Глава 6

    
     Флоссенбюрг - "это вам не курорт". Охрана: что же вы, братья-славяне? Чистота - залог здоровья. Зеленые и красные. "Блютикер Алоиз". Спать в конюшне - это тоже предавать родину. Еврейская песня. Немного о Бухенвальде. Датчане. Северное море в лагере. Гете и виселица.
    
     А.Ш. Александр Петрович, что представлял собой Флоссенбюрг?
    
     Справка. Флоссенбюрг - концентрационный лагерь в Баварии, неподалеку от Дрездена, близ границы с Чехословакией. Был создан в мае 1938 г. Имел более 100 филиалов и внешних рабочих команд. Флоссенбюрг предназначался для политических заключенных, позже стал штрафным лагерем для военнопленных, переведенных в статус заключенных. Через Флоссенбюрг прошло около 100 тысяч заключенных. Погибло более 30 тысяч человек.
    
     А.П. Штрафной лагерь. Этим все сказано, режим очень жесткий.
    
     И сейчас лагерь стоит прямо перед глазами. Так, по горе идет первый ряд бараков, 7 или 8, могу нарисовать, но точное число не помню. Вот так ворота - брама назывались; входим, тут конюшня за проволокой, потом начинаются еще второй и третий ряд бараков. Внизу кухня, направо лагерная тюрьма, дальше два транспортных барака. Всего, по-моему, бараков 15, не больше. Да, ревир - больница лагерная. Там работали врачи из числа заключенных.
    
     Справка. Лагерь состоит из 16 низких деревянных бараков, зданий, где размещались кухня, прачечная, дезинфекционный блок, мастерских, лагерной тюрьмы, крематория и центрального плаца. Он окружен высокой оградой из колючей проволоки, по которой пропущен электрический ток и нескольких сторожевых вышек. Konzentrationslager Flossenburg ingeschichte und gegenwart. Unter Mitarbeit von Benedicte Omont. Regensburg 1989. S. 11-17
    
     Лагерь возглавлял начальник. Ему подчинялся комендант. В распоряжении коменданта военная охрана - две роты, батальон эсэсовцев из дивизии "Мертвая голова", их численность зависела от количества заключенных в лагере, в конце 41-го начале 42-го появились украинские охранники, в основном галичане, но были и русские. С 43-го до конца войны рота эсэсовцев немцев и батальон братьев славян - украинцев. Охрана несет обычную караульную службу, как всякая немецкая охранная часть. Летом, осенью, весной смена часовых каждые два часа. Зимой на вышках смена, каждые 40 минут, часовым выдается теплая шуба. Когда на вышках меняется караул, по вышкам идет крик с русским акцентом, потому что с 42-43-го года в охране уже были в основном украинцы: "Постен кеттен гешлоссен - цепь часовых замкнута".
    
     Во Флоссенбюрге можно было любоваться такой сценой. Вышка, никого из немцев поблизости нет, на вышке наш русак стоит, а внизу заключенный, и они обмениваются информацией. Или кричит ему: "Что же вы, братья-славяне? Даже так бывало. В 44-м, правда, охраннику уже кричали снизу: "Подожди, б…, скоро на моем месте очутишься".
    
     Между вышками время от времени, по-моему, каждые полтора-два часа проходит солдат с собакой. Вышка от вышки 50 метров. Через две вышки пулемет, а в Бухенвальде на каждой вышке.
    
     В комендатуре лагеря - канцелярия. Там начальник производственной части, которому подчинены командфюреры каждой рабочей команды. Цех такой-то - команда такая, начальник команды обершарфюрер такой-то. У него в распоряжении капо - старший бригады, а у них фюрерарбайтер - старший по работе.
     Для заключенных существовало лагерное самоуправление: старшина лагеря. Он в привилегированном положении, ему подчиняются блоковые-блокэльтестеры, которые подчиняется эсэсовцу - блокфюреру.
    
     В распоряжении блокового два штубендиста - старших по комнате, так как блок во Флоссенбюрге состоял из двух половин: в одной находится сам блоковой и гигиенварт-санитар, который проверял чистоту бараков, прививки и как заправлены кровати.
    
     А.Ш. А что, в лагере были кровати?
    
     А.П. А как же! Ведь это Германия. Нары были в Освенциме, транзитных лагерях и транспортных блоках. А у нас во Флоссенбюрге, Бухенвальде, в лагерях для военнопленных в Германии кровати. Трехъярусные, но кровати. Причем, заключенным белье меняли регулярно. Эти кровати во Флоссенбюрге надо было заправлять особым квадратом. Одеяло заправлять под острым углом. Заключенные не успевали, не всегда получалось. За незатянутый ровно квадратом матрац можно было за милую душу 25 ударов по заднице схлопотать. Поэтому люди предпочитали спать на полу, нежели на кровати и мять этот матрац.
     Выдавалось два одеяла, простыня, наволочка, белье менялось. Вы извините, но за чистотой немцы смотрели. Ты мог подохнуть с голоду, но чтоб вшей и блох не было, клопы не кусали. Конечно, это не забота о заключенных: немцы были заинтересованы, чтобы не вызвать эпидемию в самой Германии. Парикмахеры тоже были. Но если военнопленных стригли просто наголо или очень коротко, то в концлагерях простригали дорожку на голове - "гитлерштрассе", так называли ее лагерники.
    
     Блокэльтестер и штубендисты были, как правило, педерастами. Каждый из них имел 16-17-летнего паренька-любовника либо русского, либо поляка. И это несмотря на то, что во Флоссенбюрге был публичный дом, куда они тоже ходили для отвода глаз. Ни один доходяга туда не ходил. Все эти блоковые штубендисты и капо были в основном уголовники, так называемые "зеленые". Все они носили зеленый треугольник-винкель - знак уголовника. Сидели все в лагерях с 34-35 годов. Гитлер быстро покончил в Германии с уголовным миром. Но они надолго стали хозяевами в лагерях.
    
     Были, правда, исключения. Так одним из самых страшных капо Освенцима был "блютикер Алоиз" - "Кровавый Алоиз". Алоиз Зигельман, был не из уголовников. Он был одним из руководителей комсомола Германии, по-моему, 2-й секретарь ЦК, посаженный в 34-м году. Когда в 43-м году начали эвакуировать польские лагеря, он попал к нам во Флоссенбюрг. К этому времени уголовники поутихли, многих просто поубивали и стали заправлять в лагере люди с красными винкелями - политические. Практически к этому времени все лагеря перешли в руки "красных винкелей". Немцы поняли, что на уголовников ставить нельзя, когда от внутрилагерного террора перешли к использованию заключенных на военном производстве. Поэтому стало легче, и стали больше скрывать евреев, так как шрайштубе-писарская была уже в руках красного лагерного самоуправления.
    
     Так вот, "блютикер Алоиз" со своей свитой, с любовником и со своим телохранителем прибыли во Флоссенбюрг с транспортом из Освенцима. Он не сообразил, что в лагере уже не тот порядок и первым делом набил кому-то морду. Потом заявил : "Я "блютикер Алоиз", что, к вам слава моя не дошла?" Но после того, как наступил мертвый час, он был крайне удивлен, что его с кровати подняли, вытащили в прихожую барака и объяснили, что к чему. Даже знакомых коммунистов нашли, и те сказали: "Мы тебя убьем, дорогой ты наш товарищ, давно о тебе слышали. Вот ты к нам сюда и попал, голубчик". И как в стихах Демьяна Бедного: "Доспехи с сеньора стащили и вместе с клопом раздавили". Убили его в конце 43-го года.
    
     А.Ш. Что-нибудь еще особенное о лагерной жизни можете припомнить?
    
     А.П. Самое главное, что лагерь Флоссенбюрг, был создан как режимный лагерь. Не случайно там и Канариса придушили. Причем, работа первые несколько лет была только на каменоломнях.
    
     Справка. Канарис Вильгельм (1887-1945) - адмирал, 1935-1944 гг. - начальник Абвера - Управления военной разведки и контрразведки. Выступал против жестокого обращения с советскими военнопленными. Участник заговора против Гитлера. Повешен в апреле 1945 г. во Флоссенбюрге.
    
     Заместитель начальника лагеря был гауптштурмфюрер Фриче по прозвищу "Штольбхен". Это прозвище ему дали за то, что когда он приходил в барак и проверял носовым платком чистоту, и находил пыль - штаубштольхен, то приказывал через одного пороть весь барак. Он был хорошим боевым офицером, попал в лагерь после того, как его на фронте покалечило: был ранен в обе ноги, ходил хромая. Так вот он встречал новоприбывших такими словами: "Вы прибыли не на курорт. Здесь есть мертвые или здоровые. Здесь больных нет. Все, расходитесь по баракам!".
    
     А.Ш. Ничего себе фронтовик! Откуда такая ненависть жестокость? Он же не из "Мертвой головы" Эйке, которая была специально создана для охраны лагерей.
    
     А.П. Арон, часть немцев искренне ненавидела остальных потому, что величие национал-социалистической системы, без преувеличения, в том, что, по крайней мере, 30-40% немцев были уверены в том, что еврей, славянин и похожие на них - не люди. И Фриче из тех, кто искренне уверовал в это. А раз так, то его интересует только польза Рейха. Во Флоссенбюрге, как и в других лагерях, господствовал именно этот принцип. Причем, вполне объяснимый. Например, ты болен, даже двигаться не можешь. Однако на аппельплац, на построение, тебя выносят на руках: в бараке не должен оставаться ни один заключенный. 1,5-2 часа продолжается эта процедура, а ты лежишь на снегу, у тебя воспаление легких... Стоит тебя после этого тащить обратно в барак? Или в санчасть? Все равно сдохнешь.
    
     А.Ш. Какие категории узников были в лагере?
    
     А.П. Я называл уже, политические, уголовники. Было много русских, бывших военнопленных, переведенных в разряд узников концлагерей. Почти все, кто проходил через Хаммельбург или Нюрнберг - попадали во Флоссенбюрг.
    
     Например, первые "пленяги", попавшие в плен в Лиепае, моряки, я их видел своими глазами. Сперва они были в Хаммельбурге - работали на кухне, затем их перевели в Нюрнберг. Потом, когда их решили отправить на завод, они проявили патриотизм, то есть на кухне работать будем, а на противника - нет. Их всех отправили во Флоссенбюрг. Почти все, за исключением двух-трех человек, там бедные и остались. Вообще из первых "пленяг" мало кто уцелел.
     Почему, например, господ русских офицеров долго не держали в одном лагере? Потому, что пакостить немцам начинали. Их переводили из категории военнопленных в категорию политических преступников. Могли за что угодно: за длинный язык, за агитацию против РОА (Русская освободительная армия - А.Ш.), за побеги, за саботаж... Но как это подавалось: ты враг на территории Германии, но мы тебя в лагерь не для уничтожения поместили. Ты государственный "шуцхефтлинг" - превентивно заключенный. Посадили тебя временно, до окончания войны, а там разберемся. От вас государство надо защитить, поэтому вас и посадили в лагерь.
    
     Обыкновенных русских офицеров переводили из Бухенвальда во Флоссенбюрг, оттуда в Кравинкель, Вайден, в Маутхаузен...
    
     А.Ш. Кто-нибудь еще из числа военнопленных занимал какие-нибудь должности в лагере?
    
     А.П. Понимаете, не выдвигали советских ни на фюрерарбайтера-десятника, ни на капо. Это были немцы. Во Флоссенбюрге подбор капо был потрясающий. Все работники немецких ЦК компартии, либо ЦК комсомола. Правда, это как "зеленых" сместили.
    
     А.Ш. Александр Петрович, вы все время жили в лагере? Где? Каковы были ваши обязанности?
    
     А.П. В основном, кроме командировок, а командировок было много, я все время торчал в лагере. Там производство было налажено. У меня была 4-х комнатная квартира в офицерском поселке, в 3-х километрах от лагеря. Занимал я пост арбайтсдинстляйтера целого авиационного завода. Это что-то вроде начальника отдела кадров управления и, как я уже говорил, ответственного за рабочую силу с востока.
    
     Мы - совершенно инородное тело в лагере. Мы лагерному руководству не подчинялись. Мы были частью производственного отдела заводов Мессершмитта, основная база которого находилась в Регенсбурге.
    
     Там был ниже меня по званию гауптштурмфюрер Мольтке - инженер с эсэсовскими погонами. В его распоряжении было 2 инженера и несколько техников.
     Мне часто приходилось бывать в Регенсбурге, во Флоссенбюрге были двое моих подчиненных. Начальство в лагере несколько иронично смотрело на наши погоны, но два моих креста и боевые ранения говорили, что я на хозяйственной работе случайно, не по своей вине, а другие были чистые тыловики. Однажды, они умудрились часть специалистов направить не туда, куда надо было, и после этого последовали самые жесткие санкции со стороны небезызвестного вам оберстгруппенфюрера Вольфа, начальника штаба СС. Он распорядился отправить офицеров СС из лагеря на восточный фронт, не снижая звания, но, когда начальник лагеря загремел командиром батальона на восточный фронт, и еще в момент драки под Киевом, то у него вряд ли было хорошее настроение.
    
     А.Ш. Чем еще непосредственно занимался ваш отдел?
    
     А.П. Мы должны были, несмотря на то, что инженеры тоже носили эсэсовскую форму, не спускать с них глаз. Иметь своих людей среди заключенных, чтобы предотвратить какие бы то ни было акты саботажа. Потому что инженер, хоть и одетый в эсэсовскую форму, мог оказаться социал-демократом и противником режима. Мы должны были обеспечивать бесперебойную работу производства. Мы отбирали с этой целью рабочую силу: рабочих и специалистов.
    
     А.Ш. И как проходил отбор рабочей силы?
    
     А.П. Прибывал в какой-нибудь лагерь, а там Абвер. В каждом лагере был представитель разведки, который мог предупредить, что такой-то не вполне благонадежен. На авиазавод его брать не рекомендуют. Однако все на мое усмотрение. И порой брал именно таких, объясняя, что это нужный специалист.
    
     А.Ш. Что вы предлагали тем, кого отбирали?
    
     А.П. Ничего не предлагал. О чем я с ними буду разговаривать? Иванова, Петрова, Сидорова вызывали на вахту и все. Сажали в машину, ставили конвой, и они оказывались в Регенсбурге, или еще хуже - в гестапо для дополнительной проверки, ведь на авиазавод берут, а затем во Флоссенбюрге. О чем я с ними беседовать буду? Что я вербую на стройки пятилетки? Я отбирал по спискам профессий, я многих вообще никогда не видел.
    
     А.Ш. Где находились цеха по производству мессершмиттов?
    
     А.П. Я говорил, что центр производства был в Регенсбурге. Во Флоссенбюрге цеха были оборудованы прямо в каменоломнях. Почему Флоссенбюрг никогда не бомбили? Советские самолеты туда не долетали, а англичане об этом не знали. Почему мое руководство не сообщило англичанам, я не знаю, об этом надо спросить тех, кто наверху сидел.
    
     А придумали немцы хитро: колоссальные цеха на несколько тысяч человек в каменоломнях. Внизу на глубине 8-10 метров котлован и 10-15 больших бараков. Сверху у них были крыши, чтобы в любую погоду работать, сбоку прикрыли и все. Попробуй, различи сверху, что находится в карьере по добыче камня? А там сделали цеха по сборке, детали для мессеров изготовляли.
    
     А.Ш. Но там должен был быть аэродром. Самолеты должны выкатываться, взлетать?
    
     А.П. Выкатывались в разобранном виде: фюзеляж отдельно, крылья отдельно. Ночью грузили на автомашины или на поезд и гнали в Регенсбург, где проходила полная сборка.
    
     А Флоссенбюрг и остался для всех - лагерь с каменоломнями.
    
     А.Ш. Что еще вам запомнилось во Флоссенбюрге?
    
     А.П. Мерли люди страшно. За один месяц на моих глазах в августе 1943-го года, когда из каменоломней только-только начали переводить заключенных в цеха, там еще было мало рабочих, умерли сотни человек. Мне в глаза бросился земляк мой, грузин. Красавец, здоровый парень, а через полтора месяца я увидел этого человека... Каменоломни и лагерный паек... Он через некоторое время умер.
    
     Когда я в 46-м году в отпуск вернулся в Грузию, я нашел семью этого парня. Я не сказал, что он от голода умер. Сказал, что камнями завалило.
     Когда стали самолеты делать, паек значительно увеличили, да и человек меньше утомлялся, когда он заклепки вставлял. А каменоломня - камень, щебень, песок, солнце и капо с палкой.
    
     Однако некоторые находили себе и в лагере "теплое" местечко. Была во Флоссенбюрге конюшня для господ офицеров, чтобы могли заниматься верховой ездой. И я тоже наслаждался лошадками. А управлял конюшней советский подполковник- кавалерист, попавший в концлагерь. Он был на "привилегированном положении": воровал картошку и овес у бедных лошадей, сам ел и приносил в барак, людям помогал. Но после освобождения, бедняге вкатили 10 лет, как пособнику. Потому, что в глазах голодного сытый всегда виноват. Кто-то сказал, что, когда другие подыхали с голоду, он имел свободный выход в рабочую зону, спал со своими лошадками на конюшне, кушал и пил. А "прислужник немцев" в концлагерь не за красивые глаза попал, а переведен был за побеги.
     Помню еще один случай, сбежали как-то два немца из лагеря. Их поймали. Три вечера перед проверкой они ходили перед строем и кричали: "Ура, их бин видер до - Ура, я снова здесь". На третий вечер их повесили.
    
     Бокс запомнился. Каждый блоковой кормил одного-двух боксеров. На работу они не ходили - тренировались, правда, немецкий офицер не знал об этом. Почти каждое воскресенье устраивали соревнования этих боксеров. Приходила охрана, офицеры. Болели за того или иного.
     Как-то раз, в июле или августе 1942-го или 43-го года была доставлена в лагерь и казнена группа польских офицеров, работавших на каком-то оборонном заводе. Привезли и - шагом марш в крематорий. Газовых камер не было, но был хороший подвал в крематории, где на специальных станках стояли пулеметы.
    
     А.Ш. А кому поручали расстреливать?
    
     А.П. Обыкновенного солдата-эсэсовца могли взять и поставить за пулемет.
    
     Так вот, десятки раз видел, как люди шли на смерть. А тут поляки мужественно к месту казни, в крематорий, шли строевым шагом.
     Черт его знает, в чем тут дело, то ли в концлагеря попадали, как правило, крепкие люди из лагерей военнопленных за неподчинение, саботажники, то ли что-то, происходит в определенный момент - все это психология. Вы знаете, когда следователь допрашивает и применяет к вам форсированные методы допроса, у человека появляется жуткое озлобление, которое помогает ему держаться. И одновременно желание навредить хоть чем-то. Он не герой, но это последнее, чем он может напакостить своему врагу. Это не случайно я вам говорю.
    
     Поляки так шли, что один из эсэсовских офицеров, видевший эту картину, сказал, обращаясь к одному из польских офицеров: "Я вам завидую, и желал бы умереть так же достойно, как и вы". Понимаете, что происходит? Это уважение к противнику. И поляк ответил ему по-немецки: "Это единственное, что нам осталось в жизни".
    
     Я видел людей, которые с радостью шли в крематорий, вот почему я ненавижу служителей культа. Это были немецкие баптисты (вероятно, евангелисты. - А.Ш.), которые отказались служить в армии, и их за это в концлагерь, и далее в крематорий, чтоб другим неповадно было. Они шли достойно, шли, вот искренне верующие люди - с восторгом, Это не было наигранно, это было видно, они шли на встречу со своим Богом.
    
     А еще запомнилась песня. Если вы часто бываете в лагере, рано или поздно услышите какую-нибудь лагерную песню. Евреев во Флоссенбюрге почти не было, но периодически появлялись отдельные группы. Их либо в каменоломню, немногих отправляли на завод, либо расстреливали. Русские заключенные переняли эту песню от евреев. Если бы ее у вас в Яд ва-Шем исполняли... Но, по-моему, ваших товарищей ничего не интересует. Так вот эта песня. (Поет на немецком, а потом делает подстрочный перевод на русский):
    
     "Я ничего не имею на этом свете.
     Я иду от страны к стране
     И остаюсь там, где меня пригревают.
     Я не могу быть счастлив.
     Тепло солнца меня не касается.
     Почему, почему я такой несчастный.
     Я не имею родины.
     Я ничего не имею на этом свете.
     Я иду от страны к стране
     И если мне покажется,
     Что я могу быть здесь счастлив,
     Я опять должен уходить.
     Я не имею родины.
    
     А.Ш. Вам приходилось наблюдать взаимоотношения между заключенными. Что-то характерное бросалось в глаза?
    
     А.П. Жуткие условия Флоссенбюрга доводили человека почти до животного состояния. Люди буквально жрали друг друга.
    
     Во Флоссенбюрге, как и в других лагерях, пороли и вешали сами заключенные. Был профессиональный палач-немец, которого самого повесили потому, что он отказался вешать двух советских летчиков. Это был уже 44-й год и люди стали думать. Однако нашлись двое других добровольцев, которые исполнили это. Они знали, что их перед этим хорошо накормят на эсэсовской кухне. Но когда в 6 часов вечера на аппельплацу они исполнили это "благородное" дело - повесили двух летчиков, то в 10 часов, когда все заключенные были заперты в барак, они были уже покойниками. Почему они пошли на это, не знаю. Хотели поесть? Но это осень 44-го года, каменоломней в это время уже не было и голод, конечно, был, но не такой, как 42-м, или 43-м. Пути господни неисповедимы и души человеческие тоже.
    
     Взаимной поддержки в лагере почти не было. Боевое содружество было в Бухенвальде, где люди были сравнительно сыты.
    
     Справка. Бухенвальд- концлагерь близь г. Веймар. Создан в июле 1937 г., освобожден американскими войсками 12 апреля 1945 г. Через лагерь прошло 240 тысяч узников из 33 стран. 56 тысяч из них (18 стран) погибло. Бухенвальд. Документы и сообщения, пер. с нем. М.,1962.
    
     В Бухенвальде с осени 42-го года жили лучше, чем во многих других лагерях. Кто вам скажет, что это не курорт, по сравнению с Маутхаузеном, Заксенхаузеном, не верьте. Штрафной Флоссенбюрг тоже был хуже Бухенвальда.
    
     Справка. Маутхаузен - концлагерь рядом с г. Маутхаузен в Австрии. Создан 8 августа 1938 г., освобожден в мае 1945 г. Через лагерь прошло около 335 тысяч узников из 15 стран. Погибло 110 тысяч человек.
     Заксенхаузен - концлагерь близ Берлина. Создан в июле 1936 г., освобожден советскими и польскими войсками 22 апреля 1945 г. Узниками лагеря были 200 тысяч человек. Из них погибло более 100 тысяч. Великая Отечественная война. Энциклопедия. М., 1985 , с. 277, 436
    
     С 43-го года от голода в Бухенвальде никто не умирал, только для евреев были особо жесткие условия. Все рабочие команды находились в руках лагерного самоуправления, а это уже был сложившийся к этому времени международный подпольный комитет. Лагерная администрация не вмешивалась во внутреннюю жизнь лагеря. Немцев интересовал только порядок. Например, записано 2550 человек в команде, пускай 2549 мертвые, а 50-й живой, главное, чтобы налицо были все: мертвые и живые.
    
     А.Ш. Вам приходилось бывать в Бухенвальде?
    
     А.П. Да, несколько раз, по-моему, летом или осенью 1944-го, когда союзники разбомбили военные заводы Густлофверке. После этого там образовался избыток рабочей силы.
    
     Комментарий 11. Налет англо-американских бомбардировщиков был совершен 24 августа 1944 г. Бухенвальд. Документы и сообщения. Пер. с нем. Изд. Иностр. Литературы. М.,1962., с. 675.
    
     Бомбежка была во время обеденного перерыва, когда все заключенные лагеря, все несколько десятков тысяч человек, находились внутри лагеря. Удар пришелся по заводам, по эсэсовским казармам. Эсэсовцы понесли большие потери. После этого я был командирован туда, чтобы забрать лишних людей, которые камни таскают. Немцы - народ умный: если человек может гайки закручивать для Германии, это же лучше, чем камни таскать.
     Я прибыл отобрать квалифицированную рабочую силу, различное оборудование с поврежденных предприятий.
     Когда я приехал туда, один из знакомых эсэсовских офицеров спросил: "Господин гауптштурмфюрер, хотите датских полицейских увидеть?" "Зачем здесь датские полицейские? Лагерь охранять?" - спрашиваю. Оказывается, им в Дании предложили поступить в СС, а они отказались, вот их и интернировали. Подходим к двум блокам, не помню номера, вижу 2-метровых верзил в форме датской полиции, они еще не работали. Несколько месяцев их так подержали, потом в форму полосатую все-таки нарядили. Однако у них большие льготы оставались. Они получали много посылок и делились и с охраной немецкой, и с заключенными. Но так было не долго. Немцы посылки запретили и на лагерных харчах датчане быстро сдали, стали болеть и около сотни из них погибли.
    
     Комментарий 12. Первая группа датских полицейских прибыла в Бухенвальд 30 сентября 1944 г. К концу октября их было уже 1700 человек. За четыре месяца пребывания в Бухенвальде умерло около 60 человек. Бухенвальд. Документы и сообщения. Пер. с нем. Изд. Иностр. литературы. М.,1962., с.166, 675.
    
     За бараками с датчанами, заметил я еще два блока, но отделенных колючей проволокой и немецкую охрану. "А это что такое?". А офицер мне мимоходом бросил: "Это санитарные блоки. Я не знаю, чем там занимаются". Действительно, не все немцы знали, что там происходило.
    
     Наступил 45-й год. Победа. Я к этому времени уже отсидел в американском лагере для военнопленных, уже официально товарищ Гоглидзе работает в миссии по репатриации в Париже. И прибывают к нам из Тюрингии в Париж двое: Николай Кюнг и Симаков. Начинают отчет писать, что и как с ними было. Встретившись с ними, я у них спрашиваю: "Братцы, вы Бухенвальд хорошо знаете?"
     Смеются: "Конечно, товарищ полковник".
    
     - А о санитарных блоках слышали?
     - Все напишем, обязательно, чтобы все знали, что это такое, как гибли наши люди.
     Справка. Кюнг Николай. Родился 9.08.17 г. в Вязьме. Прибыл в Бухенвальд из гестапо Франкфурта на-Майне 17.09.1943. Персональная карточка N 20955. Картотека Бухенвальда. Архив Яд ва-Шем. М.8/Bu ( Ind)-283(A)
     Николай Симаков - 1941-1945 гг. - узник Бухенвальда. Руководитель подпольной военно-политической организации Бухенвальда.
    
     Из их рассказа мы узнали, что немцы среди пленных отбирали нескольких летчиков, месяца два их готовили: кормили, поили - доводили до нормального физического состояния. Потом, надев на них надувные спасательные жилеты, помещали в бассейн с водой, температура которой соответствовала температуре Северного моря. Немецкие доктора наблюдали: сколько часов человек в надувном жилете, с пайком, сможет продержаться. То есть их интересовало: если получен радиосигнал, что сбит, допустим, Ю-88, следует послать помощь или не следует, если прошло 3-4 часа с момента подачи сигнала. Оказалось, что больше двух часов в ледяной воде Северного моря человек в специальном костюме и пайком не выдерживал. О других опытах тоже рассказали. Например, об операциях без наркоза. Определяли болевой порог. Но об этом вы и прочитать можете. Я сам этого не видел, знаю только по рассказам Кюнга и Симакова.
    
