за стенами – отец, сёгун Хидэтада, а главное дед, Токугава Иэясу, сёгун в отставке, а на самом деле – истинный властитель Поднебесной.
     Женщина у дверей наблюдает, как племянница рассказывает дочери сказку. Она ненавидит такие сказки, сладкие, заканчивающиеся свадьбами. А сказку о том, как двести человек сражались против двадцати тысяч, тебе не рассказывали, деточка? Когда-то она гремела по всей Японии, эта сказка, которая тоже была правдой. Но теперь ее предпочитают забыть, особенно здесь. Потому что Исида Мицунари, который был в этой истории общим посмешищем, здесь теперь считается героем и мучеником, погибшим за дом Тоётоми.
     Девочка засыпает, засыпает спокойно и крепко – не зря ей дали сонное питье. Потому что в семь лет она может не удержаться и выдать себя криком или плачем. А на руках ее нести не так тяжело.
     Старшая женщина бросает племяннице монашескую одежду. Сама она также одета монахиней. Такова она и есть. После смерти тайко – великого регента, все его вдовы приняли монашество, таков обычай в знатных семьях. Другое дело, что не все они удалились в храм и обрили головы. Иные продолжают наряжаться и носить светские имена. Как госпожа Ёдо, мать Хидэёри.
     – Одевайся. Пора.
     – А может, мы все-таки останемся? Победа возможна, наш командующий – лучший полководец в Поднебесной…
     Каи-химэ досадливо мотает головой. Она часто слышит это слова. У нас огромная армия, больше, чем зимой, и на нашей стороне – лучший полководец Поднебесной.
     О да, мы могли бы победить. Могли бы победить еще зимой, несмотря на то, что ни один из великих даймё, когда-то присягавших регенту, не пришел на помощь его сыну. Но сотня тысяч стоит против сотни тысяч, и командует ими храбрейший из храбрых. Мы могли бы победить, если б госпожа Ёдо не была трусливой дурой, а ее сын походил бы на отца не только женолюбием.
     Когда двести стояли против двадцати тысяч, все казалось не столь безнадежным.
     Она поднимается, забрасывает за спину короб и длинный сверток. Движется она не так быстро и ловко, как когда-то. Люди подумает – это от возраста. Пусть думают, нам же лучше. Ива, переодевшись, привязывает дочь за спиной.
     Они следуют по темным переходам замка. Он был сильно поврежден зимним артиллерийским обстрелом, но и теперь остается самой мощной крепостью в стране (когда-то так говорили про Одавару).
     Впереди мерцает свет. Прежде, чем Каи успевает извлечь из свертка то, что там спрятано, фонарь поднят выше, чтоб осветить лицо – эх, зрение уже не прежнее… перед ними – совсем юная девушка, даже девочка.
     – Умэ-доно? Что вы здесь делаете?
     Рано еще называть ее «госпожой», но девочка – фрейлина принцессы Сэн. И дочь господина главнокомандующего.
     – Я ждала вас, чтоб вывести из замка.
     – Вот как? – Каи-химэ смотрит на нее с недоверием.
     – Так велел отец. Он сказал: «Госпожа Каи может убить часовых, если ей помешают. А у меня каждый человек на счету».
     Выходит, он знал. Еще бы ему не знать, о его разведке легенды ходят. И решил отпустить без шума.
     Девочка ведет их скрытыми ходами, потайными лестницами – за долгие годы в замке Каи была уверена, что выучила их все, но в последнее время замок там много укрепляли и перестраивали, что он стал казаться незнакомым.
     Прежде, чем выйти во внутренний двор, Каи говорит:
     – Вам с сестрой надо бы бежать с нами. Если замок падет, вас Токугава точно не пощадит.
     Девочка качает головой.
     – Матушка состоит при Ёдо-доно, и та не отпускает ее от себя. И здесь мой брат. Он еще маленький, он не может сражаться.
     Хорошая девочка, – думает Каи-химэ. Дому Тоётоми повезло…нет, всем здесь повезло, что двадцать пять лет назад Каи промахнулась.
    
     1590 г., лето
     Канто, замок Оши
    
     …А потом они скажут, что нас было пятьсот.
