Джим приходил два-три раза в месяц, на протяжении последних семи лет. Они никогда не планировали свои встречи заранее. Но она знала. Всегда знала, когда он придет. Предчуствие зарождалось за несколько дней. Оно появлялось сначала в низу живота, потом тепло и радость медленно перемещались в грудь. Приятно ныло сердце, мир становился более ярким и четким... За ночь до его прихода она не могла спать, так ей хотелось этого – увидеть его вгляд, услышать его дыхание, почувствовать его запах – ни на что не похожий, резкий аромат, напоминающий миндаль, смешанный со сладким потом и чем-то еще - удушливым и будоражащим одновременно. Он придет сегодня.
    
     – Джулия... – пел ласковый голос Джона Ленона. Высокая и статная, она улыбалась потустороннему голосу из наушников.
     В овощном ряду она купила свежую морковь, укроп, лук. Взяла номерок за мясом и нерешительно прошла дальше, в зеленый ряд, где среди кактусов и гладиолусов росли букеты нераскупленных цветов. Постояла, глядя на роскошные букеты из хризантем и вдыхая их запах. На глазах Джулии выступили слезы; торопливо, делая вид, что ничего не произошло, она прошла назад в мясной отдел. Вытащив из сумочки зеркальце, смахнула слезы подушечками пальцев.
     – Для тебя, Джулия... – снова пошел припев; она невольно улыбнулась своему отражению, реагируя на тягучий аромат любимой мелодии; ей шло улыбаться – она казалась моложе. К счастью, тушь ничуть не пострадала от слез.
     – Джулия...
     Купив триста граммов баранины, она долго стояла в очереди в кассу, листая модный журнал из жизни звезд. Кассир, молодой миловидный негр, ей улыбнулся. Он улыбался всем покупателям, но ей показалось, что в этой улыбке кроется нечто особенное – будь он не на кассе, не скован правилами магазина, то, наверное, сказал бы: «Мисс, как вы прекрасно выглядите сегодня!» или даже попросил бы номер телефона. Она улыбнулась в ответ и, принимая сдачу, слегка покраснела.
     Дома её встретило недовольное молчание кошки, которая на звук ключа прибежала в прихожую, встретить хозяйку. Не здороваясь, не обращая внимания на свою питомицу, Джулия скинула туфли, надела белый фартук. Через какое-то время запахи готовящегося мяса раздразнили кошку, она начала громко, требовательно мяукать и царапать закрытую дверь – все кошки не любят закрытых дверей. Они считают, что люди едят за ними жареных мышей.
     – Сейчас, Китти, – недовольно раздалось из ванной. Кошка, не успокаиваясь, продолжала царапать дверь, пока та не распахнулась. Испуганная своим плохим поведением, Китти спряталась в спальне. Джулия торопливо насыпала ей сухого корма, добавив пару обрезков говядины, принялась наводить последний лоск на гостинную – сметать со стола пыль сухой тряпочкой, расставлять мелкие безделушки по местам. Она не забыла и про музыку – «Битлз» продолжили свой трогательный напев из музыкального центра. Впрочем, вскоре грустная «Джулия» закончилась. Из динамиков полился гораздо более оптимистичный и зажигательный напев: «Will you still need me\\ will you still feed me\\ when I’m sixty four?»
     Джулия стояла с тряпкой в руке, задумчиво глядя на свадебный портрет в черной рамочке. Она была такая молодая в свои девятнадцать. Они были такими молодыми.
     Надо было торопиться. Джулия надела новое, вчера купленное, сегодня постиранное платье – оно было еще теплым после сушки. Затем – тщательно накрасилась.
     В дверь позвонили. На этот раз кошка, увлеченная мясом, не соизволила встречать гостей. Джулия бросилась открывать. Стоящий на пороге мужчина держал в руках большой букет хризантем, белых до голубизны.
     Она вопросительно посмотрела на него.
     – Привет Джули, привет, киска!
     – Мияу! – кошка бросилась к вошедшему.
     – Джим!
