I
    
     Рыжий громила пнул ногой лежащего на пыльной траве человека и, когда тот громко застонал, заорал:
     - Где этот чертов сатр? Где он шляется?
     Тей вынырнул из-за палатки и в знак повиновения склонил голову. Рыжий ткнул заскорузлым пальцем в раненого.
     - Убери-ка здесь… За что тебе только платят? – сказал он, с брезгливостью наблюдая, как сатр вынимает ритуальный клинок и подносит к горлу раненого. Но, вместо того, чтобы вонзить сталь в ещё трепещущую плоть, он наложил ладонь на залитую кровью грудь и тихо прошептал, глядя в тускнеющие глаза:
     - Иди с миром. Спи спокойно.
     Человек что-то прохрипел, но веки его уже медленно закрывались, и дыхание стало тихим, почти незаметным. Через секунду.
     Сатр поднялся с колен, вытер не запачканный клинок об одежду и вложил его в ножны с хрустальным звоном.
     Громила презрительно сплюнул:
     - Воин так умирать не должен, - сказал он. – Он должен чувствовать боль. Твои штучки, сатр, нарушают все наши традиции. Ты мешаешь душе воина пройти самое последнее и самое тяжкое испытание, чтобы уйти к предкам и Хемам. Хвала небу, что в нашем только один ты такой… Мне не придется принимать смерть из твоих рук…
     Сатр Тей наклонил голову в знак согласия, но не произнес ни слова. В племени его учили – воины относятся к особой касте. Они дают работу. Что бы они тебе ни приказали – это их право, и ты обязан подчиниться.
     Воин косо взглянул на него и, уперевшись в чистый серебряный взгляд, снова сплюнул и пошел прочь.
     Сатр медленно пошел вдоль лежащих на земле тел, отыскивая живых. Его руки ощупывали горло, запястья, слух чутко улавливал слабый стон или вздох. Это сражение было слишком тяжелым, жара и горячий ветер уже прикончил тех, кто мог ещё оставаться в живых. Через несколько часов опустится ночь, станет прохладно, но пока солнце освещает эту землю, сатр должен найти и отправить к предкам всех раненых, иначе с темнотой их отлетающие души не смогут найти дорогу к небу и навсегда останутся здесь, чтобы в мире пугать людей и насылать на них беды.
     Поле сражения было небольшим – сатр быстро его обошел. Клинок мирно покоился в ножнах – Тей вынимал его только тогда, когда рядом находился кто-нибудь из воинов. Обычно же он пользовался своими руками, их чудесной силой, чтобы остановить сердце и дыхание. Он часто видел других сатров во время сражений, и они всегда перерезали горло так механически, что казалось, будто они занимались этим всю жизнь.
     Он незаметно вздохнул. Каждому воину нужно пройти путь сатра, чтобы потом занять достойное место в отряде. Нужно научиться убивать, чтобы стать сильным духом и телом. Но он, Тей, здесь не для того, чтобы стать таким…
     Кто-то окликнул его. Тей обернулся, прищуривая серебряные глаза. Младший из воинов бежал через поле и махал ему руками.
     - Тебя зовут в дом зияра, - задыхаясь, произнес он. – Возьми лошадь и быстро скачи туда. Успей до темноты.
     Сатр Тей кивнул головой и быстро зашагал к коновязи, где под тенью могучего старого дуба стояли лошади. Он отвязал своего белого Ветра, вскочил в седло и понесся по равнине. Он не имел права задавать себе вопрос, зачем простой сатр понадобился зияру-военачальнику, но в его голове стучала мысль о том, что получено сообщение из дома. Вдруг что-то случилось?
     Он подзадорил коня, мчавшегося во весь опор по верой, выжженной летним зноем равнине. Солнце – огромный раскаленный шар, - уже касалось своим боком изогнутой линии горизонта. Пыль из-под копыт вилась тонким шлейфом за спиной, горячий ветер подхватывал её и разносил в стороны. Вокруг не было ни ручьев, ни деревьев – лишь серая однообразная бесконечность. Только на горизонте виднелась зеленая дымка – поселок. Он приближался гораздо медленнее, чем хотелось, но все же ещё до захода солнца Тей рванул поводья и осадил разгоряченного коня возле белого дома зияра.