     Поначалу и вправду было пятьсот. А раньше – еще больше. Но часть гарнизона Нарита Удзинага увел с собой, когда , верный вассальному долгу, ушел в Одавару, оставив замок на попечении младшего брата Нагатики.
     Господин Нарита – вассал Ходзё, а Ходзё – последние из великих даймё, кто еще осмеливается открыто стоять против регента Тоётоми Хидеёши. Против Обезьяны, безродного выскочки, объединителя и без малого хозяина страны.
     Господа Ходзё не страшатся. Крепость их мощна, припасов хватает. Кто бы ни ходил на них войной, осада превращалась в наказание для осаждающих. Так что им нужно просто отсидеться. У Обезьяны огромная армия? Тем быстрее там начнутся голод и болезни. И он уйдет сам, как уходили все завоеватели. Вот в начале кампании набежали люди Тоётоми на Оши, попытались взять нахрапом, так им во главе гарнизона старшие госпожи Нарита – супруга и матушка Удзинаги так наваляли, что Нагатике даже напрягаться не пришлось.
     Младший брат главы рода – не воин, ему всегда была важнее забота о хорошем урожае, чем подвиги и политика. Тем более, что местность здесь сырая, болотистая, дел всегда хватает. Родня даже смеется над ним – как возможно, чтоб самурай был так погружен в сельское хозяйство. Но ничего, с полутысячью воинов и Нагатика сумеет пережить осаду.
     Только вот Обезьяна не уходит. И послал против непокорных Нарита армию в двадцать тысяч человек. И его советник Исида Мицунари во главе. У него столько людей, что двадцать тысяч воинов оторвать не трудно. А Оши не Одавара, там за стенами просто так не отсидишься.
     Отсидеться мы не можем, а продержаться можем, говорит Нарита Нагатика . Не подведем господина нашего Удзинагу, и сына его, и всю родню, что в Одавара. Сделаем все, чтоб они не смогли взять нас штурмом или поджечь. Сырая земля? Болотистая? Это как раз нам на руку. А люди подхватывают : Исиду свои же крепко не любят, говорят, крыса канцелярская, все бы ему высчитывать да рассчитывать. А потом господа Ходзё пришлют помощь…
     И они рушат дамбы, совершают ночные набеги, бьют по узловым точкам. А возглавляет эти вылазки дочь господина Удзинаги. Потому что брат господина Удзинаги очень хорошо умеет придумать, где нанести следующий удар, но сам он не воин, уж извините.
     Исида и впрямь славен тем, что превосходно умеет все рассчитать. Он тоже учитывает, какая здесь местность. И приняв к сведению, что Оши сдаваться не собирается, и многократно превосходящие силы гарнизон не страшат, решает повторить маневр , который принес удачу Хидеёши в кампании против Мори. Отвести реки, прорыть каналы, затопить осажденных.
     Только он ошибся в расчетах. То есть – не то чтобы ошибся, но недостаточно знает местность. А вот Нагатика знает ее досконально. Не зря он столько лет копался в этой земле.
     Встречная волна обрушивается на осаждающих. И если в замке готовы к тому, что их затопят, в войске Исиды этого не ждали.
     К этому времени боеспособных воинов в замке осталось 200 человек.
    
     И тогда Каи призывает нанести ответный удар.
     Ну и что, что мало нас, кричит она, стоя во дворе замка. Зато это наша земля и мы здесь все знаем, а они слабы и растеряны.
     Только те, кто попал в гарнизон недавно, смотрят на нее с удивлением. Вообще-то всех дочерей благородных семей учат обращению с оружием. Кому оборонять замок, если глава семьи ранен или в походе. Не зря нагинату именуют женским оружием, им даже простолюдинки умеют пользоваться. А каждая дочь самурая получает в приданое кинжал для защиты своей чести. Но у Каи в руках не нагината и не кинжал, и не короткий меч – длинный, как у истинного самурая.
     Те, кто служат здесь давно, к такому привыкли. И матушка госпожи такая же , и бабушка, и госпожа Миён-ин, матушка ее покойного жениха, воинским искусством не пренебрегала. И было время, славно повоевала во главе своего отряда с кланом Маэда.