     Цветы упали на пол. Какое-то время они обнимались молча. Затем – может через пять минут, а может и через тридцать – мужчина осторожно выпустил Джулию и зашел внутрь.
     – Здравствуй, родная, – сказал он. – Приятно быть дома. Ничего не изменилось, а?
     – Я приготовила твой любимый плов, – торопливо сказала Джулия. – Я знала, что ты сегодня придешь. Как я тебе? – она покрутилась, демонстрируя платье.
     – Моя красавица!
     – Оно совсем новое. Я его купила для тебя. Мужчины весь день заглядывались. Продавец в продуктовом даже комплименты начал отпускать, представляешь? – Она расхохоталась, как девчонка, и снова бросилась ему на шею. – Джимми!
     Много позже, уже лежа в кровати, он отстранился от неё, лег на спину, начал рассматривать потолок пустым взглядом.
     – Что-то не так, родной? – спросила тихо Джулия.
     – Все так. Все как всегда, – сказал Джим.
     – Нет, ну я же вижу, – тревожно сказала она, дотронувшись ладонью до его лица. – Слезы...
     – Я не должен был приходить, Джули. Мы должны были поставить точку давным-давно. Это была ошибка.
     – Нет, нет, – тихо, зачарованно сказала она. – Нет, нет-нет. Джимми, нет...
     Он что-то невразумительно пробормотал. Затем привстал на локте и, не глядя на роскошное обнаженное тело Джулии, посмотрел ей прямо в глаза.
     – С тех пор как я... – он замялся. – Ничего не изменилось. Ты такая же, как прежде, и квартира все та же. Я...
     – Джим!
     – Помолчи, – он резко повысил голос. – Дай мне сказать.
     Её глаза заблестели в луче вечернего солнца, прорвавшегося из-за приоткрытых жалюзи. Ей хотелось прижаться к нему, положить голову на грудь, чтобы он гладил её по волосам, говорил успокаивающе, что все пройдет, – как он умел. Зачем он сейчас мучит её?
     Джим понимал, что происходит в душе Джулии; все накипевшее в его собственной душе тонуло и размывалось от чувства вины, порожденного этим влажным взглядом. Он торопливо закончил:
     – Не следовало мне больше приходить.
    
     Когда хлопнула дверь, она запоздало поплакала, не боясь больше размазать тушь, бездумно лежала на кровати, слушая мужественный голос Пола Маккартни. Они не выключили диск. Это был их общий диск, тайна, понятная только тому, кто решился разделить свой мир с кем-то еще.
     Все в той же ночной сорочке, со спутанными волосами она прошла в гостиную, туда, где стояло открытое вино, где резко пахли хризантемы.
     После обеда они пили вино. Она свернулась калачиком в его теплом, мягком кресле, которое еще не пахло кошкой, а сохраняло чужие, волнующие запахи. Джим приходил два-три раза в месяц на протяжении последних семи лет, но она все никак не могла насытиться этим запахом. Его запахом. Она снова заплакала. Ей захотелось, чтобы пришла Китти. Кошку обычно тревожили слезы, и она старалась утешить хозяйку.
     «Она меня совсем разлюбила», - подумала Джулия. Позвала:
     - Китти!
     Кошка не откликалась. Зато прозвенел дверной звонок. Джулия торопливо подошла к двери, заглянула в дверной глазок. Снаружи ждала женщина. Уголки губ Джулии разочарованно опустились. «На мгновение ей показалось, что Джим решил вернуться - помириться с ней, но он никогда не занимал женские тела. Джулия накинула халат и открыла.
    
     Перед ней стояла пожилая крашеная блондинка. У неё были острые черты лица, и еще более острый, какой-то колкий взгляд. Одета она была в закрытый официальный костюм, а в руках держала дипломат.
     – Джулия Сандерс? – спросила гостья. Та растерянно кивнула.
     – Можно войти? – блондинка решительно вошла, не дожидаясь приглашения. От неё веяло какой–то спокойной уверенностью, свойственной человеку привыкшему делать все правильно.