     Служанка открыла ему дверь, и сразу повеяло прохладой в лицо. Разгоряченный сатр был покрыт потом и пылью, а потому принял от служанки кусок влажной ткани и поспешно вытер ею лицо. Девушка в легком струящемся сари незаметно выскользнула из-за занавески и повела сатра по дому. Он с благоговением рассматривал обстановку, слегка касаясь ковров на стене, чтобы почувствовать их необычайную мягкость, удивился крошечному фонтану, бившему прямо из камня на полу. Девушка остановилась и, молча указав на дверь, ушла.
     Не стучась, он распахнул её.
     - О, небо! – воскликнула юная красавица и резко распрямилась, глядя на смутившегося сатра. – Чего тебе?
     - Прошу прощенья, иттира! – прошептал он, опускаясь на колено и опуская голову. Затем он вынул из-за пазухи тонкий свиток, который ему дали в отряде, и подал его девушке.
     Все ещё хмурясь, она развернула бумагу и прочла написанное.
     - Хорошо, встань, - сказала она.
     Стыдясь запыленного плаща, сатр встал, не смея поднять глаза.
     - Я просила отца найти мне спутника в дорогу, - произнесла она. Тей удивленно вскинул брови. – А, вижу, тебе ничего не объяснили. Садись.
     Он кивком поблагодарил её, но не сел.
     Девушка взяла с кровати одежду и стала укладывать её в вязаный тюк, продолжая говорить:
     - Через месяц мне исполняется двадцать два года, но я пока ни разу не ездила к Храму. Я не знаю, кого ученые назначили мне в мужья, поэтому до дня своего рождения я должна совершить поездку и успеть вернуться обратно. Я, конечно, обязана проделать весь путь одна, чтобы стать совершеннолетней и годами, и опытом, но отец не отпускает меня одну. Племена наших врагов выставили своих людей повсюду, в лесах и степях. Поэтому, нарушая традицию, отец обязал меня взять с собой спутника.
     - Я сделаю все, что вы прикажете, иттира, - проговорил Тей.
     Девушка на секунду оторвалась от вещей и заглянула в глаза сатру.
     - Как ты меня называешь? – переспросила она.
     - Иттира.
     - Ты что – санлем?
     - Да, иттира.
     - А… что же ты делаешь среди воинов? Ваша вера запрещает вам проливать кровь!
     - Мой род перенес тяжелые времена, иттира. Суровая зима и жаркая весна оставили нас без зерна. Много пало скота, реки обмелели. Мой род послал меня, чтобы я заработал денег. Сатрам хорошо платят, я посылаю все деньги домой, чтобы можно было купить скот и семена у торговцев.
     - Ты один кормишь весь свой род? – удивилась она.
     - Нет. Молодые санлемы, способные работать, ушли к воинам и торговцам.
     - Как же ваша вера? Санлемы ведь не сражаются, не убивают… Ты – сатр. Скольких людей ты отправил к предкам?
     - На моих руках нет крови, - ответил он, бледнея от обиды. – Я не проливаю кровь своих врагов, чтобы освободить их душу.
     - Сколько ты служишь здесь?
     - Тридцать дней.
     - За этот месяц было много сражений… И ты никого ни разу не убил?
     - Я умею останавливать сердце без напрасного кровопролития.
     Она смотрела на него с усмешкой. И в тоже время в её глазах проскальзывало откровенное презрение к его положению. Сатр, уборщик, мясник…
     - А правда, что санлемы – колдуны? – внезапно спросила она, оглянувшись на дверь и понижая голос до шепота.
     - Это не правда! – твердо сказал он.
     Она разочарованно вздохнула.
     - Жаль…
     Дверь распахнулась и в комнату вошел зияр. От неожиданности сатр вздрогнул, а потом упал на колени.
     Зияр был стар. Рыжие волосы на его голове давным-давно покрылись белым нетающим снегом, смуглое лицо перерезали глубокие борозды морщин. Но он был ещё могуч, полон силы и достоинства. Голубой плащ окутывал широкий плечи, драгоценная брошь переливалась целым костром разноцветных искр.
     Девушка радостно вскрикнула и бросилась на шею отцу. Он тоже расхохотался, вскидывая её на руки так легко, словно бы она ничего не весила.