     Кстати, история с Симаковым. В 51-м году на две недели приехал в Москву. Там меня уже папа, мама, жена ждут, для встречи специально приехали. Обнялись, поцеловались и попрощались. Опять надо ехать. Перед самым отъездом звонят в наш отдел из следственного второго отдела, с пятого этажа. А наш отдел к этому времени уже назывался 1-ое Главное управление, а не иностранный отдел. К нам всегда относились очень уважительно: знали, что если нас обидят, может быть очень плохо, и лишних вопросов нам не задавали. А тут меня просят зайти. В чем дело? Захожу в комнату, сидят несколько офицеров.
     "Товарищ полковник, вы нас извините...". А у нас редко называют по званию, если я захочу вас вызвать к себе, я узнаю ваше имя и отчество. Даже генералы сразу обрывали, когда начинали с "вашего превосходительства". "...Вы Симакова знаете? - "Знал", - отвечаю. "Понимаете, следственными органами получены некоторые сведения". Я говорю: "Ребята, со мной вам петлять нечего. Что, цапнули?". - "Да",- говорят. В Кемеровской области. Он на вас ссылается. В чем дело?" Я отвечаю: "Кто там начальник областного управления?" - "Полковник Баландин",- отвечают. "Так вот, передайте от моего имени, что я до Лаврентия Палыча дойду. Вместо того, чтобы шпионов ловить, он ловит человека, которого награждать надо. Кстати, он чем-нибудь награжден?" - "Да,- говорят, - "Красной звездой". - "Совести нет" - говорю.
    
     Видно мой разговор подействовал, потом я узнал, что его через два-три месяца освободили. Но несколько месяцев ему задавали вопросы: "Расскажите о вашей антисоветской деятельности" и так далее.
    
     А.Ш. В Бухенвальде вы видели советских военнопленных?
    
     А.П. Нет, я не лез в эти дела, чтобы не замараться. Немец, он не будет интересоваться тем, что ему не нужно. Из-за слишком большого любопытства серьезные люди попадают в глупое положение.
    
     А.Ш. Какие самые страшные часы в немецких концлагерях?
    
     А.П. Утренняя, вечерняя поверка, раздача пищи. В таких лагерях, где порядка нет, мертвого под руки тащат с собой, чтобы получить лишнюю пайку.
    
     Комментарий 13. Бывший французский военнопленный Филипп де Пуа рассказывает, что в лагере Рава-Русская "во время распределения супа двое русских, стоявших в очереди перед кухней, держали между собой покойника, надвинув ему шапку на глаза. Один из них держал две чашки, свою и покойника, чтобы таким образом получить лишнюю порцию супа, которую эти двое разделят между собой". Б. Двинов. Власовское движение в свете документов. Нью-Йорк. 1950, с. 27-28.
    
     Возьмем лагерь с установленным порядком. Бухенвальд, к примеру. Вы получили хлеб и кофе, но в напряженном ожидании. Потому что лагерь радиофицирован и сейчас раздастся голос: "Номер такой-то к щиту такому-то". Каждый человек знал, что это означает: 5-й щит - лишний допрос, 6-й - перевод в другую бригаду, а 3-й щит в Бухенвальде - это на тот свет. Вызвали меня к 3-ему, я отдаю свою пайку вам: мне она не понадобится. И вот за все время существования Бухенвальда, всего было два случая, когда человек, который шел на смерть, оказал сопротивление. Один, черноморский матрос, захваченный в Севастополе... Погодите, сейчас фамилию постараюсь вспомнить...
    
     Знаете, такие провалы памяти у нас, разведчиков, называются - обрыв ленты памяти. Нет, фамилию не помню, а имя...
    
     Он взял нож, Виктор-моряк, это я от Кюнга узнал в Париже. Так вот, Виктор успел ранить трех эсэсовцев. Потом еще один случай, тоже наш пленный. Крепкий был, уложил кулаком эсэсовца, вырвал у него пистолет и успел пристрелить кого-то, прежде чем его пришили.
    
     В Бухенвальде были установлены машины для порки. Несколько тысяч работающих заключенных, к вечеру набирается много проштрафившихся. Исполняли наказания и сами заключенные: секли друг друга, а то и вешали за две сигареты.
    
     А вот это я видел во время одного посещения своими глазами. На плацу стоял заключенный на возвышении наподобие трибуны, в шутовском колпаке, настоящем шутовском колпаке и халате. На груди доска, на 3-х или 4-х языках написано: "завтра я буду повешен!".
    
     Бухенвальд - это буковый лес, тот самый лес, где Гете любил отдыхать. В центре Бухенвальда рядом со складом вещевым и кухней, справа от крематория, 300-летний бук стоял. Причем, немцы, идиоты, оставили на нем мемориальную доску, что там любил сидеть великий поэт и писать свои вирши, как говорится. Когда в 44-м бомбили, бомба попала прямо туда и сожгла дерево. Единственная бомба, попавшая на территорию лагеря. А в 20 метрах стоит стандартная виселица. Разве может быть такое!
    
     Когда американцы туда ворвались и спасли восставший лагерь, то первое, когда им показали полусожженное дерево, они сфотографировали его на фоне виселицы. Вот вам немецкая культура: Гете и виселица.
    
     Комментарий 14. Бывший узник Бухенвальда Альперин Э.Г. рассказывает: "Так называемый Гетевский дуб. (Альперин ошибочно назывет бук - дубом. - А.Ш.).Было предание, что если погибнет дуб не своей смертью, то погибнет и немецкое государство. 24 августа 1944 г. был совершен налет на Бухенвальд, дуб загорелся... И слова оказались пророческими, нам известна судьба немецкого фашистского государства". Архив Яд ва-Шем. 03/723. Э.Г.Альперин. Запись беседы.
    
    

Глава 7

    
     Командировки. Путешествие в Воронеж. "Осколочным, заряжай!". Лагеря военнопленных. Генералы и другие. История с "историками". Из коммунистов в эсэсовцы.
    
     А.Ш. Вам приходилось бывать на восточном фронте?
    
     А.П. Не на фронте, а около фронта и в других местах в немецком тылу. Особенно запомнилось воронежское "сидение". Места от Воронежа до Курска - Семеновка-1, Семеновка-2, станция Ржавчик, Мансурово - я знаю, как свои пять пальцев.
    
     А.Ш. А почему именно эти места?
    
    
     А.П. В июле 42-го немцы ворвались на окраину Воронежа. А в городе находились авиазаводы. Там штурмовики ИЛ-2 делали. Меня заранее послали туда, что бы я кого нужно и что нужно цапнул. Но Воронеж немцы так и не взяли. А я все "надеялся". Делать мне было абсолютно не хрена. И болтался я по немецким тылам, как экскурсант: туда-сюда. Разъезжал по офицерским кантинам, были там и эсэсовские части, перезнакомился со многими. Офицеры смеялись надо мной, мол, прислали человека на курорт. Причем они были озлоблены: не были уверены, что Воронеж возьмут. "Вдруг будешь здесь, гауптштурмфюрер, до конца войны спокойно отдыхать, или пока нас не попрут отсюда".
    
     Справка. 6 июля 1942 г. немецкие войска захватили правобережную часть Воронежа. 24 января 1943 г. Воронеж полностью был освобожден Красной Армией.
    
     А.Ш. А что? Действительно отдыхали спокойно? Партизаны не беспокоили?
    
     А.П. (Смеется). О партизанах мы уже с вами говорили. Не было никаких воронежских партизан.
    
     А.Ш. Итак, вы путешествуете по воронежским весям, видите местное население. Как оно относится к немцам?
    
     А.П. То, что не все крестьяне колхозы любили, мы знаем. Немцы в 42-м году тоже поумнели и знали, что не надо вешать русских заложников за то, что нашли у крестьянина ремень немецкого солдата. Крестьяне сами приведут кого надо, как Зоечку. Кроме всего, большую часть населения мы успели перегнать на восток. У немцев осталась меньшая часть. Те, кто остались, ждали, чем все закончится, но больше верили немцам. Это ж лето 42-го, они к Сталинграду прут.
     Лучше расскажу другую историю. Катались мы, катались с несколькими офицерами около реки Оскол. Машина была у нас трофейная чешская "Шкода", похожая на цистерну или корыто. Ведущий мост только задний, а проходимость лучше, чем у "виллиса". Кстати, после войны в американской зоне как развлекались? Американцы имели привычку, уходя из казармы, оставлять за собой горы консервных банок высотой с трехэтажный дом. Попадая к американцам, мы развлекались, англичане этого не делали, они сволочи, а американцы - веселый народ: брали "виллис" и кто на нем влезет на эту гору вверх.
    
     Я выигрывал в этих "соревнованиях" потому, что брал не "виллис", а эту дважды трофейную чешскую херовину: она влезала, а "виллис" - нет.
    
     Так вот, едем мы на таком корыте, и оказалось, что заехали, фронт был прерывистый, где дырка, а где нет, не куда-нибудь, а прямо к русским. Успели вылезти, спрятались в кусты. Видим мост, (умирать буду, вспомню), а на нем советский заградотряд. Значит, мы на 10-15 километров в тыл к русским врезались. А мы в кустах - 4 товарища: шофер, два вермахтовца и один эсэсовец, которые клянут свое любопытство: на хер потащились к фронту. Зачем? Они по делу ехали, просто ошиблись. А меня, зачем туда потянуло? Сидим в кустах и дрожим: вдруг отряд начнет прочесывать кусты. Чего нам ждать? Одного - пули.
    
     А на этом мосту переправа через реку Оскол. Это лето 42-го, когда после прорыва на Юге и частичного попадания в окружение частей 28-й и 40 армий, некоторые подразделения пытаются уйти на другой берег. Смотрим, отходят через мост части. Тыловиков заградители пропускают, а всем остальным - ни шагу назад, идти занимать оборону. И вот вижу, идет большое количество грузовиков, а в конце колонны десятка два или три танков. Эти грузовики к ядреной матери пропустили, а танкам - стоп. Вылезает из танка генерал. Все происходит в метрах 60-ти от нас, видим все, сидим и дрожим.
     "Слушай, майор, - говорит генерал. У меня горючего нет. Еле-еле перелезем на ту сторону. Ты пропустил мои заправщики. Мы перейдем, встанем здесь, и будем ждать заправщики и боеприпасы. Я не боеспособен. Пропусти".
    
     Майор ему сперва добром говорит. А потом спорить начинает. Люди с "чистыми руками" власть большую имели. Что ему генерал?
    
     - Товарищ генерал, сдайте оружие!
    
     Генерал махнул рукой: дай подумать. Что ему делать? Танки нужны, каждый важен. А тут почти три десятка. После войны очень хотелось узнать, кто это был... Генерал что-то говорит стоящему рядом с ним танкисту. Тот бегом к танку, что-то в башню сказал. Мы видим, как этот танк выезжает с дороги. По обочине рру-рру-ррр - полным ходом, подошел и стал рядом с генералом. Генерал сел на лобовик. И мы уже слышим другой голос. Близко же мы в кустах, дрожим с полными штанами.
    
     - Майор ты нас пропустишь или не пропустишь?
     - Товарищ генерал, сдайте оружие!
    
     Я никогда не забуду, такой спокойный голос: "Башенный, осколочным заряжай!"
    
     У-у-у - пушка надвигается на майора. Было клацанье затвора или нет, я не помню. Но вот эту опускающуюся пушку - и пусто. Нет заградотряда... Нету, разбежались, в 5 метрах от нас тоже в кустах прячутся. Мы дрожим, видим, как танки проходят. Еще минут 40, все, кому нужно проходят, потом эти вылезли, подобрали свои пулеметы и тоже уходят назад.
    
     А.Ш. А вы как?
    
     А.П. Ничего. Только я дал себе слово, что экскурсии надо от фронта, а не к фронту делать. Пробыл там еще три недели. Правильно сказали "товарищи", что Воронеж до конца войны мы не возьмем. Я и отбыл снова в Германию.
    
     А.Ш. А что-нибудь еще интересное за эти три недели с вами случалось?
    
     А.П. Я вам уже рассказывал о майоре Ермаченко и его развалившемся полке. А вот встретился я с ним в лагере для военнопленных. Лагерь находился в каком-то селе. Под лагерь взяли большое здание школы. Набилось туда несколько тысяч человек. Немцы раненых отделили и разместили в нескольких соседних домах. Водопровода нет, уборных нет. Рядом текла маленькая речка. Воду из этой речку пьют и туда же испражняться ходят. Болели, умирали...
    
     А.Ш. Вы говорили, что в специфику вашей работы военнопленные не входили. Однако встречаться с ними вам приходилось не раз.
    
     А.П. Пленными я стал интересоваться с июня-июля 42-го года, поэтому пленные 41-го частично прошли мимо меня. А вот пленных с Юго-Западного фронта в 42-м году видел много и во время командировки в Воронеж и по дороге обратно в Германию.
    
     Но прежде, чем говорить о следствии, поговорим о том, что было в начале. Поговорим о 41-м. Что из себя представлял немец, взявший в плен русского, и что представлял собой русский, попавший в плен.
    
     Немец прекрасно знал, что он в положении того семилетнего ребенка, над которым большой дядя занес палку, и он, немец, эту палку перехватил. Немец, в особенности офицер и генерал, в драку ввязался со страхом - Россия мощная. И вдруг - такая легкая победа! Состояние эйфории.
    
     Теперь чему нас учили в 40-м и 41-м году - наступать, наступать и наступать. Ни один наш солдат, ни офицер в окопах, мягко говоря, не сидел. Мы были уверены, что "малой кровью и могучим ударом", и нарываемся на такой разгром... Вы знаете, что потери немцев в офицерском составе были восемнадцать к одному в пользу немцев! Все потому, что наша армия, в основном офицерский состав был из запаса. Пятидесятилетние капитаны и досрочно выпущенные 18-летние лейтенанты. А немецкий офицер, попавший на фронт, прошел милитер-шуле и криг-шуле, то есть кадетское и юнкерское училище. А наши? Кто после репрессий остался? Вот, например, Павлов - командующий Западным фронтом. Был в Испании и настучал Сталину и другим "умным" людям, что нам танковые корпуса не нужны, а нужны танки поддержки пехоты. И мы, создавшие эти корпуса, стали их расформировывать, чтобы потом, перед самой войной, вновь создавать.
    
     Чтобы пройти путь от командира бригады или дивизии до командующего фронтом, в распоряжении которого миллион людей и несколько тысяч танков, нужно длительное время, что было у немцев. А Павлов или Кирпонос совершили скачок в мирное время за два- три года, а все за счет репрессий.
     В распоряжении только Павлова, кроме нескольких тысяч танков, превосходивших по численности все немецкие танки, которые они бросили против СССР, было 5 сотен новых танков. Десятка хватило бы, чтобы уничтожить всю немецкую танковую мощь. Я помню фотографию в "Дойче илюстрирт": стоит наш КВ, а вокруг 31 немецкий танк, причем среди них Т-3 и Т-4. А ведь КВ мог расстрелять немецкий танковый батальон. Почему? Потому, что у КВ было 47 снарядов, а в немецком танковом батальоне - 43 танка. А тот КВ все-таки догадались сжечь огнеметами. Но советские танки не проявили себя потому, что то бензина нет, то снарядов. Немцы основную массу танков захватили целехонькими.
    
     Комментарий 15.
     Вероятно, Александр Петрович ошибается, называя число танков в танковом батальоне. Г. Гудериан указывает, что во время войны с Россией первоначально в батальоне было две роты легких танков и одна рота средних. В каждой роте 4 взвода по 5 танков и 2 танка во взводе управления роты. Таким образом, всего: 66 танков. Г. Гудериан.Танки - вперед! Нижний Новгород. "Времена". 1996, с.46-47. Правда, во время войны с учетом потерь, число танков в батальонах менялось.
    
     А.Ш. Александр Петрович, давайте от общих вопросов перейдем к конкретным. Каков был путь советского пленного?
    
     А.П. Пока человек доходил до офлага - стационарный офицерский лагерь, солдаты меня не интересовали, он проходил несколько лагерей. А из офлага отправляли в рабочие команды, допустим в Оксенфурт, Летхабен. Офлаг служил своеобразным пересылочным пунктом между рабочими командами и самим лагерем. В большинстве случаев в лагерях проходила регистрация. Записывали, кто, что и откуда. Такая регистрация проходила в каждом лагере. Интересно, что сначала пленный говорил правду, но потом начинал выбирать то, что ему выгоднее, или наоборот, не нужно. Потом сами немцы при всей своей педантичности, здесь она их подводила, клали перед собой шесть-семь карточек и так и не могли понять: человек попадал в плен капитаном, а до последнего лагеря доехал младшим лейтенантом. А бывало и наоборот - дурачку, который был лейтенантом, в плену хотелось быть званием повыше.
    
     А.Ш. Ему, наверное, казалось, что у него условия будут лучше?
    
     А.П. Извините, от младшего лейтенанта до полковника лопаточка одинакова во всех руках была.
    
     А.Ш. Но даже советских офицеров не всегда заставляли работать. Как офицеры, они имели право не работать.
    
     А.П. Хотел бы я посмотреть, кто бы там заговорил об этом праве и где бы он был через день после этого. Вот я помню в 43-м году рабочую команду города Оксенфурт на Майне. Работает 35-40 человек. От младшего лейтенанта до подполковника. И все на этом сахарном заводе перебирают свеклу, обслуживают сушильные машины. У них положение, конечно лучше, чем в концлагере, хотя паек один и тот же, но свеклу можно дополнительно пожевать. Жили они в помещении склада. Там у них стояли двухъярусные койки с матрасами, одеялами, были и подушки. Сами пленные оборудовали хорошую душевую, немцы не мешали. На втором этаже жила конвойная команда, которая состояла из одного человека - унтер-офицера. Он сам был в ту войну у французов в плену, поэтому к этим людям мягче относился. Вообще, как правило, пожилые охранники или коменданты, прошедшие первую мировую, сохранили большую человечность. Если надо было куда-нибудь вести, например, разбор завалов после бомбежки, то приходило еще двое или трое таких же ветеранов.
    
     Кстати, уже летом 44-го, после разгрома в Белоруссии, отношение к пленным в Германии резко улучшилось. А уже в начале 45-го бывало и такое: "Иван, я стрелять не буду, уходи к своим". Немец стал от битья, как Чехов сказал: "И кошку можно научить спички зажигать, если надо курить", - добрее. Контингент немецкой армии стал другой: либо фанатики - 15-17 летние мальчишки, либо пошли люди умудренные, которые понимали, что не надо других гробить. Немецкий солдат понял, что такое война, когда десятки, сотни тысяч немецких беженцев появились на дорогах и в городах Германии. Он понял, что это может ожидать его и его семью.
    
     А вообще мне мало приходилось бывать в лагерях военнопленных. Знаю, что старший по лагерю был из числа военнопленных. Что-то вроде своего коменданта. В Хаммельбурге, офлаг 13-D, был комендант-комбриг, не помню его фамилию, хотя бывал там несколько раз.
     Помню несколько случаев, связанных с Владимир-Волынском. Там был большой офицерский пересыльный лагерь. Оттуда много вербовали в казачьи части, в РОА... Осенью 42-го мне пришлось побывать там. Помню одного пленного полковника. Я беседовал с ним. Это был искренний советский патриот, который мечтал только об одном - скорее сдохнуть. Он считал, что война проиграна. Говорил мне, что после разгрома немцев под Москвой, зимой 41-42-го думали, что немцев расколошматили, а они до Сталинграда и Эльбруса добрались. Отсюда и шатания пленных, отсюда и полицаи, отсюда и Власов - от плохой обстановки.
    
     Был свидетелем еще одной сцены. При мне специальная группа немецких офицеров отбирала добровольцев в казачьи части. К столу, за которым сидит комиссия, подходит личность - драная гимнастерка веревочкой подпоясана, на ней висит консервная банка, Браво щелкает босыми ногами перед комиссией: "Желаю идти в казачьи войска и драться с большевиками!"
    
     - Кто такой?
     - Подполковник такой-то, командир полка.
    
     А сбоку сидит один немец, довольно ехидный, и задает ему вопрос: "Кто вы по происхождению?"
     "Крестьянин". Немцы тоже умные люди были, когда вербовали.
    
     - Что кончали?
     - Сельхозинститут, а потом попал в армию. Дослужился до подполковника, командир полка.
     - Так что же, - говорит, - странно, почему вы должны не любить советскую власть. Вы знаете, я эмигрант, выходец из России... Мы не можем вам верить, мне революция дала пинком под зад, а вас сделал агрономом, подполковником. Так какая же у вас причина ненавидеть советскую власть? Правда, все равно его взяли.
    
     Через два года в концлагерь Ордруф, там был небольшой подземный завод, а в городе штаб немецких ВВС, привезли этого подполковника. Был февраль 44-го, привезли его, разжалованного за то, что он вел подпольную работу в своем казачьем полку. Не знаю, он поумнел, или с самого начала задумал вредить немцам. Не знаю, что с ним дальше было.
    
     А.Ш. Вы сказали, что подполковник был босой. Я знаю, что немцы раздевали пленных, отбирали обувь, однако на многих фотографиях встречаются и ряды одетых и обутых военнопленных. Причем часто в своей армейской обуви. Вы можете что-нибудь добавить к этому?
    
     А.П. На моих глазах прибыл транспорт с военнопленными во Владимир-Волынский лагерь. Все военнопленные были без обуви. Вернее обувь была, но она шла в отдельном вагоне. Потом им обувь выдали. Немцы народ аккуратный: каждая пара была в свертке, и каждый мог потом найти свою пару, правда, если ему это позволяли. Чаще, просто выгружали - надевайте. Но все-таки, так как за каждым вагоном шел тюк с обувью, люди могли разобраться.
    
     Тоже самое было с эшелоном из Гродно. Выгрузились босые, но обувь была в соседних вагонах. Все это делалось, чтобы затруднить побег. Босой человек никуда не денется. Сами кирзовые сапоги немцев не интересовали, их никто в Германии не носил. А вот кожаные подошвы, резину немцы часто сдирали для своих нужд. Взамен делались деревянные подошвы, какие сейчас модными стали. Но были и деревянные колодки, наподобие голландских сабо. Но такие только в концлагерях, особенно для штрафников во Флоссенбюрге, Бухенвальде...
    
     Что мы об обуви, давайте лучше о книгах. Вы знаете, что в лагере во Владимир-Волынске была большая хорошая библиотека из бывшего Дома офицеров. Правда, убрали все советские книги, а русская классика осталась.
    
     А.Ш. А что, разве у военнопленных было время читать?
    
     А.П. Вот это я не знаю, поскольку в их шкуре не был. Но, наверное, читали. Там по полтора-два месяца не работали, это был пересыльный лагерь. Командовал библиотекой один полковник, фамилию уже не помню. Но после войны он свой срок получил за сотрудничество, чтоб другим было неповадно книги читать в плену.
    
     А.Ш. Через Владимир-Волынск проходили и пленные советские генералы. Может быть, пришлось кого-то увидеть?
    
     А.П. Зусмановича и Новикова. Зусманович попал в плен под Харьковым. Если не ошибаюсь, он был зам. командующего по тылу 6-й армии. Человек, который вел себя и в плену по-генеральски. Немцы потом расстреляли его, но относились с уважением, даже зная, что он еврей. Его привезли во Владимир -Волынск, осенью 42-го, но тепло было, солнце во всю палило. Там в это время шла вербовка в казачьи части. Зусмановича привезли вместе с генералом Новиковым, попавшим в плен под Севастополем. Им принесли еду, правда, не из лагерного пайка, а из солдатской немецкой кухни. Новиков взял, а Зусманович отшвырнул миску ногой и потребовал еду из офицерской столовой - и ему принесли. Немцы, между прочим, даже эсэсовцы в некоторой степени, если человек вел себя мужественно, относились к нему с уважением.
    
     Справка. Зусманович Григорий Моисеевич (1899-1944) - генерал-майор. Участник Гражданской войны. Награжден орденом Красного Знамени. Попал в плен 27 мая 1942 г. В 1944 г. пытался организовать побег группы военнопленных. От побоев и истощения погиб в лагере Вайсенбург в Германии.
     Новиков П.Г. - генерал-майор. Участник обороны Севастополя. Попал в плен в первые дни июля 1942 г. Расстрелян во Флоссенбюрге.
    
     Но не только плен проверяет человека. Мирная жизнь тоже. Вот генерал-майор Павлов Петр Петрович после войны такой сволочью оказался. Он попал в плен под Днепропетровском весной 43-го. По-моему, осенью 43-го года компания наших пленных перед отправкой во Флоссенбюрг, поэтому и знаю эту историю, а потом уже, когда в миссии по репатриации работал, имел к этому отношение, сидела в тюрьме Нюрнбергского гестапо. Там их официально освобождали из плена и переводили в разряд узников концлагерей.
    
     Во время бомбежки, два летчика, капитан Митин и младший лейтенант из соседней камеры, вывернули чугунную печку и выломали потолок своей камеры, выбрались на чердак, спустились в коридор и открыли камеру, в которой был генерал Павлов. Затем открыли двери других камер и выпустили всех заключенных во двор гестаповской тюрьмы. Охраны в коридорах во время бомбежки не было: немцы спустились в бомбоубежище. Оказавшись во дворе, Митин уговаривал заключенных бежать, но большая часть осталась, в том числе и Павлов. Митина и младшего лейтенанта схватили в городе. После войны в фильтрационном лагере эти люди ссылались на Павлова, что он свидетель их попытки побега. Павлов же изволил показать, что эти люди вели себя провокационно, дерзко и что немцы их не тронули, потому что у них, вероятно, были какие-то связи с гестапо. Вот вам образец шкурничества советского генерала. Они ж тебя, сволочь, спасти пытались. А его показания могли угробить этих людей. Но, что в то время редко случалось, люди "с чистыми руками" разобрались.
    
     А.Ш. Вы упомянули офицерский лагерь Хаммельбург. Что вас привело туда?
    
     А.П. В этом лагере я бывал неоднократно. В Хаммельбурге мы из русских военнопленных черпали резервную рабочую силу для авиазаводов в Регенсбурге. Вот там, кстати, совершенно случайно я сделал для себя очень интересное открытие.
    
