Иван вернулся домой уставшим. Даже жена, встретившая его на пороге, заметила встревоженно:
     — Ну, и вид у тебя! Неужели студенты замучили?
     — Сегодня было нашествие татаро-монголов... — отшутился муж. На большее его не хватило, кончился словарный запас.
     — Вчера закончились княжеские усобицы, — продолжала сокрушаться жена, принимая от пальто и ловко накинув его на крючок вешалки, - из тебя все соки выжмут раньше времени... Они там видят, что ты трудоголик, историк-фанатик, вот и пользуются...
     Иван вдохнул побольше воздуха, а потом выдохнул:
     — Шесть пар!..
     — Шесть пар?.. Ну я же говорю - на износ!
     Шарф с шеи никак не скручивался. Он словно удав в несколько витков опутал шею. Иван дернул хвост в одну сторону — в другую, но только туже затянул.
     — Они просто тебе завидуют, ведь ни каждого назначают на должность доцента в твоём возрасте! — и жена тоже вцепилась в шарф.
     — Лида... задушишь... — просипел муж.
     Он наконец освободился о всех пут, задвинул под тумбочку ботинки и, глядя в задумчивости на потрёпанные тапочки заключил:
     — Придётся потерпеть... Всё наладится...
     В голове скользнула робко мысль, а не слишком ли много он на себя взвалил: и на своей кафедре в университете в Свердловске, и здесь в родном городе, подменяя временно отсутствующего преподавателя. Свободное время, которого катастрофически не хватает, Иван всецело подчинил давнему хобби, пропадая в архивах, вникая перипетии истории края и судьбы людей времён гражданской войны. Однако к его увлечению серьёзно отнеслись в некоторых издательствах и начали печатать статьи, не в пример научным кругам, где энтузиазм Ивана не встретил ожидаемого отклика. Только разрываясь меж двух городов, убивая полтора часа в пути - в электричке, сил не прибавлялось, и привычка у организма к такой насыщенной жизни не вырабатывалась. Измотался. Иван снова глубоко вдохнул — тёплый домашний воздух прогревал внутренности, выдохнул:
     - Ничего, всё утрясётся...
     В прихожую забежал сын и вместо приветствия взахлёб громко начал рассказывать последние школьные новости. И правда, вспомнил Иван, ему еще в подшефную школу нужно будет зайти... Он только снова набрал в легкие побольше воздуха и открыл рот, но Лида угомонила сына.
     — Миша, ну, дай ты отцу-то пройти с порога! Отдохнуть, поесть сначала!
     Нос Ивана сразу ощутил весь оркестр запахов долетавших с кухни. Ужин теперь не будни, а праздник.
     Жёлтый свет от лампы в 75 ватт не казался тусклым, а скорее мягким, после мертвецки белой аудитории. Доцент плюхнулся на табурет, опёрся спиной на широкий торец холодильника. Сбоку грела батарея, в форточку временами влетал свежий холодный воздух. Он заставлял струйкам пара над клубнями варёной картошки плясать затейливые танцы. В тарелке также лежал ломтик жареной колбасы, а в соседней — маринованные огурчики и помидоры собственного приготовления.
     — Ты даже похудел, и складка на лбу стала видна отчётливей. — Лида сидела напротив, поставив локти на стол, подперев кулачками голову. Муж с наслаждением жевал нехитрую еду и по-детски радостно улыбался. — А может, хочешь молока? Сегодня такую очередь выстояла, думала не хватит!
     — У-у, — отрицательно покачал головой Иван, — лучше крепкого чаю.
     — Ах, чай! — Лида спрыгнула с места, — я же забыла его заварить!