     Она присела на диван и показала удостоверение.
     – Кэтрин Джонсон, LAPD .
     – Простите я... Что случилось? – спросила Джулия.
     – Садитесь. – Кэтрин сделала приглашающий жест, и подождала, пока хозяйка не уселась в кресло. – Вы одна дома? Знакомы с этой личностью? – Она достала несколько фотографий из дипломата.
     «Личностью» оказалось последнее тело Джима. Джулия замялась, а затем решительно покачала головой.
     – Никогда не видела...
     Блондинка проницательно на неё посмотрела.
     – Могу я узнать, где находится мистер Сандерс?
     Губы Джулии задрожали.
     – Джим умер семь лет назад, – твердо сказала она. – От опухоли мозга. В больнице «Маунт–Синай».
     – Простите, – уже мягче сказала Кэтрин.
     – Он очень мучился. Особенно под конец. Джим лежал без сознания около месяца. Ему давали сильные наркотики, но он кричал от боли, даже во сне... – продолжила Джулия. Агент полиции облокотилась на спинку дивана и, казалось, внимательно слушала, глядя в глаза Джулии спокойным пытливым взглядом. Одной рукой она теребила прыщик на подбородке.
     «Боже, что я несу...» - подумала Джулия.
     – Извините, – закончила она. – У меня в последнее время неладно с нервами.
     Кэтрин так же спокойно, почти равнодушно кивнула. И окинула взглядом комнату – догоревшие свечи, раскупоренное вино, тарелки...
     «Если она начнет задавать вопросы, я пошлю её в задницу», – спокойно думала Джулия. «Плевать на полицию. Плевать на всё. Пошлю в задницу и прикажу выметаться из квартиры».
     Кэтрин не задала ни единого вопроса. Вместо этого она начала неторопливо рассказывать:
     – Жаль, что вы не можете вспомнить этого человека с фотографий, – сказала она. – Или, может быть, это означает, что вам повезло. Мы давно уже за ним охотимся. Его зовут Джеральд Ф. Карлсбург, Доктор Карлсбург. Практикующий психолог.
     Тон Кэтрин резко изменился – стал холодным, отрывистым:
     – Редкий ублюдок, между нами. Очень опасный человек. Придумал себе хобби... – она сделала паузу и, глядя Джулии в глаза, продолжила: – Он находит женщин. Хороших женщин, преданных мужьям вдов. И дурит им головы. Приходит к ним под видом покойного мужа, рассказывая сказку в стиле «переселения душ». Мол, он покойный супруг, вернувшийся из могилы, взявший под контроль чужое тело. Урод. Моральный урод. Вероятно, сам слегка тронутый...
     Лицо Джулии было безучастно. Только пот выступил – на лбу и под губой, зрачки слегка расширились.
     – Он хороший психолог. Да и моменты подбирает самые, так сказать, подходящие. Даже самые практичные, умные женщины – без капли суеверности –почти всегда ловятся.
     Кэтрин снова замолчала, ожидая видимо какой-то реакции. У Джулии пересохло горло. Она сглотнула, открыла и снова закрыла рот. Потупила взгляд и начала смотреть на свои ноги, стройные, с выступающими синими жилками. Агент полиции нахмурилась и жестко сказала:
     – Водит к ним своих дружков. По одному, естественно. Под видом других «одержимых» тел... Вы слушаете?
     Перед лицом Джулии все плыло, двоилось.
     – Как же... – она попыталась спросить мертвыми губами, и потеряла сознание.
    
     Когда она очнулась, Кэтрин протягивала ей стакан воды.
     – Вы знали, что он только что от меня вышел, не так ли? – спросила Джулия, закончив пить. Агент кивнула.
     – Естественно. Должна добавить, что в его действиях пока нет ничего противозаконного. Вы понимаете? Мы не можем его прищучить. Мы ничего не можем... – Она горько покачала головой. – Нам нужны доказательства. Нужен свидетель. Большинство его жертв отказываются свидетельствовать против него, даже если нам удается заставить их нам поверить. Остальные верить просто отказываются!