     Как ни странно, господин Нагатика одобряет решение племянницы. А может, и не странно. Они могут ждать от нас чего угодно, но не кавалерийской атаки, кругом же вода. Но мы-то знаем, мы знаем, как и где провести лошадей через болота.
     Они нападают на осаждающих снова и снова. Это и правда их земля, они знают, как подобраться незаметно, и скрыться быстро. Грязь и кровь брызжут в лицо, Каи смеется. В доспехах ее не отличить от мужчины, и если кто ее убьет, будет крепко разочарован – голова женщины ценным трофеем не считается. Но крепко придется постараться тому, кто попробует взять ее голову. Ей неважно, что случится потом, об этом думают дядя и отец. Возвращаясь домой, она валится без сил, но по сигналу вскакивает и снова готова идти в бой и вести других. Это хорошо, это славно, даже если господа Ходзё не пришлют подмогу, мы будем драться. Меч и копье в руках, за спиной – мушкет, подаренный отцом, что еще нужно для счастья? Ей стыдно признаться, и она никогда не говорит об этом, но она рада, что жених ее, Юра-доно, скончался до свадьбы. О нет, он говорят, был хорошим человеком. Но, будь они женаты по-настоящему, пришлось бы постричься в монахини, и не выезжала бы она в поле, не знала бы упоения боем.
     И они держатся. Двести против двадцати тысяч. А среди осаждающих ходит и ходит жуткий слух – Оши взять нельзя, он каждый раз на новом месте, это плавающий замок!
     Против 30 тысяч им продержаться не удается. Потому что подмога подошла, но не к ним, а Мицунари. Хидэёши недоволен, что Исида надолго застрял здесь, и присылает в подкрепление целых две армии. Первой командует его шурин, Асано Нагамаса, один из давних и вернейших генералов Обезьяны, во главе другой - Санада Масаюки и младший сын его Нобусиге.
     Санада и пошли в бой первыми. Они сравнительно недавно присягнули регенту, им нужно доказать свою верность, а доказывать, что бойцы они отличные – не надо, это и без того известно. Да и земля успела подсохнуть. Но – утомлены дорогой. Похоже ,не согласовали действия с другими генералами, у Каи уже достаточно опыта, чтоб понять. А значит… да ничего не значит, главное – в бой.
     В поле особенно заметен воин в алых доспехах, под жарким июньским солнцем они кажутся особенно ярким. И с копьем он управляется как демон. Каи сплевывает на землю. Эти алые доспехи будут отличной мишенью, боги свидетели.
     Вот и мушкет пригодится, а то в рукопашной она совсем не использует его. Целится тщательно -, но то ли рука дрогнула, то ли стрелок она не лучший – не попадает. С досадой отшвыривает мушкет, тем более, что на нее уже мчится какой-то самурай из вассалов Санады. Но там где подвел мушкет, меч служит верно.
     А на другой день прибывает отец. Не тайком, не под покровом ночи. Осаждающие пропустили его.
     – Одавара пала, – говорит он.
     Каи слушает, смысл не сразу доходит до нее.
     – Ходзё сдали замок и совершили сэппуку. Всем, кто сложил оружие - полное прощение от господина регента. - Теперь он не говорит «Обезьяна». – Если мы сдадимся и подчинимся регенту – прощение обещано и нам.
     Так и происходит. Нарита сдаются и получают прощение. Случись это года через три-четыре, вряд ли регент помиловал бы их. Но теперь у него благодушное настроение, Одаварская кампания обернулась для него увеселительной прогулкой. А что Исида Мицунари стал всеобщим посмешищем,- сам, милый, виноват.
     После сдачи недавние враги пируют все вместе. В замок приезжают и Асано, и Масаюки с сыном – тем самым, в алых доспехах. Во дворе горят костры, это больше похоже на походный бивуак, чем на пиршество у владельца замка, воины горланят песни все рады, что война так удачно закончилась.
     Утром отец рассказывает, что Масаюки попросил ее себе в наложницы. Каи фыркает: «этот старик?».
     Господин Нарита, впрочем, предпочел отказать, и никаких последствий это происшествие не имело – Масаюки не был злопамятен.
     А старик-то был, наверное, немногим старше, чем она сейчас… А дядюшка и вовсе ровесником.