     Она открыла тумбу под разделочным шкафом, доставая бумажный пакет краснодарского чая. Взгляд молодого доцента упал на стоявший в углу маленький плоский бутыль коньяка, и где-то в груди засвербело, зазудело, но только не от безудержного желания выпить, снять напряжение, тем более что в данной ситуации это бы не помогло, а от возложенной на крепкий напиток миссии, которая никак не приближалась к своему финалу, хоть какому-то... Его старый друг, работающий в обкоме по линии культуры привёз этот венгерский трофей из командировки по Югославии. Было условлено, пусть и в шутку, открыть бутылку по случаю какого-нибудь знаменательного события. Иван к произнесённому отнесся более чем серьёзно. Казалось, поводов имелось множество, например, отметить премию, годовую университетскую награду или удачную защиту дипломов своих первых студентов, но его бы это не удовлетворило. Что бы ни случалось, планка всегда оказывалась выше. Хотя ожидания, что вот-вот что-то важное уже маячит за окном его не покидали. Он даже представлял, как пригласит друга, какой тост произнесет. И сколько праздников было уже пройдено, и опустело бутылок, но этот крепкий воин стоял на своём месте в шкафу. Иван знал свой порок — он представлял себя со стороны, словно критик, биограф из будущего, который пишет летопись его же — Ивана. И очень важно, что этот летописец там напишет — тщеславие в чистом виде, но доцент с ним не боролся, а использовал, как ресурс, как дополнительный стимул для движения вперёд. Столько интересного и, главное, перспективного виделось всюду, мир стремительно меняется, и страна, словно колесница на полном ходу на крутом вираже... Есть желание и есть возможность в волнах времени лететь под своим парусом, но казалось, что парус натянут слабо и лодка не успевает за общим потоком...
     — А наш сосед-фирмач опять машину поменял, - заметила невзначай жена, насыпая в чайник заварку. — Всё утро сегодня рычал у нас прямо под окнами. Я с ночной смены отсыпалась, а он меня разбудил. Пришлось с ним ругаться...
     — Я с ним поговорю, — грозно процедил Иван, дожёвывая ужин.
     — Не надо, лучше не связывайся. К нему уже милиция приходила...
     — Толку-то. Как приходит, так и уходит...
     — Пора давно уже заканчивать с этой гласностью! Придумали тоже!
     Иван снисходительно улыбнулся: вроде бы умная женщина, а повторяет злые уличные фразы, которые как огрызки — пользы от них нет, а кидаться можно.
     — Знаешь, у нас на кафедре анекдот рассказывали по этому поводу. Э... забыл в точности, но суть такая: раньше были гласные, а теперь — согласные... на всё, лишь бы порядок вернули... Правда «там», — кивнул он, указывая на потолок. — похоже, нынче не знают, какой порядок-то должен быть. Снова страну железным занавесом не закроешь, люди заграницей уже побывали, повидали, как достойные люди живут; возрождается интерес к религии, к традициям. Вот, казачество, например... — Тут он засмеялся, оценив взгляд жены: — ладно, ладно... хватит лекций!..
     — Точно. Лучше пей чай, он уже заварился.
     В это время в дверь постучали.
     — Кто бы это мог быть?
     Лида вышла в прохожую, а через некоторое время вернулась с жёлтым листком:
     — Тебе телеграмма, — пространно произнесла она, — из Свердловска...
     Иван выхватил листок. Пробежал глазами, глянул в задумчивости в сторону, затем внимательно перечитал второй раз.
     — Что-то срочное? — встревожилась Лида.
     — Так-с, - заключил он, потер лоб и встретился с женой взглядом. При этом ее лицо становилось всё тревожнее, а муж, наоборот, оживился. Он снова вспомнил про бутылку коньяка. — В обком вызывают. Завтра.
     — Зачем, - уже испугано произнесла Лида, — что тебе там делать?
     — Отчитывать будут, - пошутил Иван, но тут же пожалел о сказанном.
     — Я же говорила, я же говорила!.. — затараторила Лида. — Это всё из-за твоих статей про того белого офицера!..
     — Да ну, что ты такое говоришь...
     — Вот тебе и анекдоты... Гласные-согласные... Сейчас снова гайки закручивать начали, и обязательно будут искать козлов отпущения! И кого же, как не самых активных, тех кто на виду! Вот такие и попадаются... И кто теперь за тебя заступится, какая редакция?!...
     — Ой-ой-ой, хватит, хватит! Лида моя, Лидия, ты, прям, злая мидия!.. Что ж ты сразу о плохом. Я же пошутил! Я не знаю, зачем вызывают, но, думаю, ничего плохого быть не должно. Да и если что, Пётр бы меня предупредил.
     — Да, больше надейся на этих друзей...
     — Обкомовских друзей!
