Пролог
    
     Мотор глиссера негромко урчал, и волны легонько покачивали нас.
     - Жара-то какая! – недовольным тоном произнёс Валерка.
     Я промолчал. Действительно, было уже довольно знойно, хотя до полудня оставалось часа два. Однако Валерка не был здесь, на Кипре, в августе, а потому не подозревал, что такое истинная жара. Впору радоваться, что сейчас лишь начало июня.
     - И блики с поверхности воды слепят, - сварливо продолжал ворчать наш приятель.
     - Мы же тебе советовали взять солнцезащитные очки, - ехидно отозвалась Майка, обнимая меня за талию левой рукой. Я молча кивнул, повернул руль немного влево, и наш глиссер начал огибать очередную каменную гряду, возвышавшуюся впереди.
     - Далеко ещё до ваших пещер? – продолжал занудствовать наш спутник.
     - Несколько минут. Потерпи. Голубую Лагуну проехали, значит, уже рядом.
     - Ещё посмотрим, стоило ли сюда ехать, - продолжал он бурчать, ни дать ни взять - "пикейный жилет". Мы с Майкой ничего не ответили: в каменной стене уже появились отверстия пещер, но это было пока не то, что мы искали. Однако я сбавил скорость, чтобы удобнее было вглядываться.
     - Валера, ты помогай нам, - недовольно сказала Майка. – Смотри внимательно: над входом, который ведёт в ту пещеру, куда мы едем, отчётливо заметны буквы. По-моему, греческие… древнегреческие. Ты как аспирант-филолог и полиглот разберёшься лучше.
     - Не иначе как вы Атлантиду открыли, - съехидничал Валерка, но тут же замолчал и принялся напряженно вглядываться в движущуюся мимо нас каменную стену. Наступила пауза.
     - Вот! Есть! - Подскочив на месте, завопил Валерка, и мы сразу узнали это место, ради которого предприняли нашу поездку. Мы с Майкой молча переглянулись: вот сейчас и узнаем, стоило ли тратиться на билеты и гостиницу.
     Валерка судорожно подскочил и неуклюже спрыгнул с борта глиссера в воду, подняв фонтан брызг. Я поморщился, Майка отвернулась. Неужели нельзя спокойно сойти на берег? Ещё не факт, что есть повод для бурных эмоций.
     Стоило сделать пару шагов внутрь пещеры – и нас окружила тьма, кажущаяся прохладной после наружной жары. Мы - все трое - невольно остановились, сдерживая дыхание. Снаружи доносился негромкий плеск волн.
     Примерно через минуту глаза привыкли к полумраку, царившему под этим каменным сводом, и мы начали осторожно осматриваться, держа наготове карманные фонарики. Окружающая обстановка не спешила порадовать нас сюрпризами. Камни как камни. Возможно, археологи и нашли бы здесь нечто достойное внимания, но у нас не было никакого настроения устраивать раскопки.
     - Мальчики! Что это? – Майка указала на нечто светлое среди груды мелких камней. Я присмотрелся – нет, это были не камни… а черепки. Видимо, когда-то они составляли глиняный горшок или какой-то другой сосуд. А светлое… бумага? Наверное, нет, если древнее. Какой-нибудь пергамент, что-то в таком духе? Откуда он взялся, как сохранился здесь, в условиях морской влажности? Впрочем, я не специалист в таких делах, это скорее Валерка сможет сказать точно. Однако у меня не было сил заговорить о таких приземлённых вещах как материалы для письма – дух захватило от предчувствия тайны.
     Тем временем Валерка осторожно смахнул черепки с таинственной "бумаги". На ней виднелся какой-то текст. Я включил фонарик и посветил. Буквы были очень похожи на греческие – вроде тех, что над входом в эту пещеру.
     - Валера, ты сможешь прочесть? Ты ведь знаешь древнегреческий? – с дрожью в голосе спросила Майка.
     - Попробую, только держите фонарик твёрдо, чтобы свет не прыгал. Это вам не вчерашняя газета.
     Я вздохнул и взялся за фонарик обеими руками. Освещение перестало колебаться. Любопытство захватило меня, но рассудок говорил, что следует проявить терпение. Тем временем, наш приятель начал читать - медленно, по складам.
    
     Глава 1. Известие накануне длинного дня
    
     Не знаю, зачем я пишу эти строки. Меньше всего мне хочется, чтобы кто-нибудь узнал то, что я сейчас изложу – нашу маленькую тайну, мою и мужа. Наверное, никакой беды не случится, даже если посторонние люди узнают её – всё равно не поверят: человек гораздо легче принимает дурное, нежели доброе, сказанное о другом. Тем более что это слишком удивительно. Да я и сама едва в состоянии поверить теперь, что всё случилось именно так, как сейчас напишу... а не так, как это известно всей Ойкумене. И всё же страшновато довериться письму. Однако неведомая сила заставляет меня поступить именно так. Наверное, что-то высшее есть – пусть не бессмертные боги Олимпа, а нечто другое, неведомое мне. Что стану я делать с этими записями, когда закончу? Не знаю. Пока просто запишу то, что помню о событиях годовой давности, а там будет видно.
     Это известие пришло накануне самого длинного дня в году. В то утро я возвращалась из городской купальни, когда услышала голос моей подруги Кильриды.
    
     * * *
    
     Она возвращалась из купальни, когда её окликнула Кильрида:
     - Привет, Андромеда! Это правда, что ты отказала Фиону, сыну жреца Нелема?
     Царевна остановилась, пожала плечами:
     - Да, это правда. Только это было декаду назад.
     - Ой, ну ты привереда! Это потому, что ты такая красивая, да к тому же царевна. Их семья богаче всех в Иофее!
     Андромеда вздохнула:
     - Что поделать, Фион мне не нравится. И, по правде говоря, вся их семья тоже – не могу объяснить причину. Однако я слышала, что он и к тебе сватался позавчера, и ты тоже отказала?
     Кильрида потупилась:
     - Ну… Это правда. Понимаешь, неприятно, что он побежал ко мне после того, как потерпел неудачу с тобой. Похоже, - улыбнулась она, - Фион будет теперь обходить со сватами всех иофейских девушек!
     Андромеда тоже улыбнулась, а про себя подумала, что была совершенно права, отказывая Фиону, несмотря на его внешнюю привлекательность. Он её не любил. Скорее всего, просто его отец хотел породниться с царём.
     - Андромеда, а ты слышала про морское чудовище?
     Царевна собиралась было уходить, но остановилась. Новости о чудовище её интересовали.
     - Да, я слышала. Рассказывают, что это большая рыба, которая переворачивает лодки и даже напала на один корабль?
     - Нет, что ты! Рыбаки говорят – это нечто очень страшное, невиданное! Они все очень испуганы, боятся выходить в море и даже с берега удят с опаской!
     Андромеда покачала головой:
     - Отчего же они так? Собрались бы все вместе, заманили чудовище в ловушку – и победили бы его.
     Кильрида подошла ближе и заговорила тихо, почти шёпотом:
     - Нет, Андромеда! Говорят, это чудище послано богами в наказание нам за нарушение их воли! Смертные не могут победить его!
     От этих слов у царевны, несмотря на сильную жару, мороз пробежал по коже.
     - Кильрида, ты думаешь, это правда? Что же теперь будет?
     Подруга вздохнула:
     - Не знаю. Боюсь, что на нас надвигается какое-то страшное бедствие. Вот уже на рынке цены на рыбу поднимаются каждый день. Корабли из других городов не приходят третьи сутки. И наши моряки опасаются выходить в море. А главное – мне кажется, что все люди боятся этой неведомой опасности.
     "Да, страх – великая сила, - подумала Андромеда. - Если все боятся, ничего хуже быть не может. А вдруг нет никакого чудовища? Мало ли кому что показалось, а Фобос и Деймос уже лишили нас способности рассуждать здраво. Они куда опаснее любых страшилищ." Она вздохнула:
     - Ладно, Кильрида, мне пора идти. Я надеюсь, что наши опасения окажутся напрасными.
    
     * * *
     В порту Иофеи было пустынно. Все корабли и лодки стояли на причале, людей почти не было видно. Только худенький, смуглый кучерявый юноша, почти мальчик, задумчиво бродил у берега, словно искал что-то. Вдруг послышался свист, затем чей-то голос окликнул:
     - Эй, Заморыш!
     Юноша живо обернулся на зов. Шагах в двадцати от него стоял высокий коренастый чернобородый человек в замасленной короткой белой рубахе.
     - А ну быстро сюда!
     Заморыш – а именно таково было прозвище юноши – немедленно подбежал к незнакомцу.
     - Слушай, Заморыш! В этих тюках – тот указал на несколько мешков, валявшихся у его ног, – мои товары. Я сейчас отойду по делам, а ты следи за ними! Если всё будет в порядке, вечером, когда вернусь, получишь медяк. Украдут – шкуру с тебя спущу, понял?
     Юноша покорно кивнул:
     - Да, господин. Я не отойду от них ни на шаг.
     Коренастый хозяин тюков окинул пренебрежительным взглядом юнца: кожа да кости, непонятно, чем ещё жив. Скулы торчат, рёбра видны, едва прикрытые грязными лохмотьями – хоть пересчитывай. Мать Заморыша, портовая девка Лиска, умерла пять лет назад от какой-то непонятной болезни, а скорее просто из-за голода. С тех пор её Заморыш околачивается в порту и на рынке в поисках случайных заработков. Глупый мальчишка, просил бы милостыню, и то сытнее жил бы. Нет, гордый, видишь ли, руку не протянет за подаянием. Не повезло парню, что свободным родился. Будь он рабом, его бы хоть кормили. А так – ходит живой скелет, никому не нужный, обречённый. Однажды споткнётся, упадёт наземь и молча околеет. Сколько таких умирает тихо и неприметно по всей Иофее? А в Ойкумене?
     - Ладно! – проворчал коренастый бородач. - Пока. До вечера, Заморыш!
     Он повернулся и пошёл к городу, что-то негромко насвистывая про себя. Юноша проводил его задумчивым взглядом, затем спохватился и уставился на тюки. Немного подумал, прошёл к высохшей коряге, вокруг которой валялись мешки, и сел на неё. Вдали послышались голоса. Заморыш обернулся и увидел двоих моряков. Судя по их нетвёрдой походке, они только что совершили возлияние в честь бога виноделия Диониса. Моряки что-то оживлённо обсуждали между собой. Юноша прислушался: разговор касался недавней встречи одного из них с морским чудовищем. Заморыш насторожился и, поглядывая на тюки, стал внимательно слушать рассказ.
    
     * * *
     В тот день их судно возвращалось из Карфагена с грузом сушёных фруктов и пряностей. Гребцы мерно двигали вёслами. Шкипер стоял у носа и всматривался в горизонт, прикидывая, успеет ли добраться до берега, прежде чем закатится солнце. Внезапно внимание его привлекла большая волна примерно в десяти стадиях к северо-востоку. Шкипер немного встревожился, посмотрел внимательно. Странная волна, непонятно, откуда взялась.
     - Эй, гребцы! Поднажмите!
     Конечно, как бы гребцы ни старались, уйти от волны не удастся, да вряд ли она так уж опасна: поднимет корабль на несколько локтей, покачает и уйдёт. И всё же неприятно…
     Лучи заходящего солнца мешали рассмотреть таинственную волну, и шкипер напряг зрение. Внезапно ему показалось, что с волной движется какой-то зеленоватый предмет. Обломок кораблекрушения? Волна приблизилась, теперь до неё было с полдюжины стадиев. Таинственный предмет не качался на волне… а как будто тащил её за собой.
     - Могучий Посейдон… что ещё за диво?
     Шкиперу показалось, будто непонятный предмет меняется. В нём появилось нечто вроде отверстия…
     До волны оставалось ещё около двух стадиев, но шкипер вполне отчётливо рассмотрел голову, пока ещё кажущуюся небольшой из-за расстояния, а в ней пасть с колышками-зубами.
     - Морское чудовище! Да сохранит нас великий Зевс! Эй, гребцы! – закричал он громко. - Если вам дорога жизнь, навалитесь на вёсла! Прибудем невредимыми на берег – каждому серебряная монета и кувшин вина!
     Волнение шкипера передалось команде. Вёсла стали ударять по воде гораздо чаще, и корабль рванулся вперёд. Однако и чудовище повернуло к судну. До него оставалось не более стадия…
     Шкипер с волнением посматривал то вперёд, на медленно приближающийся берег, то за корму – на надвигающееся страшилище. Уже можно было прикинуть размер головы: не менее трёх локтей в высоту. Каково же это животное снизу доверху? Почему оно гонится за кораблём – неужели хочет потопить его… пожрать команду? О, бессмертные боги…
     Чудище в очередной раз открыло пасть, и утробный рёв пронёсся над морем, недавно ещё таким спокойным и безмятежным. Шкипер задрожал. Вот-вот животное догонит корабль. Как быть тогда? Он опомнился:
     - Воины, на палубу – с луками!
     Крышка над входом в трюм поднялась, пропуская обоих воинов, державших оружие наготове.
     - Стреляйте вон в то чудовище за кормой! Живее!
     Шкипер словно забыл, что у него тоже есть лук, совсем не лишний в таком бою. Будто со стороны наблюдал он, как перепуганные воины дрожащими руками натянули тетиву и выпустили стрелы. Обе они упали в воду, не долетев несколько локтей до оскаленной морды. Шкипер утратил голос и теперь с немой надеждой смотрел то на гребцов, то на своих незадачливых лучников. Тщетно…
     Послышался треск, и корабль судорожно покачнулся. Воины выронили луки и с криками ужаса покатились по наклонившейся палубе к корме – туда, где виднелась страшная голова. Шкипер успел схватиться за борт. В отчаянной надежде он бросил взгляд на берег: не так уж далеко, каких-нибудь два стадия.
     Снизу донеслись крики: перепуганные гребцы бросали вёсла. Вот один из них спрыгнул в воду и поплыл к берегу… У шкипера мелькнула мысль – наверное, сейчас это правильнее всего… но как бросить корабль, товары? Рассудок говорил, что жизнь дороже, но рука отказывалась отпустить борт своего, такого родного судна, пожертвовать нажитым добром.
     Один из воинов, упавших и скатившихся по палубе, схватился за мачту и теперь пытался подняться на ноги. Другой с криком вывалился за корму.
     Тем временем крен усиливался. Трое из шести гребцов успели покинуть корабль и теперь плыли к берегу. Корма ушла под воду, а носовая часть днища вынырнула. Судно затрещало. Шкипер, наконец, решился – начал перелезать через борт, чтобы присоединиться к беглецам. Вот ещё два гребца прыгнули в воду…
     - Сжалься надо мной, о, Посейдон! Прими этот корабль вместе со всеми грузами, только оставь мне жизнь!
     Он прыгнул вниз. Тотчас тёплая солёная вода сомкнулась над ним, но мгновение спустя вытолкнула человека наверх. Опытный пловец, он привычно задвигал руками и ногами, гребя к берегу. Ненадолго оглянулся: большая часть его корабля уже ушла под воду, а оставшаяся странно дёргалась, будто какой-то гигант яростно мотал из-под воды несчастное судно. Кругом беспорядочно расходились волны. Внезапно корабль с шумным плеском выправился – корма вынырнула, нос опустился. Судно легло на воду почти нормально, без крена, правда, большая его часть была уже затоплена. Бывший шкипер увидел, как чудовище, потерявшее интерес к обречённому кораблю, отделилось от судна и поплыло к берегу, поднимая большую волну.
     Вдруг громадная голова резко дёрнулась, и послышался отчаянный крик. Моряк отвернулся: лишился ли он последнего гребца или воина, не имело значения. Главное было теперь доплыть до берега. Разорённый шкипер изо всех сил работал руками и ногами, грёб не глядя ни вперёд, ни назад. Однако о происходящем можно было догадываться. Снова раздался утробный рёв – и сразу же душераздирающий человеческий вопль. "Ещё один, и затем моя очередь" – мелькнуло в голове у бывшего шкипера.
     Но вот что-то толкнуло его снизу. Земля! Вот он – берег! Бывший шкипер победно оглянулся, но то, что он увидел, заставило его сердце похолодеть: примерно в полусотне локтей позади него чудовище ползло по мелководью. Длина страшилища – оно ещё частично оставалось в воде - была не менее двенадцати локтей. Оно поднялось уже примерно до середины, и нетрудно было рассмотреть зеленоватое чешуйчатое тело. "Так эта тварь и по земле ходит… ну да, вроде крокодила." Теперь, когда лучи заката осветили вынырнувшее из моря чудище, было видно, что оно действительно похоже на крокодила, только голова с окровавленной пастью круглая. Однако рассматривать страшного зверя было некогда. Не мешкая, бывший шкипер, всё ещё по колено в воде, побежал что было сил. Он не хотел оглядываться назад, но какая-то сила то и дело побуждала его поворачивать голову. Донёсся ещё один крик: то ли последний из тех, кто до конца оставался на корабле, то ли какой-нибудь гребец плыл недостаточно быстро. Но вот, наконец, нога беглеца ступила на сухой берег…
    