     - Встань! – сказал он Тею.
     - Отец, - произнесла девушка. – Ты хочешь, чтобы он пошел со мной? Но ведь он не воин.
     - Он санлем. А твой путь будет лежать через их земли. Ты же хорошо знаешь их? – обратился зияр к Тею.
     - О, да!
     - Я слышал, что теперь стали опасными даже земли санлемов. Племена Брада захватывают их кусок за куском. Но если сатр знает местность, он сумеет ускользнуть от воинов…
     - Но он не воин, - настаивала девушка.
     - Одной силой против сотни врагов ты ничего не сделаешь, а посылать с тобой целый отряд я не могу. Надо охранять нашу землю. Ничего, санлемы – хитрый народ.
     Тей оскорбился. Его род никогда не пользовался хитростью. Те знания, что были у них, они использовали только для того, чтобы жить спокойно и сыто, а не для того, чтобы обманывать кого-либо.
     Зияр заметил, как дрогнули губы сатра.
     - Мне вообще не хотелось бы отпускать свою дочь в такое неспокойное время, - сказал он. – Поэтому тебе придется защищать её даже ценой своей жизни. Я щедро заплачу… - зияр хмуро взглянул на дочь.
     - Глупый обычай – идти к ученым за мужем! – буркнул он. – Моя мать была из твоего рода, сатр. Мой отец украл её из племени. Он знал, что делал. А ученые? Они не могут знать всего на свете. Как могут они сказать, кто станет мужем моей дочери?
     - Но, отец, ведь моя мать пришла к тебе тридцать лет назад потому, что ученые указали ей сюда путь…
     - Наверное, это было единственное верное их решение, - ответил зияр. Его лицо заволокла грусть. – Но, если такового твое желание, я не могу запретить тебе проделать путь совершеннолетия.
     Тей думал сейчас только о том, что он сможет увидеть свою семью. Как они там? Достаточно ли его заработка, чтобы есть досыта, и помогать другим семьям, где нет молодого сына, способного много работать?
     А еще он подумал о том, что Храм, где живут ученые, слишком далеко, чтобы задержаться дома.
     - Сатр! – прервал его мысли зияр. – Ты уже месяц в моем отряде, и я слышал, что ты используешь свое знание, чтобы отправлять души воинов к предкам. Теперь ты будешь использовать его, чтобы защитить мою дочь. И, хотя она с рождения привыкла к оружию, ты должен быть с ней всегда, даже если твои внутренности будут вываливаться из брюха!
     - Да, господин. Я выполню все, что прикажете мне вы и иттира.
     - И ещё… - зияр подошел вплотную к сатру и заглянул в серебряные глаза. – Ходят слухи, что там, в долине Храма, теперь идут большие сражения за священные реликвии. Каждое племя хочет, чтобы они принадлежали только им. Каждый считает, что только его племя происходит от Хемов. Я знаю, что вы, санлемы, причисляете себя к прямым потомкам Хемов, потому что умеете то, чего не умеют другие. Но ни при каких условиях, даже если моя дочь будет тебе приказывать, вы не должны присоединяться к отрядам, пусть и вашего племени. Ты должен отвести мою дочь к Храму и вернуться с ней домой. Это все, что от тебя требуется.
     - Да, господин.
     - Я дам вам оружие и лошадей. Вы отправитесь завтра на рассвете. Мои люди прочешут окрестности, чтобы ускорить ваш путь. Но уже за холмами вы поедете одни.
     Зияр повернулся к дочери и тихо, но твердо произнес:
     - Усмири свой боевой дух и будь осторожна. В твоих жилах течет кровь многих родов, поэтому кто бы ни выиграл в схватке за реликвии, ты тоже станешь их хозяйкой.
     - Я буду осторожна, - пообещала она.
    
    
     II
    
     Долины, холмы, безжизненные равнины, покрытые жесткой серой травой, редкие лесочки, спрятанные между холмами – все стремительно проносилось мимо них. Осень пришла в эти края, но реки были теплы и прозрачны, по их глади ещё не летели опавшие листья и темный налет пыли, которую приносил ветер. Днем солнце пекло, как в преисподне, а ночи были уже холодные и ветреные, утром трава покрывалась росой, словно бисером.