    
     Май 1615
     Окрестности Осаки
    
     Санада Нобусиге не только позволил им уйти из замка – он предоставил им двух лошадей. И это очень великодушно с его стороны. На счету у него не только люди. И в случае чего, люди еще придут. Мало ли что из великих дайме никто не откликнулся на призыв Хидэёри. Зато мелких владетелей, лишившихся земли и ронинов, потерявших службу, христиан, чью веру преследуют Токугава, стекаются тысячи и тысячи. Регента под конец жизни считали безумным стариком, жаждущим крови – но прошло меньше двадцати лет – и вот уже его правление стало истинно справедливым, имя же привлекает сторонников. А вот лошадей с собой не всякий приведет.
     Меж тем, чтоб добраться до реки и найти мало-мальски подходящую лодку, придется преодолеть изрядное расстояние. И она не рассчитывала на то, что обойдется без происшествий. Оттого и монашеская одежда, оттого и панцирь под этой одеждой. Но верхами, может и минуют своих часовых и вражеские разъезды.
     Она помогает О-Иве с дочерью подняться в седло. Девочка, слава богам и буддам, спит, а О-Ива не бубнит свое: «а может, останемся». Поздно, и племянница должна это понимать.
     Внешние укрепления порушены пушками, рвы Токугава во время перемирия, против всяких договоров, приказал засыпать. Плохо для осажденных, хорошо для тех, кто бежит.
     Конечно, там есть дозорные, конечно, горят костры, но их внимание обращено в другую сторону. Она слышит голоса и смех воинов у костров, но не может подойти к ним, как бывало в прежние времена. До нее доносится обрыв разговора:
     – … а Санада этих Токугава бил, бьет, и будет бить!
     Что правда, то правда.Санада трепали сёгуна в отставке , и нынешнего сёгуна. Тогда еще вдвоем. Старый Масаюки пять лет тому назад умер в ссылке, а сын сумел дождаться нового поворота событий – и почти разбил армию Токугава во время зимней осады.
     Почти – это ключевое слово.
     Каи готова повторить вслед за О-Ивой – может быть, Санада победит?
     Мог бы. Но он сражается за дом Тоётоми и верит в Тоётоми. Токугава, не в силах его разбить, попытался подкупить, как поступал с другими, и был жестоко высмеян. И этого старый барсук не простит ни Санаде, ни его семье.
     Но стоят ли нынешние Тоётоми такой верности?
     Санаде следовало поступить, как его былой сюзерен. Хидэёши был верным генералом Оды Нобунаги, но после его гибели отодвинул от власти его наследников.
     Санада так не сделает. И это одна из причин, по которой Каи, подхватив родственниц, покидает Осакский замок.
     Она приподнимается в стременах. Да, да, зрение уже не то, не помешало бы те стекла для глаз, которые тайко получил от иезуитов… но все же ей кажется, что вдали она различает знамена Уэсуги и Маэда… тех сторонников Тоётоми, что стояли вместе с ним под Одаварой. А теперь они на стороне противника Тоётоми. Так получилось.
     А вот знамен Датэ она не видит, и вовсе не потому, что зрение ослабло. Просто далеко они, Северная армия слишком далеко, прикрывает тылы. Как и в прошлый раз. Сведущие люди говорили – именно благодаря действиям Датэ Масамунэ армия Токугава не была разбита зимой. Правда, и Датэ не из переметчиков – он давний союзник Токугава, да и сват к тому же… хотя когда кому это мешало…
     Странно, однако, что Каи об этом вспомнила. Хотя что тут странного. Она никогда не встречалась с Одноглазым драконом, но как раз из-за него ее жизнь в очередной раз сделала крутой поворот.
    
     1591 г, зима.
     Айдзу .
    
     После падения Ходзё Нарита принесли присягу даймё Гамо Удзисато. Господин Нарита разъяснил брату и дочери, почему это хорошо и какие выгоды может принести .