     * * *
    
     - Так я лишился своего корабля и всех грузов. Теперь я нищий. Попробую наняться куда-нибудь гребцом. Я знаю, что смогу постепенно подняться, вернуть потерянное, лишь бы избавиться как-нибудь от этой морской напасти, - закончил свой рассказ моряк.
     Заморыш вздохнул и посмотрел на море. Оно выглядело таким тихим и спокойным. Невозможно было поверить, что в его бездне скрывалось нечто страшное, жестокое, хищное, непобедимое. Кромка берега словно отделяла пока ещё безмятежную сушу от неведомой опасности, затаившейся в зелёных водах.
    
     * * *
    
     Едва Андромеда миновала колонны, обозначавшие вход во дворец, как к ней подбежал один из слуг:
     - Царевна, тебя просят пройти в главный зал!
     Девушка кивнула и подошла к большому серебряному зеркалу - посмотрелась, проверила, всё ли в порядке. Кажется, да: новый светло-синий гиматий-хламидион смотрелся очень изящно на шестнадцатилетней красавице, оставляя открытыми длинные стройные ноги с маленькими ступнями и тонкие аристократические руки. Широкий белый пояс элегантно охватывал её тонкую талию, а голубые сандалии из мягкой кожи выгодно очерчивали точёные девичьи щиколотки. Белокурые волосы, схваченные у лба серебряной диадемой, рассыпались по плечам, обрамляя личико, изысканность черт которого можно было бы назвать кукольной, если бы не ямочки у рта да лукавое выражение больших синих глаз девушки, обещающее удивительные радости будущему супругу.
     Поправив на всякий случай диадему, Андромеда прошла в зал. Посреди него уже были расставлены в круг обитые серебром кресла жрецов, но сами они ещё не появились. Венценосные родители царевны – Кефей и Кассиопея - уже находились там. Они выглядели очень озабоченными. Девушку кольнуло смутное беспокойство:
     - Матушка, почему мы здесь?
     - Садись, дочка. – Царица указала девушке на скамеечку в дальнем углу. - Сейчас Нелем расскажет нам, каков ответ Оракула из Дельф.
     - Жрец Посейдона Нелем посылал к Оракулу? Зачем это нужно?
     Кассиопея вздохнула:
     - Это всё из-за морского страшилища. Наша страна не может жить без моря, рыбы. Нелем должен был справиться, как можно избавить нас всех от этой напасти.
     "Удивительно, что гонец не побоялся добираться в Дельфы и обратно морем", - подумала девушка, а вслух сказала:
     - Матушка, зачем же спрашивать об этом Оракула? Надо собрать наших воинов и охотников, приготовить ловушку для чудовища и…
     - Нет, доченька. Люди слишком напуганы. Мы должны знать, какова воля богов. – Царица посуровела. - Дочь моя Андромеда, садись на своё место и не задавай лишних вопросов.
     Девушке оставалось только пожать плечами и подчиниться: Оракул так Оракул. Тем временем, в зал один за другим входили жрецы храмов Иофеи. Наконец в дверях появился жрец Посейдона Нелем. Кефей и Кассиопея заметно напряглись. Жрец поклонился царице, но девушке показалось, что он прячет злорадную улыбку. Затем Нелем выпрямился, прошёл в середину зала, окинул суровым взором присутствующих и заговорил громким мрачным голосом:
     - Боги печальную весть принесли нам, царица:
     С чудищем, что из пучины морской появилось внезапно,
     Справиться смертным не будет вовеки дано...
    
     Жрец прервал свою степенную речь, то ли придумывая, как бы покрасивее изложить остальное, то ли просто переводя дух. Андромеда не выдержала и, отвернувшись, захихикала, стараясь, чтобы этого никто не услышал. Её всегда смешил церемониальный стиль речи, принятый в таких случаях. Зачем это притворство? Между собой же все разговаривают вне этого зала нормально. Кроме того, ведь не боги принесли печальную весть, а гонец из Дельф. Да и обращаться, по этикету, следовало к её отцу, Кефею, хотя всем известно, что он ничего не решает.
     Между тем, жрец продолжал:
     - Чтоб от напасти такой нам найти избавленье,
     Дщерь твою юную, дивной красы Андромеду
     В жертву чудовищу нам принести надлежит…
    
     Смешливое настроение разом покинуло девушку, она вздрогнула от надвигающегося испуга. "Может, я ослышалась? Неправильно поняла этот злосчастный церемониальный язык?" Она взглянула на родителей. Словно окаменев, они не сводили взгляд со жреца. "Не может быть, чтобы боги требовали моей гибели!" – в смятении подумала царевна. Сердце похолодело, и девушку охватила дрожь.
     - Пусть её к брегу морскому ведут, заключённой в оковы,
     Там и оставят царевну, к утёсу её приковав.
     И да свершится то в день, что длиннее всех летом…
    
     Нет, она не ошиблась, правильно поняла всё с самого начала… Андромеде стало страшно. Самый длинный день в году наступит завтра. Неужели Дельфийский Оракул действительно произнёс нечто подобное? Боги желают её гибели, да ещё непременно завтра? За что? В чём провинилась она перед бессмертными владыками Олимпа? Это неправильно! Этого не должно случиться! И потом, её родители не допустят такого!
     Андромеда перевела взгляд на мать. Та сидела, будто неживая – бледная, её губы посерели, взгляд стал покорным. Девушка не выдержала:
     - Матушка, этого не может быть! Почему бессмертные требуют принести меня в жертву? Это, наверное, ошибка!
     Мать посмотрела на неё безжизненным взглядом:
     - Доченька, иди в свои покои. Нам надо обсудить всё это с Советом Жрецов.
     Андромеда вышла из зала и вдруг успокоилась. Дрожь прошла. Разумеется, никто её в жертву не принесёт. Глупость какая. И где это видано, чтобы царевну водили в цепях, словно рабыню? Наверное, родители сейчас просто договорятся с Нелемом. Возможно, придётся построить ещё один храм – Посейдону или его супруге, Амфитрите. Воины перепугались неведомой опасности? Что же, нетрудно набрать наёмников в Аркадии или Спарте.
    
     * * *
    
     Андромеда решила прогуляться в саду, чтобы окончательно прийти в себя. Запах цветов всегда поднимал ей настроение, да к тому же две декады назад из Африки доставили какие-то удивительно-ароматные растения, которые она ещё не видела. Надо бы их найти, проверить, действительно ли они так благоухают, как уверяла Кильрида.
     Она не смогла сразу найти африканские диковинки. Пришлось сделать круг по саду, потом ещё… Внезапно девушка с удивлением заметила, что неподалёку стоит Терес – начальник дворцовой стражи. Она смущённо взглянула на него, словно безмолвно спрашивая, что ему нужно. Молодой человек церемонно поклонился:
     - Да благословят тебя бессмертные боги, царевна! Прости, но мне приказано приставить к тебе двоих стражников, пока ты не вернёшься в свои покои!
     Андромеда вздрогнула. Что это значит? Её намереваются стеречь? Боятся, что она убежит из собственного дома?
     - Терес, это ни к чему! Я никуда не сбегу! Тут мой дом! Я здесь родилась, в Иофее!
     - Прости, царевна. Я всего лишь исполняю приказ.
     Двое стражников, которых девушка заметила только теперь, приблизились к ней и поклонились. Андромеда раздражённо сорвала какой-то цветок и тут же мысленно прикрикнула на себя: растение-то чем виновато? Это ведь не оно, а люди сошли с ума – все как один.
     - Хорошо, Терес. Я сейчас иду к царице. Пусть скажет мне сама, если она решила исполнить волю Дельфийского Оракула и… - голос девушки сорвался, слишком трудно было произнести слова: "Мать принесёт меня в жертву чудовищу". Неожиданно к глазам подступили слёзы. Отвернувшись от Тереса, она смахнула их, но тут глаза наполнились влагой, и весь мир помутнел от солёного тумана. Андромеда присела на корточки и заплакала – от обиды на богов, вдруг пожелавших её гибели, на Дельфийского Оракула, так равнодушно известившего об этом Ойкумену, на Совет Жрецов, не пожелавший заступиться за неё, на родной город, с готовностью отдающий её на смерть. Но ещё больше – на родителей, которые по непонятной причине покорно согласились отдать своё дитя в пасть смерти, да на себя – за то, что ничем, кроме слёз, не в состоянии помочь себе.
     Когда она немного успокоилась, Тереса рядом не было. Видимо, он тихо ушёл, чтобы не мешать обречённой юной царевне плакать перед надвигающейся безвременной гибелью. Однако двое стражников по-прежнему стояли в двадцати локтях от неё, безмолвные и непреклонные. Андромеда взяла себя в руки. Слезами беду не отведёшь. Она подошла к родничку, бившему в середине сада, и ополоснула себе лицо. Ласковая влажная прохлада освежила её. Немного подождав, девушка направилась во дворец.
    
     * * *
    
     - Ничего не поделать, дочь моя Андромеда. Воле богов противостоять нельзя, - услышала царевна материнский голос, едва войдя в большой зал и ещё не успев произнести ни слова. Андромеда растерянно посмотрела сперва на Кассиопею, затем на Кефея. Царь выглядел сконфуженным и пощипывал свою козлиную бородёнку.
     - Матушка! Так что же – меня завтра прикуют к утёсу на берегу? Морское чудище погубит меня? – Девушка тщательно старалась говорить спокойно, однако голос предательски срывался, выдавая её состояние.
     Кассиопея отвернулась к окну и сложила руки на груди. Кефей смущённо поглядывал то на неё, то на дочь. Наступила пауза. Только теперь до девушки стало доходить, что всё уже решено. Точнее, всё было решено уже в тот момент, когда она шла отсюда, из дворца, в сад. Чувство страха начало смешиваться с другим – презрением к родителям, губящим её ради каких-то своих тайных замыслов.
     - Не надо приставлять ко мне стражников. Я царская дочь. Подданные не увидят моих слёз страха. Я не унижу себя трусостью и не опозорю свой род. Я приму смерть, которую мне назначили бессмертные боги, - громко и отчётливо, стараясь не сорваться в плач и отталкивая от себя мысли о неотвратимом, выговорила девушка.
     - Спасибо тебе, дочка. Прости ты нас, - виновато произнёс Кефей. Девушка посмотрела на мать: Кассиопея по-прежнему безмолвствовала, глядя в окно.
     Андромеда не ответила отцу. У неё просто уже не осталось сил, чтобы сдерживаться. Она молча повернулась и ушла в свои комнаты, чтобы там, оставшись наедине с собой, расслабиться и слезами отдать дань наваливающемуся на неё ужасу. Двое стражников, словно тени, безмолвно проследовали за ней до самого входа в покои царевны.
    