     — Думаешь это он? А почему не подписался?
     — Вот и узнаю.
     — У тебя же завтра лекции?
     — Придётся отменить.
     Из комнаты прибежал сын, узнать, почему родители разговаривают так громко и возбуждённо машут руками.
     — Да всё отлично, — успокоил Иван сына. - Давай рассказывай свои новости...
    
     Утром Иван встал привычно рано и сбегал до ближайшего телефона-автомата. Как же он мечтал о собственном средстве связи дома! Но, не смотря на свежие лозунги «о качестве жизни», и уверения городских «связистов», вороха заявлений и справок, дело не обещало быть скорым: «Ждите. Может быть в конце года... В порядке очереди». Автомат на углу в этот раз оказался рабочим, объявившиеся в районе вандалы не знали, что чинят теперь быстро. На другом конце провода негодовали, пришлось садиться на автобус и посетить деканат местного института. Ближе к десяти часам Иван вернулся домой.
     — Ну, как? — встретила его жена на пороге. Сегодня у неё был выходной, но домашние дела не отпускали с самого утра.
     — А что они могли сказать? Приняли к сведению, перекраивают учебный план.
     Он снял мохнатую кроличью шапку и забросил на вешалку, отведя рукав, глянул на часы:
     — Думаешь, успею чайку попить?
     Не смотря на склочное начало дня, приподнятое настроение доцента не покидало. Лида напротив с прошлого вечера не находила себе места.
     Стук в дверь не оставил выбора.
     — Там попью.
     Иван крутанул нехитрый замок. В проёме показался широкоплечий человек лет пятидесяти в потёртой куртке. В квартиру надуло запах бензина.
     — Иван Ильич?
     — Да.
     — Я за вами.
     Иван подмигнул супруге, нахлобучил шапку и вышел.
     — Ни пуха ни пера, — долетело в след.
     — К чёрту...
    
     Первоуральск город небольшой. Обогнув пару перекрёстков, серая «волга» выбралась на главный проспект Ильича. Небо первых чисел ноября совсем не покидали тучи, получалось, что до полудня ещё не рассвело, а после — уже закат. Серые, жёлтые оштукатуренные дома, голые кусты, словно мётлы дворника, стволы деревьев выглядели уныло, лишь белая наледь на тротуарах и отдельные яркие световые вывески разбавляли общую серость.
     Проехали автовокзал и корпуса заводов, обступивших бетонными стенами широкий тракт. Впереди показалась ТЭЦ с четырьмя кирпичными трубами по периметру, словно мечеть с минаретами. От неё к предприятию напротив ползли трубы теплоснабжения, обмотанные толстой шубой из стекловаты, нависая над дорогой широкой аркой. На самом верху на длинной струне уже весело красное полотнище. Его ещё не расправили полностью, но надпись и так читалась, остальное угадывалось несложно: «7 Ноября. Великая Октябрьская... 1917 — 1994» Рабочие стояли на обочине, курили. Один затянулся, прищуренно провожая взглядом серую «волгу», и небрежно сплюнул.
     Водитель всю дорогу молчал, поэтому поначалу Иван чувствовал небольшую неловкость. Он долго пытался вспомнить вопрос, который хотел было задать, но почему-то в голову ничего не лезло. Вскоре пассажир успокоился и просто рассматривал в окна окрестности, за городом лес, холмы.
     Меньше чем через час уральская тайга расступилась, в серой дымке показался Свердловск, ещё через двадцать минут волга остановилась у высотки областного значения.
     Серьёзного вида дама в жакете с большими плечами встретила гостя в фойе, поднялась с ним на нужный этаж, проводила до кабинета и открыла массивную лакированную дверь. Иван доброжелательно кивнул и нерешительно вошёл. Кабинет оказался просторным залом. Слева стена, затянутая в дерево, справа шесть больших окон, а прямо - длинный стол, отражавший на своей глади потолок и круги абажуров. В первую секунду Иван опешил, очерчивая взглядом немые интерьеры. Лишь мгновение спустя на фоне бордовых портьер он заметил человека. Тот недвижимо стоял в пол оборота, разглядывая в задумчивости улицу.
     — Кхм-кхм... Добрый день! — обозначил себя гость.