     Гамо Удзисато, когда-то любимец и зять Оды Нобунаги, ныне – один из заслуженных генералов регента, получил во владение богатую северную провинцию Айдзу. Такова была политика регента в отношении севера, до недавнего времени мнившего себя самостоятельными. Воевать с тамошними князьями было бы тяжело и хлопотно, проще подчинить эти территории, превращая тамошних владетелей , таких, как Уэсуги, в своих союзников, или сажая там править своих доверенных людей, таких, как Гамо. Но важнее другое. Сейчас регент – полный властитель страны, но он , прямо скажем, немолод, и здоровьем не крепок.
     А сын его совсем мал (это не про Хидэёри говорил отец, тот тогда еще не родился, а про Цурумацу, умершего ребенком). И если тайко нас покинет, князья будут драться за власть, как это было после смерти Оды. Кто же будет новым правителем? Иные считают – Токугава Иэясу. Слов нет, он и полководец выдающийся, и рода знатного. Но скуп донельзя и злопамятен, барсук, как есть барсук. Нет в нем широты души, присущей истинным правителям – так говорит господин Гамо. Сам Гамо не таков – он даровал Нарита и свойственникам их Юра замок Фукуи в Айдзу и доход в 10 тысяч коку. А по всему выходит, следующим правителем станет либо ближайший соратник нынешнего – Маэда Тошиэ, который, между прочим, господину Гамо сват, либо сам господин Гамо. В любом случае это будет способствовать возвышению рода Нарита.
     Так говорил Нарита Удзинага, и никто не возражал ему – в семействе именно он смыслил в политике.
     Но пока что Тоётоми Хидэёши вовсе на тот свет не собирался и был занят текущими делами, и в том числе – окончательным подчинением севера. Так вот, среди тамошних владетелей был такой, которому он не доверял совершенно. Поскольку тот, прежде чем регент обратил взор свой в надлежащую сторону, успел едва ли не весь север захватить, под благовидным предлогом мести за отца. С регентом, однако, тягаться не стал, явился под Одавару (аккурат, когда Нарита сидели в осаде). Хидэёши, как сказано, пребывал в добром расположении духа, и ограничился тем, что незаконно захваченные земли, а именно Айдзу, у него отобрал, и некоторых вассалов перевел под свое начало.
     Так вот, из-за этих вассалов, Касаи и Осаки, все и началось. Они как-то решили, что под властью наглеца и узурпатора Датэ Масамуна им жилось лучше, и подняли мятеж.
     А поскольку происходил он в непосредственной близости от владений Гамо, регент его на подавление мятежа и отправил. Господин Гамо ответил, что он, конечно же, немедля выступит, но одному ему не справиться. Пусть мол, Датэ выдвинется ему в подкрепление. Регент счел это справедливым, а сверх того, дал понять – если Одноглазый откажется давить своих прежних вассалов, - это прекрасный повод обвинить его в государственной измене, и избавиться от него совсем. А не откажется – тоже неплохо.
     И Гамо Удзисато выступил в поход, взяв с собою и Нарита Удзинагу, и сына его Сюкенао, и брата Нагатику , и прочих родственников. Дядюшка Нагатика ехать не хотел – не воин я, лучше дома останусь. А ему – молчал бы, после истории с Плавающим замком никто не поверит, что ты не воин, а на хозяйстве и Каи справится.
     И как сглазили.
     Потому что войско Гамо скрыться за пеленой снега, как заполыхало на землях Нарита.
     Затеяли мятеж вассалы Нарита, братья Ханада, решившие половить рыбку в мутной воде, пока и даймё, и большинство мужчин Нарита в отсутствии. Уже после стало известно, что подтолкнули их родственники самих Нарита. Обидно стало, что господин Гамо отличает сельского дурачка Нагатику. А они чем хуже?
     Так Каи снова пришлось оборонять замок.
     Поначалу мятежники обрушились на ту часть замка, что принадлежала Юра, им даже удалось его захватить, а госпожа Миен-ин была убита.
     Мать мужа – все равно что родная мать, и неважно, что Каи ни дня не была замужем, сговор равен браку. Миён-ин принадлежала к ее семье и не должна была остаться неотмщенной, так же, как и верные вассалы, павшие в бою. И еще Каи уже поняла, что исход военных действий решает не столько количество воинов, сколько скорость и внезапность маневра. Поэтому Каи не стала сидеть в обороне, а, собрав тех воинов, что оставались в Фукуи, обрушилась на мятежников. С ней не спорили, прошлое лето еще не забылось.