     * * *
    
     Поглощённый мыслями о морском страшилище, Заморыш едва замечал, что происходит вокруг. Впрочем, доверенные его надзору тюки были в безопасности, а всё прочее пока не имело значения.
     Тем временем, на берегу собиралась толпа. Не только моряки, но и обычные горожане подходили к причалу, вставали неподалёку от Заморыша, поглядывали на одинокую скалу, видневшуюся примерно в двух стадиях к западу. Когда юноша обратил внимание на происходящее и начал прислушиваться, до него донеслись обрывки разговоров:
     - Ах, как жаль царевну! Она такая молоденькая и красивая!
     - Да что её жалеть? Выросла в богатстве, ни в чём никогда не нуждалась, а мы с детства работаем, да живём впроголодь!
     - Но ведь девочка не виновата в нашей нужде!
     - А кто виноват? Так боги пожелали! Но ведь её завтрашнее жертвоприношение тоже угодно бессмертным! Значит, и в нём никто не повинен!
     - Говорят, её мать, царица Кассиопея, оскорбила Амфитриту – сказала, что царевна красивее её и всех нереид Посейдона!
     - Ну вот! Мать и виновата, навлекла беду на нас всех! Так что пусть дочь расплачивается за её слова!
     - И что же – завтра царевну приведут сюда в цепях и прикуют к той скале?
     - Да, говорят, всё будет именно так.
     - И когда чудовище разорвёт несчастную девушку, оно уйдёт от наших берегов?
     - Дельфийский Оракул сказал – да. Оракулу виднее, он говорит с богами.
     - Ну и хорошо! Царевну жалко, конечно, зато мы сможем опять спокойно выходить в море!
     Заморыш удивлённо и растерянно прислушивался к тому, что говорили в толпе. До него постепенно доходил смысл речей. Так что же – ради избавления от страшного морского чудовища, город должен принести в жертву царевну Андромеду? Юноша вспомнил, как видел её несколько раз. Она открыто ходила по городу, не казалась высокомерной, охотно разговаривала с разными людьми, смеялась, подавала милостыню нищим. Однажды она заметила на улице тощего котёнка, купила у ближайшего торговца немного мяса, погладила и накормила голодного зверька. Заморыш любил смотреть издали на прекрасную девушку, но не смел подходить к ней – боялся, что его лохмотья и грязное тело оскорбят её взгляд. Чего-чего, а нечаянно обидеть милую и добрую царевну Заморыш совсем не желал.
     И вот эту милую, красивую, добрую, ни в чём не повинную девочку завтра проведут по городу в цепях, словно рабыню или преступницу. Её прикуют к скале и оставят наедине с самой страшной опасностью. Из моря вылезет огромное чудовище, напоминающее неведомого зверя, названного бывшим шкипером - крокодила. Оно подползёт к царевне и издаст утробный рык. Девушка закричит и начнёт беспомощно биться в своих оковах. Страшный зверь разинет свою огромную пасть и схватит дивное тело царевны. Брызнет кровь, раздастся последний, смертный крик прекрасной Андромеды… и её не станет.
     Так она завтра погибнет… как жаль. Красота юной царевны покинет город. А что останется? Суматоха у причала и на рынке, толкотня у товаров, крики избиваемых рабов, навозное зловоние, пресыщенная надменность богачей, злоба и зависть неимущих? И вдобавок ко всему этому – память о том, как город безропотно, чуть ли не с готовностью отдал прекрасную Андромеду на растерзание. На мгновение Заморыш представил себе, каким пустым станет родной город без красавицы-царевны, и подумал: а мне зачем жить? Затем пришла другая мысль: жаль, что я не воин и у меня нет оружия. Был бы хоть меч. Затаиться у скалы и, едва чудовище вылезет из моря, напасть на него и заколоть. Заморыш представил себе, как ударит мечом в огромную морду… Ничего не получится, уверенно произнёс кто-то всезнающий внутри юноши. Такому зверю удар меча нипочём. С ним и сотня воинов не справится. Только разозлишь его. Сам погибнешь, а царевну не спасёшь.
     - Эй, парень! Это твои тюки? – Послышался чей-то голос, и Заморыш вздрогнул. К нему обращался русобородый низкорослый человек со шрамом на левой щеке.
     - Не мои, но я их охраняю. Хозяин скоро вернётся.
     - Слышишь, там одному человеку плохо. Вон, у скалы, куда все глядят. Сходи, помоги! А я пока присмотрю за тюками.
     Заморыш в нерешительности оглянулся. Никакого человека, лежащего возле злополучного утёса, он не заметил, но, может, просто далеко слишком, не видно. Он слез с коряги и сделал было неуверенный шаг в сторону утёса, но тут же вспомнил, что видел однажды этого человека со шрамом. За ним гнались рыночные торговцы. Заморыш вздрогнул:
     - Ну нет! Я сам послежу за товарами, а вот ты сходи и помоги тому человеку!
     Незнакомец со шрамом изменился в лице:
     - Ты, сопляк! А ну пошёл вон, не то пришибу тебя!
     "Ого! Так он точно вор! И хочет украсть товары, которые я охраняю!"
     - Я узнал тебя! Ты вор! Убирайся прочь, не то я позову на помощь!
     Вместо ответа неизвестный замахнулся и попытался ударить кулаком в лицо Заморыша, но тот легко увернулся и дёрнул нападающего за руку. Тот едва не упал.
     - Ах ты, наглый щенок! Ну я проучу тебя!
     Вор выхватил откуда-то из-за пазухи короткий кривой нож и взмахнул им перед лицом юноши. От неожиданности тот споткнулся и упал. Нож сверкнул над ним, но Заморыш успел перекатиться – лезвие ударило в песок. Юноша захватил в горсть немного песка и швырнул его в глаза нападающему.
     - А-а! Проклятье!
     Вор уронил нож. Заморыш опомнился:
     - Люди, на помощь! Это вор, он хочет украсть товары!
     На зов обернулись несколько человек.
     - Эге! Да я знаю этого молодца! Он украл у меня пару сандалий! Держи его! Хватай вора!
     Нападавший едва успел протереть глаза от песка, а к нему уже спешили три человека, видимо, имевшие с ним дело раньше. Поняв, что очередная кража не удалась, вор затравленно оглянулся по сторонам и бросился бежать в сторону города. За ним следом понеслись с криками трое или четверо.
     Про Заморыша все забыли. Тем временем он задумчиво взял в руки нож, потерянный вором. Кто-то всезнающий внутри юноши презрительно усмехнулся: уж если мечом ничего нельзя сделать, что проку от какого-то ножика… Однако Заморыш спрятал трофей в свои лохмотья. Он сам пока не знал, попытается ли прийти на помощь царевне, но чувствовал, что не сможет жить, если она погибнет. А раз так, то не имело значения, когда именно он встретит смерть и отчего.
    
     Глава 2. Смертельная тайна
    
     - Вот хорошо, доченька! Кушай!
     Кефей с умилением смотрел, как Андромеда взялась за третье яблоко. Первоначально она не собиралась завтракать. Затем передумала, решила выйти к столу – просто выпить воды. Однако молодой здоровый организм взял своё, и девушка не заметила, как приступила к своей обычной трапезе. Пока она ела, в голову пришла неожиданная мысль: ведь Дельфийский Оракул не сказал, что она непременно погибнет. Её принесут в жертву, но будет ли эта жертва принята? Может быть, боги смилостивятся? Что, если это не более чем проверка её почтительности к бессмертным? Может, чудовище уже уплыло к чужому берегу? "Однако хорошо ли будет, если вместо меня в жертву принесут какую-то другую девушку на чужом берегу?" – тут же подумала царевна. И всё же мысль о том, что ей не обязательно грозит гибель, успокаивала. Хотя… Если всё обойдётся и она останется жива, как посмотрят ей в глаза те, кто повелел заключит её в оковы и отдать чудовищу? И как она сможет жить рядом с этими людьми?
     Она не ответила отцу. Вообще ни слова не произнесла за трапезой, почти всё время смотрела в пол. Кассиопея пыталась казаться холодной и высокомерной, однако руки её заметно дрожали, а лицо то и дело покрывалось красными пятнами, как с ней бывало в минуты сильного душевного волнения.
     Завтрак окончился в тоскливом молчании, и девушка направилась обратно в свои комнаты. Она собиралась просто прилечь отдохнуть. Появится чудовище или нет, но к утёсу она будет прикована, этого не миновать. Тысячи жителей Иофеи увидят её в цепях, будут рассматривать, словно рабыню, насмехаться над ней. А каково ей будет в тяжёлых оковах? Впрочем, это ненадолго. Если её надежда на исчезновение чудовища оправдается, то днём позже её освободят. А если нет…
     Девушка грустно вздохнула и прилегла на постель.
     Послышался робкий стук в дверь.
     - Девочка моя! Разреши поговорить с тобою!
     У Кассиопеи был виноватый голос. Андромеда отвернулась к стене. Царица присела на её кровать.
     - Я понимаю тебя, дочка. Тебе страшно…
     Девушка не собиралась сперва отвечать, но теперь не выдержала:
     - Нет, матушка. Конечно, я боюсь чудовища, но дело не только в этом. Почему ты так легко согласилась отдать меня на погибель? – Её голос дрожал. Она повернулась к царице. - Только, пожалуйста, не говори мне опять про волю богов. Их воля может и меняться. Ты мне сама рассказывала, как герои заставляли тех или иных богов менять свои планы. А ведь герои смертны, как и мы с тобой. Ты могла просто договориться с Нелемом о постройке очередного храма. Чтобы победить чудовище, можно было призвать наёмников из другой страны. Возможно, среди них нашёлся бы герой, которого так недостаёт нашей Иофее. Зачем же ты так легко отдала меня?
     - Доченька! Как ты можешь упрекать меня? Ведь я родила и вырастила тебя. Неужели ты думаешь, что я так легко согласилась на твою смерть? Если бы ты знала, что мы с отцом сейчас предпринимаем, чтобы…
     Царица осеклась и опустила глаза. Андромеда внимательно посмотрела на мать. В душе у девушки вспыхнул лучик надежды. Может быть, всё не так страшно? Родители пытаются сейчас что-то придумать, а все разговоры о завтрашнем жертвоприношении – просто для успокоения тех, кого смущают зловещие слова Оракула…
     - Да, матушка? Ты хотела мне рассказать о том, что вы с батюшкой предпринимаете сейчас для моего спасения? Я правильно поняла тебя? Меня не буду водить завтра по городу в цепях, не оставят у утёса?
     Однако вместо ответа Кассиопея только тяжко вздохнула, по-прежнему избегая взгляда дочери. Надежда начала улетучиваться из сердца девушки. Место надежды всё более занимала горькая обида. Грусть матери начинала казаться странным, бессмысленным притворством.
     - Матушка, почему ты мне не отвечаешь? Возможно, я чего-то не понимаю. Хорошо, объясни мне. Что происходит? Чего хотят Нелем и другие жрецы – непременно моей гибели? Зачем им это нужно? Почему вы с батюшкой уступаете им?
     Последовала тягостная пауза. Андромеда в упор смотрела в лицо своей матери. У той из глаз полились слёзы, но она не отвечала на заданный вопрос. Девушка вздохнула и снова отвернулась. Она догадывалась, что от неё многое скрывают. Возможно, какая-то тайна была связана с теми непонятными событиями, которые много лет назад, ещё до её, Андромеды, рождения, привели её отца на трон Иофеи – вместо его брата, её дяди, умершего странной смертью. Не исключено, что Нелем, а то и другие представители местной знати, участвовали в этих событиях, а потому были осведомлены о секретах Кефея и Кассиопеи и теперь использовали их, чтобы вынудить царствующую чету к уступкам. Но зачем Нелему губить царскую дочь?
     - Матушка, что мешает тебе рассказать мне правду? Ведь ты знаешь – я не предам тебя. Даже если не миновать того, что должно случиться завтра, мне станет легче, если ты будешь со мной искренна.
     Мать по-прежнему не отвечала, словно и не слышала слова Андромеды. Девушка вздохнула и досадливо покачала головой, отчего её серебристые волосы рассыпались по подушке. Не стоило гадать о тех секретах, которые неумолимо ведут её к гибели. Даже если её догадки верны - что это изменит? Андромеде было невыносимо обидно, что семейные тайны для родителей превыше её жизни, но ничего поделать царевна не могла. И зачем мать пришла к ней? Для чего стала обнадёживать пустыми намёками? Чтобы убедить дочь безропотно принять волю богов? Так она и без того уже сдалась, не ропщет. Или убедить себя, что сделала всё от неё зависящее? Так ведь не сделала ничего…
     Андромеда горько вздохнула:
     - Прости, матушка. Боюсь, ты напрасно пришла ко мне.
    
     * * *
    
     Солнце уже начало клониться к горизонту, когда Заморыш услышал знакомый голос. Он обернулся – это был бородатый владелец тюков:
     - Молодец, Заморыш! Всё сберёг! Сейчас я тебе уплачу, как обещал!
     Юноша с готовностью слез с коряги. Бородатый вынул кошелёк. Немного поколебался:
     - Это, Заморыш… Мне тут рассказывали, что тебе за мои товары драться пришлось. Тебя чуть не убили. Не думай, что у меня нет совести – и бородатый протянул юноше пять медяков. Тот даже остолбенел: целое богатство, так он ещё никогда не зарабатывал.
     - А ещё, Заморыш, это… Не хочешь наняться ко мне в слуги?
     У юноши даже дух захватило: вот это счастье нагрянуло!
     - Конечно, хочу!
     - Тогда приходи завтра вечером сюда же. Заберу тебя с собой. Много платить не обещаю, но сыт будешь, и ночевать на улице тебе больше не придётся.
     Юноша сглотнул и обрадовано кивнул. Бородач улыбнулся и, взвалив на спину сразу все тюки, кряхтя, направился в сторону городского рынка. Когда он удалился, Заморыш помрачнел: он вспомнил, что завтра в это время не сможет прийти. Вероятно, к тому времени его уже не будет в живых.
    