     Человек у окна обернулся.
     — А-а-а, — нараспев протянул он и доброжелательно развёл руками, — Иван Ильич! Здравствуйте. Проходите, присаживайтесь... Смелее... Сюда. Ближе, ближе, пожалуйста...
     Иван зашел с другой стороны стола, возле стены и, выдвинув из длинного ряда массивный стул, сел. Слащавость в речи обитателя кабинета гостю не понравилась — под таким сладким сиропом удобно подавать всякие гадости. При этом старая кожаная куртка, свитер с воротником стойкой и варёные джинсы резко контрастировали с окружающим интерьером.
     — Пётр Аркадьевич и остальные скоро подойдут, — в той же манере произнес субъект в куртке и неспешно подошёл к столу. Иллюминации в помещении хватало, чтобы хорошо его разглядеть. Почти идеальный овал лица, бритая на лысо макушка, лёгкая белёсая щетина там же и на щеках поблёскивала в свете ярких ламп, обычный нос, улыбчивый рот.
     Он опёрся руками на спинку своего стула, чуть нагнувшись вперёд, нависая над столом. Серые водянистые глаза, которые внимательно изучали гостя, как головка матричного принтера, пробегали снизу вверх, останавливаясь временами на каждой значимой детали. Иван, глядя снизу вверх, инстинктивно отпрянул назад, хоть жизненное пространство и не было ущемлено, в лопатки впилась деревянное лакированное ребро. Доцент ослабил туго затянутый галстук, кашлянул в кулак.
     Человек в куртке снова ожил, оттолкнулся от стула:
     — Вы знаете, я специально попросил Володю привезти вас пораньше.
     — Это ваш водитель?
     — В каком-то смысле да... Здесь же такая бюрократия, ещё неделю бы согласовывали, а время терять не хочется. — Он прошелся возле стола, обернулся. — Вы знаете, зачем вас сюда пригласили? — серые глаза опять сверлили гостя, но на губах по-прежнему висела лёгкая улыбка.
     Иван сделал паузу, внутри росло негодование:
     — Простите, а с кем имею честь...
     — Ах, да! Конечно! — вспыхнул субъект в куртке. — И я честь имею!.. — он махнул картинно ладонью над виском и засмеялся. — Мы с вами тёзки на две третьих. Я, как и вы, Иван Ильич!
     — Тоже учёный? — ухмыльнулся доцент.
     — Нет. Вы — учёный, я занимаюсь безопасностью.
     Ухмылка с лица Ивана исчезла. «Чекист», — скользнула мысль.
     — Надеюсь, что не сильно вас расстрою, если важную новость скажу сам. Вы приглашены на семинар по вопросам школьного образования на следующей неделе. Семинар состоится в Москве. — Иван снова поймал тяжёлый взгляд на себе и отвернулся. Тёзка продолжил движение вдоль стола. — Только это не самое главное. Скажу то, что может быть вам пока и в университете не скажут, даже ректор... Если все сложится удачно, а причин для обратного пока нет, то вы войдёте в число участников, которые займутся разработкой нового учебного курса по истории Российского Государства и истории СССР и, собственно, учебников для школьников.
     Субъект в куртке улыбался теперь только губами, а серые глаза внимательно следили за реакцией доцента. Иван, словно азартный игрок, неожиданно получивший на руки сильную пару, пытался скрыть взбудоражившие его эмоции, но серые глаза читали, всё, как в открытой книге.
     — Я понимаю, для вас это неожиданно, и, наверное, мысли все разбежались. Но это ничего... правильно. Зато когда вы обо всём узнаете официально, то не возникнет лишних эмоций, поспешных слов, присущих в такую минуту. Вы, Иван Ильич, наверное, думаете, зачем это всё я рассказываю?
     Иван кивнул. Тёзка снова подошел к столу.
     — Во-первых, просто хотелось с вами познакомиться. Вам, Иван Ильич, дали хорошие рекомендации, не буду говорить — кто. У вас высокая работоспособность, энтузиазм, судя по количеству ваших работ...