     Прибыл я туда с очередным заданием. Было это в середине апреля 43-го года. Днем поработал, а вечером в ресторане с компанией мы налились довольно крепко. Немцы народ тихий, но мы с кем-то поскандалили, морду не побили, но в результате я и несколько офицеров загремели на гауптвахту. Офицерской гауптвахты в Хамельбурге не было, поэтому нас поместили на сутки в пустующую тюрьму офицерского лагеря военнопленных. Пустовала она временно потому, что весной 43-го года русских военнопленных из лагеря перевели в Нюрнберг, а вместо них перевезли английских и югославских военнопленных. Принесли нам туда койки, одеяла. Мы там переночевали. Я, правда, не заснул. Человек я любопытный, хотя лишнего себе не позволяю, и стал ходить по пустым камерам. Открываю одну, вторую, заглянул в какую-то комнату и вот там я наткнулся на эти папки. Было их там несколько сот. И потом, спустя время, после этого, я навел справки среди офицеров, обслуживавших этот лагерь, уже в Нюрнберге. Они мне рассказали, что до весны 43-го года существовала группа офицеров, их называли "историки". Они писали историю разгрома советской армии, а за это получали особый паек. Кто же были эти "историки"? В эту группу, как правило, входили офицеры не ниже командиров полка, то есть от майора и выше. Каждому "историку" давалась карта района боевых действий, может быть от границы до самой Москвы, или другого места, где он попал в плен. Давалась бумага - садись пиши все, что с твоей частью происходило.
     Вообще это очень интересная вещь. Немцы в конце июля - начале августа 41-го года отбирают среди пленных старший офицерский состав, потому что собираются изучать опыт победоносной войны. Надо заметить, что такие показания противника, даже если отбросить 50 процентов на конъюнктуру и на вынужденное состояние того, кто писал, все равно представляли колоссальную ценность.
    
     Я буквально был ошарашен. Даже для меня, разведчика, это была удивительная находка. И хотя я был пьян, протрезвел сразу. И пока мои товарищи отсыпались, я до утра листал и читал эти папки. Я и сегодня помню несколько фамилий. И, кажется, 25 лет одному товарищу обеспечил. Подполковник Колончук или Ковальчук Федор Александрович, начальник штаба 26-й танковой дивизии. Окончил человек академию генштаба, молодой 28-летний. Он начал войну от границы и попал в плен под Вязьмой. В 46-м году я вспомнил все, что он там описывал. Меня не то поразило, что он так все подробно описал, а поразила, мягко говоря, точка зрения.
    
     А.Ш. А что особенного было в его описании?
    
     А.П. Я запомнил несколько вещей и десяток фамилий. Понимаете, одно дело, когда человек пишет, стиснув зубы, понимая, что он подлец, или сознательно идет на обман немцев, Такое тоже бывало). Это бросалось в глаза. 43-й год уже, война вспять повернула, это было уже видно. Другое дело, когда видишь, что писал человек злорадствующий. Правда, писания этого Ковальчука были датированы декабрем 41-го года. Поэтому я его особо и запомнил, и сейчас помню.
    
     Как эти документы прошли мимо наших - меня удивляет. Видимо, из этих "историков" никто не проговорился.
    
     А.Ш. Какие фамилии "историков" вы еще запомнили?
    
     А.П. Подполковник Юров - командир полка тяжелой артиллерии.
    
     Комбриг Дворкин. То, что он комбриг, говорит о том, что он сидел и вышел из лагеря, как Серпилин у Симонова, не был переаттестован и не успел получить новое звание. Вот ему сам бог велел писать против советской власти. Правда, с другой стороны, с такой еврейской фамилией, но я не знаю, кем он был по национальности. Еще запомнил, что он в прошлом был секретарем какого-то свердловского райкома, участником гражданской войны.
     В Ясенево, в Москве, архивы КГБ, может, там что-то есть, напишите.
    
     Комментарий 16.
     О комбриге Дворкине удалось кое-что удалось узнать. 7 октября 1944 г. в Маутхаузене, по приказу Гиммлера расстреляли 38 членов БСВ (Братский союз военнопленных) - подпольной организации советских военнопленных, действовавшей на территории Германии. Среди расстрелянных был комбриг (в немецких документах - генерал) Борис Дворкин. (На самом деле Б. Дворкин был призван в армии из запаса и не успел пройти переаттестацию. - А. Ш.). Во время расстрела он отказался повернуться лицом к стене и сказал по-немецки коменданту лагеря Цирайсу, что он военнопленный и не видит причин для расстрела. Цирайс ответил, что Дворкин провинился перед рейхом и поэтому должен быть расстрелян. После этого Цирайс лично застрелил комбрига. А. Streim. Die Behandlung sowjetischer Kriegsgefangener im „FallBarbarossa“.Eine Dokumention/ Heidelberg.Karlsruhe, 1981. S. 143.
    
     А.Ш. Занимались "историками", вероятно, абвер и отдел военной истории при немецком генштабе?
    
     А.П. Конечно, но вызывали товарища в отдел абвера, их представитель был в каждом лагере для военнопленных. Абверовец говорил: "Война, как ты видишь, твоими проигрывается", - в особенности, это было легко сказать в 41-м году, - "мы под Москвой, мы под Ленинградом". В 42-м году весной-летом тоже хорошо звучало: "Мы находимся под Сталинградом. Но, дорогие друзья, мы не требуем от вас предательства, вы - пройденный этап войны, вы нам ничем не поможете, но мы хотим написать объективную историю войны. Вы можете в этом помочь. Не надо льстить и обманывать нас, пишите правду о том, как вас разбили. Вспомните, где вы воевали и как, вот вам карты этих участков, нанесите расположение своих, это не предательство, это давно актуальность потеряло, давно занято немцами, - опишите, как вы воспринимали этот бой оттуда. Какие ошибки были с вашей и нашей стороны".
    
     Года полтора - два немцы этих историков держали. После Сталинграда стали рассуждать по-другому.
    
     А.Ш. А вы не знаете дальнейшую судьбу этих людей?
    
     А.П. Их перевели в Нюрнберг. Там в лагере была мастерская по изготовлению игрушек. В ней работали перебежчики, которых на работы не посылали. Делали игрушки, а подчинялись абверу. Некоторые, но немного, оттуда попадали в немецкие разведшколы. В мастерской еще делали разные изделия из соломки, но это обычно делали во всех лагерях и меняли на кусок хлеба. А это была специальная мастерская. Когда я впервые услышал о ней - не поверил. В эту же мастерскую направили и "историков", создав для них особые льготные условия. Мне удалось добраться до этой мастерской. Было там 2 капитана-генштабиста и 15-20 подполковников и полковников. Что с ними стало в дальнейшем, я не знаю. Но одному, как я уже говорил, 25 лет я обеспечил.
    
     Комментарий 17.
    
     Уже в июле-августе 1941 г. представители Абвера и военно-исторического отдела ОКВ отобрали среди пленных несколько десятков старших офицеров и предложили им описать историю разгрома своей воинской части, указать ошибки советской и немецкой стороны, допущенные в ходе боев. Это было важно немцам с практической точки зрения: они изучали опыт победоносной, как им казалось в 1941 г., войны на Востоке. Так, в офлаге Кальвария майор С.Е. Еременко, помощник начальника оперативного отделения по связи 39-й армии, написал статью об окружении своей армии. Бывший начальник артиллерии 61 стр. корпуса комбриг Н.Г.Лазутин, попавший в плен 28 июня 1941 г. составил описание боевых действий 61 стр. корпуса. "Историки" были собраны в офлаге XIII-D в Хаммельбурге. Там был создан Военно-исторический кабинет, который возглавлял полковник Захаров (сведений о нем нет. - А.Ш.) Один из членов этой группы комбриг М.В.Богданов - командующий артиллерией 8-го стрелкового корпуса, попавший в плен 10 августа 1941 г. под Уманью, написал историю этого корпуса и обобщил все написанное о боевых действиях Юго-Западного фронта в июне-августе 1941 г.
     Участвовали в работе Военно-исторического кабинета комбриг А. Н. Севастьянов - начальник артиллерии 226-й стрелковой дивизии, полковник Н.С.Шатов - зам. начальника артиллерии 56-й армии, подполковник Г.С.Васильев - начальник 3-го топографического отдела штаба 6-й армии и еще 15-20 полковников и подполковников. Все они находились на особом довольствии: получали дополнительный паек. Просуществовала эта группа до весны 1943 г.
     Архив Яд ва-Шем. М-37/678, л. 4. А. И. Муранов; В.Е. Звягинцев. Досье на маршала. Из истории закрытых судебных процессов. М.,1996, с.222. К. М. Александров. Офицерский корпус генерал-лейтенанта А.А. Власова 1944-1945.СПБ,2001, с. 92,110, 253, 293.
    
     А.Ш. Абвер с первых дней плена курировал военнопленных?
    
     А.П. Как правило, да. Абверовцы занимались опросами среди военнопленных. Выявляли, кто есть кто. Искали готовых к сотрудничеству или искали потенциальных коллаборационистов. В большом лагере, как в Нюрнберге, после перевода туда пленных из Хаммельбурга, могло быть человек 7-8 абверовцев. В маленьком лагере обыкновенно абвера не было, но, как и везде, абвер имел своих осведомителей среди пленных. Если находили евреев или комиссаров, старших офицеров, скрывавших свое звание, чаще всего передавали гестапо.
    
     А.Ш. Передавал абвер? То есть чистые руки абвера - это миф. У абвера ручки тоже в крови?
    
     А.П. А как же, особенно после того, как в 44-м году убрали Канариса, и абвер оказался под контролем СС у Гиммлера.
    
     Кстати, в 44-м году у немцев стала ощущаться резкая нехватка солдат. И они пошли на то, что формировать части из бывших заключенных.
     Я был свидетелем, как однажды во Флоссенбюрг прибыла комиссия. Выстраивают всех, и господин, приехавший начальник, обращается к заключенным. Вы наверно, знаете, что на воротах Бухенвальда была надпись: "Право оно или нет - это мое государство".
    
     Комментарий 18. Возможно, такая надпись была в одном из лагерей, однако на воротах Бухенвальда была надпись: "Каждому свое".
    
     И вот этот начальник произносит: "Мы все немцы, господа". А господа стоят в полосатом с номерами. За его спиной - стандартная виселица, которая стоит на аппельплацу и напоминает о "жизни". Примерно раз или два раза в месяц, а то и три на ней кого-то вешают для того, чтобы ты себя лучше чувствовал. Понятно? Так вот прибывший продолжает: "И Германия обращается к вам. Мы прощаем друг другу все обиды, и перед вами открывается шанс доказать свою преданность Германии. Тот, кто не желает добровольно вступить в немецкую армию - два шага вперед!" Вы поняли, как у нас - из лагеря в дивизию или штрафной батальон. Что будешь делать? Если бы сказали, добровольцы, два шага вперед - не вышел бы никто. А здесь конец войны, у каждого мысль: "Попаду на фронт - сбегу".
    
     И сделал два шага вперед только один, по фамилии Красовский Эдди - известный уголовник и бандит. Так вот - это единственный человек, этот бандюга, который сделал эти два шага вперед, посмел заявить: "Я буду из-за вас умирать? Не получится!" Говорили, что он еврей. Его сразу забрали, а через два дня он уже болтался на виселице. Всякий знал, что за отказ повесят, поэтому не рискнули. Но все они просчитались. Им моментально сделали наколочки, чтоб "не потерялся", и отправили в войска СС.
    
     Справка и комментарий 19.
    
     Специальная татуировка группы крови, порой и знак СС (руны) делали под левой грудью или под мышкой у большинства эсэсовцев, подтверждавшим свое арийское происхождение. Наколки не делались членам национальных ( латышских. эстонских, французских, мусульманских, русских, украинских и др.) эсэсовских формирований. Маловероятно, чтобы эсэсовцам, бывшим политическим заключенным сделали такие наколки.
    
     Прежде чем наша и английская разведки успели сообщить, что сейчас будут сдаваться эсэсовцы, не трогать, а доставлять в особые отделы, югославские партизаны сделали свое дело. Этих "эсэсовцев" бросили в Югославию. И когда, такой "эсэсовец" приходил с поднятыми руками и вдруг говорил: "Я бывший коммунист, я сидел там-то и так далее..." Поставьте себя на место этого югославского партизана: "Спасает шкуру, а где ты был в 41-м году?" - он ему не верит. И прежде, чем была дана команда не трогать эту компанию, а разбираться с ними, сотни "дорогих товарищей" были поставлены к стенке.
     А.Ш. Я знаю, что в Бухенвальде набирали немецких коммунистов в бригаду "Дирлевангер" и никто не вступил.
    
     Справка. Дирлевангер Оскар (1895-1945). Оберфюрер, затем бригаденфюрер СС. Командир особого батальона, затем группы, полка, штурмовой бригады. Все эти части носили имя их командира. В составе этих подразделений были в основном уголовные преступники, набранные в концлагерях, добровольцы из числа советских военнопленных - было несколько рот. В 1944 г. в составе бригады было создано отдельное подразделение из бывших противников нацистского режима. Части Дирлевангера участвовали в карательных экспедициях против партизан и массовых убийствах мирных граждан, совершенных с особой беспримерной жестокостью на территории Белоруссии, Украины и Польши. Одна из его рот, сформированная из бывших пленных украинцев, сожгла Хатынь. В конце войны командовал 36-й гренадерской дивизией СС. Умер в июле 1945 г. во французском плену.
    
     А. П. Когда стали в Бухенвальде коммунистов туда брать, в 44-м году? Не надо делать из них героев, не пошли потому, что Бухенвальд был в руках подпольной организации почти полностью. Эсэсовскому руководству не до лагеря было в этот момент. Они целиком доверились лагерному самоуправлению.
    
    

Глава 8

    
     Донос - это норма. Власовские артисты. Казачьи торги. Подражание Наполеону. Кровь в Лиенце. Сталинский шантаж - был или не был? Кавказцы. Репатриация-фильтрация. Горбушка смерти. "Я не думал, что все будет происходить так..."
     А.Ш. Александр Петрович, раз вы уже затронули тему сотрудничества, давайте поговорим о сотрудничестве советских военнопленных с немцами.
    
     А.П. Сотрудничество начиналось в самом лагере. Начиналось с предательства, как по идейным, так и по шкурническим, антисемитским соображениям, или за кусок хлеба, коммунистов и евреев. Отсюда масса доносчиков и лагерная полиция. Этого не было среди западных военнопленных, во-первых, они были сытые, а во-вторых, для них это было позором. А у нас, в стране, где половина населения стучала на другую, донос - это норма жизни.
    
     Комментарий 20.
     О том, что доносительство - "стукачество" было, действительно, делом миллионов советских людей есть интересные свидетельства. Один из соратников Ленина Гусев писал: " Ленин нас когда-то учил, что каждый член партии должен быть агентом ЧК, то есть смотреть и доносить. Если мы от чего-либо страдаем, то это не от доносительства, а от недоносительства... Можно быть прекрасными друзьями, но раз начинаем расходиться в политике, мы вынуждены не только рвать нашу дружбу, но идти дальше - идти на доносительство".
     Можно допустить, что "стукачество" - это удел членов партии, но вот, как воспевает донос известный журналист М. Кольцов, сам ставший жертвой воспетого им доноса. Эти строки написаны им в 10-летнюю годовщину Октябрьской Революции.
     "Если белый гость покажется подозрительным, им тревожно заинтересуется фракция жилтоварищества. На него обратит внимание комсомолец-слесарь, починявший водопровод. Прислуга начнет пристальнее всматриваться в показавшегося ей странным жильца. Наконец, дочка соседа, пионерка, услышит случайный разговор в коридоре, вечером не будет спать, что-то, лежа в кровати, взволнованно соображать. И все они сами пойдут в ГПУ и сами расскажут о том, что видели и слышали.
     Не сорок, не шестьдесят, не сто тысяч человек работают для ГПУ. Какие пустяки! Миллион двести тысяч членов партии, два миллиона комсомольцев, десять миллионов членов профсоюза - свыше 13 миллионов (миллион "чертовых дюжин"!) по самой меньшей мере. Если взяться этот актив уточнить, несомненно, цифра вырастет вдвое". (Черная книга Коммунизма. Преступления. Террор. Репрессии. Перевод с франц. Москва. 1999, с. 30-31).
    
     Немудрено, что советские люди переносили привычные для них нормы жизни и в лагерную действительность.
    
     А.Ш. В воспоминаниях бывших военнопленных я столкнулся с еще одним удивительным явлением. В лагеря засылались чекисты, но не для организации непосредственной борьбы, а для того, чтобы, пробравшись на службу в лагерную полицию, ухудшать условия, ужесточать лагерный режим, и вследствие этого вызвать еще большее озлобление, для того, чтобы усилить сопротивление. Один из военнопленных вспоминает, что после войны встретил начальника лагерной полиции в миссии по репатриации в форме майора.
    
     А.П. Очень даже возможно. Я же, "бывший эсэсовец" был в Парижской миссии по репатриации, при генерал-майоре Драгуне. Вся она состояла из чекистов. Вся.
    
     А.Ш. Кстати, лагерная полиция почему-то только в лагерях для советских военнопленных. В западных лагерях такого института не было.
    
     А.П. Хотел бы я видеть, как почувствовал бы себя западный товарищ, который пошел бы охранять своих в лагере, или записался бы в немецкую армию.
     А у наших, действительно, бытие определяло сознание: пока немцы у Сталинграда и на Кавказе, шло активное сотрудничество. А потом, у тех, кто сотрудничал с немцами, психология изменилась: Сталинград стал менять, а уж после Курской битвы... Они шкуру свою спасали и стали иначе мыслить.
    
     Все просто. Вот я, например, если бы в те годы пришлось умирать у немецкой стенки, вы меня немного уже знаете: героем казаться не хочу, но последнее, что я крикнул бы: "Да здравствует Сталин!" Теперь мне смешно, я бы этого не кричал. Меняется человек, он же не чурбан, в конце концов.
    
     А среди советских пленных многое зависело от их положения в лагере, а они страшно голодали. Конечно, были и идейные, кто искренне хотел драться с большевиками. Правда, основная масса тех, кого немцы завербовали по лагерям, воевали с партизанами. Ведь эти части еще до Власова были.
    
     Ну, а Власов какие части сформировал? Как правило, отдельные батальоны при немецких частях. Или ему передали те, что еще до него были. Немцы им все равно до конца не верили. А сам Власов всего две дивизии успел сформировать в конце 44-го - начале 45-го и то вторую не полностью.
    
     Первая дивизия Прагу освободила, несколько дней с немцами дралась. 9 мая наши пришли на готовое. Власовцы сами Власова сдали. Сказки, что его в машине обнаружили.
    
     Комментарий 21.
     1-я дивизия РОА под командованием генерал-майора С.К. Буняченко, поддержала пражское восстание и утром 6 мая 1945-го года, совершив 30 километровый марш, вошла в Прагу и двое суток сражалась с германскими войсками. В мае 1993 г. на кладбище в Ольшанах в Праге установлен обелиск солдатам РОА павшим в боях за Прагу.
    
     Почему к Власову люди шли или не шли? Например, его агитаторы приходят в лагерь военнопленных и начинают внушать, что надо бороться против большевиков. Те военнопленные, а их немного осталось, которые прошли 41-й, 42-й год, видели весь ужас и кошмар этих лет, думали очень просто: большевики были плохие, дерьмо, но на глазах не вешали, не расстреливали. Ты же, немец, за два года сколько моих товарищей загубил, а теперь хочешь, чтобы я пошел к тебе служить? Но были и те, что шли. Однако большинство тех, кто шел к Власову, думали хорошо поесть, получить оружие и перебежать, поэтому до фронта многих не допускали.
    
     А.Ш. А с власовцами вам приходилось лично встречаться?
    
     А.П. Во время войны нет, а вот после войны да. Расскажу вам интереснейший случай. В армии Власова создали свой ансамбль песни и пляски. В 45-м он в полном составе попал в плен. Привезли его в репатриационный лагерь Гроссенхайм. Переодели в советскую форму, стерегут их, многие из них свои срока еще получат. А пока лагерному начальству скучно, те перед ними выступают, и стали ансамбль возить по лагерям и даже по советским воинским частям - солдат развлекать. В ансамбле 27 человек, дирижер, инструменты -словом, как полагается. Поют, понятно, советские песни. Смех и горе.
    
     Приезжаю я в этот лагерь Гроссенхайм. Комендант там был немного чудаковатый. Девчонка у него была красивая, жену нашел из угнанных русских. Я его лет через 30 встретил в Москве, обнялись, поцеловались: "Ну, как твоя Люся?"
    
     А тогда: "Товарищ полковник, хотите посмеяться? Я их сейчас налажу и поеду в авиационную часть. Тут недалеко дивизия Покрышкина стоит.
    
     Справка. Покрышкин Александр Иванович (1913-1985 ), летчик-истребитель, трижды Герой Советского Союза. В 156 боях сбил 59 немецких самолетов.
    
     Они попросили приехать. Хотите посмотреть, как власовцы выступать будут? Тем более, что у вас такие погоны, хоть маршал увидит, ничего не скажет". Сели в мою машину, а машина моя, между прочим, мерседес из гаража Гиммлера - "хорх" и на трех языках написано: "дипломатический корпус". Так что я туда не как чекист приехал, а как военный дипломат. Там я и прослушал весь их концерт. Запомнилась одна песня. Это была их песня. Народная песня. Власовцы ее очень любили. Редко ее исполняли, только по просьбе. Нашим солдатам тоже нравилась, но петь ее почти никогда не разрешали, хотя и политики там нет. Просто, правда войны. Хотите напою?
    
     Поет:
    
     "Последний брат ушел, покинув хату,
     Туда, где фронт рокочущий пылал.
     Дала сестра на память перстень брату,
     А он портрет ей в медальоне дал.
    
     Война рыдала кровью человечьей,
     Огонь лизал родные хутора,
     Надев шинель на худенькие плечи,
     За братом в ночь отправилась сестра.
    
     Она пошла искать по свету брата
     В огне боев, в пороховом дыму.
     Пошла сказать, что рухнувшая хата,
     Привет последний шлет ему.
    
     И вот пришла она к земле широкой.
     В долине низко плыл туман густой.
     Как медальон блестел, вставал с востока,
     Вставал луч солнца золотой.
    
     Синело небо, поле зеленело.
     И только люди, смерти не боясь,
     Кололись, резались остервенело,
     Живых и мертвых втаптывая в грязь.
    
     Сестра пошла по трупам, по горячим,
     Ища в крови, дыханье затаив,
     И вот склоняется со стоном к брату:
     "Нашла голубчик, родимый ты мой, жив.
    
     Она пред ним от радости рыдала,
     Смывая кровь, целуя его грудь.
     А он сказал: "Сестра, ты опоздала,
     Оставь меня, я свой закончил путь.
    
     И тучи там и небо потемнело.
     Замолк кузнечика веселый перезвон.
     А у могилы все сидит сестрица,
     Целуя залитый слезами медальон.
    
     А.Ш. Да это же совершенно неизвестный пласт русской культуры! Во всяком случае, в Союзе, да, наверное, и сейчас в России не изученный. Это чрезвычайно интересно.
    
     А.П. Да, а они ее пели грустно-грустно. Кстати, их талант позволил им "задержаться" в Германии. Все власовцы уже сидели, а они до конца 46-го года обслуживали оккупационные войска. Многие из них потом получили срока поменьше: артисты все же. Вот такой черный юмор.
    
     А.Ш. Вы упоминали, что во Владимир-Волынске шел набор в казачьи части. Поближе вам удалось с ними познакомиться?
    
     А.П. Довелось. Однако казачьими у немцев назывались не только те части, что формировались из донских казаков или других. Они набирали и простых российских парней, их в шутку называли "рязанские казаки". У немцев казачий корпус был под командованием Паннвица.
    
     Справка. Гельмут фон Паннвиц (1899-1946), генерал-лейтенант. Повешен в Москве в 1946 г. Летом 1943 г. была сформирована 1-я казачья дивизия под его командованием, а затем 15-й казачий кавалерийский корпус СС в составе 50 тысяч человек. Также, в основном из казаков, русских белоэмигрантов, был сформирован Русский охранный корпус численностью около 15 тысяч человек.
    
     Первые казачьи части были сформированы уже летом 1942 года под командованием бывшего советского майора Кононова, еще в 1941-м году перешедшего вместе со своим полком на сторону немцев. Общая численность казачьих частей, действовавших в составе немецкой армии, по разным сведениям колеблется от 200 до 250 тысяч человек.
    
     Корпус этот в основном в Югославии против партизан дрался. Почему порой Тито чувствовал себя вольготно? Гонят партизаны с гор в сторону Загреба эти казачьи части. На самом деле идет торговля. Нападают на казачью батарею партизаны, забирают пушки, связывают пленных, оставляют их на месте и уходят. Через две недели казаки, получив новые пушки, квартируют в другом селе. Там их уже ждут. Ждут - 3 быка, 8 бочек вина. Понятно. Поэтому, когда за эти 5-6 месяцев, туда-сюда гуляют, немцы понимают, что дело критическое. Снимают с фронта несколько дивизий и быстро за два-три дня, ну, несколько недель максимум, загоняют партизан обратно в горы. И опять партизаны "тет а тет" с казаками. И опять начинается движение туда-сюда. Там ведь было много и бывших белых казаков, которые помнили, что их югославы приютили.
    
     Генерал Паннвиц попался-таки в плен англичанам. И вот, передают его нам. Решил фон Паннвиц повторить наполеоновский номер - попрощаться со своей личной охраной. Была у него такая, вроде как у Шкуро - "волчья сотня". Стоят товарищи, и я в том числе, ждем. После этого отправим его на нашу территорию. Англичане народ с фокусами, конечно, обратись он к нам, хрен бы он у нас получил, а не прощание. Но те ему разрешили, торжественно. Встал он на машину и держит речугу: "Мои боевые друзья, мы с вами боролись против советской власти..." А ведь не знает, что через месяц другой, его "боевые друзья" будут там же, где и он. "...Вы всегда останетесь врагами советской власти, мы с вами кровь проливали, мы с вами... И, клянусь вам ..." Тут с задней шеренги раздается: "Что в рот е... попался! Давай, катись отсюда".
    
     Тут были американцы и англичане, которые знали русский язык, неудобно, но все померли со смеху. Он так и осекся. Опустил голову. Мы его в машину - и повезли.
    
     Комментарий 22.
    
     Маловероятно, чтобы так, как описано выше, поступил фон Паннвиц - немецкий офицер. Александр Петрович мог и ошибиться. Такой поступок могли совершить русские генералы П. Краснов или А. Шкуро.
    
     И вот что с этими казаками сделали. Их ведь из Северной Италии выманили. Они там уже станицы построили и все такое, жить надеялись. А им сказали, что отправят в Австралию. Сели они, в машины погрузили телков, коров, чуть ли не комбайны сельскохозяйственные, детей, женщин - едут. Подъезжают к пограничной линии, проволока, красные лозунги: "Родина-мать ждет!" Они сообразили, куда попали. Что тут стало! Это как раз мост был через какую-то реку, у города Лиенц в Австрии. Стали срывать с себя ордена, в воду прыгать, вены резали, детей в воду кидали... Но почти все у родины, которая за проволокой ждала, оказались. Коров родина сожрала, сельхозкомбайны в колхозы отправила, а их в Сибирь, в основном в Кемеровскую область. Лет 6-10 они были на поселении. За эти годы, тех, кто похуже был, а не просто с нами дрался, "выяснили" и в лагеря да тюрьмы посадили. И сейчас в Кемеровской области половина, наверное, потомков паннвицких казаков.
    