     Глава 3. Утёс у берега моря
    
     Андромеда проснулась рано утром, когда солнце только начало всходить, и удивилась. Оказывается, она спала одетая. Когда же она успела заснуть? Почему даже не разделась? Отчего служанки не пришли к ней, чтобы приготовить ко сну? И тут же девушка вспомнила вчерашнее. Не сон ли это был? Действительно ли сегодня ей предстоит страшная гибель? А может быть, это всё-таки привиделось? Или родители придумали за ночь что-то получше жертвоприношения своей родной дочери? А может, всё вчерашнее правда, но чудовище действительно уплыло куда-нибудь вдаль? Последняя мысль казалось очень логичной: ведь люди сейчас избегают выходить в море, даже на берегу почти никого нет. Неужели чудище будет сидеть впроголодь, ожидая какого-нибудь неосторожного пловца или рыбака? Очень возможно, что таинственный зверь уже где-то далеко и только страшная память о нём реет в воздухе Иофеи.
     Однако если даже так… Каково будет завтра утром вернуться под родительский кров, из которого её сегодня уведут в оковах навстречу смертельной опасности? Девушка вздохнула, вспомнив, что накануне вечером она мечтала умереть во время сна. Не только из страха перед цепями и чудовищем, но прежде всего потому, что жить с такими людьми она больше не сможет.
     Послышался негромкий стук в дверь. Это, наверное, служанка. Царевна подскочила, будто подброшенная пружиной, и подбежала к зеркалу. Быстренько оправила одежду.
     - Да! Можно войти!
     Дверь открылась, но на пороге девушка увидела не служанку, а начальника дворцовой стражи Тереса. Он почтительно поклонился:
     - Пора, царевна!
     Ледяной ужас хлынул в сердце волной. Девушка чуть не задохнулась. Так это случится сейчас…
     - Мне приказано проводить тебя, царевна, в дворцовую купальню. Когда ты будешь готова к принятию воли богов, на тебя наденут цепи.
     Андромеда без сил опустилась на кровать. Мягкая ткань коснулась её тела, словно успокаивая. Спустя мгновение девушка была в состоянии говорить:
     - Да, Терес. Я иду.
     Усилием воли она заставила себя подняться. Меньше всего ей сейчас хотелось, чтобы кто-то пришёл помогать ей. Она должна всё сделать сама. Ни один житель этого города не должен более прикасаться к ней… разве что кузнец, когда будет заковывать. Его не миновать.
     Она смутно помнила, как в сопровождении Тереса прошла в купальню. Там уже было приготовлено одеяние для неё: простое белое покрывало, тонкий пояс и белые сандалии. Сердце трепетно заколотилось в груди. Так вот в чём её поведут навстречу смерти…
     Девушка выкупалась и оделась, затем вышла к Тересу, который теперь держал в руках какую-то свёрнутую материю.
     - Да, Терес. Я готова.
     Начальник стражи кивнул и, избегая взгляда девушки, повёл её во двор. Андромеда огляделась с удивлением: здесь она была впервые. Двор выглядел захламлённым, он был уставлен маленькими домиками, рядом с которыми сидели люди с усталыми лицами. Вероятно, это были новые дворцовые рабы. На мгновение царевна подумала – если бы вот сейчас ей предложили поменяться местами с одной из рабынь, согласилась бы она? Нет… Жизнь среди фальши и лжи не стоит того, чтобы покупать её ценой свободы. Пусть уж несколько часов в ожидании чудовища… и даже смерть в его пасти.
     - Кузнец! Приказано заковать царевну Андромеду! Наложишь ей цепи на руки и ноги!
     Из домика с почерневшими стенами выглянул широкоплечий человек. Увидев девушку в сопровождении Тереса, он мрачно кивнул начальнику стражи и встал на колени перед будущей узницей. Затем поднялся и знаком пригласил её пройти внутрь. У Андромеды сжалось сердце: сейчас с ней поступят так же, как с теми рабынями, которых продают на рынке.
     Снаружи послышался голос Тереса:
     - Чтобы не испачкать одежду госпожи, на то место, куда усадишь её, положишь это покрывало! - И Терес передал кузнецу ту свёрнутую ткань, которую раньше заметила девушка.
     - Прости, госпожа! – хриплым голосом заговорил кузнец. - Люблю тебя всем сердцем, но я человек подневольный! Если бы я мог, сам бы сразился с чудовищем!
     Андромеда молча кивнула. Наверное, сегодня ей придётся услышать немало таких извинений. Что в них проку? Лучше бы все эти извиняющиеся взялись за оружие да пошли вместо неё к морскому берегу…
     В маленькой полутёмной комнатке стоял кузнечный горн, а на стенах были развешаны цепи. Сердце девушки сжалось: вот сейчас некоторые из этих жутких предметов будут надеты на неё…
     - Садись сюда, пожалуйста, госпожа!
     Кузнец взял ткань, которую дал ему Терес, и накрыл ею сиденье перед наковальней. Девушка вздохнула и села на покрывало. Кузнец почесал затылок.
     - Госпожа, могу я попросить тебя опустить сюда ноги? – Он указал на наковальню. - Я наложу тебе оковы поверх сандалий, чтобы не натирали.
     Андромеда молча подчинилась. Уж если уступила родителям, стоит ли бунтовать перед слугой?
     Кузнец снял со стены несколько бронзовых цепей. Раскрытые широкие браслеты оков выглядели, как алчные пасти. Словно они приходились роднёй тому чудовищу, которое ждёт её у моря…
     Попробовав надеть на девичьи щиколотки несколько браслетов, кузнец подобрал нужный размер, а затем начал раздувать горн мехами. Андромеда вздохнула: вот сейчас свершится первая часть воли богов…
     Кузнец разогрел несколько заклёпок и взялся за одну из них щипцами.
     - Прошу тебя, госпожа, постарайся не двигаться!
     Девушка молча кивнула и отвернулась. Она почувствовала, как металлические челюсти браслета немного сдавили её правую щиколотку. Раздался звон молота. Царевна прикусила нижнюю губу. Хотя кузнец не причинил ей боли, невыносимо было ощущение утраты свободы.
     Вот и левая щиколотка оказалась зажата металлом. Снова зазвучали удары молота.
     - Готово, госпожа. Теперь сядь поудобнее и дай мне свои руки.
     Андромеда согнула колени и опустила закованные ноги на земляной пол. Гулко ударилась и звякнула бронзовая цепь чуть меньше локтя длиной. Девушка протянула вперёд руки и отвернулась. Кузнец осторожно коснулся её ладоней своими шершавыми пальцами и немного подвинул в сторону. Снова прикосновение металла, звон… Сперва на правое, затем на левое запястья царевны легли широкие бронзовые браслеты… Раздались удары молота по заклёпкам…
     - Вот и всё, госпожа. Ты можешь идти.
     Кузнец виновато смотрел ей в глаза. Андромеда, по-прежнему не произнося ни слова, кивнула и, позвякивая ножной цепью, медленно вышла наружу. За дверью её ждал Терес, а рядом с ним слуги держали наготове носилки:
     - Госпожа! До берега слуги понесут тебя. Только последние пятьсот локтей ты должна пройти пешком. Такова воля жреца Нелема.
     "Так Нелем этим распоряжается, - подумала Андромеда. – Возможно, как раз из-за него мне и предстоит сегодня страшное испытание. Но уж будь что будет. Глупо винить во всём какого-то жреца."
     Она села в носилки, и слуги подняли её. Она по-прежнему оставалась царевной, несмотря на оковы. Андромеда немного расслабилась. Цепи сейчас почти не мешали ей, и можно было подумать… помечтать напоследок. Увы! Мечтать-то было не о чем. Смерть не пришла к ней во время сна, а значит – если чудовище не появится, ей придётся вернуться к людям, предавшим её. Простить им эти оковы она уже не сможет. Ей неминуемо придётся измениться, стать другой. Главное – она уже никому не сможет верить, даже самым близким людям.
     У выхода из дворца к её носилкам присоединились двое других. В них были Кефей и Кассиопея. Глаза царицы были красны, словно всю ночь она плакала, вместо того чтобы спать. Андромеда почти равнодушно посмотрела на свою опечаленную мать. Владычица Иофеи сама виновата, что оплакивает свою дочь, вместо того чтобы защитить её, да и других своих подданных.
     Носилки царского кортежа медленно двинулись в сторону моря. Вдоль дороги стояли зеваки, которым не терпелось увидеть царскую дочь в цепях. На мгновение, однако, Андромеда ощутила совсем иной взгляд – горячий, беспокойный. Она невольно обернулась и увидела чёрные глаза худенького юноши, почти мальчика. Сильно загорелый, в жалких лохмотьях, он был бы ничем не примечателен, если бы не его горящий взгляд. Как он отличался от тех взглядов, которые до сих пор приходилось видеть царевне – тупых, покорных, похотливых, завистливых, корыстных… "Ах, почему таких глаз не было ни у кого из тех, кто ко мне сватался…" Девушка отогнала от себя эту мысль: не время думать о женихах и свадьбе. Даже если ей доведётся уцелеть, с завтрашнего дня её снова будут окружать совсем иные взгляды, а этого мальчика она, вероятно, никогда более не увидит. Царевна с горечью отвернулась.
     Процессия остановилась. Носилки царевны опустились на землю, и к девушке приблизился Терес:
     - Прости, царевна! Отсюда ты должна идти пешком!
     Андромеда молча кивнула. Терес подал ей руку, и она вышла из носилок.
     - Царевна, иди медленно!
     Терес шёл рядом. Он не прикасался к закованной девушке, но внимательно следил, чтобы она не споткнулась. Ножная цепь позволяла Андромеде делать только короткие шажки, а ручная давила на запястья. Девушке приходилось смотреть себе под ноги, и только отдельные возгласы из толпы позволяли ей судить, что происходит вокруг. Вопреки её опасениям, никто, казалось, не собирался насмехаться над ней, царевной-рабыней. Напротив, реплики собравшихся были сочувственные. Многие женщины плакали. Краем глаза девушка заметила, как некоторые люди вокруг становятся перед ней на колени. Вдруг она снова ощутила горящий взгляд… невольно подняла глаза, но тотчас споткнулась – к счастью, бдительный Терес вовремя подхватил её.
     - Всё хорошо, царевна! Мы уже почти пришли.
     Она остановилась и осмотрелась. Слева плескалось море, а впереди возвышался утёс, где предстояло свершиться самому главному. Скала, поросшая зелёным мхом. Высота его составляла не менее полутора сотен локтей. С восточной стороны, откуда они подошли, был пологий склон, по которому без труда мог подняться человек. Между подножием склона и кромкой берега было локтей тридцать, и в этой полоске лежали цепью несколько крупных валунов, оставлявших свободным только узкий проход шириной в два локтя. Противоположный, западный склон утёса круто обрывался, нависая над морем. Нижняя часть скалы в том месте уходила в воду примерно на пять локтей. У берега было глубоко, но прозрачная вода позволяла видеть дно, почти не поросшее илом. На дне лежали большие камни. Благодаря движению воды казалось, будто они шевелятся. Вокруг них, едва заметные глазу, сновали стаи рыбок.
     Терес посмотрел в глаза Андромеде и мягко подтолкнул её под локоть к проходу. Царевна вздохнула и подчинилась, прошла внутрь. Здесь отвесная каменная стена прогибалась, уходила внутрь скалы, и расстояние между ней и водой составляло до полусотни локтей. Там был установлен навес – четыре столба, вбитые в землю, и натянутая на них грубая ткань. Девушка окинула взглядом своё последнее пристанище… жертвенный алтарь. В каменную стену был вбит на высоте человеческого роста большой штырь, удерживавший длинную тяжёлую цепь. Нетрудно было догадаться, для кого она предназначалась.
     В проход вошёл один из слуг. Поклонившись Тересу и Андромеде, он подал начальнику стражи небольшой замок. Терес взялся за конец цепи, свисавшей со скалы, и прикрепил его замком к ножным оковам девушки.
     - Царевна, я обязан исполнить приказ, но последние твои часы не должны быть наполнены страданием. Сейчас принесут фрукты и воду, постелют для тебя мягкое ложе. Отряд воинов будет охранять тебя.
     Девушка слабо улыбнулась:
     - Благодарю, Терес. Только пусть твои воины стоят подальше, чтобы я их не видела. Прости, но они мне неприятны. Ведь они не собираются защищать меня от самой главной опасности.
     Терес поклонился. Вид у него был виноватый, как будто это он решил отдать Андромеду чудовищу:
     - Да, царевна. Они будут с той стороны утёса. Их взгляды не будут касаться тебя, но они увидят всякого, кто попытается подойти к тебе. Достаточно позвать, и мы явимся на помощь.
     Девушка кивнула. В глубине души она была приятно удивлена таким отношением. Правда, её приносили в жертву, но в остальном подчёркнуто обращались как с царской дочерью.
     Терес вздохнул:
     - Царевна, сейчас к тебе подойдут люди, желающие проститься.
    
     * * *
    
     Заморыш проснулся, когда только начало светать. Первым делом убедился, что нож и заработанные накануне деньги при нём. Сегодня они очень пригодятся…
     Он пришёл на рынок, когда там ещё почти не было покупателей. Первым делом заглянул к оружейнику. Увы, самый простой меч стоил серебряную монету. Лук со стрелами тоже, впрочем, Заморыш всё равно плохо себе представлял, как ими пользоваться. Неудача в этой лавке не смутила юношу: он потратил свои медяки на лепёшки, мёд и кувшин молока. Простая, но обильная пища подкрепила его силы. Затем он начал размышлять. Увы, ничего путного в голову не приходило. Оставалось только дожидаться прибытия царевны.
     Найти будущий маршрут царского кортежа оказалось нетрудно: там уже собиралась толпа. Заморыш присоединился к зевакам. Долго ждать не пришлось: очень скоро со стороны города появилось шествие – слуги с носилками. Толпа заволновалась. Сердце Заморыша замерло.
     В передних носилках был царь Кефей. Его лицо выглядело очень грустно, но он несколько раз поднимал руку, приветствуя собравшихся, и пытался улыбнуться. Во вторых носилках находилась царица Кассиопея. Её красивое лицо, на котором почти не оставил свою печать возраст, было печально, и она не обращала внимания на происходящее вокруг. Обычно надменная и властная, она выглядела сегодня усталой и надломленной.
     Заморыш перевёл взгляд на третьи носилки. Вот она, царевна. Вся в белом, она походила на голубку. Выражение её лица было грустным, но не испуганным. Бронзовые браслеты на её запястьях походили на украшения, столь подобающие этой неземной девушке, и юноша не сразу понял, что царевна закована в цепи. Андромеда, казалось, была поглощена мыслями, хотя иногда обводила толпу рассеянным взором. На мгновение их взгляды встретились, и Заморышу показалось, что девушка вздрогнула. Он потупился: менее всего ему бы хотелось испугать прекрасную царевну. Ещё более его смутила мысль, что красавицу оскорбило его нищенское одеяние. Впрочем, среди толпы было немало настоящих нищих, и на них царевна не обращала особого внимания.
     Сердце юноши заколотилось. Даже если он не понравился царевне, для него уже не было пути назад. Если бы и захотел, он не мог отступиться от своего намерения. В конце концов, можно просто спрятаться куда-нибудь от её взгляда. "Сейчас её прикуют к утёсу. Наверное, вокруг будет стража, пройти туда невозможно. Как же мне быть?"
     Заморыш задумчиво оглядел берег. Повсюду виднелись толпы иофейцев. Но…
     Возле самой воды никого не было. Ну да, конечно, люди страшатся чудовища – вдруг оно внезапно выскочит из моря. "А что, если вплавь?" Заморыш хорошо плавал, этому искусству он научился ещё в детстве. "А ведь с обратной стороны утёса, наверное, никого нет. Попробую зайти оттуда." И, бросив ещё один взгляд налево, где царевна медленно брела в оковах по песчаному берегу, Заморыш двинулся направо, рассчитывая обойти утёс и оказаться наедине со зловещим морем.
    