     Странно: времена Плавающего замка, когда силы противника были неизмеримо больше, а шанс выжить – совсем невелик, вспоминались ей, как лучшие в жизни. Она не солгала бы, сказав, что было весело. Может, потому, что тогда ответственность за все нес Нагатика.
     Теперь решения приходилось принимать самой. И это было совсем не весело, нет. Впрочем, делу не мешало.
     К тому времени она также понимала – таких бойцов, как Санада Нобусиге или Исида Мицунари, ей бы ни за что не одолеть в поединке. Они были лучшими во владении оружием и воинскими искусствами, а все самое лучшее регент забирал себе. ( Тогда она думала об этом отстраненно.) Иное дело братья Ханада – Сюгэн и Дзюсаэмон. Их она убила собственноручно.
     Головы братьев были выставлены в устрашение прочим мятежником. А потом Каи со своими людьми пошли давить очаги сопротивления. Что и удалось сделать без особых кровопролитий. Нет, веселья не было в этом походе. Было холодное, как та зима, сознание, что она все делает правильно. К тому времени, когда господин Гамо вернулся , все было кончено.
     Гамо был зол и одновременно исполнен энтузиазма. Треклятый сосед – союзник – противник изрядно попил у него крови, но в то же время дал основания для обвинения. А доказательства тому найти нетрудно.
     Регент воспринял это соответственно , и вскоре Гамо Удзисато отбыл в столицу, на разбирательство дела по обвинению Датэ Масамунэ в государственной измене. Нарита Удзинага сопровождал его. Исход дела казался совершенно ясным.
     Что ж, в прошлый раз просчитался Исида, в этот раз – Гамо. Датэ сумел полностью оправдаться, а Гамо приобрел репутацию неумелого интригана. По возвращении он умер,то ли от яда, то ли от общего разочарования в жизни.
     В любом случае тайко, наверное, неплохо поразвлекся. А вот Каи было совсем не до смеха. Потому что после разбирательства Хидэёши вызвал к себе Удзинагу и сказал:
     – В донесениях из Айдзу немало говорится о вашей дочери, и я весьма доволен тем, что узнал. Нарита-доно, я желаю, чтоб ваша дочь вошла в число моих наложниц.
     Она знала, что не имеет права отказаться. Не только потому, что человеку в таком статусе не оказывают. Гамо шел ко дну, а род Нарита имел шанс возвыситься гораздо более, чем рассчитывал Удзинага. Тесть регента, подумать только! В этом свете те обстоятельства, что Хидэёши – старше ее отца и наложниц у него больше сотни, не имели никакого значения.
     На следующий год она уехала в Осаку. Ей исполнилось 20 лет.
    
     1615, окрестности Осаки.
    
     Впереди был самый опасный участок пути. Войско Тоётоми осталось позади, впереди были разъезды Токугавы. А ей еще надо раздобыть лодку. Темно, сыро, и доспехи под монашеской одеждой кажутся вдвое тяжелее, чем в юности.
     Тот мир, в котором она оказалась, попав в Осакский замок – сплетни, наряды, бесконечная борьба за благосклонность регента, - был ей тошен. Сугубо женский мир? Но женщины, которых она знала прежде, были не таковы… Однако она могла хотя бы утешать себя тем, что терпит все это ради дома Нарита.
     А потом тайко умер.
     Почему она не уехала тогда? Не вернулась к родным, не ушла в храм, не уехала в Киото вслед за госпожой Кита-но Мандокоро, законной вдовой регента – уж та точно разбиралась политике, в отличие от Ёдо, которая лишь верила, что в ней разбирается?
     Потому что знала – непременно будет война. И она хотела войны, ждала ее, приманивала. Ей было наплевать на наследие рода Тоётоми, но хотелось, чтоб гроза грянула над этим раззолоченным, разряженным и надушенным мирком.
     Но тогда война сюда не дошла. Исида был разбит Токугавой, тот сохранил за Тоётоми Хидэёри видимость власти, и в замке все осталось по-прежнему. А потом сюда приехала О-Ива, дочь братца Сюкенао, молоденькая и напуганная, родилась Наа, о них надо было заботиться, помогать в выжить в этом гадюшнике. И когда в прошлом году война наконец докатилась до стен Осакского замка, Каи уже состарилась и устала.