     Знаете, почему союзники почти всех Сталину выдавали?
    
     А.Ш. В Ялтинском соглашении был один из пунктов о выдаче всех граждан Советского Союза, оказавшихся в руках союзников, как бывших пленных, так и тех, кто сотрудничал с немцами.
    
     А.П. Соглашение было, но союзники прибалтов, западных украинцев и белорусов не выдавали, считали их не советскими гражданами, а жителями оккупированных в 39-м и 40-м территорий. Сталин союзникам руки и выкрутил. Чтобы вы знали, в разных союзнических английских, французских, американских миссиях в СССР работало около 9 тысяч человек. И вот, когда союзники артачились, кого-то выдавать не хотели, Иосиф Виссарионович недвусмысленно давал понять, что для 9 тысяч человек у него место найдется в местах не столь отдаленных. Понятно. И союзники стали выдавать. Кстати, тот же шантаж имел место во время процесса Димитрова в 33-м году. В России работали тысячи немцев, стажировались сотни немецких офицеров. Наших в Германии практически не было. И немцам намекнули, что, если хоть один волос упадет с головы этой великолепной четверки: Дмитров, Торглер, Попов, Танев, то мы тоже найдем место для всех немцев.
    
     Справка. Димитров Георгий (1882-1949), деятель Болгарского и международного коммунистического движения. С 1935 г. Генеральный секретарь Исполнительного комитета коммунистического интернационала. В 1933 г. Г. Димитров и еще три указанных выше лица были обвинены в поджоге рейхстаге. На самом деле обвинялась коммунистическая партия. Блистательная защита Димитрова на процессе привела к развалу обвинения, оправданию обвиняемых.
    
     А.Ш. Впервые слышу об это версии. Уж, наверное, западные историки об этом докопались бы. Однако...
    
     БМ. Все знали, что Сталин - человек серьезный и обещания свои выполняет. А то, что историки не знают, так это не значит, что этого не было. У нас такие слухи ходили.
    
     А.Ш. А со своими земляками вам приходилось встречаться?
    
     А.П. А как же. Особенно в Париже. Кавказцы в основном на западном фронте сражались. Вы видели фильм "Герои острова Тексель"? В прокате - "Распятый остров". Это об одном из грузинских батальонов. Их было 9-10. Я на киностудии беседовал с одним из таких "товарищей", когда этот фильм снимали. Так я прямо и сказал, что их всех перевешать надо было, когда они в Советский Союз вернулись, а не фильм о них снимать. Когда этот батальон дрался с партизанами в Белоруссии, они не восставали? Нет. А в мае 45-го подняли восстание. Пять дней до победы, где вы раньше были?
    
     Комментарий 23.
     По сведениям военной разведки США в 1945 г. среди 180 батальонов, так называемых "восточных войск" было 9 грузинских. (Б. Мюллер-Гиллебранд. Сухопутная армия Германии 1933-1945 гг. М.., 2002, с. 419).
    
     Далее мой собеседник не совсем точен. В своих воспоминаниях бывший командир 822-го грузинского батальона немец майор Клаус Брайтнер (немцы составляли треть батальона) отмечает, что восстание на голландском острове Тексел произошло 6 апреля 1945 г. "... в час ночи раздались первые выстрелы. Грузины-командиры укрепленного района пристреливали в постелях немецких командиров. Телефонисты-грузины приканчивали находившихся рядом с ними телефонистов-немцев. В блиндажи, предназначенные для отдыха немецких солдат, через вентиляционные устройства полетели гранаты. Майору удалось спастись только потому, что он случайно не находился в своем блиндаже". Е. А. Бродский. Забвению не подлежит. М., 1993, с. 301
    
     И правильно их в лагеря направили, с моей точки зрения - служили немцам. А один, то ли грузинский, то ли армянский батальон сдался вообще в середине мая. Они защищали форт "Линдерман" на западном побережье. Батальон сидел там со дня высадки союзников и не сдавался, а англичане и американцы не хотели людей терять. К ним в 20-х числах привезли немецкого генерала, который объяснил, что война закончилась.
    
     Но немцы просчитались со многими кавказцами. Например, с мингрельцами. Мингрельцы всегда отличались сепаратизмом. Немцы решили их использовать как разведчиков. Однако большинство заброшенных сами сдавались НКВД.
    
     Была создана и грузинская бригада. Командовал ею Рухадзе, или из пленных, или бывший эмигрант. Он даже в лагеря приезжал агитировать служить немцам. Кстати, большая часть русских эмигрантов и грузинских в том числе, отрицательно относились к тем, кто служил немцам. Кроме Шкуро, Краснова и еще десятка полковников-генералов - остальные не пошли и руки предателям не подавали.
    
     Справка. Шкуро Андрей Григорьевич ( 1887-1947), генерал-майор, в годы Гражданской войны командир "Дикой дивизии", состоявшей из представителей горских народов Кавказа. Эмигрант с 1920 г. Жил в Германии. В годы Великой Отечественной войны сотрудничал с гитлеровцами, создавал казачьи части в составе гитлеровской армии. Арестован в 1945 г. и повешен в Москве в 1947 г.
    
     Краснов Петр Николаевич (1869-1947), генерал-лейтенант. Один из организаторов выступления против советской власти в 1917 г. В 1918 г. атаман Войска донского и командующий белоказачьей армией. В 1919 г. эмигрировал в Германию. Талантливый писатель. Автор популярных на западе романов о Гражданской войне. Во время Великой Отечественной войны сотрудничал с гитлеровцами, прибыл на Дон для организации казачьих частей в составе гитлеровской армии. Арестован в 1945 г. и повешен в Москве в 1947 г.
    
     Зря Сталин чеченцев выселил. Ложь, что чеченцы служили Гитлеру. Их очень мало было, хотя и недовольны советской властью были. А вот калмыков много и хорошо служило.
    
     А.Ш.. А вам приходилось и с калмыками сталкиваться?
    
     А.П. Слава тебе господи! И лагеря калмыки охраняли, и калмыцкие эскадроны были.
    
     А.Ш. Но были русские, украинские...
    
     А.П. Были. Но, когда из 1 млн. служит 1000 человек, это ничего, а когда примерно из 100 тысяч калмыков почти 2000 тысячи это много.
    
     Справка. В октябре 1942 г. в составе немецких войск был сформирован первый калмыцкий кавалерийскиц эскадрон. В августе 1943 г. сформирован калмыцкий кавалерийский корпус. Летом 1944 г. внем насчитывалось 3600 человек. Зимой 1944-1945 гг в его составе было не менее 5 тыс. человек. ( С.Чуев. Проклятые солдаты. М.: Эксмо, 2004. С.510-514)
    
     А.Ш. Давайте перейдем к вашей работе в миссии по репатриации.
    
     А.П. Парижская миссия генерала Драгуна - было главным учреждением в Европе по репатриации. Ему подчинялись все репатриационные миссии, группы, лагеря во всех государствах Европы от Финляндии до Италии. Подчинялись мы Центральному управлению по делам репатриации во главе с генералом Голиковым. Но это было и "змеиное гнездо" - официальное прикрытие для разных дел.
    
     Вы не думайте, что в миссии по репатриации официально работали чекисты. Что вы! Эмигранты никогда бы не подошли к чекистам. Три настоящих чекиста работали в спецотделе. С ними официально эмигранты и репатрианты дела не имели. Окружающая нас публика перестала бы с нами здороваться, если бы узнала, что мы чекисты. В миссии официально работали фронтовые офицеры, знающие иностранные языки. Мы должны были и эмигрантов привлечь к себе. Они должны были купиться на наши золотые погоны. Пленных это не касалось - они наши по закону, по соглашению с союзниками. А эмигранты - это другое дело.
    
     Я был один из трех заместителей Драгуна. Курировал все лагеря в Южной Германии. Много приходилось бывать в поездках. Но первые встречи с бывшими пленными были в Париже. Я непосредственно не работал с каждым из них. Но могу рассказать, как проходила работа. Нам надо было сделать все, чтобы вернуть всех оказавшихся на Западе в Россию. Поэтому мы встречали всех с распростертыми объятиями. Мы вопросов типа: чем родители занимались до 17-го года? - не задавали. Мы целовали, обнимали и пожимали руки. (С усмешкой.) Вопросы задавали на своей территории, то есть уже в своей оккупационной зоне и далее. А здесь, голубчик ты мой, как здоровье? Куда хочешь ехать? Какие проверки сейчас? Война кончилась. Мы будем тебя проверять? Ты проверился тем, что мужественно вел себя в лагере. Люди "с чистыми руками" - умные люди. Миссия по репатриации все простила, а вот "НКВД - сволочь" на своей территории - нет, не простила!
    
     Например, еще до конца войны многие бывшие военнопленные прорывались в Париж, чтобы бить немцев в русских частях. Американцы создали вроде батальона из бывших русских военнопленных. И вот они торжественно после встречи на Эльбе, с развернутым знаменем, в американской форме, но с русскими знаками различия, переходят на нашу сторону. Маршал Конев пожимал им руки, устроен банкет, это было время банкетов, а через несколько часов после этого представители товарища Абакумова предложили им проехать чуть-чуть дальше. Их погрузили уже без знамен в обычные теплушки и два с половиной месяца они ехали дальше и дальше, пока не оказались в Ленинско-Кузнецком...
    
     Комментарий 24.
     Из письма Василия Недорезанюка.
     "Я хочу вспомнить о небольшой группе советских граждан, сражавшихся в составе действующей американской армии. Наша пресса об этом не писала. Конечно, не от них зависел исход войны, но эти люди мужественно сражались рядом с американскими солдатами, гибли и проливали кровь во имя общей цели - Победы над нацистской Германией. Это советские военнопленные, работавшие в Сааре, бывшие узники лагерей, бежавшие из-под конвоя.
     После освобождения американской армией около ста человек добровольно вступили в ее ряды и были зачислены в 180-й полк 45-й дивизии 7-й американской армии и прошли вместе с нею боевой путь от Рейна до Альп. Автор участник боев за Нюрнберг, Бамберг, Мюнхен, форсировал Дунай. Закончил войну рядовым минометной роты в г. Фюрстенфельдбруке. Из 100 человек в живых остались только 32. Многие затем погибли в сталинских лагерях в Сибири. А тогда со мной в американской армии воевали москвич Анатолий Киселев, Корнеев из Ленинграда, Станислав Ордынский из Бердичева, Василий Бибик из Кировоградской области, погибший у меня на глазах, Николай Гонте, который жив и по сей день. Может быть и ветераны-американцы помнят тех русских парней, с которыми вместе заканчивали войну. Хотелось бы, чтобы откликнулись однополчане в нашей стране и в США и написали по адресу: 261400, Бердичев, Житомирск. обл., ул. Ново-Ивановская, 42, кв. 12. Еще живому Василию Недорезанюку". Тель-Авив. Слово инвалида войны. Журнал ветеранов и партизан-инвалидов войны с нацистами. N5. Январь 1992, с. 83
    
     А.Ш. И все-таки, как проходил процесс проверки?
    
     А.П. Я сам этим не занимался, но знаю, как и о чем спрашивали. После автобиографических данных записывался весь путь, который человек прошел в плену. Прежде всего, десятки вопросов такого рода: "Кого знаешь из тех, кто был полицаем в лагере, кто служил у Власова, либо там-то и там-то?"
    
     Человек, который собственную проверку мог пройти за несколько часов, иногда на несколько недель застревал на фронтовом или армейском проверочном пункте, до тех пор, пока не вспомнит и перечислит всех тех, кто хоть в какой-то степени был замаран.
    
     С точки зрения профессионализма, это, конечно, правильная работа. Человек еще находился в фильтрационно-пересыльном лагере на западной территории, а "разработочка" его уже велась. Понимаете? И когда он являлся сюда, ему преподносили: "А родители ваши кто, и чем вы занимались до 17-го года?" На него уже набиралось целое дело.
    
     При проверке офицеров личное дело заполнялось еще в американской или другой союзнической зоне. Как только попадали в свою зону, допустим, в Айзенах, или другой крупный лагерь в Тюрингии (офицеры чаще всего отправлялись в Бауцен), там проверочка носила более жесткий характер. Офицер проходил пару тройку, а то и больше серьезных допросов. Схема допроса та же: собственный путь, затем, кого знал, когда знал, где знал? Из этого лагеря - в фильтрационный лагерь на своей территории. Предлагали снять погоны, сдать оружие. На человека, у которого что-то где-то было замарано, разработка уже была сделана и попадала в этот лагерь. Пока два-три месяца формировался транспорт из Бауцена на родину, искали тех, кто мог показать по поводу человека, на которого уже даны показания его товарищей по Бауцену.
    
     Большинство пленных, у которых "задница была чистая", в советских лагерях не сидели. Тех, кто от и до пробыл в лагере, в Сибирь не отправляли. Достаточно было тех, кто служил в немецкой армии водовозами, водителями, на кухне, поварами - словом, на хозяйственных работах. А уж те, кто с оружием, - извольте бриться: в ГУЛАГ.
    
     Проблема была и с теми, кто хоть раз бежал из немецкого плена и был вновь схвачен. Наши проверочные пункты от Парижского начиная и кончая сибирскими, к тем, кто совершил побег, относились более подозрительно. А все потому, что большинство наших чекистов были воспитаны на примитивных представлениях: раз бежал, но тебя поймали, то немцы должны тебя повесить. Задавался вопрос: "Почему тебя не повесили?" В результате, тот, кто вкалывал добросовестно на немецком оборонном заводе, спокойно проходил проверку, а этот непокорный беглец мог загреметь, как человек подозрительный в ссылку, а то и лагерь лет на пять, в лучшем случае.
    
     А иногда человека отпускали из лагеря домой, вместо того, чтобы еще два-три месяца разобраться и проверить. Зачем травмировать? Вот мой школьный товарищ Лева Бунатян был в плену. Прошел проверку, демобилизовали офицером, едет домой. Дал телеграмму: встречайте. А вдогонку ему какая-то бумага, и его с поезда уже в Тбилиси снимают. Родные чуть с ума не сошли, пока через несколько часов его не отпустили.
    
     Но даже, если человека отпускали, след за ним тянулся. Вернулся бывший пленный домой, поступил, допустим, на работу, но не на всякую: за ним веревочка, на нем пятнышко - плен, вступил в профсоюз, а "проверочка" все идет своим ходом. А через два-три месяца приходит "ориентировка", там новые сведения об этом человеке. И опять его могут взять. И в один прекрасный момент, после дня рождения сына, в дверь стучат и временно (хорошо, если на несколько часов или дней) забирают и опять спрашивают. А семье, как всегда: не волнуйтесь. Многих брали и после возвращения из проверочных лагерей. Маховик все крутился.
    
     А.Ш. Какие еще особенности репатриации вы можете поведать? Например, Бауцен, что там происходило?
    
     А.П. Бауцен - громадный лагерь. Он был создан на месте еще довоенного базирования немецкого танкового корпуса. Поэтому там было много различных помещений, казарм и прочего. Там постоянно находилось 50-60 тысяч человек. Одни уезжали, на их место прибывали другие. Американцы организовали прекрасную кормежку, как на убой. У них оставалось много всякого продовольствия и обмундирования - в Америку не повезешь, все это они отдавали в лагеря. Знаете психологию советского офицера: появилась лишняя машина - пускай будет. Почти все раздобыли себе американскую форму, лишь бы не ходить в немецкой трофейной. Большая часть из двух американских форм шила одну советскую. Погоны себе сделали картонные.
    
     В лагере создали самоуправление. Эти "эрзац-офицеры" все взяли в свои руки, и порядок был идеальный. Однако, несмотря на это, со дня открытия лагеря с 12 апреля 45-го до 20 декабря 45-го погибло в лагере, вернее было убито более 2500 человек.
    
     А.Ш. По какой причине? Какие объяснения?
    
     А.П. Сводили счеты. Помните, Файнштейна убили. Убивали бывших полицаев, поваров, тех, кто имел малейшее отношение к дележке продовольствия в немецких лагерях. Почему? Попытаюсь объяснить.
    
     В немецком лагере, особенно в первые годы, давали 170-180 грамм хлеба и 15 грамм маргарина. Когда буханку режут на 5 порций остается 2 горбушки - по одной с каждой стороны. Там хлеба на 15-20 грамм больше. В глазах голодного эти граммы что манна небесная. Хлеб, как правило, делили капо и его помощники. Причем выдавали по одному куску хлеба на брата. Нас, например, 25 человек. Мы знаем, что на это количество положено 5 буханок, то есть 10 горбушек дополнительно. А капо на всех выдает две горбушки - "цулаген" - добавление. Значит, мы знаем, что он нашу горбушку жрет. А как это выглядит в глазах голодного человека на протяжении 2-3-х лет! Капо и его помощники зажрались. Для голодного кусок хлеба - это все. Тем более, что человек в этих условиях терял человеческое: только поесть, поспать - чистая физиология. Понятно, что когда капо узнавали, еготут же разрывали на части, забивали. Находили только трупы. А кто убил, искать бесполезно. В миг собралась толпа: растерзали, разбежались. Но главное то, что часто пропадали невиновные. Кто-то хотел свести с кем-то счеты, стоило ему сказать, что вот этот новичок, прибывший, капо, полицай - толпа реагировала мгновенно. Этим пользовались бывшие доносчики, бывшие полицаи, но мы ничего не могли поделать.
    
     Кстати, с чего начались подозрения, что один из руководителей Бухенвальдского подполья Котов - провокатор. Может быть, он им и не был. Но он все время организовывал избиения и нападения на бывших полицейских и капо. Именно на это органы обратили внимание: почему он в этом заинтересован? И после того, как по его команде чуть было не убили начальника полиции Владимир-Волынского лагеря майора, забыл его фамилию. Выяснилось, что майор вместе с Котовым служил. Котов организовал избиение в Бауцене на сборном пункте. Майору руку сломали... С этого все началось. Майор рассказал, что старший политрук Котов встретился там-то и там-то. Какой старший политрук? Разве не батальонный комиссар? То есть Котов был самозванцем. Он выдавал себя за слона, не будучи слоном, чтобы топтать мелких зверушек. После того, как появилась маленькая зацепка, начинают искать дальше. Начали проверять его связи с немцами. Однако, хотя доказательств его прямой вины нет, у органов сложилось впечатление, что немцы знали кто он, но почему-то его не трогали. В архивах Бухенвальда нашли документы, в которых указано: "комиссар Котов". Последнее упоминание было о нем в 60-е годы, когда бывший узник Бухенвальда Кирш-летчик, он скрыл, что он еврей, и был под другой фамилией, в каком-то из толстых журналов писал о Бухенвальде, мне запомнилась фраза: "провокаторская деятельность Котова". В чем ее смысл, я не знаю. Меня этот вопрос мало интересовал.
    
     Справка. Котов Сергей. Родился 20.09.1911г. в Астрахани. Прибыл в Бухенвальд из гестапо Ганновера 4.10.1943. Персональная карточка N 25097. Картотека Бухенвальда. Архив Яд ва-Шем. М.8/Bu ( A)-266
    
     Я уже говорил, что донос в лагере - это дело привычное. В лагерях репатриантов доносчиков расплодилась масса, я уверен среди них были и те, кто был "стукачом" у немцев. Это было плохо. Кроме справедливых обвинений - было много ложных. Главное - бросить тень, запятнать, многие сводили счеты из-за косого взгляда или слова, когда-то сказанного. Никто никогда не ответит - сколько людей честных пострадало из-за лжи и клеветы.
    
     Среди "стукачей" было больше всего бывших политруков. Доносить стали бывшие чекисты, особисты, которые у немцев выжили, а теперь не знали, как выслужиться.
    
     Наши службы заигрывали с репатриантами, как могли. Все бывшие офицеры получили право ношения погон и оружия. Освободителям было сказано относиться к репатриантам, как к обычным офицерам. Но общее отношение со стороны победителей к бывшим пленным, даже со стороны тех, кто работал с ними в лагерях, было отрицательным. Вот я встречаю транспорт с репатриантами-военнопленными в Айзенахе. Студебекеры входят в лагерь, люди вылезают. Вдруг появилось несколько выпивших солдат и офицеров из соседней воинской части и начали они раскурочивать репатриантов. А у тех действительно много вещей - американцы надарили: костюмы, куртки, обувь, продукты... Эти орут: "Отдавай американские тряпки!"
    
     Вижу, стоит капитан, хороший парень. Я его по Ордруфу знал, он у нас в штабе работал. Из бывших пленных, но месяца три на моих глазах работал с репатриантами. Парень боевой. За время жизни в Ордруфе нашел где-то мастерскую и всем офицерам репатриантам сшил кожаные пальто, куртки, сапоги - одел, словом. Прибыл с девушкой, тоже бывшая пленная, полюбили друг друга, вместе на родину собрались. Многие в лагере сходились. Появились хорошие семьи. Эти люди лучше понимали друг друга. Они прошли через один и тот же ад. Верили друг другу. И вот подходит к ним советский майор: "Раздевай девку! Тебе кожа положена, а ей нет". А я разговариваю с комендантом лагеря, тоже полковник, конечно, смершевец. Я говорю: "Григорий Александрович, что происходит?" А он мне: "Подождем кульминации. Я потом их накажу, а у тебя прав еще больше!" А капитан майору: "Возьмите мое, ее не троньте, оставьте ей вещи". Я не выдержал, подошел. "Ну-ка, майор, иди сюда!" Майор глянул на меня, увидел погоны не фронтовые, сразу понял, что начальство. "Слушаю, товарищ полковник". Ну, я и врезал ему по роже. "Фамилия? Убирайся отсюда". Он в сторону. Капитану: "Забирай свою девушку, вас никто не тронет". Потом еще рапорт на майора настрочил и передал по начальству, хоть и боевые ордена у него были.
    
     А.Ш. А стоило?
    
     А.П. (Горячо). Стоило. Стоило. Несмотря на то, что я сам "человек с чистыми руками", я знал, какой ад прошли эти люди. И знал, как он домой едет, и что, возможно, его там ждет. На меня это уже все влияло. Знал, как его ждет "Мать-родина". Меня пребывание на Западе, даже в Германии испортило. Я другой был. Я в это время уже по кладбищу Святой Женевьевы походил, на многие вещи по-иному смотрел.
    
     За многие вещи стыдно было. Едем мы как-то несколько русских офицеров в советскую зону. Где-то в районе Арнштадта или Йены в Тюрингии. Подъезжаем к стоящей у дороги кантине. Хотим напиться, поесть что-нибудь. Подъезжаем к подъезду, видим, что со второго этажа, с торца здания, выпрыгивают несколько баб и в сад убегают. Хозяин выходит, бледный. Я его спрашиваю: "Что случилось, это не цирк?" Он говорит: "Господин офицер, вы меня извините, но раньше здесь танкисты ваши стояли и напугали всех до смерти. Сейчас здесь ваши регулярные части стоят, пока никого не трогают. Но когда дочери увидели приезжих, - они ведь вас не знают. Решили, что лучше подальше спрятаться".
    
     Вообще не только армия, но и бывшие военнопленные, восточные рабочие ужас, что творили. Мало, что если не всех, то больше половины женщин пер...и, Жуков даже вынужден был специальный приказ издать о наведении порядка. Мало, что всех свиней, которых американцы не дорезали, сожрали в американской зоне. В советской зоне свиньи вообще исчезли, а американцы их под защиту взяли. Понятно, что победители распустились. Но как!
    
     Помню еще один случай, правда, больше смешной, чем грустный. Однако очень характерный. Иду по улице, слышу, из-за угла непонятный шум. Что-то стучит, звякает... Выходит навстречу чудо. Понятно, бывший пленяга или рабочий остовец, так, что учудил! Он несколько сотен часов соединил кольцами и сделал себе вроде жилета или кольчуги из ручных часов. Ну, килограмм 5-10 не меньше. И вот, он в этой кольчуге ходит, все часы работают, а он радуется: война кончилась, жив остался. Счастья ему! Но стыдно. Понимаете, при всем знании родной страны я не думал, что все будет происходить так.
    
     В конце репатриации выяснилось, что количество людей, служивших в немецких формированиях и оказавшихся у нас значительно меньшее, чем предполагалось. Сделали скидку на то, что какой-то процент смылся, но это было очень мало. Причем, потеряться они не могли: все давали друг на друга показания. Что скрывалось за этой недостачей?
    
     Оказалось, что с 44-го по 45-й большое количество людей, служивших у немцев верой и правдой, желая спасти свою шкуру, а может и искренне раскаявшихся, сдавались в плен. Эти товарищи до сборных пунктов не доводились. Расстреливались на месте. Немцев в плен брали, "своих" старались не брать. В 47-м, когда я уходил из миссии, задались целью узнать, сколько примерно погибло таким образом. Выяснилось, что только в полосе 1-го Украинского фронта с декабря 1944-го по май 45-го вот таких ликвидированных "при попытке к бегству", "за оказанное сопротивление" пленных, набралось около 17 тысяч. Точную цифру я не помню. А фронтов-то сколько было?
    
     А.Ш. А почему в 1947-м году вы вернулись к тому, что происходило в 44-м?
    
     А.П. Это не я. Это наша "бухгалтерия" вернулась подсчитать количество людей, дабы кто-то не уцелел, сбежав за границу. Нужно было выяснить, сколько сбежало, "дебет" и "кредит" не сошлись.
    
    

Глава 9

    
     Сказка о журналисте, который писал правду. О друзьях из Национального Собрания. Как подставили американцев, или как помогли Франции выставить НАТО из Парижа. "Оттепель" и "заморозки". Кто автор "Самоделкина"?
    
     А.Ш. Александр Петрович, вы назвали миссию "змеиным гнездом". То есть, кроме репатриации она и вы, в том числе, занимались и другими делами. Какими, например?
    
     А.П. Представьте 1946-й год. Во Франции есть хороший журналист, участник Гражданской войны в Испании, участник Сопротивления, он друг Советского Союза. Все хорошо, но любит писать правду - большой минус.
    
     А.Ш. Хорошо звучит.
    
     А.П. Правду. Правду, "сволочь", в их понимании, а не в нормальном - советском. И, кстати, фраза: "маленькие женщины с большими лопатами" - ему принадлежит. Потом ее растиражировали. Он видел, как они дороги строили и, вернувшись, он об этом написал. А в это время в Европе - русские это же освободители. Европейцы не понимали, что если бы Сталин пришил Гитлера в 41-м, а не в 45-м, то они получили бы коммунизм в полном объеме. Мы бы освободили от Гитлера не Восточную Европу, а дошли бы от Норд-Капа, до Сан-Винсенти. Испанцам надо помочь? Надо. Итальянцев освободить надо? (С усмешкой) Надо. Ну, Норвегия немцами оккупирована, Дания, Финляндия с нами воевала, ну, Швеция посередке оказалась - тоже помочь надо!
    
     И вот, в обстановке всеобщей к нам симпатии человек приходит в нашу военную миссию по репатриации. Его пригласили на какой-то официальный прием. Кстати, нас всегда предупреждали: перед тем как идти на прием - поешь у себя. В вестибюле накрыты столы. На них всевозможные закуски, икра, коньяки, а он пишет, что в России лебеду жрут. Как же так, когда тут икра, которая нам в рот не лезла.
    