     Глава 4. Конец Заморыша
    
     Андромеда опустилась на своё ложе. Было мягко и удобно, в лежачем положении оковы почти не мешали. Рядом стоял поднос с фруктами и питьевой водой. Теперь она должна была приготовиться к худшему. Впрочем, ей ещё предстояло дать последнюю аудиенцию, выслушать слова прощания и сожаления – от кого-то искренние, от других не очень.
     - Царевна! Кильрида, дочь купца Антиона, просит принять её!
     Андромеда встрепенулась:
     - Да, конечно! Пусть подойдёт!
     Кильрида приблизилась и опустилась на колени.
     - Кильрида, милая, не надо! Поднимись с колен, подружка моя верная! Сядь рядом со мной!
     - Прости, Андромеда… Я не могу…
     Лицо Кильриды было заплакано, но, когда Андромеда дотронулась до её руки, лучшая подруга попыталась улыбнуться.
     - Ты оказалась права, Кильрида. Избежать страшного бедствия не удалось. Впрочем, может быть, оно на мне и успокоится.
     - Андромеда, милая, как ужасно то, что с тобой делают! Неужели во всей Иофее не нашлось одного настоящего мужчины?
     - Увы, дорогая моя подружка. Не нашлось. И, что не менее грустно, наши мужчины не позволили явиться сюда чужестранцам. Вдруг среди них нашёлся бы герой, способный победить чудовище? Оракул возвестил, что справиться с этим морским зверем смертные не смогут, но среди чужестранцев могли найтись те, кто в это не поверил.
     - Поэтому наши доблестные трусы приковали тебя к скале. Как это ужасно… - Кильрида тихонько всхлипнула. Андромеда почувствовала, что вот-вот тоже расплачется. Это было совсем ни к чему. Поплакать она успеет позже, когда все отсюда уйдут. Терес обещал, что стража будет стоять в отдалении, значит, никто не увидит слёз царевны Иофеи. Однако влага уже подступала к глазам, и царевна отвернула лицо к каменной стене. Кильрида, видимо, всё поняла. Утерев слёзы, она поднялась:
     - Прощай, Андромеда! Я иду в храм Посейдона – принесу ему щедрые дары, чтобы он не принял твоё жертвоприношение!
     - Прощай, милая Кильрида, спасибо тебе за всё…
     Царевна с трудом сдержала рыдание. Послышались удаляющиеся шаги. Дары Посейдону - вот и всё, что смог совершить для неё родной город. Да и это делает подруга, слабая девушка, которая при других обстоятельствах сама может оказаться на жертвенном алтаре. Но пусть с ней выйдет иначе. Да будет воля бессмертных, чтобы Кильрида благополучно вышла замуж и стала матерью семейства. Да простит она трусость иофейским мужчинам.
     - Царевна! К тебе просится Фион! Ты примешь его?
     "Фион! Несостоявшийся жених. Что же…" Андромеда осторожна утёрла слёзы с глаз:
     - Да, пусть подойдёт.
     - Мир тебе, Андромеда!
     Девушка повернула голову и посмотрела в глаза человеку, который совсем недавно клялся ей в любви. На лице его не было никаких признаков огорчения. Напротив, золотоволосый статный красавец Фион выглядел злорадным.
     - Ты хочешь мне что-то сказать, Фион?
     - Только одно. Как видишь, зря ты мне отказала.
     - Нет, не зря. Я не люблю тебя… а ты – меня. Из нашего союза ничего бы не получилось. К тому же, если бы боги потребовали принести меня в жертву – не верю, что ты бы меня защитил.
     - Гордая царевна, разборчивая невеста Андромеда закована в цепи, как рабыня… Кстати, тебе очень идёт. Прямо украшения. К тому же в оковах ты не выглядишь такой надменной. И… знаешь, мне бы очень хотелось овладеть тобой именно так – когда ты в цепях.
     Андромеда вздохнула. Пожалуй, прав был Терес, когда решил поставить вокруг неё стражу. Иначе перед смертью с ней может случиться нечто ещё худшее.
     - Раз ты любишь девушек в цепях, Фион, то тебе нужны рабыни, а не жена из свободных.
     Фион усмехнулся:
     - А не странно ли тебе, что чудовище появилось у наших берегов назавтра после того, как ты мне отказала? И тотчас же был отправлен гонец в Дельфы.
     Девушка только пожала плечами в ответ:
     - Разве моё дело судить, почему боги пожелали так, а не иначе?
     - Боги? С чего ты взяла, что они чего-то пожелали? Ты их видела? Они с тобой говорили?
     Андромеда подняла удивлённый взор на циничного мальчишку:
     - Что ты хочешь сказать, Фион? Дельфийский Оракул…
     - Оракул - чепуха. Несколько старых дев собираются вместе, одну одурманивают травами, и она принимается лопотать всякий вздор. Другие этот вздор записывают так, как им хочется. Или… как прикажет тот, кто им хорошо заплатит. Понятно тебе?
     Девушка вздрогнула:
     - Что ты хочешь сказать, Фион? Твой отец подкупил Оракула?
     Молодой человек усмехнулся:
     - Не буду отвечать тебе на это. Но, как видишь, боги ни при чём.
     - И ты не боишься, что они покарают тебя и твоего отца?
     - Не боюсь. Видишь, как получается: ты почитаешь волю богов, и тебя приковали к скале, чтобы отдать морскому чудовищу. А я говорю, что богов нет – и никакая молния Зевса-Громовержца меня не поражает.
     Девушка расширенными глазами посмотрела на святотатца. Богов нет… Но…
     - Тогда откуда же взялось чудовище?
     Фион чуть не рассмеялся ей в лицо:
     - Да мало ли откуда?! Может, просто так приплыло из дальних морей, вот захотелось ему так. А может… Знаешь, есть такое африканское колдовство, призывающее чудовищ. Не так уж трудно его применить, если есть нужда.
     Андромеда уставилась с удивлением на Фиона. Колдовство… и её жертвоприношение… Неужели это правда? Есть какая-то связь между её недавним отказом Фиону и нынешним жертвоприношением?
     - Фион… Ты хочешь сказать, что вызвал сюда чудовище колдовством? Или это сделал твой отец?
     Юноша не стесняясь ухмылялся:
     - Я ничего не хочу сказать, Андромеда, кроме того, что одиннадцать дней назад ты совершила самую ужасную ошибку в своей жизни и этим погубила себя. И… возможно, твоя подруга тоже.
     "На что он намекает? Моя подруга Кильрида… Она тоже ему отказала… Так теперь и она в опасности?"
     - Чего ты хочешь, Фион? – почти закричала царевна.
     Несостоявшийся жених посмотрел на неё гордо и высокомерно – сверху вниз, словно хозяин на рабыню:
     - Я хочу тебя. Да-да! Моё предложение остаётся в силе. Если сейчас ты мне говоришь "да", сегодня вечером ты засыпаешь на моём ложе. Вот только, как ты понимаешь, женой моей уже не сможешь стать. Ведь для всей Иофеи ты будешь мертва – пожрана чудовищем. Ты станешь моей рабыней. И чтоб не вздумала никуда сбежать, всё время будешь в цепях – вот как сейчас. Зато останешься жива. И относиться я к тебе буду хорошо, гораздо лучше, чем к другим рабыням. Ты очень красива, Андромеда, хотя чересчур надменна – совсем как твоя мать. Но ты мне нравишься, и я хочу взять тебя. Правда, ты можешь отказать мне снова. В таком случае, до завтрашнего утра тебя растерзает морское чудовище, находящееся неподалёку от этого берега. А до тех пор, когда это произойдёт, тебя будет пожирать страх перед неотвратимой гибелью. Ну так что ты решаешь?
     Царевна с ужасом выслушала омерзительное предложение. Неужели правда, что Нелем с помощью колдовства призвал сюда морское чудище? И теперь его сын угрозой пытается получить то, в чём ему недавно было отказано… Или он сошёл с ума? Может быть, обманывает, добиваясь её согласия? Когда волна растерянности и возмущения прошла, царевне пришло кое-что в голову. Она произнесла задумчиво:
     - Фион… Как же так? Если я останусь жива, то ведь и чудовище никуда не уйдёт.
     Молодой человек захохотал, словно залаял:
     - А ты не глупа, прикованная царевна! Да, всё верно! Требование Дельфийского Оракула останется неисполненным. Но это не страшно, потому что колдовство, то же самое, которое вызвало чудовище сюда, изгонит его прочь. Однако если ты откажешь мне, то погибнешь, а чудовище всё равно останется. И весь город подумает, что тебе удалось сбежать. Возмущённые рыбаки и купцы поднимут бунт… И царю Кефею придётся отказаться от власти. Ты напрасно погибнешь в пасти чудовища, Андромеда. Это не принесёт пользы ни городу, ни твоим родным. Ты будешь опорочена посмертно. Тебя сочтут трусливой беглянкой, а Кефея и Кассиопею – твоими соучастниками.
     Терпение девушки лопнуло:
     - Убирайся вон, негодяй! Я не желаю слышать тебя!
     - Ах, так… Ну, пеняй на себя. Не вздумай пересказать наш разговор Тересу: рядом с ним мои люди, и если он узнает лишнее, с ним произойдёт несчастный случай. Прощай, царевна в цепях. Не желаешь принадлежать мне – так достанешься морскому зверю. Из тебя получилась бы отличная рабыня, но придётся отдать тебя на растерзание.
     Негодяй удалился. Андромеда в смятении посмотрела ему вслед. Рассказать Тересу об услышанном? Но… ведь это безумие! Чудовище вызвано колдовством, а не волей богов… Разве можно в такое поверить? Но почему Фион не страшится своими словами вызвать гнев бессмертных? Неужели он искренне верит, что их нет? А почему боги наказывают не его, а её?
     - Царевна! С тобой желает поговорить Лиомен, предводитель иофейских рыбаков и моряков! Ты примешь его?
     Андромеда рассеянно кивнула. У неё из головы не шли слова Фиона. Хотелось верить, что он всего лишь лгал, обманывал, чтобы заставить её сдаться… но…
     - Приветствую тебя, царевна Андромеда!
     Девушка подняла правую руку в знак приветствия. Цепь звякнула.
     - Мне очень жаль, что так получилось, но я признателен, что ты совершаешь этот подвиг! Все рыбаки нашего города благодарят тебя за то, что ты приносишь себя в жертву ради нас!
     Андромеда нахмурилась:
     - Не благодари, Лиомен. Я не приношу себя в жертву. Это меня сограждане приносят в жертву – своей трусости. И мои родители приносят меня в жертву - своему властолюбию. А у меня просто нет сил сопротивляться. За это не стоит благодарить.
     - Ну почему же, царевна? Ты действительно можешь совершить настоящий подвиг, клянусь тебе в этом. Вот смотри. – Лиомен показал маленький кувшинчик. – В этом сосуде находится яд самого опасного африканского растения. Его здесь достаточно, чтобы поразить целую армию. В тот миг, когда чудовище разинет пасть, чтобы схватить тебя, проглоти эту жидкость. Смерть наступит мгновенно. Однако и чудовище околеет, отравленное ядом через твою кровь. Себя ты спасёшь от излишних мучений, а город – от напасти.
     После всего услышанного от Фиона, Андромеду трудно было удивить. Ничего не отвечая сперва, девушка задумчиво посмотрела на кувшинчик. Она слышала про африканские яды: смерть от них не бывает безболезненной, да и вряд ли наступит мгновенно. И всё же…
     - Хорошо, Лиомен. Я попробую сделать то, о чём ты просишь.
     Предводитель рыбаков и моряков обрадованно кивнул и поставил кувшинчик на землю у каменной стены.
     - Послушай, Лиомен… А почему нужен яд? Ты не веришь, что моё жертвоприношение заставит чудовище покинуть наш берег?
     Лиомен шумно вздохнул:
     - Прости, царевна. У нас, моряков, говорят так: Посейдону дары приноси, а парус держи сухим. Хочешь услышать правду? В то, что чудовище уйдёт само, я не верю. Однако ты можешь его убить с помощью яда.
     Последовала тягостная пауза. Андромеда ошарашенно думала: вот и этот человек не верит Дельфийскому Оракулу. А значит, не верит в богов? Тогда почему он рад моему жертвоприношению? И что мешало ему привести на берег воинов с луками, чтобы они поразили чудище стрелами, смазанными этим самым ядом? Только то, что эти воины могут убежать при виде чудовища, а я нет? Девушке пришло в голову, что и Лиомен мог быть причастен к событиям, заставившим её родителей согласиться на жертвоприношение. Но… Тогда получается, что и они не очень-то верят в богов Олимпа? "Неужели только я верю в существование богов? Я… да Кильрида… Меня приковали, чтобы отдать чудовищу, а подруга моя в опасности из-за мстительности Фиона. Так что же – никаких богов нет? Это просто обман? Меня обманывали все, кто чему-то учил?"
     Андромеда и не заметила, как Лиомен покинул её. Голос Тереса заставил девушку вздрогнуть:
     - Царевна! Твои родители желают проститься с тобой!
     Андромеда стиснула пальцы:
     - Сожалею. Я уже простилась с ними. Извини, Терес, я никого больше не желаю видеть.
     Начальник дворцовой стражи удалился. Андромеда посмотрела на кувшинчик. Лука со стрелами у неё не было, однако если выплеснуть отраву прямо в пасть чудовищу… Но ведь, наверное, подействует не сразу. Ах, если бы она не была прикована... Девушка отчётливо представила, как это могло бы произойти: чудовище начинает выползать на берег, разевает пасть, а она быстро выплёскивает яд или просто бросает туда кувшинчик - и убегает прочь. Страшилище ползёт за ней, но яд начинает действовать, и морское чудище валится замертво. Попросить Тереса снять цепи? Вдруг он согласится?
     Неожиданно Андромеда поняла, что вместе с Тересом к ней подходили два странных воина. Его телохранители? Или… люди Нелема? Если второе, лучше не обращаться сейчас к начальнику дворцовой стражи – он тоже в опасности. "Будь что будет, - вздохнула девушка. – Может, чудовище так и не появится. А если его не миновать, попробую использовать яд. По крайней мере, я теперь не жертвенный ягнёнок на алтаре храма."
    