     — Извините, что перебиваю, — Иван тоже встал. Первые эмоции он сам волевым усилием запихал поглубже, пытаясь теперь трезво оценить услышанное: ешё пять минут назад он робко ступал по ковровой дорожке в коридоре, ожидая услышать добрые вести. Так и вышло — слухи стали явью, а столь весомое предложение ему и не снились. Однако эта благая весть словно из под полы вырвана и выброшена ему впопыхах. Полагаю, здесь что-то ещё, помимо науки... — Но неужели теперь органы госбезопасности решили заняться образованием?
     — Когда нужно, то и образованием.
     — Так может вам самим взяться за написание учебников? — попытался сострить доцент.
     — Не стоит грубить, Иван Ильич. — На губах всё так же висела улыбка, но на висках появились морщинки, а в голосе послышалась усталость. Тёзка неслышно вздохнул. — У каждого своя работа. В своё время, когда для безопасности страны нужно было собрать атомную бомбу, можно было набрать «шаражкину контору». Сейчас время другое и просто так в одну кучу людей не соберешь, к каждому нужен подход, индивидуальный! Вот она — гласность! Кстати, знаете анекдот на эту тему?
     — Знаю, — недовольно отрезал Иван, сложив в замок руки на груди и натирая взглядом пол. — Мне только не понятно, какую бомбу должен делать я? Я занимаюсь историей, здесь все бомбы на бумаге и в музеях. Чем же я вам могу помочь? Может это ошибка?
     Тёзка улыбнулся шире. Он глянул на часы и снова, как и начале разговора, пропел.
     — Никакой ошибки. Бомбы теперь другие - информационные. Иван Ильич, вы умный человек, вас ценят за это, а не за звания, которые, тоже не за горами, поверьте. Не мне вам рассказывать о роли педагогики в формировании здорового общества. Современная молодёжь стремительно теряет интерес к своим кумирам и всё чаще ставит во главу угла западные ценности. Ещё немного и речь встанет о суверенитете нашего государства, ведь по существу не нужно теперь вести масштабные войны, достаточно просто завладеть сознанием граждан и они сами врагу откроют любые двери. Вот вы, Иван Ильич, правильно делаете, что разыскиваете героев у себя на Родине, открываете людям интересные факты, забытые истории...
     — Вы о моих статьях про белых офицеров?
     — Я читал с интересом, — кивнул сотрудник госбезопасности, продолжая курсировать вдоль стола. - Правда есть там вещи, за которые стоило бы упрекнуть, но, видно, это всё по молодости...
     — Вы усмотрели в них ложь? Или я слабо очертил роль партии?
     — Вот вы опять язвите. А между тем, где вы находитесь? В самом её сердце, от кого вы ждёте помощи, кто вам даст зелёный свет, и возможность работать, расти? А?
     — Я вас, Иван... Иван Ильич, — обратился к собеседнику доцент, — не пойму. Вы хотите собрать специалистов, которые дадут стране новое оружие — информационное, но при этом упоминаете «новых» героев, то есть тех, кто как раз антипод и даже... враг государства?
     — Чужд... враг... От этого голова может пойти кругом. Это же всё наша с вами история. Герои ваших статей не выглядели злом и их взгляды можно отчасти понять... Да о чём я вообще говорю? Вы же, Иван Ильич, историк, вот вы и найдите точки соприкосновения, общее и родное между красным и белым, прошлым и настоящим. Понимаете? Но только чтобы это не выглядело ложью. Бомба не должна быть подмочена. Она должна дать отпор врагам и новую веру своему народу... - Он снова глянул на часы, и выставил вперёд ладонь. — На этом закончим. Больше ничего не говорите. Мне пора, а вас Пётр Аркадьевич ждёт. — Тут он сунул руку в карман и достал из куртки листок. — Вот, возьмите, здесь указан адрес, завтра заедете, и мы с вами побеседуем в более душевной обстановке.
     Сотрудник госбезопасности быстрыми шагами направился к выходу.
     — Да, кстати, передавайте привет семье, сыну Мише! Я думаю ему в Москве понравится.
     И вышел.
     Иван снова сел и, барабаня пальцами по столу, минуты с три глядел в окно сквозь свинцовые плотные тучи. Наконец дверь отворилась, показались три человека в галстуках с алыми значками на отворотах пиджаков. Среди них Иван узнал школьного друга.