     А.Ш. Почему?
    
     А.П. Потому, что даже мы знали, что дома у наших спецпаек.
    
     А.Ш. Простите, но ваш спецпаек был все равно выше любого другого.
    
     А.П. Но в то время мы все-таки думали иначе, переживали...
    
     А.Ш. Жаль, что даже такое ложное чувство "застенчивого воришки", мне кажется, утрачено сегодня.
    
     А.П. Ну так вот, он видит все это изобилие у нас в миссии, а пишет о голоде в России. Ну, приходит как-то к нему другой "Жан" и говорит: "Слушай, Жан, ты сейчас поедешь опять в Россию, не надо тебе плохих вещей писать, а то можно хребет сломать. Не надо". А журналист его вытолкал. Снова поехал, вернулся и снова правду-пакость написал.
    
     После поездки решил отдохнуть. Знаете, в Бельгии на побережье Северного моря есть такое курортное место Веста Остен. Яхты, девушки, виллы богатых людей. Поехал он туда, о бедных правду пишет - борец, а пожить богато не прочь... Снял он там себе виллу. Через несколько дней рядом снимают виллу три человека. Все три немца, бывшие офицеры, даже эсэсовец один среди них, но прогрессивные. Гитлера уже не любят, войну осуждают. Познакомились с соседом - одного круга люди. Немцы жалеют, что воевали против России. Подружились. Вместе в клуб ходят. Стали на яхте в море выходить. Однажды, вышли они в море покататься на яхте. Отошли миль на 20, вдруг, видят какой-то советский пароход. Немцы начали его фотографировать. Разве в нейтральных водах не имеешь права фотографировать? Корабль приближается ближе, и с корабля им по "матюгальнику" приказывают лечь в дрейф. Кругом никого нет. А что, мы плевать на тебя хотели. Мы свободно рожденные европейцы. Пароходик подходит и, прежде чем наши европейцы очухались, парни из группы захвата - хлоп на яхту. Гаком зацепили и яхточку прямо на палубу.
    
     - Какого хрена вы нас фотографируете?
     - А кто мне может помешать? Вы что, линкор, миноносец, торпедный катер? Нет.
    
     А пароход идет.
    
     - Ну, хорошо. В нейтральном порту мы вас сдадим. Зачем вы нам нужны?
     И не сдают. Кормят, поят. Третьи сутки не сдают. На четвертые - поднимают на палубу.
     - Вот ваше собачье судно и катитесь вы к чертовой матери. Мы вас в Ленинград не повезем.
     А находятся уже за Выборгом. Только эта четверка спустилась в свою яхточк -. трах-тах - тах - подходит пограничный катер.
     - Вы что здесь делаете? На берег!
    
     Европейцы рассказывают, как было дело, но кто такому рассказу поверит, что тебя в Северном море цапнули и привезли в Финский залив к Ленинграду. Это ж надо такую чушь сочинить! Кому, пограничникам! Обследуют яхту и находят снимки пары аэродромов, еще какие-то шпионские вещи. Цап-царап из Ленинграда в Москву на Лубянку. А Французское посольство и французская печать узнают о том, что их товарищ врун и сукин сын, который позорил Советский Союз, докатился до того, что стал заниматься шпионажем.
    
     Тот клянется, что никогда не занимался шпионажем, что его привезли, но люди смеются в лицо. Ну кто поверит? Вы поверите такой сказке? А трое его товарищей немцев во всем сознаются. Русские устраивают пресс-конференцию. Жан опять все отрицает - чушь о захвате несет. Аккредитованные в России журналисты умирают со смеху. Раз - скомпрометирован - молчи. Словом, он мертвец политический. Де Голль пишет письмецо Сталину. И этого товарища, поскольку он был в Сопротивлении и т. д. из уважения к Де Голлю отправляют во Францию. Перед отправкой, на 5-м этаже святого здания Лубянки, где расположен следственный отдел, этого "Жана" вводят в комнату оформлять документы. Через пять минут в комнате появляется вся троица "немцев". А он хорошо владеет русским языком. Он на них смотрит, а они рекомендуются: подполковник такой-то, подполковник такой-то, полковник такой-то. "Что, попался? Тебя, сволочь, предупреждали. Езжай теперь".
    
     Ну, он вернулся во Францию. Кому нужен такой сукин сын, который скомпрометирован сверху донизу, которого из жалости выпустили. Пришлось ему из Франции, по-моему, в Южную Америку убраться. Хорошая сказка? Фильм об этом можно снять. А ведь это жизнь человечья. Причем, человек благородный, которого запугать не смогли, а раз не смогли, то сломали. Вот вам красота разведки.
    
     А.Ш. Страшная история. Теперь вам за нее стыдно?
    
     А.П. Что говорить, это была моя работа. Я вам говорил, что разведка и совесть несовместимы.
    
     А.Ш. А было, что-нибудь такое, в послевоенные годы, чем вы можете, как вам кажется, гордиться?
    
     А.П. Не гордиться, вы неправильно сформулировали. Была неплохо, например, сделана работа в Бельгии. Работа, не принесшая вреда ни одному человеку лично. Вы, знаете, что в послевоенные годы американцы разыскали и вывезли большую часть сотрудников фон Брауна. К нам попала лишь незначительная часть, и то второстепенных ученых. Мне же поручили разыскать всех, кто имел хоть малейшее отношение к созданию ФАУ. Мы понимали, что по крупинкам можно слепить кирпич. На побережье у них были установки для запуска ракет. Мне надо было найти техников, слесарей, словом, тех, кто принимал участие в строительстве пусковых установок. Тысячи работали на этих площадках. Надо было установить ценность человека, стоит он того или нет. Это могли быть бельгийцы, голландцы. С ними заключали договора, и они за большие деньги работали у нас в России.
    
     А.Ш. Эти страны разрешали выезд своим гражданам на работу в СССР в период "холодной войны"?
    
     А.П. Не забудьте, что это демократические страны.
    
     А.Ш. Вы с ними вступали в контакт?
    
     А.П. Ни с кем я в контакт не вступал. У меня было дипломатическое прикрытие. Я был советник по торговле. Правда, особенно в первое время, я всех отправлял к своим помощникам. Быстро поняли, что ко мне лучше по торговым проблемам не стоит обращаться. Были люди, которые с ними встречались. Всего мы отправили человек 40, за время моей работы человек 15.
    
     А.Ш. Чем было вызвано ваше возвращение во Францию?
    
     А.П. Во Франции изменилась политическая обстановка. Ушел Де Голль. Необходимо было продвигать наши интересы в Национальном Собрании. А у меня были кой-какие связи, что было важно, не с коммунистами. Коммунисты нам были не нужны, они и так получали деньги от нас.
    
     А.Ш. А с кем из политиков были личные контакты?
    
     А.П. Давайте это оставим. Мне порекомендовали, что неплохо было бы, если бы некоторые члены Национального Собрания, хотя бы 10-15 оказались друзьями Советского Союза.
    
     Был я там с 53-го до 56-го года. За это время мы заключили торговый договор, в этом есть и мое участие. Энное количество депутатов прониклось симпатиями к СССР, за что, не знаю. Злые языки говорят, что за доллары, некоторые - за золотые пластины...
    
     В эти годы произошло сближение интересов Франции и СССР. В то же время стала подниматься Германия, а французы считали, что немцы еще не научились понимать, что воевать не надо.
    
     Занимался я, как теперь говорят, и промышленным шпионажем. Разведчик каждый день не меняет задание. Он может четыре, пять или десять лет выполнять одно и то же. Так и у меня осталось прежнее: новинки техники. Я ведь уже не был нелегалом. Поэтому я, а чаще мои товарищи, посещали различные технические выставки, которые эти буржуи имеют привычку устраивать, с целью рекламы и продажи своих изделий. Там можно вполне официально выловить пару военных секретов, направление исследований и другие вещи. Вся информация стекалась ко мне, а я уже передавал ее дальше.
    
     А.Ш. Ну, а какое-нибудь специфическое задание в этот период у вас было? А то вы все в общих словах, вокруг да около...
    
     А.П. Изучение, наблюдение за атомными разработками Франции, ну, что побочно попадалось.
    
     Комментарий 25.
     "Во Франции агентов КГБ было раскрыто меньше, чем в Англии, но советская разведка действовала там, пожалуй, не менее успешно. Подробную историю деятельности советской агентуры во Франции еще предстоит написать". Кристофер Эндрю. Олег Гордиевский. КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева. "Nota Bene”,1992, с. 448, 452
    
     Мы раздобыли у французов новый прибор, который они создали, для получения кислорода из воды. Впервые эти разработки начали немцы еще во время войны. Этот прибор применялся и в дизельных подводных лодках. Для своего времени это было колоссальное достижение. Даже, когда появились атомные подлодки, этот прибор использовался как вспомогательный, чтобы генерировать воздух.
    
     Я мысленно поздравляю того героя, который сумел во французском конструкторском бюро найти человека, выяснив перед этим, что у него мамаша русская, что он член Русского клуба и очень гордиться этим. Мы сыграли на его патриотических чувствах, сумели убедить помочь: "Ты же русский, должен понимать..." Он еще не разобрался, что такое новая Россия. Но существенно, что не за деньги работал. Злые языки говорят, что два года некоторые товарищи с ним контакт поддерживали.
    
     А вообще у меня работа стала более кабинетная. Приходилось десятки газет просматривать и выискивать всякие веселые вещи. Прежде всего то, от чего человек отказывается и что ругает. Если он пишет, что землетрясения не было, то именно это должно заинтересовать. Если он пишет, что трамвай с рельс не сходил - пойди проверь, есть ли в этом месте рельсы.
    
     А.Ш. Проблем со спецслужбами Франции не было? Или эту должность во всем мире принято считать официально шпионской?
    
     А.П. Конечно, это все знают. Но у нас там было достаточно людей по-настоящему любивших Советский Союз. Причем в разных слоях. Вроде маркиза Героя Советского Союза де ля Пуап из "Нормандии и Неман". Он входил в число симпатизирующих. Нет, он шпионом не был, но был искренним другом СССР.
    
     А.Ш. А о ком, кто ушел в небытие, можно уже сказать?
    
     А.П. Я могу назвать несколько членов парламента, пару генералов, если порыться в памяти, но это ничего не даст. Мои немецкие родственники говорили, что только ландскнехты меняют свои убеждения, а люди - нет.
    
     А.Ш. Это были платные агенты или идейные?
    
     А.П. Платных - у нас мало было. В эти 50-60-е годы оставалось слишком много искренних друзей. В 70-е - уже черта с два. А в то время были.
    
     А.Ш. После небольшого перерыва вам вновь пришлось вернуться во Францию. В связи с чем?
    
     А.П. Вам известно, что самонаводящаяся торпеда последнего образца, ну по меркам 50-х, которая ныряла, прыгала, меняла курс, была запатентована во Франции. Они передали ее американцам, и когда те начали ее испытывать, они обратили внимание, что СССР интереса к ней не проявляет. Любая разведка знает, что раз появился новый тип оружия, важно знать, проявляет к нему потенциальный противник внимание или нет. Если нет - у него это уже есть. За полгода до того, как французы запатентовали торпеду, советские подлодки были уже оснащены ею. Американцы все это узнали. И советская сеть была засвечена. Несколько сотрудников секретных лабораторий фирмы "Рено", которые помогли нам с некоторыми реактивными моторчиками, тоже попались.
     Мне пришлось 4 года начинать с начала, и кое-что я сделал. А главное, нам удалось помочь Франции выйти из НАТО.
    
     А.Ш. Вы и к этому приложили руку?
    
     А.П. Понимаете, мы занялись контрразведкой в пользу Франции. Американцы, мягко говоря, в это время не очень культурно работали. Во Франции было много ученых людей, которые создавали новые виды вооружений. Мы умели о некоторых вещах узнавать раньше самих французов. Пример я вам уже один привел. Мы решили разыграть ту же карту против США. Мы узнали, что кроме союзнической деятельности они занимаются шпионажем. И мы подставили их.
    
     А.Ш. Подставили или США этим занимались?
    
     А.П. Они этим занимались. Но мы сумели сделать так, что они засветились. Были сверхмощные котлы высокого давления, которые применялись до появления и даже после появления атомного двигателя на многих кораблях. Это французское изобретение. Пока их внедрили - это была секретная информация. Мы знали, что этим интересуются американцы, и мы сделали так, что об этом узнали французы. И вбили большой клин между Францией и США.
     Но главное, мы собирали все, что можно, чтобы добиться одного - испортить отношения французов с американцами. И мы блестяще этого добились.
     Вот вам еще один пример. Американцам удалось завербовать нескольких французов, имевших прямое отношение к генеральному штабу. Опять-таки, они их не за деньги завербовали, а просто эти люди были умные и понимали, что дружить с Россией нельзя, а с американцами можно.
    
     А.Ш. Как вам удалось об этом узнать?
    
     А.П. Понимаете, западные люди своих мыслей не скрывают. В двух-трех местах эти люди выразили свою точку зрения. Мы же понимали, что американская разведка не глупее нас и, значит, за этим человеком будет следить. И раз ему не нравятся отношения с Россией и он твердо об этом говорит, если он сам не найдет эти каналы, то сами каналы, которые против связей с Россией, найдут его. Ну, мы их тоже выследили. Французская контрразведка - 2-е бюро, получила неопровержимые доказательства того, что генерал такой-то, полковник такой-то, некоторые вещи, которые не положено знать другим государствам, передали американцам. Причем, это было сделано так, чтобы французы могли предполагать, кто им помог. Этим самым мы поддержали сторонников сближения с Советским Союзом. Вот вы ругали русских, а большевики оказались хорошими, они беспокоятся о секретах Франции.
    
     А.Ш. Но ведь это понятно, что разыгрывается политическая карта и Союз преследует свои интересы совершенно однозначно.
    
     А.П. .Конечно, французы понимали.
    
     А.Ш. Да, но с таким же успехом американцы могли найти советских агентов и так же подставить их.
    
     А.П. Понимаете, мы в это время свою деятельность на время, пока ловили других, свернули. Мы не такие дураки. За двумя зайцами не бегают. Мы понимали, что удар должен быть нанесен на главном направлении, а второстепенный пускай подождет. Нам было приказано строго настрого никуда не лезть. Мы понимали, что американцы занимаются такой же работой. Но мы были чисты в это время, как Иисус Христос. Вся деятельность была законсервирована для достижения глобальной цели - рассорить Францию и Америку. Избави боже, даже если бы нам в этот момент предложили готовую атомную бомбу, мы бы от нее отказались. Мы добились большего: мы раскололи фронт. Вы же понимаете, какой во всем мире был эффект, когда НАТО выгнали из Франции.
    
     Комментарий 26.
     В 1976 году перебежавший на Запад капитан КГБ Алексей Мягков написал, " подобная смена курса Франции была огромной победой советских секретных служб. Выход Франции из НАТО является примером эффективности подрывной деятельности КГБ в Западной Европе. КГБ активно внедрял в политических кругах мысль о том, что политическая независимость страны страдает от принадлежности Франции к НАТО. Этот факт (выход Франции из НАТО) использовался в качестве примера при обучении в школах КГБ. В 1968 г. директор школы N 311 КГБ в прочитанной будущим офицерам лекции о деятельности организации за границей прямо заявил, что для Кремля выход Франции явился положительным результатом усилий Советского правительства и КГБ". Вольтон Т. КГБ во Франции. Изд. Прогресс. М., 1993, с.129-130
    
     А.Ш. То есть, для достижения цели вы организовали постоянную слежку за их дипломатами, предполагаемыми агентами...
    
     А.П. Совершенно верно. Помощников у нас было достаточно. Они тоже за нами, конечно, следили. Что ж, иди и смотри, как я на кладбище Святой Женевьевы езжу. Смотри, пожалуйста.
    
     А.Ш. Извините, просто технический вопрос. Какая спецтехника использовалась?
    
     А.П. В это время уже было все. Спецтехника была на самом высоком уровне, включая аппаратуру подслушивания. И мы могли слушать, и, конечно, они нас слушали.
    
     Была еще одна интересная операция в конце 64-го - начале 1965-го. Посольство наше находилось на бульваре Лан. Рядом с посольством множество кафе, ресторанчиков. Наши работники туда часто заходили. Каждому члену советского посольства вменялось в обязанность как можно больше ходить, общаться с людьми. Ведь случайно сказанное, подслушанное слово может дать очень важную информацию. Правда, мы знали, что все кафе неподалеку от посольства напичканы работниками французской контрразведки.
    
     Нам надо было дискредитировать французскую контрразведку - Сюрте. С этой целью мне было поручено провести специальную операцию. А я ведь официально простой торговый атташе. В нашем посольстве, как и любом другом, был руководитель контрразведывательного центра, по фамилии Блюмин, конечно, фамилия не настоящая. Он меня недолюбливал. Знал обо мне, ему казалось, все. Что я бывший художник, служил в миссии по репатриации, потом в Бельгии был, опять во Франции - словом, отношение к разведке, бесспорно, имею, но что за птица - непонятно. А я-то принадлежал к отделу "Т", который был подотделом 1-го Главного управления, но подчинялись мы непосредственно Председателю комитета и Секретарю ЦК. Я, как и любой работник отдела "Т", мог выйти на связь с резидентом и приказать ему, чтобы все, что есть в распоряжении резидента, работало на меня. Я мог даже сделать замечание и выволочку послу.
    
     А.Ш. Вы что, действительно, обладали такими правами?
    
     А.П. Арон Ильич, вы должны были давно знать, что Предсовмина республики обладал меньшими правами, чем формально подчиненный ему Председатель республиканского КГБ. Даже когда председатель КГБ приходил в кабинет секретаря ЦК, то у последнего штаны были мокрые.
     Итак, я попросил зайти к себе начальника контрразведки.
    
     - Ты такой-то пароль знаешь? - У него глаза на лоб полезли.
     - Так вот, с сегодняшнего дня вся твоя служба и ты будете работать на меня. Тебе поручается узнать все о соседних ресторанах. Кто хозяева, обслуга и т.д.
    
     За два месяца ему удалось просеять четыре ресторана и выяснить, что в одном из них хозяин - сотрудник Сюрте, а другой тоже под их контролем.
    
     А.Ш. А для чего вам это потребовалось?
    
     А.П. Мы придумали заставить французов произвести захват работника советского посольства или его близкого с нарушением всех возможных и невозможных правил, а затем употребить их на весь мир с предоставлением соответствующих фотографий. После этой акции было убрано все руководство Сюрте Легранж. Все. Как мы этого добились?
    
     Очень часто в посольство приходили бывшие граждане Польши, ваши земляки, кстати, и их дети, ставшие французскими гражданами, разыскивавшие своих родственников в СССР. В том числе, скажем, Абрамович, который за несколько дней до нападения Гитлера на Польшу успел убежать с семьей и во Франции стал бизнесменом. Он после войны, даже в 60-е годы, продолжает разыскивать остатки своей когда-то большой семьи, возможно, оказавшейся в СССР.
     К операции была подключена жена одного из сотрудников посольства. Такое практикуется часто. Все жены работников посольства, а тем более службы безопасности или контрразведки помогают во всем, что необходимо.
    
     Однажды этот польский еврей сталкивается в советском посольстве с женой нашего сотрудника. Она очень интересная женщина. Потом он встречает ее в ресторане. Ей было сказано, любой ценой установить с ним хорошие отношения. Любой ценой. Это не возбранялось. Словом, они познакомились. Был роман у них или нет, мне неизвестно. Но он даже знакомит ее со своей женой. Абрамович, несколько раз передавал ей снимки своих родственников для поиска, причем французы это заметили. Нам нужно было, чтобы ее французы схватили за рукав в людном месте. Однажды она ему говорит что-то вроде: "Вы знаете меня давно, я хочу передать вам одно очень важное письмо, чтобы вы бросили его в почтовый ящик. А вся почта советских работников идет через посольство. Вы же знаете, что за советскими работниками следят и свои. Наша власть строгая, я не хочу неприятностей. Я принесу письмо в следующий раз". Встреча проходит в ресторане. Этот разговор стал известен французским разведчикам. Значит, они решили перехватить письмо во время передачи. Но это надо сделать очень аккуратно, все это в центре Парижа, в ресторане. Для этого дела предназначено четыре человека: двое возьмут за руку Абрамовича в момент взятия письма, двое - схватят руку дамы во время передачи письма. Мы же, в свою очередь, подготовили пятого сотрудника с соответствующими документами, который сыграл главную роль в этом задуманном нами спектакле. Ему было поручено продемонстрировать, что он из Сюрте, а затем просто исчезнуть. Кроме того, рядом находился спортивный клуб. В это время, вы не забывайте, что во Франции компартия была второй-третьей по популярности и влиянию партией. Мы через третьи лица подобрали в этом клубе крепких коммунистически настроенных молодых людей, которым было сказано, что, если при вас накинутся на женщину, вы французы - настоящие мужчины - вступитесь за нее. Впрочем, французы без предупреждения и так быстро среагировали бы на подобное нападение.
    
     И вот в Сюрте потирают руки.
     Она с ребенком появилась? Появилась.
     Он появился? Появился.
    
     А то, что десятки фотоаппаратов и кинокамер подготовлены и ждут событий, об этом в Сюрте не догадывались.
    
     Когда она передает Абрамовичу письмо, ее и его цап за руки...
    
     Неожиданно, кроме этих четырех, встревает Пятый и намеренно задевает локтем ребенка, да так, что у того из носа идет кровь, и хватает женщину за волосы. В этот момент раздается возглас: "Французы, что вы позволяете?" И французская публика, в основном крепкие спортсмены, начинают довольно исправно колотить всю четверку.
    
     "Случайно" здесь оказались корреспонденты, были сделаны десятки снимков, как сотрудник Сюрте бьет ребенка, хватает за волосы женщину... А эти четверо в горизонтальном положении - французы не любят, когда женщину бьют. Совершенно нейтральные французы, не "спортсмены" тоже приняли в этом участие. А пятый - исчез.
    
     Конечно, достали и это письмо, там настоящие фотографии живущих в СССР родственников этого Абрамовича и записка..
    
     А.Ш. Но вы сами знаете, что любое письмо может быть шифром, а фотографии паролем. Самые безобидные на первый взгляд.
    
     А.П. Совершенно верно. Но все дело раздувается корреспондентами. Такую вещь, как разбитый нос ребенка, женщину хватают за волосы в центре Парижа - корреспонденты пропустить не могут.
    
     А.Ш. Ну и что, если это в интересах Франции, а она русская шпионка. Это обычное задержание.
    
     А.П. Вы не забывайте, это не Россия, это Франция. И она не шпионка.
    
     А.Ш. Но это надо доказать. В момент задержания работники Сюрте считали, что задерживают шпионку.
    
     А.П. Что мне надо доказывать, когда весь ресторан оказался отделом контрразведки. Это на весь мир объявили, кто является хозяином ресторана...
    
     А.Ш. А как это узнали газеты? Им материал подсунули?
    
     А.П. Моментально все раскрылось. Хозяин ресторана предъявил свое удостоверение, чтобы спасти от расправы своих коллег. Это, конечно, была его ошибка. Но мы на это и рассчитывали, что он в состоянии аффекта броситься на выручку.
    
     После того как проверили, что в письме нет никакого криминала, это не шифр, скандал продолжался. Ведь корреспонденты все держат на контроле: "Чем занимается французская разведка? Содержит штат бездельников, которые бьют детей!" В оправдание Сюрте говорит, что наши сотрудники не били, не хватали женщину за волосы, "пятый" нам не известен. Газетчики свое: вероятно это особо секретный агент, который исчез. Причем фотографии его нет, только руки, схватившие женские волосы... А "пятый" давно уже в Союзе.
    
     Все французы, которые участвовали в избиении, прятаться не стали, это не советские граждане, с охотой дают интервью и возмущаются поведением спецслужб.
    
     Итак, у Сюрте провал. Абсолютно непрофессиональный захват на глазах у всех и среди бела дня. Конечно, не они били ребенка и хватали женщину за волосы, может это был "пятый", а может и "шестой"...
    
     А.Ш. Мне все-таки непонятно, почему французы "купились" на этой женщине? Вы говорили, что подготовка операции шла почти год. Французы могли разобраться, что этот "агент" бесперспективный, слежка не дает результатов...
    
     А.П. Во-первых мы создали ей имидж несерьезной бабы. Однажды она уже пыталась передать другому человеку какое-то письмо, была вызвана в полицию, наш посол даже получил представление по этому поводу. Сотрудники посольства или члены их семей не имеют права передавать что-либо частным лицам. Но все это тоже было разыграно нами. Чтобы заинтересовать французов этой особой.
    
     Правда, после этой операции в кафе нам пришлось отправить ее в Москву вместе с мужем.
    
     А все же какой красивый скандал! Эта операция по тональности не уступала истории с захваченной яхтой и журналистом, переправленным в Ленинград.
    
     А.Ш. А чем завершилась эта ваша последняя четырехгодичная командировка? Почему вас отозвали?
    
     А.П. Не меня отозвали, а я отозвался. До меня доходили слухи, что большие звезды хотят присобачить. В 63-м, в конце. Я вылетел в Москву и сказал: "Дорогие товарищи, хватит с меня. Я один раз ушел потому, что понял, что я перегорел. Сейчас, пока я еще не совсем перегорел, лучше будет, если я уйду. Я устал.
    
     А.Ш. Вы могли уйти генералом, получить звезды - и в отставку?
    
     А.П. Дали бы генерала - меня бы не отпустили. А я сознательно хотел уйти. Я уже многому не верил. Я ведь ушел в 56-м году. Думал навсегда. Я тогда сказал близкому человеку: "не гожусь". Мне ведь еще тогда хотели штаны с лампасами дать. Но в 62-м еще "оттепель" продолжалась. Помните, сначала эренбурговская книга, через несколько лет "Один день Ивана Денисовича"... Так что вначале что-то мелькнуло...
    
     Но когда я оказался в том же кресле и в том же амплуа, я понял, что ничто не изменилось. Я не хочу изображать из себя борца. Нет. Перебегать я не хотел, но и участвовать в этих делах тоже. Понимаете, я с детства знал о своих корнях. А у дворян измена не в чести. Сколько мне не доказывай, но человек не помнящий родства - это не человек.
    
     Мне было восемь лет, когда я первый раз открыл иллюстрированную летопись русско-японской войны, и мама показала - вот твой двоюродный дядя - капитан 1-го ранга Бухвостов, потомок Бухвостова, что при Петре служил в Преображенском полку. Это создает особое восприятие мира.
    
     А.Ш. Ну, вот завершилась ваша служба, вы вернулись в Россию. Привычный для вас западный мир оставлен. Не было чувства опустошения?
    
     А.П. Нет, чувства опустошения не было. Но было недовольство, что старый дуралей попался на провокацию и поверил, что Советская власть, может быть, изменится.
    
     А.Ш. А после возвращения вы не активничали в парторганизации или ушли в сторону?
    