     * * *
    
     Заморышу пришлось идти довольно далеко, так как стража оказалась вокруг всего утёса, где собирались оставить царевну. Но вот, наконец, последний воин исчез из виду. Заморыш огляделся: вокруг никого не было. Он подошёл к берегу. Море ласково и мирно плескалось у его ног, обдавая брызгами. На мгновение юноша задумался – как быть с ножом? Пожалуй, взять в руку. Не потеряется, к тому же может понадобиться, если вдруг чудовище нападёт. Да и помимо неведомого зверя в море немало существ, при встрече с которыми нож не помешает.
     Юноша вошёл в воду и почти не ощутил прохлады – такой тёплой была вода у берега. Взял нож в правую руку. Окунулся и поплыл, стараясь, чтобы берег всё время оставался слева. Правда, смотреть постоянно влево было невозможно – приходилось поглядывать по сторонам, да и в глубину, на случай неведомой опасности. Судя по всему, было не так глубоко, чуть больше человеческого роста. Грести правой рукой, державшей нож, было не очень удобно, но Заморыш вскоре приноровился. С запада дул ветер, он вызывал попутное течение, и юноша плыл довольно быстро.
     Освещённый солнцем берег медленно проплывал слева. Несколько раз юноша замечал воинов, тогда приходилось нырять и преодолевать пару десятков локтей под водой. К счастью, воины смотрели куда угодно, только не на него. Солнце, отражаясь от воды, слепило их, да и кто мог подумать, что нашёлся безумец, лезущий сам в пасть чудовища?
     Вдали показался утёс. Заморыш начал загребать на глубину: в этих местах много воинов, и если плыть близко к берегу, легко попасться. Но вот западный, обрывистый склон утёса навис над морем. Заморышу показалось, что возле скалы сидит царевна в белом одеянии. Теперь можно было приблизиться к берегу и спрятаться среди крупных камней. Нож мешал, и Заморыш засунул его в остатки своих лохмотьев. После этого он схватился за ближайший валун и, переводя дыхание после долгого пути вплавь, внимательно посмотрел на берег.
     Да, вот она, царевна. Лежит у скалы, над ней навес. Что же, по крайней мере, её не обжигают лучи солнца. Сердце Заморыша защемило, когда он заметил цепь, спускающуюся к девушке со скалы.
     Неожиданно царевна подняла голову и посмотрела прямо в глаза Заморыша…
    
     * * *
    
     Оставшись одна перед зловещим морем, Андромеда сперва не могла ни о чём думать. Вот-вот из глубины поднимется чудовище и накроет её своей зубастой пастью… Однако время шло, и ничего не происходило. Разве что становилось всё жарче, особенно рукам девушки, так как бронзовая цепь оказалась на солнце, вне тени навеса, и нагрелась. В конце концов Андромеда не выдержала, подошла к морю, волоча за собой цепь – к счастью, длины как раз хватило - и опустила руки в воду. Прохлада подействовала на неё благотворно, и девушка успокоилась. Вернувшись на прежнее место, она задумалась о своём положении. "Хорошо, теперь я не безоружна. Я хочу попробовать поразить чудовище с помощью яда Лиомена. И как это сделать?"
     Андромеда осторожно взяла в руки злосчастный кувшинчик. Внутри него виднелась тёмная жидкость. Девушке показалось, что яд довольно вязок. Если так, нет смысла выплёскивать его в пасть зверя. Уж лучше бросить туда кувшинчик вместе с содержимым. Андромеда аккуратно опустила сосуд на землю возле скалы, а затем подумала, что цепь на руках не позволит ей сделать бросок. Решив потренироваться, она подняла небольшой камень. Да, короткая цепь мешала движениям. Кое-как Андромеда сумела бросить камень единым движением обеих рук вместе. Однако получится ли сделать хотя бы это в момент смертельной опасности?
     Девушка грустно вздохнула и прилегла. Желания есть и пить не было. Она посмотрела вокруг: никого. Море спокойно. Но вдруг…
     Её словно обожгло знакомым ощущением. Как будто на неё смотрит тот самый человек. Она удивлённо огляделась…
     Со стороны западного, отвесного склона утёса плыл человек. Наверное, это мог быть и слуга Фиона, однако Андромеда сразу почувствовала, что это тот самый, кого она…
     Неизвестный подплыл к одному из валунов и ухватился за него руками. Их взгляды встретились, и девушка невольно вздрогнула. "Позвать его?" Царевна опять посмотрела по сторонам, на этот раз желая убедиться, что стражники не заметят, не схватят незнакомца. Ей пришло в голову, что воины могли следить и с вершины утёса. Она встала, вышла из-под навеса и взглянула наверх, но не увидела ничего, кроме знойного неба.
     - Эй! Иди сюда!
     Андромеда сама не поняла сперва, что громким шёпотом произнесла эти слова. Незнакомец вздрогнул, его лицо выразило смущение.
     - Ну иди же скорее!
     На этот раз она говорила громче, не без некоторого недовольства. Где это видано, чтобы царевне приходилось повторять приказы?
     Незнакомец оттолкнулся от камня и неуверенно поплыл к берегу. Спустя мгновения он уже выходил на сушу, робко глядя на царевну, словно опасаясь, что неправильно понял её желание. Андромеда присела на своё место и нетерпеливо махнула рукой:
     - Сюда, ну же!
     Незнакомец – смуглый худой юноша, почти мальчик, талию и бёдра которого кое-как прикрывали жалкие лохмотья – неуверенно подошёл к Андромеде и опустился на колени.
     - Не становись на колени! Садись рядом со мной!
     В чёрных глазах юноши отразилось удивление, но он подчинился.
     - Я не в первый раз вижу тебя, незнакомец. Кто ты такой?
     - Я… - голос его охрип от пребывания в воде, и юноша откашлялся. – Прости, царевна. Я работаю… у причала.
     - Но ты свободный? Не раб?
     - О нет, царевна. Я свободен от рождения.
     - Не называй меня царевной. Зови меня – Андромеда.
     - Слушаюсь, цар… Андромеда.
     На губах девушки мелькнула лукавая улыбка. Незнакомец выглядел чересчур робким и нескладным, но это приятно контрастировало с фальшивой изысканностью всего того, что предало Андромеду на смерть.
     - И, пожалуйста, разговаривай со мной нормально, без всех этих "слушаюсь". Обращайся со мной так, как будто на моём месте простая девушка.
     Наверное, Андромеда никогда не сказала бы этого, если бы не чрезмерная робость юноши. Ей хотелось подбодрить его, по возможности стереть ту грань, которую воздвигло между ними её происхождение. В конце концов, не имело значения, из какого рода происходит девушка, прикованная к утёсу у смертоносной морской бездны. В последние свои часы Андромеда предпочитала забыть об условностях, которые навязало ей общество, предавшее и погубившее её.
     - Да… Андромеда. Я постараюсь.
     Девушка не смогла сдержать улыбку:
     - Вот и хорошо. Тебя как зовут?
     - В порту и на городском рынке меня прозвали Заморыш.
     Улыбка сошла с губ Андромеды.
     - Заморыш? Как это неприятно. Разве такое имя дали тебе родители?
     - У меня нет родителей. Своего отца я никогда не знал, а мать моя умерла пять лет назад.
     Прежняя улыбка на лице Андромеды сменилась горечью.
     - Прости меня. Я не знала об этом.
     - Что ты, Андромеда. Разве ты виновата в чём-то передо мной?
     - А всё-таки. Как твоя матушка звала тебя?
     - Персей. Так звали меня в детстве, пока мама была жива.
     Девушка встрепенулась:
     - Персей! Какое замечательное имя! Пусть тебя отныне зовут только так! Слышишь, Персей? Ты больше не Заморыш! Я, царевна Андромеда, приказываю… прошу тебя об этом! Заморыша больше нет!
     Персей облизнул губы:
     - Да, Андромеда.
     Царевна снова улыбнулась:
     - Персей, хочешь покушать? У меня тут яблоки, бананы, дыня! – Она указала на поднос, заставленный яствами.
     Юноша заметно смутился. Наверное, он бы отказался, но какая-то мысль подтолкнула его:
     - Спасибо тебе, Андромеда. Я… действительно, поем немного. Не думай, что я голоден. Просто… мне надо набраться сил.
     Андромеда посмотрела на выпирающие рёбра Персея и снова загрустила. Тем временем юноша взялся за дыню, но вовремя спохватился:
     - Андромеда, пожалуйста, поешь со мной вместе!
     Девушка не стала отказываться. Ведь она сегодня не завтракала, успела уже провести несколько изнуряющих часов в оковах, а впереди предстояло томительное ожидание. Вдвоём они быстро опустошили половину подноса. Андромеда пришла в хорошее настроение:
     - Скажи, Персей, ты о чём-нибудь мечтаешь?
     Тот облизнул губы:
     - Да, Андромеда. Мечтаю. – Он посмотрел на море. Девушка погрустнела и со вздохом сказала:
     - Персей, обещай мне, что если появится чудовище, ты сразу уйдёшь. Вон в тот проход между валунами, - указала она налево. Юноша не ответил, словно и не услышал её.
     - Персей! Ты понял, что я сказала? Как только появится морское чудище, немедленно уходи налево, к валунам! Ты слышишь меня?
     Персей вздохнул:
     - Да, Андромеда. Я понял это. Раз ты этого желаешь, я подчинюсь.
     - Вот и хорошо. – Губы девушки чуть задрожали: не так-то ей хотелось, чтобы этот славный юноша последовал примеру других и бросил её. Но зачем ему погибать? А защитить её он всё равно не сможет. – Давай поговорим о чём-нибудь другом. Персей, ты любишь смотреть в ночное небо?
     - Да, Андромеда. И знаешь… иногда мне кажется, что я уплываю туда. Потом прихожу в себя – а всё по-прежнему.
     - Нет, Персей. Начиная с сегодня, твоя жизнь изменится. Я обещаю тебе это.
     - Да, Андромеда. Я знаю. Так и будет. – В голосе Персея проскочила двусмысленность, которую царевна, привыкшая к дворцовому притворству, без труда заметила. Однако это не обидело её. Как знать, что в действительности имел в виду этот едва одетый, голодный мальчик? Пусть его мечта сбудется.
     За разговором они и не заметили, как начало темнеть. В какой-то момент Персей вспомнил, что его ждёт у причала бородатый незнакомец. Да, но… Он ведь приглашал к себе в услужение Заморыша, которого больше нет. Впрочем… как знать, сколько осталось жить и Персею?
     Юноша нечаянно положил ладонь на руку Андромеды и тут же испугался своей вольности. Однако убрать руку ему не дала царевна:
     - Всё хорошо, Персей! Я хочу ощутить твою ладонь. Может быть, об этом я мечтала годами.
     Юноша почему-то не удивился странным словам Андромеды. Ему вдруг показалось, что они знакомы давно, более того – являются единым целым, и лишь странное недоразумение разделило их и заставило обоих забыть об этом.
     - Персей! Ты можешь убрать навес? Он нам больше не нужен.
     - Да, Андромеда.
     Он выполнил её просьбу, снял ткань со столбиков, а затем сел рядом. На этот раз уже её рука нашла его ладонь. Её тонкие пальцы стиснули его запястье. Он ощутил твёрдость бронзового браслета оков, надетых на девушку, и печально вздохнул. Мелькнула мысль – попробовать снять с девушки цепи. Но как это сделать? Ничего подходящего под рукой нет. А если и получится, как потом избежать встречи со стражниками? Предложить царевне уплыть вместе? Там, в море, может поджидать та самая опасность, от которой он мечтает её избавить.
     Потом они долго смотрели вверх, в таинственную чёрную пустоту, прорезаемую блёстками звёзд, наполненную робким сиянием полной луны, словно завороженные этой удивительной, непостижимой картиной. Оба молчали, и не было слышно ничего, кроме ласкового плеска волн…
     Андромеда неожиданно вздрогнула, присела и посмотрела на море. Персей услышал, как она тихо ахнула.
     - Всё, Персей! Уходи! Теперь я должна остаться одна!
    
     Глава 5. Битва
    
     Юноша вздрогнул и открыл глаза. Оказывается, он уже успел задремать.
     - Персей, ты слышишь меня? Уходи прочь отсюда! Ты обещал мне! – Её голос выдавал смертельное отчаяние. Персей всё понял ещё до того, как посмотрел на море. К берегу приближалась высокая волна - в точности такая, как описал накануне незнакомый моряк, рассказывавший о встрече с чудовищем. Юноша помедлил, раздумывая.
     - Иди же прочь! Немедленно! – Её голос почти срывался на рыдание. Персей вздрогнул и вдруг обнял Андромеду. Обхватил её руками, прижал к себе, прильнул к устам… Затем разом прыгнул в сторону валунов:
     - Прощай, Андромеда!
     Девушка словно со сна провела рукой по губам. Он поцеловал её… Первый и последний поцелуй в её жизни… Как это хорошо… Теперь и умереть не так страшно.
     Она снова посмотрела на море. Из волны уже виднелась зловещая голова. Над морем пронёсся утробный рык. Девушку охватила дрожь, однако мгновением позже царевна взяла себя в руки. Она стиснула зубы. Левой рукой подняла тяжёлую цепь, чтобы та не мешала идти. Затем Андромеда подошла к скале и взялась за смертоносный кувшинчик. Только бы получилось…
     Они одновременно приблизились к кромке воды у берега – чудовищное морское животное и хрупкая, закованная девушка. Между ними оставалось не более пяти локтей. Их взгляды встретились. На царевну сверху вниз посмотрели два огромных красноватых глаза, холодных и равнодушных, в которых не было ничего – ни эмоций, ни интереса к жертве, ни даже хищной алчности. В скудном свете луны очертания исполинского тела, тянувшегося на десятки локтей и ещё частично остававшегося в воде, скорее угадывались, чем виднелись. От чудовища исходил сильный запах тухлой рыбы. Андромеда затаила дыхание, отогнала от себя парализующий страх и, отпустив цепь, застыла в ожидании. Лишь бы суметь сделать то, к чему готовилась. Вот сейчас страшилище откроет пасть…
     Внезапно слева послышалось шуршание быстрых ног по песку. Прежде чем девушка повернула голову, со стороны валунов мелькнула тень. Персей вдруг оказался прямо перед мордой чудовища. Что-то небольшое, едва заметное в скудном лунном свете, слабо сверкнуло в руке юноши. Со стуком, будто об дерево, нож ударился в чешуйчатую морду зверя. Персей метил в правый глаз, но промахнулся - роста не хватило.
     Послышался яростный рык. Забыв про девушку, чудовище обернулось к Персею. Тот отпрыгнул назад. Страшный зверь раскрыл пасть, обнажив ряды зубов-колышков в пол-локтя высотой каждый. Не думая ни о чём, Андромеда заученным движением обеих рук забросила туда кувшинчик со смертельным зельем. Она отчётливо услышала, как зверь глотнул, но, казалось, даже не заметил ничего. Девушка в замешательстве отступила назад, к каменной стене. Мелькнула мысль: "Вот я и сделала, что могла. Уж если яд не поможет…"
     Персей ещё несколько раз попытался напасть на животное, но теперь совсем неудачно. Быстрое движение огромной пасти едва не стоило юноше жизни. Охваченная ужасом Андромеда смотрела, как чудовище, разъярённое её защитником, постепенно выползает из моря, двигаясь влево, к валунам. Злобно оскалилась пастью большая, чуть ли не в человеческий рост, круглая голова, которую непросто было рассмотреть в темноте. Шея была очень короткой. Передние лапы, похожие на изогнутые колонны, царапали землю большими когтями. Туловище страшного зверя, покрытое крупной чешуёй, было не менее шести локтей в высоту. Андромеде показалось, что на спине чудовища находится нечто вроде гребня… впрочем, недостаток света лишал её возможности всё рассмотреть, да и охоты приглядываться не было.
     Исполинская ящерица постепенно выползала из моря, заполняя собой пространство между кромкой воды и валунами, оставляя лишь узкую полоску у скалы, где затаилась охваченная смертельным ужасом беспомощная девушка. "Так вот кому меня предназначили…"
     Чудовищная движущаяся чешуйчатая стена закрыла обзор Андромеде. Словно весь мир заполнил запах тухлой рыбы. Сквозь пелену невыносимого ужаса давила мысль: "Что с Персеем? Жив ли он ещё?" Остатки рассудка, почти раздавленного отчаянным страхом, подсказывали, что оглушительное яростное рычание, доносящееся слева, и резкие рывки чудовища, сражающегося с кем-то невидимым девушке – это признаки того, что юноша до сих пор держится. Но на сколько времени ему хватит сил?
     Сражаясь с Персеем, чудовище постепенно выползало на сушу. Вот уже огромная левая задняя лапа проскребла когтями землю в десятке локтей от прикованной царевны. Длинный хвост, яростно мечущийся из стороны в сторону, ударил о каменную стену в двадцати локтях правее девушки. Ещё удар – и рухнул один из тех столбиков, на которых ещё недавно держалась ткань навеса. Да, конечно, яд не мог убить такое огромное животное.
     Однако до Андромеды начало доходить, что для неё опасность пока миновала. Преследуя Персея, чудовище уползало налево. Невообразимый ужас чуть унялся, и царевна поняла, что отважный юноша отвлекает от неё гигантского зверя, уводит его за собой. Но как уцелеть ему самому?
     Пошатываясь, девушка осторожно сделала несколько шагов в сторону берега и посмотрела влево. Хвост зверя яростно мотался из стороны в сторону, время от времени ударяя в скалу. Чудовище удалилось от пленницы примерно на триста локтей. Большие валуны, прежде затруднявшие проход к утёсу с восточной стороны, были почти полностью вдавлены в землю исполинской тушей.
     Стряхнув с себя оцепенение ужаса, Андромеда закричала что есть силы:
     - Персей! Уходи немедленно! Спасайся! Забудь обо мне, слышишь? Я не люблю, не люблю тебя, Персей!
    