     Но на то, чтоб увезти О-Иву и Наа, сил у нее хватит.
     Дважды она обороняла замки, теперь она этого делать не будет. Нет в этой войне стороны, на которой она захотела бы сражаться. Гори они огнем, и Тоётоми, и Токугава. Да, Наа – дочь Хиэёри, но для Каи важно, что это ее родня, прочее – прах.
     Кони спускаются к реке, Каи спешивается. Хорошо бы найти рыбаков, кто-то да поставляет рыбу людям Токугавы? Тогда она могла бы нанять лодку, отдав лошадей в уплату. И добраться до монастыря Токейдзи. У него право убежища, оттуда выдачи нет, могут не выдать даже Иэясу.
     Ага. Вот лодка на песке и люди рядом с ней… и тут Каи понимает, что везение, сопровождавшее их всю ночь, закончилось. Даже нынешними подслеповатыми глазами рыбаков от воинов она отличит. Но при них не видно флажков с обозначением армий, может, это дезертиры, может, они в самовольной отлучке… неважно, да и времени нет задумываться. Их двое, вооружены копьями. И они заметили путниц и с радостными воплями бросили на них. Напрасно Каи полагала, что монашеская одежда внушает хоть какое-то почтение. Женщины. Лошади. Добыча. Эти двое даже побросали оружие, чтоб было удобнее.
     Очень хорошо. Каи не стала бы полагаться только на монашескую одежду. Теперь катана извлечена из свертка. Первый из мародеров-дезертиров или кто они есть, умирает прежде, чем успевает понять, что произошло.
     Второй все же успевает отскочить и схватить копье, валявшееся на песке. Братья Сюгэн и Дзюсаэмон дрались лучше, но Каи тогда была вдвое моложе… нечего было смеяться над бабушкой, гонявшей самураев Тоётоми.
     На сей раз драка грозит затянуться. Ива не кричит, должно быть, окаменела от страха. И в этот момент просыпается Наа. Она ничего не понимает, она уснула в замке, а очнулась за спиной у матери, на коне, кругом темно и ничего не видно. И девочка спрашивает:
     – Матушка, где мы?
     Чистый, отчетливый детский голос, прозвучавший словно бы из ниоткуда, сбивает противника с толку, он оборачивается – лишь на миг. Но и этого достаточно.
     Теперь у них есть лодка. Жаль, лошадей все равно придется бросить.
     – Ива, бери девочку и садись в лодку.
     – Бабушка, ты здесь?
     Сонная девочка смутно осознает, что происходит.
     – Конечно, здесь, я всегда буду здесь.
     Она ни на чьей стороне, она дерется только за свою семью. Но родители умерли, умер и дядя Нагатика, с братом она не виделась больше двадцати лет. Ей не к кому возвращаться, да и некуда – тот замок, куда Каи хотела бы вернуться, давно уплыл. Каи поднимается в лодку, отталкивается шестом от берега. Наа сонно улыбается ей.
     Возможно, у этой сказки все же будет счастливый конец.
    
     Эпилог
    
     5 июня 1615 года Санада Нобусиге погиб в сражении. После этого Осакский замок пал. Ёдо-доно и Хидэёри покончили с собой.
     Восьмилетний сын Хидэёри был обезглавлен по приказу Иэясу. Принцессу Сэн вернули в семью Токугава.
     Требовали выдачи Наа, но Сэн-химэ поклялась, что удочерила девочку , следовательно, она также принадлежит к семье сёгуна.
     Дети Санады были спасены передовым отрядом армии Датэ Масамунэ и укрыты от гнева Токугавы. Их дальнейшая судьба сложилась вполне благополучно. Но это уже другая история.
     Вдова Санады постриглась в монахини.
     Наа-химэ впоследствии стала настоятельницей Токейдзи. Она вошла в историю крутым нравом и последовательной защитой права убежища при монастыре.
     Дата смерти Каи-химэ не значится в документах, и ряд историков вообще отрицает ее существование.