     А.П. Вы что, идиотом меня считаете? Я не из тех ветеранов, что бьют себя в грудь и стараются занять какое-то место. Я в эти игры не играл никогда.
     Не делайте меня героем. Я просто увидел, что вместо "оттепели" начались заморозки. И я отошел. Не хотел снегом задницу посыпать. Извините за выражение. Я не идиот. Когда я в 56-м вернулся и узнал все...Правда, еще в 46 узнал, что Пилляр, Шпигельглас расстреляны. А сейчас сидят Судоплатов и Эйтингон... Мне все стало ясно. Мое счастье, что я уцелел в 37-м. Я ручаюсь, что если бы большая часть таких, как я, уцелела бы в 37-м, они тоже в 46-м, 52-м и 53-м начали бы уходить. Понимаете, когда делают из нас подонков... Мы не были такими. Эти люди не типа, тех, что перебегали и выдавали себя за больших патриотов. Перебежчики умнее нас были, потому что через десятки лет после нас служить начали. И что, не понимали куда влезли? Но бегать, простите.
    
     Венгрия в 56-м, Чехословакия в 68-м, Тбилиси в 89-м - это звенья одной цепи. На пустом месте ничего не возникает. Поэтому мы с женой после апрельских событий в Тбилиси пришли в ЦК и партбилеты вместе с наградами на стол швырнули.
    
     А.Ш. Александр Петрович, попробуем сделать ужасное, но возможное допущение. 37-й год. Судьба играет человеком. Вас отзывают, и вы попадаете на совершенно другую должность в карательные органы. Вам надо арестовывать людей, вам отдается приказ расстрелять... Что бы вы в то время делали?
    
     А.П. Это исключено. Все-таки умные люди были. Столько затратить на мою подготовку, а на новую должность любой мясник подойдет.
    
     А.Ш. Нет, вам все-таки предложили. В органах честные порядочные люди тоже нужны. Я уверен, что шли в органы и те, кто верил искренне, что они исполняют свой долг, среди них были порядочные люди.
    
     А.П. Не знаю. Не ручаюсь, но, кажется на 80 процентов, не пошел бы. Если бы я знал в 37-38-м, что делается в нашем разведотделе, я не знаю, что бы я сделал... Я знал этих людей. Я смотрел на них снизу вверх. Не думайте, что у нас все мясники были. У нас же умные и хорошие люди были.
    
     А.Ш. Но вы знали о том, что происходит в России в 37-38-м. Как вы на все это реагировали?
    
     А.П. Я считал, что это немецкая пропаганда. Не верил. Когда я в газетах читал о расправе над Тухачевским, я не верил этому вначале. Как я мог поверить, что Пузицкий Анатолий Александрович, которого я до сих пор глубоко уважаю и люблю - предатель и враг народа?
    
     А.Ш. Вернемся к мирной жизни. Знаю, что у вас дом, семья: жена, сын, дочь, внуки. Кстати, когда вы встретились со своей супругой.
    
     А.П. Женился я в 45-м, моя жена Татьяна Кузминична была тогда старшим лейтенантом - командиром роты связистов при штабе оккупационных войск в Германии. Осенью 46-го мне было разрешено съездить в отпуск, и я впервые за 9 лет поехал на родину. Две недели был у родителей жены в Кемерово, а потом к родителям в Тбилиси. Мои родители вернулись в 45-м. Отец был назначен Председателем комитета по руководству сельскохозяйственными учебными центрами Грузии, а мать продолжила преподавание в университете. Квартиру дали другую. В 37-м в нашем доме было 6 семей, из них 5, кроме нашей, были репрессированы. Отец сказал, что не хотел бы туда. Там были его друзья. На кладбище жить не хотел.
    
     А.Ш. Когда родители вас навсегда оставили?
    
     А.П. Отец умер в 61-м, мать - в 63-м. Отец умер по собственной глупости. Физически он был очень здоровый крепкий человек. Он продолжал работать, и был директором научно-исследовательского совхоза "Удобное". Имел борзых, по-прежнему охотился. В 81 год перенес операцию аппендицита, а через три недели после операции сел верхом на лошадь и поехал на охоту. Швы разошлись. Пока от совхоза до города, а это 50 километров, довезли - умер.
     Мать тоже прекрасно себя чувствовала. Она зав. кафедрой иностранного языка в Тбилисском университете работала, пока не образовался институт иностранных языков. Они с отцом почти 60 лет были вместе. Она с горя умерла. Она не могла без отца.
    
     А.Ш. Чем вы занимались после первого ухода из органов в 56-м году?
    
     А.П. Совершенно случайно нашел работу. Март 56-го. Я еще в форме ходил. Зашел к брату своего товарища Гиголашвили, он директором Тбилисской киностудии был. А у него сидит режиссер мультипликатор Вахтадзе и жалуется, что несколько художников не могут "самоделкина" сделать. Помните, такой мультик был. А я сижу рядом, беру карандаш и набрасываю. Вахтадзе бросил взгляд: "Да он же художник! Пойдете ко мне работать?". В то же день я стал художником-постановщиком на первом из фильмов сериала о Самоделкине. Мой "Самоделкин" - все двенадцать серий. "Свадьба соек" тоже моя.
    
     А.Ш. Вы не задумывались, почему вам удался "Самоделкин" в отличие от других художников? Нет? А я вот сейчас, мне кажется, понял это. У вас образование и художественное, и техническое, но одного воображения мало. Главное, вы как разведчик увидели суть явления, поняли задачу.
    
    

Глава 10

    
     В которой герой повествует о разных случаях приключившихся с ним и с другими известными и неизвестными людьми.
    
    
     Уважаемый читатель, то, что я предлагаю вашему вниманию не связано временными рамками, сюжетом, а носит характер зарисовок, коротких интереснейших историй, которыми так полна жизнь моего героя. Многие факты рассказаны ему его товарищами, знакомыми, но все истории неожиданны, новы, тем более, что многое из рассказов самого Александра Петровича так и остается "за кадром".
    
    
    
     В немецком госпитале после войны.
     Случилась со мной интересная история. Правда, это не относится к моей непосредственной работе, но характеризует атмосферу тех дней. В мае 45-го я заболел, у меня поднялась высокая температура. Я находился тогда в городе Оксенфурт. Там были большие лагеря с немецкими пленными, еще не эвакуированные американцами в тыл. И был там большой немецкий авиационный госпиталь. Меня без сознания мои сотрудники вместе с американцами затащили туда. Трое суток я находился в немецком госпитале. Причем американцы их по-настоящему не охраняли. Ну, куда раненые в пижамах денутся. Война уже кончилась, они в плену, а я, русский офицер, вместе с ними. Смех и горе. Я лежал на втором этаже в отдельной палате, за мной ухаживала сестрица-латышка, имени не помню. Все звали ее: "Швестер, ало". Симпатичная, я с ней даже флиртовать начал. В первый день она обратила внимание, что палата у меня с отдельным входом, а часового в коридоре нет. Она из тех латышек, которые служили у немцев в госпиталях. Они тоже считались пленными, но, по-моему, обслуга лагерей в Союз не вернулась. Так вот я с летчиками в шахматы играл. Летчики смеялись: "Вместе с нами русского полковника в плен забрали". Отношение было очень доброжелательным.
    
     Как Новотного сбили.
     На самом деле Александр Петрович ошибается. Он пересказывает одну из фронтовых "баек". Вероятно, речь идет о каком-нибудь другом немецком ассе, сбитом советским летчиком.
    
     Справка. Вальтер Новотный (1921-1944), немецкий летчик-истребитель. Уничтожил 258 самолетов противника, из них 255 на Восточном фронте. Первым в истории авиации достиг 250 побед.Награжден Рыцарским крестом. В 1944 г. написал письмо Гитлеру с протестом против расстрела 47 английских летчиков, пытавшихся бежать из плена. С 1944 г. командир лучшего 52-го истребительного полка люфтваффе. В 1944 г. переведен на Западный фронт и был сбит в воздушном бою неподалеку от г. Оснабрюк в Германии.
    
     Помните у Симонова в "Живые и мертвые" эпизод, когда 9 "ТБ-3" сбили. Это эпизод с Новотным. Шел он со своим напарником и увидел "лихую" 9-ку "ТБ" - скорость 220 км.
    
     Вы знаете, каких говеных летчиков наши выпускали второпях. Ну, вот их немцы и сбивали сотнями. Немцы же даже в 45-м году не выпускали в бой, если не было 100 часов летного времени, а у нас 3-4, максимум 10 часов и на фронт...
    
     Новотного я с десяток раз видел своими глазами. Классные летчики, как правило, за самолетами сами являются. Это были особые люди. Вот он и прибыл в Регенсбург получать свой самолет. У Новотного был свой особый опознавательный знак: на хвосте, как обычно, свастика, а на бортах бубновый туз и кошка поперек. Перед получением самолета, сам видел, малевали на моих глазах. Сбили Новотного случайно. Мне потом наши летчики рассказывали.
    
     Так вот, шел Новотный обратно. С охоты. Вдруг навстречу наш самолет. И вот наш Ванька, новый летчик, не знает, что если видишь эту кошку, надо тикать. А у Новотного, видимо, горючее на исходе и боеприпасов чуть-чуть. А наш его увидел: "Ах ты е...я кошка..." А у него второй или третий вылет - на шестом сбили. Новотный, вероятно, посмотрел и внимания не обратил: не полезет один русский в атаку. Знают все на этом участке фронта "кошку". А этот подлец к нему, дал очередь и - сбил. Прибыл наш домой: " Братцы, я странного немца сшиб. Понимаешь, он даже от меня уходить не стал. Я выхожу в атаку, а он идет себе спокойно".
    
     Этот бедный летчик, который сбил Новотного, умер под общий смех своих товарищей: никто ему не поверил. Потом, когда обломки самолета Новотного были обнаружены, ему посмертно орден Ленина дали.
    
    
    
     Как Ленин, Сталин, Каганович и Молотов
     Гитлеру помогли.
    
     Знаете, за что Папанин вторую звезду Героя Советского Союза получил? За то, что вывел Северным морским путем вокруг всей северной территории СССР в Тихий океан тяжелый немецкий крейсер "Адмирал Шеер". Это после пакта "Молотов-Риббентроп" уже в 1940-м году. Союз же во всем немцам против Запада помогал. Немцы хотели в Атлантику прорваться, чтобы на морских коммуникациях английские корабли топить. Решили долгим, но надежным путем пройти туда. Немцы умные, в Тихом и Индийском океанах крейсер себя тихо вел. Шел под чужими флагами. Только когда до Атлантического добрался, стал англичанам пакостить. А в 1942 г. вновь по знакомым местам пошел. Почему он неплохо действовал в наших северных районах? Потому, что хорошо изучил в 1940 г. всю акваторию северного морского пути. Весь смех в том, что в 1940 г. его 4 наших ледокола от Мурманска до Маточкиного шара вели. А ледоколы-то были: "Ленин", "Сталин", "Каганович", "Молотов". В этом примере вся политика наша.
    
     Комментарий 27.
     25 августа 1942 г. советский ледокол "Сибиряков" в Карском море встретился с крейсером "Адмирал Шеер". На требование о сдаче моряки под командованием капитана А.А. Качаравы и замполита М.Элимелеха ответили огнем 2-х 76мм и 2-х 45мм пушек. Ледокол погиб в неравном бою, успев предупредить о появлении немецкого корабля на Северном морском пути. "Адмирал Шеер" обстрелял остров Диксон, потопил несколько советских грузовых пароходов и барж. Всем этим мы обязаны И.Д.Папанину. КАчарава оказался в немецком плену. был узником лагеря Штуттхофф. Именем погибшего в бою замполита М. Элимелеха назван остров.
    
     Справка. Папанин Иван Дмитриевич (1894-1986), полярник, доктор географических наук, контр-адмирал, Дважды Герой Советского Союза. В 1937 г. получил звание Героя за руководство 1-ой дрейфующей станции "Северный полюс". В 1939-1946 гг. начальник Главсевморпути. В 1940 г. вторично удостоен звания Героя за выполнение правительственного задания особой важности. Теперь понятно, о каком задании шла речь.
    
    
     Тайна капитан-лейтенанта Митянина.
     Если будете смотреть фильм "Адмирал Нахимов" обратите внимание, с чего он начинается: "Дважды Герою Советского Союза капитан-лейтенанту Митянину посвящается этот фильм". Фильм, по-моему, вышел в 44-м году. Митянин был командиром батареи на Малаховом кургане. Получил звание Героя. В бою был тяжело ранен, потерял руку и попал в плен. Думали, что он погиб и наградили второй звездой посмертно. А он три года пробыл в немецких инвалидных лагерях. Выжил, оказался в фильтрационном лагере. А в 45-м привезли в Германию этот фильм и крутили в лагерях для репатриантов. Он смотрит и, во-первых, узнает, что он дважды Герой, во-вторых, что ему фильм посвящен. А он все годы плена под другой фамилией был. Направился в СМЕРШ этот человек, с одной рукой и на костыле. А там сидят выпившие товарищи. Он говорит: "Вы картину смотрели, товарищ майор? Я Митянин". Майор: "Ты что, о...л? Иди проспись". Выгнали его. Он пришел в барак, перерезал себе вены. Похоронили.
     Москва. Сталин, как вы знаете, любил кино смотреть. Смотрит "Адмирала Нахимова". Сидят с ним некоторые товарищи. Товарищ Серов среди них. А товарищу Серову не нравится товарищ Абакумов - начальник СМЕРШ.
    
     Справка. Серов И.А.(1905-1990) - с июля 1941г. по 1946 г. - зам. наркома внутренних дел СССР.
    
     И когда у Сталина вырывается: "Эх, жаль, что такой человек погиб!" А Серову уже его доносчики все донесли. Серов говорит: "Он остался жив, но погиб при странных обстоятельствах. Во время репатриации покончил собой". Ну, товарищи из другого ведомства встали за себя. А товарищ Сталин дал команду найти близко знавших, установить обстоятельства смерти и наказать виновных. Все было исполнено, и весь СМЕРШ второй ударной армии полетел. Причем, некоторые офицеры, которые и знать ничего не знали, срока получили. А того майора не знаю куда дели.
    
     Комментарий 28.
     Сегодня в фильме "Адмирал Нахимов" посвящения нет. Среди Героев Советского Союза капитан-лейтенант Митянин в официальных изданиях не значится. В литературе об обороне Севастополя не упомянут. Все мои попытки узнать, что-либо о Митянине окончились безрезультатно.
     Удалось только разыскать сведения о 111-й (с марта 1942-го - 701-я) морской артиллерийской батарее, которой командовал ст. лейтенант, позднее капитан-лейтенант А.П. Матюхин. Батарея была установлена на Малаховом кургане. 1 июля 1942 г. последние защитники Малахова кургана, выведя из строя орудия, покинули курган. Однако никаких сведений о судьбе капитан-лейтенанта А.П. Матюхина, о присвоении ему звания Героя Советского Союза, о посвящении ему фильма у автора нет. Вероятно, Александр Петрович мог ошибиться, назвав похожую фамилию.
    
     Шведская история
     В годы войны в Швеции оказалось достаточно много советских моряков, несколько десятков бывших военнопленных, которым удалось пробраться на шведские корабли и таким образом попасть в Швецию. Все они были интернированы. Проторчали там до конца войны и катались, как сыр в масле.
    
     Комментарий 29. Кроме того, что по отношению к интернированным соблюдались все международные конвенции и соглашения, они жили в атмосфере доброжелательности и любви в полном смысле этого слова. Советский резидент в Стокгольме 1944-1945 гг. Е. Синицын в своих воспоминаниях пишет, что в шведской печати появились статьи о том, что "женщины из высшего общества Швеции снимают дачи вокруг лагеря интернированных советских офицеров-моряков и под предлогом работы по дому приглашают их для любовных дел". Старший по лагерю в беседе с Синицыным подтвердил подобные случаи. Посол Советского Союза "А.М. Коллонтай не осуждала советских моряков за их интимную связь с женщинами, считая последних виновниками в этом". Е.Синицын. Резидент свидетельствует. М.,1996, с.173-175
    
     Кончилась война, и они с полными чемоданами и в галстуках вернулись на родину. Встретили их в Ленинградском порту и отвезли в "гостиницу", которую они, по советским понятиям, заслужили. Влепили им всем без суда 10 лет и 5 лет поражения в правах.
    
     В 48-м или 49-м в западной печати просочились сообщения, что эти товарищи, которых "в Швеции берегли и ласкали", вместо того, чтобы попасть домой, "во глубине сибирских руд" находятся. Что делать? Тогда у нас в органах еще умных людей хватало. Собрали этих "шведов", 2-3 месяца кормили-поили, придали им такой вид: человек с курорта приехал! Потом надели на них хорошие костюмы и устроили в Ленинграде пресс-конференцию, пригласив всю западную сволочь, как мы говорим. Пригласили и сказали: Когда люди прочли ваши гнусные домыслы, они на свои деньги из разных мест приехали, чтобы опровергнуть вашу ложь.
    
     "Вы где живете?" "Я - в Сибири". "Вы?" "На Кавказе". "А вы?" "Я на Украине"... Корреспонденты смотрят: сидят ряшки, в галстуках, развалившись... Честным людям невдомек, что могут в Союзе учудить. Словом - западные корреспонденты ушли оплеванными. А с этих костюмчики содрали и обратно в зону.
    
     Индюшки Сталина.
     Сталин любил, если можно говорить о любви Сталина, некоторых артистов. Своих любимцев он приглашал к себе на дачу, где он выпивал со своими холуями. В число любимцев входили Чаурели и Верико Аджапаридзе. И вот Чаурели рассказал мне, что во время одной из таких встреч Сталин обратился к нему: "Миша, ну расскажи обо мне какой-нибудь анекдот. На самом деле все анекдоты, которые я знал, я ему уже рассказал. "Батоно, не могу рассказать". "Тогда я тебе расскажу, слушай". - говорит ему Сталин. "Пришли ко мне министры и спрашивают: "Товарищ Сталин, колхозники в разные стороны разбегаются. Не хотят жить вместе. Что делать?" А я им говорю: "Дураки! Вы знаете, как индюшек зимой держат, чтобы они не разбежались? Выщипывают грудь и живот. Холодно будет - друг к другу прижмутся".
    
     Пленные. "Микадо приказал..."
     Приходилось бывать мне в 1955-м в Анжеро-Судженске Кемеровской области. А там шахты, стекольный завод. Еще химия какая-то. Там целый лагерь-городок вырос. Жили бывшие власовцы, казачки, выходцы из России, бежавшие после Гражданской войны и обманутые Сталиным после 45-го. До 55-го года работали там и военнопленные: немцы и японцы. На большом стекольном заводе работали немки-эсэсовки. Зашел по делам в горбольницу. Вдруг забегали красные фуражки. Привезли в больницу немку: плохо ей в цеху стало. Мне интересно. Показал я вертухаю-лейтенанту свои документы, меня к ней и пропустили. Зашел в палату, я в штатском был, конечно. "Гутен таг фройлен и т.д." Она из Мекленбурга оказалась. Расплакалась: "Вы, наверное, немец?" Я успокоил ее, сказал, что их скоро отпустят. Их действительно через пару месяцев отпустили.
    
     Там же с японцами приключилась история. Они с 45-го в угольных шахтах работали. Японцы сразу же заявляли, что они не военнопленные: "Нам Микадо приказал положить оружие - мы положили. Нам Микадо приказал отработать - мы отработаем".
    
     Они хорошо работали. Но никаких процентов больше своей нормы, сколько им ни предлагали, не делали. В шахтах смена заканчивается в 4 часа дня. В 6 часов утра японцы спустились, в 11 часов поднимаются на гора - норма выполнена. Сколько их не умоляли: "поработайте еще". Нет, ни за что. Кормили их продуктами, которые доставлялись из Японии, рисом в основном. Однажды вместо риса привезли гречку - они отказались работать. Офицеров среди них не было, только сержанты. Строили их и так и этак. Сказали - в лагерь отправят. Но ведь рабочая сила в шахтах нужна - своих не хватало. Но нашлась среди них одна сука, которая сказала: "Приведите хоть одного лейтенанта, но японского, все будет в порядке". Привезли, выстроили два батальона японцев, вылез из машины лейтенант, поздоровался, потом приказал сержантам выйти вперед. Сержанты вышли. Лейтенант прошелся вдоль строя, влепил всем сержантам пощечины, затем приказал встать в строй и скомандовал: "В шахты!" И пошли. Забыли, что гречка - это не рис. Вот она - психология послушания.
    
     От Кубы - до кладбища в Тбилиси.
     Был у меня хороший знакомый Михаил Саркисов. Наполовину армянин, наполовину грузин. Старые Саркисовы - это аристократическая фамилия. В 61-м году он капитаном 2-го ранга попал на Кубу. А через год, помните, "карибский кризис". Словом приказали за 6 дней демонтировать. Мишка справился, поседел за эти дни, а через неделю получил инфаркт. Он эти ракеты устанавливал, и он же командовал демонтажом.
    
     Капитан 2-го ранга сразу превратился в капитана 1-го ранга, а через 6 месяцев в контр-адмирала. Почему? Да потому, что он спас нас от войны. Американцы прилетели фотографировать - нет ракет. А то, что за 6 дней можно демонтировать, рискуя взорвать весь мир, в Москве это они себе не представляли. Проходит еще полгода, и Мишка уже вице-адмирал и начальник штаба Тихоокеанского флота - самого мощного, если не считать Северный. А через 4 месяца Мишка умер от инфаркта. Хоронить повезли в Грузию, в Тбилиси. На одном самолете летит Мишка-покойничек и сопровождающие его офицеры - 28 человек, на другом - полсотни человек - почетный караул морской. Прилетели в Тбилиси.
    
     Я вам сейчас нехорошие вещи скажу, но, что поделать, - это мой друг. Самолет несколько раз тряхнуло. Мишка в гробу весь располосованный был. Вскрыли гроб, он весь залит сукровицей. Пришлось гроб менять, его переодевать. Там рядом слабонервные товарищи, которых тошнить начало. Я и его двоюродный брат и несколько женщин, в том числе моя жена, всю войну прошла - крови не боялась, обмыли его, переодели. Поставили гроб в Доме офицеров, почетный караул, а кладбищенский директор рыть могилу не хочет. Справку о смерти забыли во Владивостоке взять. Кинулся я к начальнику Тбилисского гарнизона. А им был генерал-лейтенант Драгунский, да-да, тот самый. Так я с ним познакомился. Встретил он меня настороженно, но когда я отрапортовал и доложил в чем дело, сел он со мной в машину и прибыл на Тбилисское кладбище. Появился директор, а Драгунский ему: "Сейчас я вызову караул и живьем закопаю тебя в могилу, которую ты сам выроешь. Понял?" Директор все понял. Так мы Мишку и похоронили.
    
     Но от Чукотки до Габона Красная Армия всех сильней.
     В 60-м году французская колония Габон стала независимой республикой. Понятно, что большевики сразу стали охмурять новое руководство. Инструкторов туда послали, начали слать оружие, чтобы дрались с капиталистами. И вот, что мне рассказал один из наших военных инструкторов. "Направили в Габон несколько десятков советских танков. Правда, не новых моделей, а Т-44. Прибыл транспорт в порт Жанет. Разгрузили контейнеры. Сняли с первого контейнера обшивку, гляжу: меня чуть инфаркт не хватил - танки белого цвета. Почему? А все потому, что в конце 40-х, начале 50-х, то ли мы готовились Аляску завоевывать, то ли Чукотку от американцев защищать, словом - выпустили 2-3 батальона танков специального назначения для работы в условиях жесточайшего холода. Лет 15 они где-то простояли, на Аляску мы не полезли, американцы к нам тоже не пришли, а тут случай подвернулся сбыть старье. Представляете, мотор рассчитан на работу в условиях до (-50) - в полярных условиях. Внутри все утеплено, каждое место для члена экипажа с индивидуальным обогревом. Даже затвор пушки и тот обогревается, чтобы пушка при такой температуре не отказала, и заряжающий случайно руки не приморозил.
    
     Намаялись мы с этими танками. Обратно не пошлешь. Несколько месяцев всякие утеплители снимали, переоборудовали, мотор переналаживали, а потом и танки перекрасили. Правда, все это зря. Они с Францией, а не с нами дружить стали".
    
     Наши разведчики и Робин Гуд. Особый взгляд на подготовку разведчиков в России сегодня.
     Настоящих разведчиков сейчас в школах и академиях бывшего КГБ не учат. Учат "шушеру", которая должна подставлять собственный зад, пока другой будет работать. Следователей можно научить, оперативников можно, разведчиков - нельзя. Только индивидуально. Правда, теперь есть и специальные учебники, где примеры всякие приводятся, но индивидуальная подготовка - самое главное.
    
     Наиболее "чистенькие и красивенькие" учатся на первом и втором курсах, здесь есть еще какая-то романтика. А когда человек крепко влип, ему преподносятся примеры похуже. И курсант понял, что романтика у кошки в заду. Процент отсева именно в это время большой - 70-80 процентов. Кто в милицию уходит, кого отчисляют по разным причинам служебного несоответствия. Вот после этого глобального отсева начинают говорить всю правду о разведке, но отсев идет среди избранных до последнего дня. Нужны беспрекословные исполнители - "рыцари плаща и кинжала". Учат тому, что даже в убийстве есть определенная романтика. Но на самом деле - грязь. Исключена романтика. Ринальдо Ринальдини и Робин Гуд по сравнению с ними - ангелы.
    
     Жил-был Король М.Д.
     Михаила Давыдовича Короля я знал с середины 20-х, с того самого времени, когда первый раз увидел у дяди Эйзера Львовича Шифрина. Тот жил напротив Храма Христа-Спасителя. Король с Шифриным были знакомы еще с Гражданской войны. Для меня мальчишки, это были герои! Как же, комиссары дивизий!
    
     Справка и комментарий 30.
    