     * * *
    
     В начале схватки Персей ожидал, что если выманить чудовище из воды, то тяжёлая туша окажется медлительной и неповоротливой на суше. Увы, эта надежда не оправдалась. Напротив, казалось, что, освободившись от объятий морской стихии, исполинский хищник стал действовать быстрее и увереннее. После неудачи первой атаки, Персей решил было повторить нападение, целясь в правый глаз животного, но оскаленная пасть быстро метнулась к нему, и юноша едва увернулся. После этого он отступил на десяток шагов, переложил нож в левую руку, подобрал с земли несколько камней, едва заметных в лунном свете, и бросил их в морду исполина. Персей был уверен, что если удастся ослепить чудовище, опасность для Андромеды исчезнет. Попасть в цель никак не удавалось, но животное свирепело и, забыв про царевну, пыталось разделаться со своим главным обидчиком.
     После того, как зверь вылез из воды, он значительно прибавил в скорости, но природная ловкость позволяла Персею удерживать дистанцию. Юноша старался держаться левым боком к страшному врагу, иногда пытаясь напасть с ножом, чаще бросая камни или песок правой рукой, но то и дело отступая назад – сперва к валунам, а затем, когда гигантская туша смела эту зыбкую преграду, дальше к причалу.
     Если сперва юноша рассчитывал отвлечь внимание чудовища от Андромеды, то позже возникла надежда: стража несомненно услышала шум битвы и вот-вот придёт на помощь. Если полсотни бойцов нападут на это страшилище, вооружённые стрелами и копьями, шансы на победу значительно увеличатся. Однако уже и валуны остались где-то далеко под огромной тушей, а воины Иофеи не спешили на выручку к смельчаку. Неужели испугались и бросили свои посты? От этого размышления, которое не вело ни к чему хорошему, Персея отвлёк отчаянный выкрик царевны: "Я не люблю, не люблю тебя, Персей!" Юношу бросило в жар: что угодно слышалось в этом возгласе, только не нелюбовь. Да и не ради надежды на взаимность пришёл он на помощь к обречённой девушке. Забыв, что на подмогу рассчитывать не приходится, Персей стал действовать ещё быстрее, то и дело посылая камни и горсти песка в глаза чудищу и яростно крича – скорее чтобы ободрить самого себя. Но и гигантский зверь свирепел всё больше. Вероятно, на суше он бегал быстрее человека, но Персей то и дело отскакивал в сторону, откуда наносил удары ножом в короткую шею – увы, тщетно, только притупляя всё больше лезвие. Возможно, он вообще сумел бы убежать, если бы не осознание того, что у утёса по-прежнему ждёт исхода битвы прикованная, беспомощная Андромеда.
     Однако силы были неравны. Чудовище постепенно теснило Персея. Защитник царевны уже устал, а помощь так и не приходила. В какой-то момент юноша обнаружил, что стоит на восточном, пологом склоне утёса, а зверь наступает, словно загоняя человека дальше наверх. Можно было попробовать спуститься по северному склону, тоже не очень крутому, но в один прыжок не получится, а стоит промедлить – и вот она, оскаленная кровожадная пасть. "Что же, буду подниматься наверх. Вряд ли эта тварь в состоянии карабкаться по скалам", - решил Персей. Теперь он уже не маневрировал, а просто отходил назад, не забывая бросать камни и горсти рыхлой земли в морду исполинского противника.
     Зверь двигался медленно, вынужденный тащить наверх своё тяжёлое тело, но и Персею становилось трудно дышать. Его лёгкие работали, словно кузнечный мех, в левом боку кололо. Какой-то камень предательски выскочил из-под его ноги - Персей на мгновение потерял равновесие и едва не упал. Шаг за шагом отступал он вверх по всё сужающемуся склону, а колоссальная ящерица словно и не замечала высоты. В некоторый момент юноша с ужасом заметил, что чудовище цепляется когтями за склон утёса. Однако выбора не было. Приходилось отступать всё выше. Разве что движения зверя стали чуть более медлительны, и Персей получил возможность чаще переводить дыхание.
     "Будь прокляты трусливые воины Иофеи, - мелькнула мысль у юноши. – Если бы они присоединились ко мне, мы бы быстро справились с этой напастью." Однако некому было откликнуться. Видно, стражники давно ушли отсюда. То ли из ужаса перед чудовищем, то ли просто сочли свою миссию завершённой в тот момент, когда страшилище вылезло из моря навстречу прикованной девушке.
     Персей был уже почти на вершине скалы. Пространство, куда он мог ещё двигаться, стремительно сужалось. Скоро отступать станет некуда. Тяжёлый противник юноши был отнюдь не глуп, когда начал загонять его на утёс. Ещё несколько шагов назад – и вот она, вершина…
     Юноша стиснул зубы. Пока ещё он жив, значит, надо драться. Бросив бесполезный нож, уже сильно искривлённый и затупившийся от многочисленных ударов о непробиваемую чешую, он схватил сразу несколько камней, смутно различимых в обманчивом свете луны, и швырнул их в надвигающуюся огромную морду. Зверь дёрнулся от боли: наконец-то удалось попасть в глаза. Чудовище яростно заревело и замотало головой. Персей ещё пошарил руками по скале в поисках камней, но увы… Его последнее оружие закончилось. Ещё несколько мгновений – и смертоносная пасть окажется рядом…
     Юноша оглянулся: позади, а также справа и слева - отвесные склоны. Однако с той стороны, которая спускалась к морю, виднелось несколько небольших выступов. Попробовать спуститься по ним, сколько получится, всё равно выбора нет. Он ухватился руками за скалу и начал осторожно спускать ноги, нащупывая опору. Получилось. Можно немного передохнуть и оглянуться по сторонам. Страшная пасть ещё не нависает?
     Цепко держась за каменный выступ, Персей осторожно выглянул направо. Чудище уже карабкалось на вершину, но… Что-то переменилось в нём. Оно словно устало. Зловещая пасть была широко раскрыта, оттуда обильно капала слюна, а длинный язык свисал, словно тряпка. Зверь дрожал, будто в ознобе. Юноше показалось, что на глазах чудовища выступили слёзы.
     Внезапно большой кусок скалы под левой задней лапой чудища обвалился - понёсся вниз с грохотом, ударяясь о склон, и упал между тем местом, где оставалась Андромеда, и берегом. Левая задняя лапа зверя, лишившись опоры, скользнула вниз, когти звучно процарапали камни, но не смогли остановить падение. Снова послышался рёв чудовища, но теперь не ярость звучала в нём, а боль и отчаяние. Массивная задняя часть туловища и хвост свесились по склону вниз, и теперь, видимо, животное испытывало страшную боль от камней, впившихся ему в брюхо и промежность. Левая задняя лапа судорожно скребла по склону, но только сбрасывала вниз всё новые камни.
     Персей перевёл дух. Страшный враг, столь успешно загнавший его в ловушку, оказался теперь беспомощен сам. Юноша не стал злорадствовать. Высмотрев ещё несколько выступов, он продолжил спуск вниз, обдираясь о камень. В какой-то момент он поймал взгляд Андромеды: девушка, покинувшая своё прибежище у каменной стены, с тревогой следила за ним, но не произносила ни слова. По крайней мере, она была жива.
     Внезапно тот камень, на который только что опёрся юноша, обвалился. Поняв, что сейчас он упадёт, Персей изо всех сил оттолкнулся от скалы – чтоб хоть в воду, подальше от тех валунов, которые на дне… Воздух упруго ударил ему в лицо, и спустя миг Персея, обжигая его многочисленные ссадины, окатила солёная водяная масса. Немного оглушённый падением, он всё же задержал дыхание. Ещё мгновение – и юноша вынырнул на поверхность. Несколько гребков – и он, пошатываясь, вышел на берег.
     Андромеда не произнесла ни слова. Она просто подошла к своему защитнику – тяжёлая цепь ползла за ней, будто змея – завела свои скованные руки ему на шею и, плача от радости, принялась целовать юношу, словно изо всех сил опровергая те слова, которые совсем недавно бросила в надежде заставить его спастись бегством. Персей не удержался – обнял прекрасную девушку и покрыл поцелуями её мокрое от слёз лицо. Совсем недавно оба они находились на краю гибели, а теперь почти спаслись…
     Их радость прервал рёв сверху – теперь уже совсем не яростный и не злобный, а жалобный, словно огромное чудище умоляло людей, едва не погубленных им, прийти к нему на помощь. Молодые люди отпустили друг друга из объятий и посмотрели наверх. Их страшный враг висел на скале, едва удерживаясь передними лапами, и тщетно скрёб задними по камням. Его усилия приводили только к тому, что он постепенно сдвигался к узкому отвесному склону. Андромеда тихо ахнула и положила свои скованные руки на грудь Персею. Юноша, также глядя вверх, обнял её плечи. Оба они, словно зачарованные, наблюдали за происходящим, не смея признаться в своих чувствах. Их убийца, совсем недавно такой свирепый и хищный, выглядел теперь маленькой, жалкой жертвой на фоне могучего утёса. Ещё несколько судорожных движений – и зверь с жалобным рёвом отпустил скалу и, словно камень, рухнул вниз – прямо на валуны, торчавшие на дне…
     Огромная волна окатила молодых людей с ног до головы, повалила наземь, и это привело их в чувство. Протирая глаза, откашливаясь и стряхивая с себя воду, они одновременно поднялись на ноги, а затем посмотрели на море. Оба уже поняли, что произошло, но не готовы были поверить в чудо, которое сами же совершили.
     Чудовищный колосс возвышался над ними локтей на двадцать. Он словно сидел на дне, тупо глядя перед собой, как будто задумался о чём-то. Однако громадные передние лапы беспомощно обвисли, язык вывалился из пасти, а красноватые глаза диковинного зверя быстро тускнели, не оставляя сомнений в исходе минувшей битвы.
    
     Глава 6. Рассвет у утёса
    
     Теперь, когда самое страшное было позади, молодых людей охватила дрожь. Они крепко прижались друг к другу, словно всё ещё не верили в осуществившееся спасение. Мокрая одежда не спасала от ощущения холода, но объятия любимого человека были слишком горячи, чтобы им не уступить…
     Они и не заметили, как оказались на подстилке Андромеды. Девушка сбросила с себя мокрое покрывало. Тень от утёса скрыла её наготу, однако совладать с собой она уже не могла. Страстное желание друг друга заменило им опыт. Персей страстно целовал и ласкал девушку, оковы которой мешали ответить тем же. Они словно утратили ощущение окружающего мира, воплощая друг для друга всё сущее…
     Андромеда неожиданно вздрогнула от боли и негромко ахнула. Персей смутился:
     - Я причинил тебе боль, любовь моя?
     - Нет, мне хорошо. Ты всё правильно сделал, милый.
     "Вот моя кровь и окропила морской берег, – подумала Андромеда. - Правда, произошло это совсем не так, как того желал мой родной город."
     Объятия и ласки продолжались под чёрным ночным небом, которое только что стало свидетелем одного из величайших подвигов, совершённых человеком. Наконец они легли рядом, держась за руки, обессиленные. Радость от недавней победы померкла перед любовью.
     На востоке занималась заря нового дня. Андромеде вдруг стало смешно. Получается, что Дельфийский Оракул был прав. Её оставили на морском берегу прикованной к утёсу, чтобы принести в жертву чудовищу, а в результате Иофея избавилась от страшилища – как Оракул и предсказал! Она едва удержалась от смеха, чтобы любимый не принял его на свой счёт.
     - Андромеда, любовь моя… Я, наверное, не должен был поступать так? Ах, если бы я мог рассчитывать, что твои родители согласятся на наш брак…
     При упоминании о родителях радостное выражение сошло с лица девушки, сменившись печальным. "Мои родители… Да, с ними будет трудно… Впрочем, не страшнее же они, чем это чудовище, об которое теперь разбиваются волны."
     - Милый, ты ведь спас мне жизнь. Мои родители не имеют права отказать тебе.
     Однако про себя девушка подумала совсем иное. Андромеда представила себе поведение родителей, когда она вернётся домой. Да, конечно, Персея похвалят, наградят лавровым венком. Возможно, целую декаду после этого будут возить его по городу всем напоказ. А тем временем постараются разлучить их. "Ну уж нет, - подумала девушка. – Персей мой. Никому его не отдам. Просто буду держать его всё время за руку, и пусть делают со мной, что хотят. Страшнее этого чудовища не придумают. Не так плохо, что сейчас я стала женщиной. Теперь я опозорена в глазах всего города, и выдать меня замуж за какого-нибудь аристократа намного труднее. Однако надо придумать ещё что-нибудь." Она присела и задумчиво взглянула на море… на убитое чудовище, возвышавшееся над водой, будто риф… или статуя. На огромной мёртвой туше не было видимых повреждений. Оно словно вдруг застыло, окаменело… о, боги… окаменело…
     Мысль девушки лихорадочно заработала. Ей вспомнилась одна очень странная легенда...
     - Мои родители дадут согласие на наш брак, любимый, - твёрдым голосом произнесла Андромеда. – Только прошу тебя - не удивляйся ничему, что я им скажу. И вот ещё что…
    