     Кони – могучие кериты, - без устали били копытами твердую землю. Тей все время искоса поглядывал на свою спутницу, ожидая её приказов остановиться или замедлить бег, но она сидела в седле, как влитая, и натягивала поводья только тогда, когда её лошадь показывала признаки усталости. Тогда они останавливались в роще, или в тени скал, разводили костер и готовили еду. Они мало разговаривали – слуге и госпоже особенно не о чем рассуждать.
     Несколько раз они натыкались на дозоры. Группы всегда состояли из шести человек. Дочь зияра намеревалась выйти к ним и узнать о состоянии дороги к Храму. Санлем едва уговорил её этого не делать – он увидел притороченные к седлам всадников белые трубки каларов. Значит, это повстречались не просто дозорные. Это дежурили боевые отряды, а они непременно воспользуются случаем, чтобы заполучить в пленницы дочку зияра.
     Её воинственный пыл приостыл немного, она разжала руку, сжимающую рукоять меча. Раз дозор снаряжается каларами, значит, где-то совсем близко идут сражения. Лучше обойти лежащие впереди долины Белых трав, и спуститься вниз по реке, чтобы собаки отрядов не взяли следа. Этот крюк стоил нескольких лишних дней пути, но сатру удалось-таки уговорить свою госпожу.
     На исходе третьего дня пути они наткнулись на бродяг.
     Огромная толпа людей внезапно выплыла из-за холмов и потекла к стоянке путешественников. Тей вскочил на ноги и, увидев приближающуюся толпу, немедленно разбудил госпожу. Кони, пасшиеся недалеко на травянистом пятачке, испуганно запрядали ушами. Тошнотворный запах, идущий от людей, наполнил воздух, как туман, и санлем с иттирой, вскочив на лошадей, бросились прочь.
     Бродяги – бывшие воины, - собирались в свои собственные войска. На полях сражений сатры уничтожали тяжело раненых, негодных к работе людей, но случалось, что они принимали живого за мертвого и проходили мимо. Придя в себя, воины уходили прочь, зная, что если их не нашел сатр врага, то найдет свой. Искалеченные, покрытые рубцами и язвами, они находили таких же бродяг и сливались с ними в единый смердящий отряд, которого боялись даже самые отчаянные воины. Бродяги не воевали – они бродили по холмам и равнинам, питались, чем придется, охотились с помощью нехитрых силков. Они не приближались к поселкам: встреча с боевыми отрядами была для них весьма опасной. Поэтому они держались подальше. Иногда они нападали на торговые караваны, но торговцы, курсирующие между племенами и Храмом, решительно отбивали атаки каларами.
     Однако для одиноких путников бродяги весьма опасны. Лошади – вот что нужно было им. Поэтому, когда толпа стала приближаться, Тей понял, что бродяги где-то раздобыли коней. А животные путешественников, породистые и могучие кериты с мощными лохматыми ногами, широкой грудью и крепкими мускулами, могли стать особенно ценным подарком судьбы.
     Отдохнувшие кони неслись вперед, унося своих седоков и самих себя от верной гибели. Но вдруг керит Тея, Ветер, резко замедлил бег и внезапно остановился, фыркая и задирая голову. Сатр выхватил калар.
     Из-за гряды скал, вдоль которой мчались люди, вдруг донесся тошнотворный запах разлагающейся плоти. Ветер взвился свечой, громогласно ржа, и на его голос обернулась иттира. Развернув своего гнедого Неисса, она кинулась обратно к сатру, на ходу вытягивая меч.
     Из-за скал выскочили всадники. На мгновение сатр остолбенел, увидев тощие, как палки, фигуры, мотающиеся в седлах. Их длинные рваные одеяния развевались по ветру, как воинские вымпела, и через дыры виднелась белая кожа и выступающие через неё ребра.
     В следующую секунду Тей вскинул калар, но его палец не нажал на спуск: навстречу, со спин всадников, приближалась его госпожа, и яркий луч оружия, несомненно, коснулся бы и её.
     Санлем перекинул ремень оружия через плечо и выхватил меч, вознесся его над головой. Блеснуло отполированное лезвие и узкий ряд белых искрящихся камней вдоль него. Знак рода санлемов, ритуальный меч.