     Джулии показалось, что за время обморока её гостья подменила лампы в гостинной. Они изливали резкий белый свет, раздражая глаза. Голова кружилась. Она думала о десятках, сотнях полунагих обманутых женщин, прячущих от мира морщины и первые седые волосы. Все они теряли сознание, и лица их шли пятнами. Они прогоняли незваную гостью, Кэтрин, Фемиду или Пандору, гордо отвергая её дары. Они шипели на неё, как ночные животные, вытащенные на свет. Они прятались в своё дупло или норку, тонули в своей всепоглощающей любви, вновь открывали дверь, улыбаясь и отдаваясь первому, десятому, сотому...
     Джулия захохотала. В её смехе не было ничего человеческого. Не было ничего...
     – Вас не вызовут в суд, – говорила Кэтрин, давая ей на подпись какие-то бумаги. – Вас никто, никогда не потревожит. Самое большее, придется поговорить конфиденциально с еще несколькими нашими людьми. Ваше имя не попадет в газеты. Вас не будут преследовать журналисты. Вы будете под нашей защитой.
     – Он заплатит, да? Заплатит? – говорила зачарованно Джулия, ставя подпись не читая. – Заплатит?
     – Он будет долго сидеть, – отвечала Кэтрин, подавая все новые и новые бумаги, – очень долго. Может, всю жизнь. Главное – он больше никогда не причинит вреда. Ни вам, ни кому-то другому...
    
     Второй раз за день хлопнула дверь. На этот раз Джулия не бросилась в кресло. Она держалась от кресла подальше. Как от ядовитой змеи. Она сидела на стуле, покачиваясь, как читающий мантры буддист. Внезапно диск закончился, и так как музыкальный центр был поставлен на авто-повтор, снова запели «Битлз»:
     – Джулия...
     Она завизжала. Её смело со стула. Стул оказался в руках. Она била дорогой музыкальный центр. Колотила с размаху, что есть силы, громила его, пинала ногами.
     – Джу...хрхрхр...Джу...хрхрхр...лия...
     Осколки стекла полетели на улицу, вслед за колонками. Следующим на очереди был телевизор. Потом свадебная фотография. Графин упал со стола, и хризантемы рассыпались по полу. Звенькнула бутылка, и вино впиталось в ковер. Сжимая обломок стула, как будто в нем заключался её ускользающий рассудок, она ломала это чёртово кресло, рвала обшивку, ломая ногти, и кричала, кричала!
     – Откройте, полиция!
     Джулия очнулась.
     – Откройте! Немедлено откройте дверь!
     Джулия открыла её нараспашку. Полицейские опешили. Перед ними в разгроме и хаосе стояла сумашедшая. Безумный взгляд. Из покусанных губ сочится кровь. Из-под совершенно раскрытого халата виднеются крепкая грудь, живот, бедра и прочие прелести.
     – Что здесь происходит? – ошеломленно спросил первый. Его напарник добавил:
     – Нам сообщили, что здесь кого-то убивают...
     – У меня умер муж... – сказала Джулия. Первый прошел мимо неё, видимо рассчитывая найти тело. Его рука лежала на кобуре. Второй вопросительно глядел на Джулию.
     – Мне только что сообщили об этом, – сказала она, трезвея от своего безумия, и запахнулась.
     – Вы уверены, что все в порядке? – спросил первый. – Может, нам вызвать «скорую»?
     Джулия, чувствующая все большую неловкость и стыд, помотала головой.
     – Все впорядке, – сказала она, – спасибо вам. Теперь все впорядке. Спасибо!
     Когда они уже уходили, она сказала:
     – И Кэтрин спасибо!
     Похоже, они решили, что она все же свихнулась.
     – Кэтрин? – спросил второй.
     – Кэтрин... Питерсон? Не помню фамилии... крашеная такая, ну ваша сотрудница.
     – Понятно.
     Когда дверь закрылась, полицейский спросил:
     – Ты знаешь какую-нибудь Кэтрин?