     Король Михаил (Михаэл-Алтер) Давыдович (1890-1959).
     Участник Первой мировой войны, был тяжело ранен. За храбрость награжден Георгиевским крестом. В 1915 г. вступил в Еврейскую рабочую партию (ЕРП). "Мое вступление в эту партию,- пишет он в автобиографии, - результат зверского антисемитизма, который я прошел на фронте". Участник Гражданской войны. Комиссар дивизии.
     Король М. Д. был сотрудником Разведывательного управления РККА. В 1920 г. был послан в Польшу организовывать там "красное подполье". Продержался семь месяцев. Был арестован, военно-полевой суд приговорил его к повешению. После вмешательства российской стороны смерть заменили тюрьмой, а потом отправили в концентрационный лагерь. С помощью польских коммунистов совершил побег.
     С 1922 года работал в Москве - в политуправлении РККА, газете "Красная звезда", "Военный крокодил". Автор многих очерков, фельетонов, нескольких книг и брошюр. С начала 30-х председатель Правления Совкино, ответственный редактор газеты "Кино". Был редактором фильмов "Чапаев", "Встречный", "Анненковщина" и других. В семье хранится первая страница рабочего сценария фильма "Чапаев", на которой написано: "Нашему доброму Королю верноподданные авторы. Надеемся, что после просмотра фильмы не велите казнить... В.Васильев, С.Васильев".
     В 1934-1938 гг. - вновь в Разведуправлении РККА и в спецкомандировках. Звание - бригадный комиссар. Его заданием было организовать в США фирму, доход с которой шел бы на финансирование американской компартии и коммунистической прессы. Было отправлено пять человек. За границей они разбились на две группцы. Маршрут был сложный. Надо было прибыть в США, чтобы след его пути затерялся в переездах. Сперва в Китай, оттуда в Японию, из Японии в Европу - во Францию, Германию. Потом - Канада, и уже оттуда под видом немецкого еврея-коммерсанта - в Нью-Йорк. Напарником его был Марк Шнейдерман. "Было совершено много оплошностей. Например, из экономии сняли один номер на двоих в дешевой гостинице. Так никто из коммерсантов не делал. Но тут им повезло: их просто сочли гомосексуалистами...
     В 1938 был отозван в Москву...
     М.Д. Король был арестован в 1944 г. по обвинению "в заговоре Гамарника". Хотя начальник Политуправления Красной Армии Я.Б. Гамарник покончил собой еще в 1937 г. Был осужден на пять лет. После отбытия срока был сослан в село Явленка (Северный Казахстан), но спустя год был вновь арестован и осужден на 10 лет. Реабилитирован в 1956 году." Из воспоминаний об отце дочери Майи Король. Опубликованы в журнале "Наука и жизнь",N 4, 1994 г. Вместе со Сталиным. Военно-исторический журнал N2,1991 г., с. 92
    
     В 37-м я с ним прощался... В 57-м году приехал в Москву и на студии "Союзмультфильм" узнал от посторонних людей, что Король здесь состоит на учете... Моментально кинулся, позвонил ему. Мы встретились, о многом поговорили, я был у него дома. После этого я в следующие два приезда я обязательно звонил ему, и мы встречались в квартире моего дядьки, огромной пятикомнатной... Рассказы Михаил Давыдовича до смерти помнить буду. Вот несколько историй.
    
     Было лето 54-го года. Сталина уже нет - в лагере веяния другие. А зеки строят Дворец Шахтеров, для товарищей шахтеров, а сами живут в большом лагере, 12-й лагпункт. Комендантом был старший лейтенант Удодов, сволочь редкостная. И вот потребовал, чтобы всех стариков и инвалидов, а ведь Король гипертоник был. В это время, когда я с ним прощался в 37-м, он здоров был, но он же повторно сидел... Его раз посадили, потом дали немножко подышать воздухом на высылке... Забрали второй раз. Знаю, за какие грехи... Не надо было в Гражданскую ордена получать, ни хрена, сиди тихо и не рыпайся! Не надо шататься по Соединенным Штатам... Сидит, значит, Михаил Давыдович и листает самоучитель шахматной игры. Делать ему абсолютно нечего. Появляется Удодов. Михаил Давыдович недавно появился в этом лагере, так Удодов, может, один раз всего его и видел.
    
     - Здравствуйте.
     - Здравствуй. Ты кто?
     Удодов один без сопровождения. Я буду в лицах передавать, как Михаил Давыдович передавал. А рассказывать он умел блестяще.
     - Заключенный такой-то, срок такой-то, статья такая-то, 58-ая, пункты такие-то и такие-то... Складом ведаю
     - Еврей?
     - Еврей.
     - Ну, это для вас подходит. А специальность какая у тебя?
     - Гражданин начальник, военный.
     - Как?
     - А с 14-го года добровольцем пошел в армию, потом в Красную, потом дальше...
     - Что, по интендантству?
     - Нет, на передовой большей частью. И в Гражданскую - комиссаром дивизии...
     Тот на него смотрит:
     - А последняя должность?
     - Член редакционной коллегии, член совета Московского военного округа...
     - Вы меня извините,- тот на "вы" сразу перешел. И уходит.
     Через несколько минут бежит "попка" в сержантском чине и тащит упаковку "Казбека", 20 пачек. Начальник лагеря передал...
    
     Второй номер с Михал Давыдычем. Случился с ним инфаркт. Положили его в больницу, а Удодов к тому времени его запомнил, и сказал, чтоб по работе его не трогали, в санчасти лечили и дополнительный паек давали. Полюбил человека. Обаятельная личность была, обаятельная. Дорогой мой Михал Давыдыч... Царство ему небесное, пускай земля ему будет пухом... Сколько хороших людей жизнь загубила...
    
     Так обходит товарищ Удодов лагерь и решил навестить старого друга.
    
     - Что же, - говорит, - дорогой мой Король, что же с вами? Я думал, вы на свободу скоро выйдете (уже сотнями выходили люди, и недели через две-три и Михал Давыдыч должен был выйти), а вы подводите план мой по выпуску,- иронизирует.
    
     А Михал Давыдыч есть Михал Давыдыч.
    
     - Знаете, говорит, - гражданин начальник, я три войны перенес, мое сердце выдерживало. Я 37-й год пережил, тоже выдержало. Второй раз посадили. Но когда надзиратель ваш заговорил о совести, вот мое сердце и не выдержало...
    
     А вот история, которую Михал Давыдович сам называл так - "Интернациональный союз". Как заведующего угольным складом, Короля поместили в ту часть барака, где жила лагерная аристократия. Кто жил в этом блоке? Старший по блоку - бывший подпоручик польской армии, посаженный за всякую антисоветскую деятельность и переведенный в Караганду. Старший бригадир барака - чеченец, почти безграмотный молодой парень, очень, говорит, меня любил. А Короля прикрепили к ним вроде как инструктором. Представляете себе, какой триумвират управлял блоком? Не говоря уже о национальностях, все они были абсолютно разных убеждений. И самое интересное - очень сильно сдружились. Ярый антисоветчик Данек, полуграмотный этот чеченец и убежденный коммунист. Всегда были вместе. Даже сейчас, говорит, письма из Польши получаю".
    
    

Глава 11

    
     Последняя. Размышления о дне сегодняшнем, о бублике, о кораблике, о солнечном зайчике, о Мейерхольде.
     А.Ш. Александр Петрович, я уверен, что вы как-то оценивали все то, что было вами сделано за эти годы. В первую очередь я подразумеваю, конечно, вашу службу.
     А.П. Смешно сказать: все превратилось в дырку от бублика.
     А.Ш. Не слишком ли сказано? Жизнь прожитая впустую? Вы уверены?
     А.П. Уверен. Жизнь богатая. Я счастлив, что прожил такую жизнь. Потому, что когда человек ходит из туалета в кровать и обратно - это плохая жизнь.
     Но морально каково я себя чувствую? Я не плачу в жилетку. Прожить 87 лет и убедиться, что кораблик оказался из газеты вчерашней. Причем, половину жизни я сам строил его и все-таки не имел выхода. А что сейчас? Смешно, когда бесштанная команда устраивает дворянские собрания и вспоминает, кто столбовой, а кто не столбовой.
     А.Ш. А вы бы сейчас дворянство не приняли?
     А.П. Избави боже! Это же хохма сейчас. Какие они к черту дворяне! Что от них осталось! Как и нынешнее казачество. Посмотрите на казачьих атаманов: вся грудь в крестах, причем рядом с советскими наградами... Это же клоуны, как и некоторые ветераны, у которых рядом с наградами значки, которые за выступления давали, и ими вся грудь усыпана. Разве можно себя так вести.
     Вообще демократии в России быть не может. Русский народ привык к палке. Вот я вам прочту антисоветское стихотворение: "Беседа Сталина с Петром I":
     С тобой нас Петр многое роднит:
     Ты топором, я пулей правил.
     В Европу ты открыл окно,
     А я в него решетку вставил.
    
     Только таким методом в России можно добиться порядка.
     Встретил бы на улице всех этих "баркашовых" "макашовых" - обойму разрядил по одному, медленно... Нельзя,, нельзя забывать Маутхаузен, Флоссенбюрг, Освенцим...
     Разве это демократия! Я не сторонник старого режима. Я чувствовал себя в 10 раз хуже, чем все перебежчики. Я жил в Европе и знал, что социализм - не рай земной. Я рано увидел, что зайчика не поймаешь. Московские улицы стали чужими для меня давно. Так же как и эти, Иерусалимские, никогда не станут родными. Я не знаю, где я живу.
     А.Ш. А Тбилиси? Вы же там часто бываете. У вас квартира там.
     А.П. Что Тбилиси? Самое обидное, когда твоя нация превращается в говно. Больше миллиона сбежало из Грузии. Студия моя закрыта. А ведь какие фильмы грузины делали!
     Вот Иоселиани недавно в Иерусалим приезжал. Звоню ему в номер, снимает трубку: "Господин Иоселиани" Я ему: "Пупуцо, - так я его звал, - Гомарджобо". Он: "Господин... откуда?" "Из Иерусалима. Вот адрес, приезжай" Через полчаса был здесь. Посидели. Вот видите - опять хвастовство. Я не виноват, что столько обрушилось на мою голову. Но жаль, что кораблик оказался из газеты.
     Это не только я, это 200-сот миллионный народ ловил солнечный зайчик и за это время настолько деградировал, что не знаю, сможет ли он оправиться.
     место маньяков и полуграмотных глупцов, правивших почти 70 лет, пришли грамотные, но еще худшие жулики.
     Вы знаете, что вызывало бешеные аплодисменты в спектакле "На дне", поставленном Мейерхольдом? Появляется Барон, на плечах шарф, драный цилиндр и на руках перчатки без пальцев. Он снимает цилиндр, кладет туда шарф, бросает перчатки в этот цилиндр и швыряет его на стол...
     Так вот. У меня остались - перчатки без пальцев и драный цилиндр...
     Послесловие.
     В апреле 2000 г. мой собеседник заболел воспалением легких. Высокая температура спровоцировала инсульт. В течение 22-х дней находился в реанимационном отделении.
     24 мая 2000 г. сердце Разведчика перестало биться.
    
     Комментарий 31. Последний. Разведчик похоронен на христианском кладбище на горе Сион в Иерусалиме.
    
    

Глава 12

     Эта глава, вероятно, последняя в рассказе о Герое моего повествования "Перчатки без пальцев и драный цилиндр". "Вероятно", потому, что жизнь все время подбрасывет новые и новые детали о жизни моего Героя и тех, о ком он упоминает. Кто знает, что будет дальше...
     Глава, в которой говорится о том, о чем Герой не хотел рассказывать автору. Новые загадки и предположения.
    