     Глава 7. Сказка о Медузе Горгоне
    
     На следующее утро после самого длинного дня, едва только солнце поднялось над горизонтом, скорбная процессия вышла из ворот царского дворца. Она была немногочисленной. Пятеро воинов и столько же слуг сопровождали царя Кефея и его супругу Кассиопею, босых и одетых в траурное. Они направлялись к берегу моря, где накануне была оставлена прикованная Андромеда. Явиться на место гибели ребёнка, попытаться найти какие-то её останки, чтобы предать их погребению…
     Начальник стражи Терес машинально озирался по сторонам, хотя в данном случае причина для его беспокойства была чисто личная: накануне рано утром ему сообщили, что неизвестные готовят на него покушение. Из-за этого Терес вынужден был ходить теперь в сопровождении двоих воинов, которые добровольно вызвались охранять его за пределами дворца.
     Царственные супруги шли пешком. Они желали сами пройти по тем камням, по которым накануне ступала их дочь в последнем своём пути. Вот впереди показался морской берег… утёс. Валуны – те самые, которые ещё вчера охраняли проход к месту жертвоприношения царевны – были сдвинуты со своих обычных мест и даже вдавлены в землю какой-то могучей силой. Однако ни Терес, ни Кефей с Кассиопеей не успели удивиться этой странности, так как услышали удивлённые, испуганные восклицания воинов, шедших впереди:
     - Смотрите! Что это?
     Все, кто успел миновать восточный склон утёса, в замешательстве отшатывались. Один из воинов упал ниц, словно увидел нечто очень страшное. Кефею и Кассиопее нечего было пугаться теперь, когда они лишились самого дорогого. Оба они безбоязненно, одновременно посмотрели туда, куда указывали воины.
     В плещущихся волнах у самого берега стоял исполинский колосс высотой в десятки локтей. Даже те, кто никогда прежде не видел страшное морское чудовище, не слышал его описания от очевидцев, поняли, кто находится перед ними. В первое мгновение все разом подумали, что страшилищу мало одной жертвы, которую оно получило, и чудище собирается напасть вновь. Воины и слуги в замешательстве отступили назад, и впереди остались трое – осиротевшие родители и Терес. Но…
     Мгновения шли, и ничего не происходило. Ужасающее чудовище неподвижно смотрело перед собой, ничем, кроме облика и размеров, не выделяясь среди окружавших его валунов. У его туши мирно плескались волны. Пока люди ошеломлённо смотрели на окаменевшее чудище, на него опустилась чайка – и зверь не шелохнулся.
     Держа меч наготове, Терес осторожно двинулся вперёд. Следом за ним шли Кефей и Кассиопея, уже начавшие смутно догадываться о случившемся. Позади них плелись напуганные до полусмерти воины и слуги. Словно завороженные грандиозным зрелищем, рассматривали они чудовище, всё ещё не догадываясь бросить взгляд правее.
     Наконец, первый шок прошёл. Кассиопея первая посмотрела на то место, которое было целью их процессии, и тут её подстерегала новая неожиданность. Её дочка, которую все обрекли на смерть накануне и намеревались оплакать сегодня, сидела у скалы - живая, невредимая и насмешливо улыбающаяся. Однако сидела она не одна. Рядом с ней…
     - Кто… кто это с тобой? – заплетающимся языком едва выговорила царица.
     - Это тот человек, который меня спас. Его послали бессмертные боги, не пожелавшие моей гибели. Его зовут Персей. Он не имеет права рассказывать о себе, потому что отцом его является тот, кто выше не только всех смертных, но и многих бессмертных. Матушка, позволь мне воздержаться сейчас от подробностей. Боги разрешили мне только один раз рассказать о том, что произошло, и я должна сделать это на Совете Жрецов, - бойко оттараторила девушка, сжимая ладонь своего спутника и улыбаясь матери – то ли радостно и весело, то ли насмешливо.
     - Ты провела с ним ночь? – сурово спросила Кассиопея.
     - Он сражался за меня, когда никто не пришёл ко мне на помощь, и едва не погиб. Если ты имеешь в виду, обещала ли я выйти за него замуж – да, я обещала ему это. Он мой спаситель и имеет на меня полное право. Но, пожалуйста, отложим подобные выяснения, - уже без всякой улыбки, в упор глядя в глаза матери, ответила Андромеда и громко добавила:
     - Нельзя ли, наконец, снять с меня цепи? Воля богов исполнена, предсказание Дельфийского Оракула осуществилось, и нет необходимости держать меня дальше прикованной.
     Эта незатейливая реплика девушки привела всех присутствующих в чувство. Поднялась суматоха. Выяснилось, что по понятной причине никто не взял с собой молоток и зубило. За необходимыми инструментами послали во дворец. Прежде чем гонец ушёл, Андромеда подозвала отца и что-то сказала ему на ухо. Тот кивнул и громко распорядился:
     - И не забудьте захватить подобающую одежду для моей дочери и зятя!
     Девушка торжествующе посмотрела в лицо матери, словно говоря: "Ты такая властная, матушка, но в трудный час едва не погубила меня, так что не обессудь – отныне твой авторитет закончился". Кассиопея смутилась, на её лице выступили красные пятна.
     - Царевна, ты же расскажешь нам, как всё произошло? – с улыбкой обратился к девушке Терес.
     - Конечно, расскажу, но только то, что дозволено бессмертными владыками Олимпа, - иронически улыбаясь, ответила Андромеда, давая понять, что отныне пролегает невидимая, но неколебимая граница между ней, её спасителем и всеми, кто бросил их в беде.
     Ждать пришлось недолго. Вскоре из дворца прибыли зубило, молоток, а также одежда для Персея и Андромеды, носилки для них и родителей девушки.
     - Мы с Персеем будем в одних носилках? – поинтересовалась царевна.
     - Нет… Каждые носилки предназначены только для одного человека, - растерянно ответили ей слуги.
     - В таком случае, мы с ним пойдём пешком, - заявила девушка, потирая освобождённые от бронзовых оков запястья.
     Вскоре Персей и Андромеда, переодетые в праздничную, белую с золотом, одежду, взявшись за руки, ушли прочь от места своего жертвоприношения и торжества. Процессия с носилками следовала за ними. Радостная царевна весело и уверенно ступала по тем камням, которые ещё накануне обозначали, казалось, её путь к страшной гибели.
     От восточного склона утёса до города уже успела выстроиться толпа. Люди с ликованием приветствовали девушку, благодаря которой страна избавилась от страшной беды, и её спасителя. Приветствуя собравшихся, Андромеда насмешливо думала: "А ведь эти люди могли бы оказаться сейчас вместе со мной и Персеем и принимать почести . Многие из них ничуть не слабее, чем худенький, измождённый Заморыш. Видно, дело не только в силе. Скорее в желании".
    
     * * *
    
     Андромеда вошла в зал церемоний, по-прежнему держа за руку Персея. Она и её суженый выглядели теперь как настоящая чета престолонаследников. Девушка окинула взглядом присутствующих. Совет Жрецов был уже в сборе. Правители храмов заняли свои кресла. Они уже побывали у утёса и теперь не скрывали своего удивления по поводу чудесного избавления Андромеды от опасности, едва сдерживали нетерпение – поскорее услышать её рассказ. Кефей улыбался, Кассиопея выглядела смущённой. В дверях остановился Терес - он тоже был явно непрочь послушать рассказ девушки. Что же…
     - Славный герой, что пред нами, зовётся Персеус!
     Слово не молвит – обет Гарпократу он дал!..
     - заполнил пространство зала звонкий голос царевны. Андромеда впервые говорила на церемониальном языке, но рука любимого придавала ей уверенности. Из последующей её речи выяснилось, впрочем, что обет Персея богу молчания Гарпократу относился только к тому, что касалось отца юноши. Разумеется, упоминать его запрещалось и царевне. Тем не менее, нетрудно было догадаться, о ком речь. Хотя Андромеда ни разу не назвала Зевса, было слишком ясно, ради чьего сына Гефест, Гермес и другие боги Олимпа стали бы стараться – изготовлять волшебное оружие, зеркальный щит, добывать крылатые сандалии.
     Девушка рассказала, как бессмертные владыки Олимпа разгневались на злую Медузу Горгону, которая превратила в камни обитателей целого города. Где находился этот город, Андромеда благоразумно не стала уточнять. Желая покарать кровожадную Горгону, боги направили к ней величайшего из героев - Персея:
     - Глядя в зеркальный свой щит, подошёл он к Медузе,
     Змеи поднялись, шипя, у неё на главе…
    
     Однако ядовитые змеи не смогли помешать герою. Избегая смертоносного взгляда Медузы, герой поразил её, обезглавив мечом.
     Андромеда поведала, что жертвоприношение имело целью проверить её покорность владыкам Олимпа. Приняв их волю, она стала достойной могучего героя. Убедившись в её почтительности, боги смилостивились и позволили Персею защитить прикованную царевну от морского чудовища. Поскольку смертный не мог поразить страшного зверя, Персею пришлось использовать отрубленную голову Горгоны:
     - Взявши главу отсечённую злобной Медузы,
     Чудищу лик смертоносный он тотчас явил!..
    
     Андромеда закончила свой рассказ и почувствовала, как устала. Однако главное было сделано: присутствующие получили объяснение событиям минувшей ночи. Это было то объяснение, которого они заслуживали. Истина о подвиге героя и его наречённой должна была отныне сохраняться в тайне. Всякому, кто бы усомнился в правдивости слов царевны, довольно было сходить на берег и посмотреть на окаменевшее чудовище. Впрочем, также убедительно было неожиданное красноречие девушки, словно вдохновлённое Гермесом. Что касается богов Олимпа… с ними, конечно, она поступила несколько бесцеремонно, приписав им поступки, к которым они бесспорно не были причастны. Однако им не пристало жаловаться. Легенда, поведанная Андромедой, выставляла их в гораздо лучшем свете, чем предсказание Дельфийского Оракула, согласно которому они потребовали жертвоприношения невинной и наивной девочки. Той девочки больше нет. Наивность покинула её, когда на ней зазвенели оковы, а от невинности она отказалась сама.
     Если кто-либо из собравшихся и сомневался до сих пор в существовании богов Олимпа, то не в этом зале следовало выступать с подобными откровениями. Да и чем, кроме вмешательства бессмертных, можно было объяснить то, что все увидели собственными глазами? Невозможно ведь было предположить, что смертный Персей, каким бы героем он ни был, голыми руками, в одиночку сумел победить гигантское чудище.
     Ошарашенное молчание присутствующих нарушил царь Кефей. Он обратился с вопросом к виновнику торжества:
     - Досточтимый герой Персей, так ты согласен взять в жёны мою дочь Андромеду?
     И впервые в этом зале раздался голос бесстрашного героя:
     - Да, царь! Я люблю Андромеду! И клянусь, что буду любить её всем сердцем, пока оно не перестанет биться!
    
     Эпилог
    
     Вот, собственно, и всё, что мне запомнилось о тех страшных и удивительных днях. Что к этому добавить? Сразу после того, как я поведала присутствующим миф о голове Медузы Горгоны, ко мне подошёл жрец храма Артемиды. Улыбаясь, он рассказал, что если человек был принесён в жертву, но остался жив, он может загадать желание, и оно непременно исполнится. Я только улыбнулась тогда ему в ответ: Персей был со мной, и никаких других желаний я не испытывала.
     Вечером того же дня жрец Нелем и сын его Фион были заколоты на улице какими-то грабителями. Может, это действительно были грабители. А возможно, моя мать не простила этим двоим того унижения, которое ей пришлось испытать.
     За минувший год описание подвига моего мужа изменилось до неузнаваемости. Нет, никто не разоблачил мою выдумку. Напротив, к ней добавляются многочисленные удивительные подробности – три старые злые колдуньи с одним хрустальным глазом, скорпионы и змеи, явившиеся из крови убитой Горгоны, её сёстры, пытавшиеся напасть на Персея, и многое другое. Самое неприятное добавление – что якобы Персей, прежде чем прийти ко мне на помощь, добился от моего отца обещания, что он нас поженит. Каково было узнать об этом отцу, который познакомился с будущим зятем назавтра после моей несостоявшейся гибели? А главное - получается, что если бы Персей должен был стараться не для своей невесты, а ради посторонней девушки, он отказался бы?
     После этих всех россказней ничуть не удивительно, что люди уже переносят события из крошечной, никому не ведомой Иофеи в Аркадию и даже Спарту, нимало не смущаясь тем, что там нет моря. Не удивлюсь, если однажды услышу, что все события, приключившиеся с нами, произошли где-нибудь в Африке. Впрочем, не буду жаловаться. Людям куда легче принять именно такое описание вещей. Они гораздо скорее поверят, что герой родился от бога, чем пришёл из какой-то портовой трущобы – ведь это избавляет состоятельных трусов от необходимости стыдиться своего поведения. И пусть. Самое главное – мой дорогой муж рядом со мной, а в соседней комнате посапывает наш малыш. Разве может быть что-либо лучше на свете? А что при этом говорят о нас в народе – так ли важно?
     Иногда я думаю: появилось ли у меня за минувший год какое-либо новое желание, которое я могла бы загадать, как то посоветовал жрец храма Артемиды? Пожалуй, нет. А впрочем, есть одно.
     Желаю, чтобы это моё письмо, как только его прочтёт хотя бы один человек…
    
     * * *
    
     Едва только Валерий произнёс эти слова, старинный документ внезапно рассыпался в мелкую пыль, унося в вечность маленькую тайну отважного Персея и прекрасной Андромеды.