     – Нету у нас никакой Кэтрин. Не обращай внимания, Джок. У неё в голове сейчас полный бардак.
     – Может всё-таки вызвать врача?
     – Они по-любому приедут, минут через 10. Если что – мы будем дежурить рядом, не беспокойся. – Он прибавил: – Она, наверное, его очень любила...
     Джулия лежала на полу, обнимая фотографию и ошметки хризантем, и рыдала:
     – Все... будет хорошо... все...
     Кошка смотрела на неё из-под дивана бешеными от страха глазами.
    
     Позже, ночью, когда Джулия спала на полу, в спальнике, так и не решившись лечь в кровать, – кошка выбралась из разбитого окна наружу. Она прошлась по карнизу, спрыгнула на газон, отделяющий высотку от улицы. Положила голову на лапы и затаилась.
     Несмотря на световое загрязнение, ночь была хорошая – звездная. Ближайшие несколько фонарей не работали. Из темноты в ореоле яркого света появлялись и исчезали, проносясь мимо, машины, напоминающие чем-то уходящие души. Кошка озябла, но сдаваться не собиралась.
     Внезапно легкий прохладный ветерок залетел в садик, поднимая пыль. Кошка не разозлилась на новый источник холода, наоборот, радостно подпрыгнула вверх, будто стараясь поймать летучую мышь.
     В саду закрутился легкий вихрь, поднимая с земли листья, палочки, смешно дрыгающихся жучков.
     – Мряу, – сказала кошка, деловито глядя на вихрь.
     Пыль и мелкий мусор сложились в фигуру.
     – Мряяу! – настойчиво сказала кошка.
     – Кхх... Китти, – прошелестел ветер.
     Под адское дребезжание, визг и скрежет подьехал усталый ночной трамвай; распахнул двери, ожидая ночных пассажиров. В свете его тусклой, догорающей лампочки, окруженная хороводом из листьев и пыли кошка довольно мурлыкала, пытаясь потереться о призрачный контур.
     – Мы сделали это, Китти, – сказал ветер. – Спасибо тебе. Спасибо тебе!
     – Мияу?
     – Теперь все будет хорошо. Не пройдет и года, кошечка.
     – Мииияу?
     – И муж будет. И потом, представь себе, дети.
     – Мииияу?!
     – И у тебя будут котята, глупая. И будет светлый дом. Свой дом! С садовым участком, где будут цвести хризантемы. И, наверное, будет пес.
     – Шшш!
     – Он будет воспитанным, не будет тебя и котят обижать, – сказал ветер и потеплел – будто довольно рассмеялся. Затем снова похолодало. Листья и палочки на мгновение сложились в горестную гримасу.
     – Извини. Извини меня, пожалуйста. То что я заставил тебя сделать – это было чудовищным.
     – Фссс. Шшш, – презрительно сказала кошка.
     – Перед ней я не смогу извиниться. Никогда. И это разрывает мое сердце...
     – Фссс.
     – Не могу, Китти! – Ветер задул сильнее и тревожнее. – Она никогда не узнает. Никогда-никогда. Но зато теперь я могу уйти. Наконец-то могу отправиться дальше. То, что держало меня - наши узы - исчезло. Теперь меня больше ничто не держат здесь!
     – Фсссс! (презрительно).
     – Нет, – призрачная фигура покачала головой, – Мы же уже говорили. Ты же прекрасно знаешь, что я делал это не для себя. Я не мог не приходить на её зов... снова и снова... И всё это время мне приходилось смотреть, как она мучается... как живет прошлым… – Фигура уплотнилась. В садике стоял высокий, сильный, красивый мужчина. Он поднял голову. – Жила прошлым, – сказал он другим, отстраненным голосом, и махнул рукой. – Будь счастлива, Джулия!
     – Мияу!
     – И ты будь счастлива, Китти! Спасибо тебе! Большое спасибо!
     Порыв ветра разметал листья, улетая вперед и вверх. Ночной трамвай ушёл в туче пыли и Джим ушел вместе с ним.