     У читателя, может возникнуть желание "вычислить" Героя. При настоящем журналистском расследование, конечно, это возможно. Однако, по-моему, не это главное. Для меня существенным были оценки, характеристики, его отношение к событиям, участником которых он был. А о том, что он был внутри системы, об этом говорят детали, которых не придумать, которые нельзя знать, даже занимаясь историей, или фантазируя на исторические и прочие темы. Тем более, что все темы наших встреч, бесед заранее не оговаривались, а были спонтанными. Да и сами встречи носили нерегулярный характер, могли быть с разрывом в две недели, месяц, полгода, если он уезжал в Грузию.
     Чем заинтересовал меня мой Герой? Своим отношением к прошлому и настоящему. Гоглидзе, будучи разведчиком и советским офицером, на вопрос : "Если бы у вас был выбор, в какой армии вы бы служили?" – не колеблясь, ответил: "Конечно, в немецкой". Речь, понятно, не идет об идеологической близости. Мой собеседник беспощадно развенчивает фашизм. Однако он объективно оценивает дух товарищества, взаимоуважения, взаимопомощи, столь характерные для немецкой армии, в которой прослужил 7 лет. Гоглидзе особенно интересен своими взглядами, столь непривычными для человека, воспитанного советской идеологией.
     Чрезвычайно важны и нравственные оценки, данные Героем книги. Выбирая между моралью, совестью и долгом, он всегда выбирал последнее. Именно это дало ему право заявить, что благородство и романтика в разведке исключаются, остаются лишь "грязь и подлость. Честный человек в разведке не работает". То есть подчеркивается известный тезис: "цель оправдывает средства", причем неоднократным доказательством в ходе повествования. Понятно, что этот выбор характерен для всех спецслужб, любых эпох и государств. Однако в советское время в литературе и кино советский разведчик всегда выступал носителем высоких моральных принципов.
     Судьба Героя позволяет взглянуть и на проблему взаимодействия человека с чужой средой. Что делается с человеком, который очень длительное время живет в абсолютно другом окружении, и как он после возвращения на родину может акклиматизироваться. Это особенно интересно в случае с СССР, который, с одной стороны, пытался построить общество, кардинально отличающееся от западного, а с другой стороны, для которого западная культура была основой для подражания со времен Петра.
     "Не делайте меня героем". Шаг за шагом, перед нами эволюция личности Разведчика, сформировавшегося под влиянием большевистского окружения и родни, где представлены аристократы разных кровей: шведы, немцы, русские, грузины, - от революционной романтики и героизации профессии до переломного момента – посещения русского эмигрантского кладбища Святой Женевьевы, где под камнями лежит "сама русская история". Это посещение стало началом длительного процесса прозрения, завершившегося, в конечном счете, нелегким признанием на закате жизни: "перчатки без пальцев и драный цилиндр"!
     Интересный, ярчайший персонаж опрокидывает многочисленные схемы, штампы советской и российской литературы о разведчиках, о войне. Многоплановость, насыщенность повести интереснейшей информацией и духом времени, надеюсь, не оставила равнодушными ее читателей. Судьба моего собеседника была причудлива и богата событиями, неоднократно напоминала детективный сюжет.
     Мои беседы с Гоглидзе неоднократно переходили в жаркие споры, уж слишком по-разному мы были воспитаны и выросли в разное время. Лишь отголоски этих словесных баталий можно найти в книге. Однако в этих спорах я не ставил целью разоблачить обе бесчеловечные тоталитарные системы — фашизм и советский строй, — частью, "винтиком" которых был Гоглидзе. Мне важно донести до читателя голос человека "с той стороны". Можно соглашаться или не соглашаться с оценками и суждениями обладающего острым критическим умом собеседника, принимать или, негодуя, отрицать, однако, правильны или не правильны его оценки – это другое дело. В наше сложное время необходимо научиться слушать противную сторону, попытаться понять ее аргументы. Попытаться и захотеть разобраться.
     Достоверно ли все, что рассказано? Не раз в беседах я ставил перед героем вопросы-ловушки. Кстати, мой Герой хорошо ощущал мое недоверие и поэтому заявил: "Если Вы мне не верите, то я или Сервантес, или Шекспир. Но раз я ни тот и ни другой, то приходится мне верить..." Однако Гоглидзе не обязан был рассказывать о себе "правду, только правду и одну правду". Будучи творческим человеком, он сам "писал свою жизнь". Некоторые изложенные факты и сейчас вызывают сомнения, документально не подтверждаются и, к сожалению, далеко не все можно досконально проверить. Однако в ходе подготовки к изданию мне удалось обнаружить в картотеке Бухенвальда, хранящейся в архиве Яд Вашем, личные карточки С.Котова и Н.Кюнга, упоминаемых героем. В том же архиве обнаружились сведения об упоминаемом им комбриге Б. Дворкине и "историках". Подтвердились сведения о "датских полицейских" и т.д.
     Мы знаем, что, несмотря на обилие разоблачительной литературы о революции, войне, о разведке, многое и до сих пор – спустя более полувека после войны -- не подлежит оглашению. На мой официальный запрос о разведчике в архивную службу ФСБ получил ответ:
     "Сообщаем, что управление регистрации и архивных фондов ФСБ России не располагает сведениями в отношении Гоглидзе Бориса Михайловича ( он же ... )"
     Спецслужбы умеют хранить свои тайны.
     Уважаемый читатель, учитывая все сложные обстоятельства биографии Героя, я как автор построил сюжет, порой нарушив хронологию повествования, или включил в него некоторые документальные свидетельства из опубликованных источников, либо архивные документы. Вместе с тем, я написал не научную работу, а - что для меня было намного важнее, - некий беллетристико-исторический опус, не дав ему никакого литературного определения. Хотя, возможно, мое повествование ближе к повести. Именно эта форма позволила мне представить читателю иной взгляд, даже частично мировоззрение, иное толкование общеизвестных сюжетов войны. Вместе с тем, я достаточно критически отношусь к некоторым рассказам Героя. Историю о французском журналисте я не случайно назвал сказкой. Ирония присутствует и в называниях некоторых глав, но ведь и сам мой герой ироничен.
     Кажется, сказано все, однако, уважаемый Читатель, не торопись закрыть книгу, хотя тебе кажется все известно, история завершена. И все-таки дочитай эту главу. Впереди тебя ждет много сюрпризов и открытий, в свое время они оказались столь же неожиданными и для меня. Истинная история Героя оказалась намного сложнее его рассказов.
     Через несколько недель после выхода первого издания книги, мне позвонили несколько человек и сказали, что узнали моего героя, назвали его настоящую фамилию, часть из этих людей подтверждали уже известное мне, так как работали вместе с ним в 60-е годы на киностудии, кто-то занимался в организованном им тренажерном зале. Одна из звонивших, Марина Гельман, по моей просьбе написала мне письмо, в котором рассказала о нем подробней, в результате чего "нордический характер" разведчика заискрился новыми душевными гранями. Даже имя разведчика, произнесенное Мариной, прозвучало для меня непривычно тепло и мягко, по-домашнему. "С дядей Веней я познакомилась в 1981г., когда начала заниматься на курсах мультипликаторов, организованных при студии "Грузия - Фильм". Меня довольно быстро приняли на работу, и наше знакомство продолжилось. Дядя Веня (так его называла вся студия) или "Веня" для тех, кто перешагнул 40 - летний рубеж, был весьма примечательной фигурой во всех смыслах.
     Во-первых, внешне. Полностью выбритый череп, манера держаться абсолютно прямо, немного странная походка: из-за ранения. Во-вторых, он был самым "круто" зарабатывающим мультипликатором, не напрягаясь, работал быстро и качественно. Иногда гнал откровенную халтуру, но был настолько классным специалистом, что даже халтура во многих случаях смотрелась удачно.
     Очень любил молодёжь, со смаком объяснял нам, какие мы зелёные, несмышлёные, как надо жить и т. д. Причём, надо сказать, советы оказывались дельными. "Ты, – говорил Веня, – сначала паши, шуруй, заработай репутацию, а потом и схалтурить можно, с репутацией, под твоей подписью и халтура пройдёт".
     У него была большая собака: сенбернар, кажется, её звали Рокки. Дядя Веня жил недалеко от студии, и его часто можно было встретить гуляющим с огромным псом. Что удивительно, было нечто потрясающе общее в походке хозяина и питомца. Они переставляли ноги "неправильно" и совершенно одинаково.
     У Вени дома всегда было много животных: кошки, собаки, большие и маленькие. И все очень дружили.
     Последующие поколения: сын, невестка, дочь, зять, внуки предпочитали жить вместе, в этом теплом доме. Редкость в наше время.
     Веня всегда поддерживал хорошую спортивную форму. Дети и внуки воспитывались соответственно. Здоровое тело нужно было для защиты здорового духа от тех слоёв населения, которые признавали и понимали только язык силы. В защите нуждающимся – не отказывали.
     Для тренировок Веня соорудил в подвальчике спортзал. Да-да, настоящий спортзальчик, с тренажёрами собственного изготовления, гирями и штангами. Веня увлекался "культуризмом", как тогда называли bodybilding. В то время власти не поощряли культуризм. Чем-то он не вписывался в советскую идеологию. А в дяди Венину подпольную "качалку" валил народ. Многие со студии тренировались бесплатно. Вообще, дядя Веня умел помогать, когда надо. Устроил моего сынишку в хороший детский сад напротив работы. Однажды услышал, что я ищу дефицитное лекарство для мамы, отправился в закрытую партийную аптеку и принёс мне флакон, сказав, чтобы сообщила, если понадобится ещё. Полагаю, что я была вовсе не единственной, кого он выручал. Народ любил пошутить и поворчать, как Веня любит всех воспитывать, поучать и т. д.
     Рассказы его казались иной раз такими нереальными, слишком из "кина" про Штирлица, Кузнецова или Зорге.
     Однако, в целом, его любили. Без него студия казалась скучной, он был частью её лица. Я рада, что мне довелось и тут, в Израиле, с ним встретиться. Я привезла его к себе домой в Петах-Тикву на пару дней. Гордо продемонстрировала свою компьютерную мультипликацию, показала телестудию, похвасталась кантри-клубом, куда продолжала ходить в "хедер кошер" (так на иврите называют спортивный зал для занятий бодибилдингом. – А. Ш.).
     В спортзале дядя Веня чувствовал себя, как рыба в воде, всем объяснял (по-русски и по-немецки), как правильно тренироваться.
     К сожалению, я ему больше внимания не уделила. Как-то ( ?) всё откладывала. Пару раз навестила и в Иерусалиме - и всё".
     Как видно из рассказа Марины, перед нами предстает талантливый, активный, щедрый на общение человек, готовый протянуть руку помощи, имеющий связи и уважаемый в советско-партийных органах: иначе как бы он достал необходимые лекарства и устроил в детский сад ребенка Марины. Вместе с тем, это человек, готовый бороться за свои принципы, не мирящийся с любой несправедливостью, подтверждения этому в письме нет, однако в телефонном разговоре Марина рассказала, что на одном из собраний "дядя Веня влепил пощечину секретарю парторганизации", и это сошло ему с рук.
     Среди других звонков наиболее важным оказался звонок Владимира Мельникова. Рассказанное им было столь интересным и неожиданным, что я попросил его написать о встречах с разведчиком. После получения и прочтения его записей я понял, что биография моего героя намного запутанней и трагичней той, которая была им рассказана.
     Но вначале несколько слов о звонившем. Его судьба заслуживает отдельной книги. Владимир Захарович Мельников в 1950 г. 18-летним студентом стал одним из организаторов молодежной группы – Союза борьбы за дело революции (СДР). В его состав входили 16 старшеклассников и первокурсников московских ВУЗов, в основном, дети репрессированных. Они, разочарованные в сталинском режиме, решили бороться за восстановление справедливых, как им казалось, ленинских принципов руководства страной. Цель организации – свержение существующего строя, была продекларирована в написанных ими нескольких листовках. В феврале 1951 г. группа была раскрыта и арестована.
     Мельников был приговорен к 25 годам лагерей с последующей ссылкой и поражением в правах на 5 лет. Вот в лагере и пересеклись судьбы теперь уже двух героев повествования. Как оказалось, В.Мельников много лет разыскивал моего героя, не подозревая, что он был рядом. К сожалению, ко времени нашего разговора с Мельниковым его уже не было в живых. И хотя Мельников назвал мне подлинную фамилию Разведчика, а потом своего сотоварища по ГУЛАГу, я продолжу использовать псевдоним своего героя – Гоглидзе, так как несмотря на мои неоднократные беседы с сыном героя повествования, я так и не получил согласия на публикацию его подлинного имени, поэтому и остаюсь верным данному мною слову. Гоглидзе, по словам Мельникова, "был выдающейся личностью. Я понимаю Ваш к нему интерес. Я и сам был под обаянием его личности, да и остаюсь сегодня, через 50 лет".
     Как же случилось, что Гоглидзе оказался в ГУЛАГе? Он разделил судьбу многих советских разведчиков. Таких как, например, Шандор Радо – всемирно известный ученый-картограф. В 70-е годы он был президентом Венгерского географического общества. В своей книге "Под псевдонимом Дора. Воспоминания советского разведчика", он рассказывает о работе под его руководством советской разведывательной сети, действовавшей в годы войны в Швейцарии. Ален Даллес в книге "Искусство разведки" писал: "Советское командование использовало фантастический источник информации, находившийся в Швейцарии…" Речь шла о Шандоре Радо. Его имя стоит в одном ряду с советскими разведчиками: Леопольдом Треппером, и скончавшемся в декабре 2008 г. Анатолием Гуревичем. Они оба были руководителями лучшей разведывательной сети, известной сегодня под названием "Красная капелла". Кроме общей военной судьбы разведчиков, их объединяет и послевоенная трагедия: все они после выполнения задания и возвращения в Советский Союз отсидели в советских тюрьмах и лагерях от 10 до 20 лет. Таким образом, судьба Гоглидзе вовсе не исключение, а, увы, закономерный итог.
     Встреча Мельникова и Гоглидзе произошла в апреле 1952 года в пересыльном лагпункте на окраине Караганды – Майкудук, который являлся центром Песчанлага. Начальником лагпункта был ст. лейтенант Удодов, именно тот, о котором Разведчик, упоминает в 10 главе. Мельников подтвердил слова героя, что "Удодов был редкой сволочью". Однако Удодов строго следил за всем происходящим в лагере, все проверял сам, не надеясь на подчиненных. Большинство бывших заключенных, с которыми мне приходилось беседовать, говорят, что не видели начальника лагпункта, который не был бы сволочью.
     И вот теперь самое главное из рассказа В.Мельникова. Среди прочих заключенных там находился Володя Рейхман, сидевший по делу, похожему на дело Мельникова. Жил Рейхман в Ленинско-Кузнецке и к моменту ареста в июне 1951 года успел сдать экзамены на аттестат зрелости. В их группе было человек 6-8. Почти подельники и погодки подружились быстро. "Летом, может быть в начале осени 1952 года, прибегает ко мне в барак Володя и рассказывает, что по этапу пришел его тренер по боксу Гоглидзе. Не могу сказать, что его рассказ произвел на меня какое-либо впечатление, В то время Майкудук был лагерной пересылкой, и туда по этапам приходили и врачи, и учителя, и колхозники, и бывшие военнопленные, и бендеровцы – так почему тренеры должны были быть исключением?
     Прямо Володя не говорил, а как бы намекал, что хорошо бы мне познакомиться с Гоглидзе. Сам Володя не то, чтоб не хотел, а как-то стеснялся встретиться с ним. Это было очень странно. Обычно земляки охотно общались.
     – Володя, почему ты не хочешь сам встретиться с Гоглидзе?
     – У меня с ним произошла очень некрасивая история. Ленинско-Кузнецк – город небольшой, все друг друга знают. Однажды иду я с приятелем вечером в кино, и буквально на шаг впереди идет пара – молодая очень красивая женщина, а под руку ее держит какой-то старый мужик. Мы их никогда в городе не видели. Идем и громко обсуждаем их, подробно разбираем, почему он ей не "подходит". Неожиданно "старик" отстает на шаг, хватает нас за шиворот и не больно стукает лбами.
     – Мальчики, надо быть поделикатней. Никогда громко не обсуждайте женщин в присутствии мужчин, никогда громко не обсуждайте мужчин в присутствии женщин. У вас могут быть большие неприятности.
     Подержал он нас еще несколько секунд и отпустил. На следующий день приходим мы в детскую спортивную школу на тренировку по боксу, а у нас новый тренер, тот самый "старик", который преподал нам урок вежливости. Мне и сейчас стыдно к нему подойти.
     – Володя, а за что он сидит?
     – Не знаю. Мы с ним одновременно сидели в Кемеровской областной тюрьме. Там разнесся слух, что его забрали в Москву, так как на одном из допросов он отбил печень начальнику следовательской части Кемеровского областного управления МГБ полковнику Баландину. (Упомянут у меня в 6 главе книги. –А.Ш.)
     Познакомился я с Гоглидзе в ближайшее воскресенье на поверке. В Майкудуке, как и в других лагерях, минимум два раза в день устраивались поверки, то есть пересчитывали заключенных. На поверку уходило полтора-два часа. Строй на поверках, был, как правило, свободный, не надо было строиться ни по бригадам, ни по баракам. Поэтому люди группировались по интересам. Я уже не помню всех, но была довольно большая группа интеллигенции: Аркадий Викторович Белинков – известный литератор,(после освобождения он написал книги о Н.Тынянове, Юрии Олеше. – А.Ш.) тогда тянувший второй срок; подельник Димитрова по Лейпцигскому процессу 1933 года Попов; Тютчев – инженер, родственник поэта; Фрадкин – редактор дальневосточного литературного журнала (это он обратил внимание на роман Ажаева "Далеко от Москвы", был его первым редактором
     и уговорил Симонова напечатать роман); Михаил Король – журналист и военный деятель, кажется, бригадный комиссар ( См. 10 главу книги.–А.Ш.); Жора Белозерцев – советский, а затем власовский офицер, знаток военной истории; Пятков – юрист, богатейший бессарабский помещик, племянник царского сенатора, в Румынии член профашистской организации "Железная гвардия"(к моменту ареста в 1940 году ему было 25 — 26 лет); Роман Сеф – поэт; Кашевадский – персональный шофер Вышинского, великолепный знаток Москвы, арестован он был, примерно, в 1950 году и получил 5(!!) лет ИТЛ, кажется, за сионизм. Он был единственным на лагпункте, кто освободился в 1953-м по амнистии; Володя Рейхман; мой подельник Гриша Мазур; Исаак Моисеевич Певзнер – экономист, и другие. Патриарх заключенных (с 30 года без перерыва в тюрьмах и лагерях) Якубович на поверку не выходил.
     Я не случайно перечислил эти имена. Многие из них в соответствии со своим уровнем образования и знаниями могли бы вести университетский курс. Не ограниченные никакими рамками, они часто спорили друг с другом по самым разнообразным вопросам, и это было очень интересно.
     Это не были близкие друзья. Люди группировались по человеческой потребности поговорить, потрепаться, "почирикать". За время "стояния" на поверке группы по три-четыре человека то распадались, то соединялись в другом составе. Шел треп ни о чем и обо всем. В рамках того, что человек хотел рассказать о себе, все было рассказано и пересказано по нескольку раз. Но всплывали новые истории, комментировались чужие рассказы, сообщения по радио и из газет, реже книги. Мне было двадцать лет, и мне все было интересно. Я с удовольствием слушал теорию искусств Белинкова, а также рассказы Белозерцева о войне и о власовском движении. Если бы не плен, он стал бы крупным военным историком.
     – Познакомьтесь, – сказал Певзнер, – это Авенир Михайлович Гоглидзе, тренер по боксу, а это Володя Мельников, студент-химик.
     Мы церемонно обменялись рукопожатиями.
     Авенир Михайлович заметил:
     – Скажи Володе Рейхману, чтобы он меня не боялся. Но уму-разуму я его научил. Иду с женой, а два нахала на всю улицу кричат: смотри, какая красотка, какие стройные ноги, какие шикарные волосы, а с ней старый лысый хрен. Я им и преподал урок вежливости. Скажи, ему, что я его простил.
     Замечу, что Авениру Михайловичу было в то время 35-36 лет. Роста он был выше среднего, скорее высокого, волосы черные, без седины, лысина со лба до макушки. Худой. Впрочем, в лагере все были худыми или очень худыми.
     Так началось мое знакомство с Гоглидзе. Жил он в четвертом бараке. Там же жили Белинков и Певзнер. Насколько мне помнится, особой близости у Авенира Михайловича с Белинковым не было, но с Белинковым мало кто мог дружить, у него был очень тяжелый характер, а вот с Певзнером Гоглидзе дружил. Певзнер и еще один заключенный Беньяш работали на "китайской кухне", где они готовили из посылочных продуктов. "Китайская кухня" - явление довольно редкое в лагерях. Некоторым присылали в посылках крупы, их надо было где-то готовить, иметь посуду и т. д. Был отдельный домик, где была небольшая кухня. Заключенные отдавали эти крупы Певзнеру или Беньяшу, которые варили им. И Певзнер и Беньяш получали прекрасные посылки, пользовались безупречной репутацией абсолютно честных людей, и за свою работу ничего не брали. Более того, из своих посылок они иногда подкармливали молодых вечно голодных. Там, на "китайской кухне", в тепле иногда собирались, чтобы потрепаться. Часто приходил туда и Гоглидзе.
     И вообще среди перечисленных мною людей Авенир Михайлович чувствовал себя очень уютно. Он охотно вступал в споры, доводы его были убедительны. Он мог сходу перечислить всех маршалов Наполеона, начертить расположение кораблей Нельсона при Абукире и Трафальгаре, рассказать о трагедии под Таллином в 1941 году, где был уничтожен почти весь Балтийский флот, о лагере пленных немецких подводников где-то около Нью-Иорка, где пленных не избивали и не морили голодом, а допрашивали с применением "детектора лжи". От Гоглидзе я впервые узнал о существовании этого прибора и об использовании его при сборе коллективной информации. Несколько тысяч пленных было пропущено через "детектор лжи", и американцы получили всю информацию о немецком подводном флоте.
     Он был старше меня лет на 15, так что не было равенства ни в возрасте, ни в жизненном опыте, ни в знаниях. У меня был к нему неподдельный интерес младшего к старшему. Он во мне ценил благодарного слушателя, никогда не передающего частных разговоров другим, и бескомпромиссное неприятие советской власти.
     Очень любопытны были споры, скорее дискуссии, между Гоглидзе и Жорой Белозерцевым. Оба прекрасно знали военную историю. Каждый выстраивал собственную концепцию какой-нибудь военной кампании, и они совместно находили недостатки в своих теоретических построениях. Мог быть разыгран какой-нибудь поход Александра Македонского или Наполеона, в другой раз Пуническая война и походы Чингиз-хана, Тимура или Финская война 1939-1940 годов. Это касалось и ВМВ, в целом, и отдельных ее операций, власовского движения и т. д. Меня и по сей день удивляет эрудиция этих людей. У Белозерцева было хоть какое-то военное образование: он окончил Подольское военно-артиллерийское училище, где, по его словам, хорошо преподавали военную историю, а во власовской армии (в плен он попал раненым и, доведенный голодом в лагере военнопленных до дистрофии, дал согласие на службу у немцев) служил адъютантом командира офицерской школы. Поскольку должность была не тяжелой, у него оставалось много времени для изучения военной истории. Но у Гоглидзе не было никакой систематической военной подготовки. Когда он успел овладеть таким непростым курсом? Думаю, что моя любовь к военной истории идет от их споров.
     В основном мы виделись на поверках, иногда я заходил к нему в барак. Однажды я был свидетелем его драки в бараке. Один из литовцев поругался с Белинковым и обозвал его "жидом недорезанным". Сам Белинков не мог ему ответить, он был физически слабым, с больным сердцем. Вмешался Авенир Михайлович, началась драка, он одним ударом сбил литовца с ног, и на этом конфликт закончился. Но особенно много мы беседовали в апреле 1953 года, когда нас собирали на этап в Темир-Тау. Мы оказались на соседних нарах в первом бараке, переделанном в лагерную тюрьму – БУР(барак усиленного режима). Существует примета, что строитель тюрьмы должен обязательно в нее попасть. Не знаю, насколько эта легенда соответствует действительности, но инженер Тютчев, который переделал жилой барак в тюрьму, первым туда и попал.
     Постепенно из разговоров вырисовывалась биография Авенира Михайловича. Родился он в Петербурге в январе 1917 года и поэтому называл себя человеком николаевского засола. Его отец был грузин, мать – не уверен, но кажется, еврейка. А может быть, и имя его Авнер, а не Авенир. Вообще непонятно, был ли этот брак официальным, и если да, то может быть, она была крещеная еврейка, иначе брак нельзя было вообще заключить. С другой стороны, революционеры – большевики могли вступать и в неформальный брак, и тогда вероисповедание не имело значения. После революции семья жила то в Ленинграде, то в Тбилиси, и я не уверен, хорошо ли Авенир Михайлович знал грузинский. Отец был членом ЦК компартии Грузии и работал директором винодельческого совхоза, мать – не знаю, работала или нет. Но сам Авенир Михайлович был человеком ассимилированным, никакая грузинская культура в нем не чувствовалась. Русский язык его был без малейшего грузинского акцента.
     Учился Авенир Михайлович в Ленинграде в Технологическом институте на электротехническом факультете и одновременно в Академии художеств. В 1939 году в Тбилиси открылся в каком-то из институтов факультет связи и молодой Гоглидзе перевелся туда. Институт он окончил в 1940 году.
     В 1940 - 1941 гг. он участвовал в союзных соревнованиях по боксу в легком весе и занял какие-то призовые места. Выступал под фамилией Гоглидзе, которая стала его спортивным псевдонимом. Объяснение того, что он сменил фамилию, было очень простое: отец член ЦК Грузии, а сыну морду бьют. К этому времени я уже знал его настоящую фамилию.
     Как видите, широта интересов была огромна.
     В Красную армию Гоглидзе был призван в конце 1940-го или в начале 1941 года и попал в военную разведку. Во всяком случае, он подробно рассказывал об отступлении Красной армии, и в частности, армии Чуйкова летом 1942 года, в преддверье Сталинграда. В Вашей книге он говорит, что был в то время в отпуске, но как бы в действующей немецкой армии. Нам же рассказывал, как он и еще несколько офицеров ГРУ пытались навести какой-то порядок, наладить управление в отступающей лавине красноармейцев. Где правда?
     Дальше он работал в немецком тылу. Где-то в 1943-м возвратился с задания. Он рассказывал примерно так:
     – Вышли мы из немецкого тыла вчетвером, трое мужчин и женщина -радистка. Задание выполнили, остались живы. Выдали нам новую форму прямо со склада со знаками различия интендантов. Пошли мы все вчетвером в ресторан, кажется, на Белорусском вокзале, отметить выход на Большую землю и заодно обмыть новое обмундирование. Смотрим мы на нашу радистку влюбленными глазами: каждый из нас ей обязан жизнью. Сидим мы, тихо пьем за нашу радистку, за ее глаза, за ее волосы, за ее смелость и т. д. Трое мужиков ухаживают за одной дамой. А рядом за столиками шумно гуляют офицеры. Наконец и на нас обратили внимание.
     Нашу даму приглашают танцевать, а ей не хочется танцевать, ей хочется с нами посидеть. Ведь не только наша жизнь зависела от нее, но и ее от нас.
     Подвыпивший летчик стал приставать:
     – С какого вы фронта? Ах, вы не фронтовики, то-то на вас новая форма героев - интендантов. И девка с вами даже не ППЖ , а просто б..
     – Ребята, да гуляйте спокойно. Ну какое вам до нас дело? Не трогайте нас и нашу даму не оскорбляйте. - Да кто ты такой? Дальше пошел чисто русский разговор, который перешел в драку. Бить тыловых крыс, интендантов, бросились и с других столиков.
     – Мы бы, наверное, отмахнулись, но получивший по морде летчик,
     орденоносец, герой, выхватил пистолет и стал стрелять. Спьяну он
     промахнулся, но мы втроем одновременно выстрелили в него. Нас учили
     стрелять, не вынимая оружия из карманов. Жалко его было. Пришел патруль, забрал нас, но мы дали телефон, по которому позвонил старший. Нас освободили через час.
     А через несколько дней мы опять были заброшены за
     линию фронта.
     Другая его история такая:
     В 1943 году с русского фронта немцы отозвали гауптмана (соответствует капитану вермаха. –А.Ш.) СС и направили на должность замначальника цеха сборки ФАУ - 2. Этот немец благополучно доехал до Варшавы. Когда он пересаживался с поезда на поезд, его взяли наши разведчики и убили.
     Я спросил Авенира Михайловича:
     – Вы его сами убили?
     – Нет, я его не убивал. Это сделали другие люди в моем присутствии.
     – Но немцы потом могли опознать труп?
     – Труп исчез. Его разорвало на мелкие кусочки. А я с его документами поехал на завод, где собирали ФАУ -2 и где я проработал полгода. Убитый немец был инженер, выпускник Лейпцигского высшего технического училища (подобное русскому МВТУ им. Баумана). У нас с ним были схожие специальности. Все документы и моя подготовка были сделаны заранее. Затем мне приказали исчезнуть. Я взял отпуск и уехал в Бельгию. Меня случайно задержали на эльзасской границе. Хороших документов у меня не было. Мой немецкий язык с русским и грузинским акцентом определили как эльзасский. Поскольку я не называл свою национальность, меня долго допрашивали, а затем отправили в Бухенвальд как лицо без гражданства.
     Я спросил, как протекали допросы, били или нет.
     – Нет, не били, но следователь тушил об мои руки сигареты, а курил он
     без перерыва.
     И действительно, на руках у Авенира Михайловича были шрамы. По Бухенвальду его знали два человека: подполковник Бенифатьев, командир погранполка, попавший в плен раненым, и один польский еврей (Ян, фамилию не помню), офицер АК. После войны Ян занимался переправкой евреев из СССР в Польшу, за что и был арестован. Стараниями разведки Авенир Михайлович был переведен из Бухенвальда в какой-то маленький лагерь, откуда ему организовали побег.
     После войны Авенир Михайлович работал в комиссии по репатриации. Не помню, но каким-то образом среди немецких военнопленных в американской зоне он увидел своего следователя, забрал его у американцев и расстрелял. Немец был поражен, узнав в Гоглидзе советского офицера.
     История, с которой Вы начинаете книжку, была рассказана мною Авениру Михайловичу. Я ее прочитал, кажется, в "Огоньке" (автора не помню) в 1949 или 1950 году, еще до ареста. Только действующим лицом был там офицер, а не художник.
     Я спросил его, насколько такая история вероятна. Ответ был утвердительным.
     – Понимаешь, разведчик должен вести себя так, как ведут окружающие его люди, иначе он провалится. Наказать плетьми - вообще не разговор. Более того, немцам не разрешалось вступать в половую связь не с немками. Для солдат существовали бордели, куда попадали и не немки. Офицеры тоже устраивали себе женщин. К этому относились терпимо. Лишь бы не было скандала. И у меня были такие женщины. В общем, эта история про меня. Со мной могло быть нечто подобное.
     Из органов Авенир Михайлович ушел в 1949 году, так как он уже не занимался разведкой. Почему-то последнее место службы, по его словам, Венгрия. Какие-то у него были неприятности. На следовательскую работу он переходить не хотел, а в центральный аппарат его не брали. Не могу утверждать точно, но, по-видимому, было какое-то решение не брать бывших нелегалов в центральный аппарат, так как боялись, что они могут быть перевербованы другой разведкой. Уже в более поздние, более либеральные времена такие советские разведчики, как Ким Филби, тоже оказались в СССР не у дел.
     Мне было непонятно, почему он поселился в Ленинско-Кузнецке, в маленьком провинциальном шахтерском городке. Ответ был уклончив: он хотел затеряться. Но если, как вы пишете, у него жена была из Кузбасса, то все становится понятным.
     Одним словом, Гоглидзе начал работать инженером-механиком то ли на шахте, то ли в управлении шахтами (может быть, в тресте), но и там у него не заладилось. И тогда он ушел в спортивную школу.
     Зарплата механика в шахте, думаю, была много больше, чем тренера в спортивной школе. Но Авенира Михайловича это не смущало. Хочу заметить, что, несмотря на изменение статуса шахтера на учителя, положение Гоглидзе было и осталось привилегированным. В числе прочих наград, по его словам, Авенир Михайлович имел именное оружие - подарок Сталина. К именному оружию выдавали патроны. Ящик с патронами был у него на даче. К нему по воскресеньям съезжалось местное начальство "пострелять из пистолета". Если все это правда, то, думаю, это было одной из причин ареста Авенира Михайловича - уж больно раздражающим фактором были "пострелялки".
     Арестовывали Гоглидзе со страхом, думали, что он начнет стрелять, "не вынимая оружия из кармана". Но все обошлось тихо, без выстрелов.
     Обвинение стандартное – измена родине военнослужащим, шпионаж в пользу немцев. На одном из допросов полковник Баландин стал кричать на него, обвиняя в измене родине (основание – фотография в немецкой форме), и ударил Авенира Михайловича. В ответ Гоглидзе отбил полковнику печень. Эта история разнеслась по всей тюрьме и обросла всякими легендами.
     – Я его ударил так, что всю жизнь меня помнить будет. Печень у него отбита.
     Гоглидзе тут же этапировали в Москву. Запросили ГРУ и получили ответ, что никаких претензий нет, что выполнял задания командования, имеет награды и т.д. Статья "измена родине" отпала, остался "террор против представителей органов ГБ". Так что А.М.Гоглидзе превратился из изменника в террориста. На его личном деле было написано: "На работу за зону не выводить. Склонен к побегу". Я не помню, чтобы он работал и в хоззоне. Я уже писал, что в апреле 1953 года нас собрали на этап и разрешили взять вещи из каптерки. Авенир Михайлович надел на себя какое-то странное, очень удобное обмундирование. По его словам, это было обмундирование английского морского десантника.
     На этап Авенир Михайлович идти не хотел. "Мне здесь хорошо, не работаю, режим сносный. От добра добра не ищут". Каким-то образом он через нарядчика Рамазана Рамазановича Рамазана добился исключения себя из списка этапируемых. Думаю, напомнил о надписи на его деле.
     Мы расстались и, к сожалению, навсегда. В январе 1956 года меня этапировали из Федоровки (Песчлаг) в Москву - шел пересмотр моего дела. Машина с заключенными ездила с лагпункта на лагпункт, собирая всех, занаряженных на этап. Был очень сильный мороз, и нас подвозили к вахте и выпускали попрыгать на 15-20 минут, чтобы как-нибудь согреться, пока конвой получал следующего этапируемого. На одной такой остановке я встретился с Романом Сефом. Между прочим, он рассказал, что Гоглидзе получил постановление об освобождении, но отказался выйти из зоны, пока ему не вернут форму майора. Это вызвало у начальства страшный переполох. Но через день или два он получил форму с погонами майора, и когда выходил из зоны, начальник лагпункта капитан Удодов взял под козырек.
     Это все, что я помню про A.M. Гоглидзе. В лагерях правда шла рядом с вымыслом, придуманной биографией. Иногда преследовалась определенная цель, а чаще человек как бы писал роман, где действующим лицом был он сам, поэтому не значит, что A.M. Гоглидзе мне и вам говорил правду. Для меня A.M. Гоглидзе остался милым, интеллигентным, энциклопедически образованным старшим товарищем. Вам, историку, просеивать и отделять вымысел от правды".
     В. Мельников, конечно, прав, говоря о задаче историка. Однако реальная жизнь намного сложней. И провести четкую грань между фантазией, правдой и вымыслом героя или автора порой трудно, да и не хочется. Уж очень увлекательным кажется построенный совместно мир. Тем более, что в жизни случается такое, что не под силу придумать даже писателю-фантасту. Однако будет нечестным с моей стороны утаить от читателя еще одну версию жизни Авенира Гоглидзе.
     В ноябре 2007 г. на международной конференции в Риге я встретился со своим знакомым коллегой-историком Борисом Соколовым. Он прочитал мою книгу и попытался, как он сам пишет, "реконструировать подлинную биографию Авенира Михайловича Гоглидзе, замечательного художника и не менее замечательного рассказчика". Ему, живущему в Москве, известному писателю и историку, было намного легче заняться поисками документов, и он направил запрос в ФСБ. Если на мой запрос из Иерусалима ФСБ ответило, что не имеет никаких материалов о Гоглидзе, то Соколов, направив запрос, получил ответ, датированный 18 декабря 2007 года. В документе подлинную фамилию героя я опускаю:
     "Уважаемый Борис Вадимович!
     На Ваше заявление сообщаем, что в архиве Управления ФСБ России по Кемеровской области находится на хранении архивное уголовное дело (АУД) ? П-15717 в отношении … Авенира Михайловича, он же Гоглидзе Борис Михайлович.
     Согласно документам, имеющимся в АУД, … А.М., 1918 года рождения, уроженец г. Москвы, проживавший до ареста в г. Ленинск-Кузнецком Кемеровской области по улице Ленина д. 2, кв. 2, работавший тренером по боксу в спортивной школе, был арестован 14 февраля 1951 года УМГБ по Кемеровской области.
     … А.М. был обвинен в том, что "систематически среди окружающих проводил антисоветские разговоры, в которых клеветал на советскую действительность, восхвалял военную мощь Америки и жизнь трудящихся в капиталистических странах, восхвалял уничтоженных врагов народа" (так в деле).
     Состав семьи на момент ареста … Авенира Михайловича: отец – … Михаил Сократович, 1882 года рождения; мать - … Екатерина Модестовна, 1882 года рождения; жена – ... Анна Никодимовна, 1925 года рождения; дочь – … Кармен Авенировна, 1947 года рождения.
     Он был осужден Военным трибуналом Западно-Сибирского военного округа 3 марта 1952 года по ст.ст. 58-10 ч.1, 58-8 УК РСФСР к 25 годам исправительно-трудовых лагерей, с поражением в правах на 5 лет, с конфискацией имущества.
     (Тут стоит объяснить, что ст. 58-10 это – антисоветская агитация и пропаганда, а ст. 58-8 – совершение террористических актов. –А.Ш)
     Определением Верховного суда СССР 18.01.1956 года приговор Военного трибунала Западно-Сибирского военного округа по ст. 58-8 УК РСФСР отменен, по ст. 58-10 ч. 1 мера наказания снижена до 5 лет ИТЛ, конфискация имущества из приговора исключена. На основании указа "Об амнистии" … А.М. из мест заключения освобожден.
     Заключением прокуратуры Кемеровской области 8 февраля 1993 года … А.М. полностью реабилитирован.
     В период с 1937 года по 1941 год … А.М. обучался в Тбилисской художественной академии, в 1941 году проходил курсы в Тбилисском артиллерийском училище. В июне 1942 года ушел на фронт добровольцем. 7 июля 1942 года в деревне Лукьяновка Воронежской области при попытке прорваться через кольцо немецких войск, … А.М. был ранен в левое плечо, вследствие чего был взят в плен. В плену находился до апреля 1945 года, после освобождения сменил фамилию … и имя (Гоглидзе Борис). С августа 1947 года по июль 1950 года … А.М. проживал в городе Кемерово, работал в Центральной механической мастерской, на шахте "Северная", Кемеровском подковном заводе.
     Заместитель начальника Управления Г.П. Удовиченко (подпись)".
     Далее Соколов обоснованно предполагает, что из этого ответа следует, что раньше второй половины 1942 года Гоглидзе никак не мог попасть в Германию. И учился он только в Тбилисской художественной академии, а вот про Тбилисское артиллерийское училище умолчал, потому что оно в легенду не вписывалось. То, что в Кемеровской области Гоглидзе оказался только в августе 1947 года, заставляет предположить, что он сравнительно поздно был репатриирован из западных зон оккупации Германии или Австрии, может быть, уже в 1946 году. Он мог провести несколько месяцев в фильтрационном лагере в Германии, а потом – в Сибири. Именно такая судьба постигла, например, будущего писателя Юрия Пиляра, бывшего бойца Красной Армии и узника Маутхаузена. После освобождения он с товарищами несколько месяцев провел в фильтрационном лагере в советской оккупационной зоне в Австрии, а затем для дальнейшей проверки их отправили в один из сибирских лагерей. Между прочим, Пиляр-то как раз был немцем, из рода баронов Пиллар фон Пильхау. Род этот также состоял в родстве и с фельдмаршалом Михаилом Кутузовым. Не исключено, что Гоглидзе был знаком с Пиляром, и это знакомство побудило его придумать немецкую ветвь своей родословной и связать ее с Беннигсеном, который одно время был начальником штаба у Кутузова.
     Слова Мельникова о том, что одет Гоглидзе был в потертую военную форму британского десантника, вполне правдоподобны. Хорошо известно, что некоторые советские военнопленные после освобождения завербовались в британскую армию, где успели до репатриации прослужить несколько месяцев. Вероятно, Авениру Михайловичу довелось послужить в одной из британских воздушно-десантных дивизий. Другой же рассказ, насчет того, что перед освобождением Гоглидзе потребовал вернуть ему мундир майора, - это расхожая легенда, применяемая к различным известным личностям, например, к Константину Рокоссовскому, который будто бы потребовал, чтобы ему перед освобождением доставили мундир и белого коня. <…>
     Между прочим, от советских орденов Гоглидзе избавился почти так же, как и писатель Владимир Богомолов. Авенир Михайлович будто бы имел два ордена Ленина, ордена Красного Знамени и Красной Звезды, а за службу в германской армии имел два железных креста. И, по его словам, после трагических событий апреля 1989 года на проспекте Руставели в Тбилиси, "мы с женой после апрельских событий в Тбилиси пришли в ЦК и партбилеты вместе с наградами на стол швырнули". Богомолов же, будто бы в начале 50-х отсидев почти год под следствием по ложному обвинению, после освобождения швырнул возвращенные ему награды в мусорную урну".
     Соколов полагает, что вся история Гоглидзе, как правильно заметил Мельников, родилась во время заключения в лагере. "Ведь там от умения красиво сочинить себе биографию, превратив ее в настоящий роман, способный увлечь соседей по бараку, порой зависело выживание".
     Переплетение судеб столь неожиданно, как, (?)по-видимому, и предначертано. Как оказалось, Борис Соколов знаком с известным литературоведом Марленом Коралловым, в прошлом узником ГУЛАГа. Кораллов встречался в Майкудуке с Гоглидзе. По словам Соколова, Кораллов отметил очень важное обстоятельство: "Вдоволь наслушавшись тюремно-лагерного трепа, давненько пришел я к выводу, что зэки врут покруче, чем рыбаки и охотники. Врут не все, не всегда, однако же, образуя в России мощный народный пласт, и не случайно, а по мотивам историко-социально-психологическим. Согнутым в три погибели необходим реванш. Как в глазах счастливчиков, кому до сих пор везло проскакивать мимо тюряги, так и в собственных, потускневших. Униженным и оскорбленным надо оставаться личностями. Загремев в лагерь, молодой лейтенант, как правило, жаждет себе присвоить звание капитана. А хорошо бы майора. Командир полка раз-другой нечаянно вспоминает, что приходилось командовать корпусом. А отсидев пяток или семь—девять годков, начинает в это твердо верить. И не пробуй его опровергнуть".
     Мне кажется, это очень существенное замечание. Вспомним блистательный фильм Акиро Куросавы "Расемон": четыре рассказа, четыре различных толкования одного и того же происшествия представлены в этом фильме. Свидетели и участники вспоминают события неоднозначно и уж, конечно, только то, что хотят вспомнить и рассказать, поставив себя, по их мнению, в наиболее выгодное положение, чтобы оставить о себе лучшее впечатление. Зритель сам должен сделать вывод о том, что и как произошло на самом деле. Причем, в каждом из рассказов есть доля правды. Так и в моем повествовании пусть сам читатель сделает свой выбор.