     Он взмахнул им, как дубиной, и плашмя ударил подскочившего человека. От могучего удара тот не удержался в седле и упал на землю. Керит взвился на дыбы, и его копыта размозжили голову бродяги. Лезвие меча ни разу не вонзилось в тело – санлем не имеет права проливать кровь, потому что кровь дал не он, санлем, а создатель Хем.
     Пыль встала плотной завесой от копыт гарцующих коней. Меч обрушивался, как карающая рука неба, скидывая всадников и оглушая их. В месиве черных рваных одеяний блестел меч дочери зияра: её лицо покрылось потом, но глаза приобрели тот металлический блеск, который появляется у всех воинов в пылу битвы.
     Черная лошадь грудью налетела на керита санлема. Зубы обезумевшего животного сомкнулись прямо перед лицом Тея, но он вовремя отпрянул и нанес ещё один сокрушительный удар по врагу.
     Дочь зияра издала воинственный клич. Тей оглянулся на мгновение, и кровь застыла у него в жилах: на них стремительно накатывался черный поток всадников. Уже не раздумывая больше, сатр вскинул калар на плечо и нажал кнопку. Белый слепящий луч вырвался из узкой прорези дула и полосонул по толпе. Дико заржали лошади, закричали люди, и этот крик был наполнен таким ужасом, что земля содрогнулась под ногами.
     Животные метнулись в разные стороны, унося седоков. Ослепленные люди падали и оказывались под копытами своих лошадей. Кровь потоком залила сухую землю, пыль смешалась с запахом смерти…
     Неисс, потерявший зрение, бросился куда-то вслед за другими лошадьми, но сатр успел схватить его за уздечку, дернуть и повести за собой. Едва выбравшись из беснующейся толпы, он пришпорил Ветра, и тот понесся прочь от места битвы, подбадривая своим бегом Неисса. Дочь зияра крепко держалась за луку седла и напряженно смотрела перед собой, ничего не видя. Калар, это ужасное оружие, иногда ослепляло на несколько минут, иногда на всю жизнь. А потерять зрение там, где от него зависит каждая минута жизни, - значит, умереть медленно и мучительно, без славы и почета.
     Несколько часов бешеной скачки позволили им уйти от бродяг. Угрюмые скалы закрыли их своими спинами, река, протекавшая у подножия утесов, помогла сбить со следа ищеек бродяг. Вскоре на горизонте появилось зеленое облако леса, и ещё до темноты люди спрятались среди деревьев.
     Тей помог своей госпоже спуститься на землю. Осторожно усадив её на мягкую траву возле необъятного соснового ствола, он наклонился и махнул перед её глазами рукой.
     - Ты идиот! – процедила иттира сквозь зубы. – Ты недостоин ступать по земле после того, что натворил!
     Сатр молча отошел к ручью, смочил ледяной водой кусок ткани. Дочь зияра воскликнула с неподдельным ужасом в голосе:
     - Где ты?
     Он успокаивающе дотронулся слегка до её руки.
     - Я здесь, иттира.
     - Зачем, зачем…? – она опустила голову и заплакала.
     - Сейчас вам станет легче, иттира, - он положил на её глаза холодную ткань. – Зрение вернется после сна.
     - Я ничего не вижу, вокруг сплошная темнота, - шептала она, хватаясь за лицо. – Я ничего не различаю в этой темноте… Что ты наделал, сатр!
     - Иттира, их было слишком много, - сказал он, снимая с коня мешок с провизией. – Они бы просто затоптали нас.
     - Калар – оружие трусов! – воскликнула она. Он молча согласился с ней.
     - Бродяги бы нас не пощадили. А мечи – ничто против их стрел и количества воинов.
     - Только трус может убегать так! – настаивала она. – Для воина позор покинуть поел битвы!
     - Для воина позор умереть от рук бродяг, - заметил сатр.
     Девушка замолчала. Тей сидел перед ней, вглядываясь в её лицо. Слезы на щеках исчезли так же внезапно, как и появились. Её рука начала шарить вокруг по траве.
     - Что вы ищите, иттира?
     - Где Неисс? – встревожено спросила она. – Что с ним?
     - Он в порядке. Зрение к нему вернулось. Калар выведен на минимальную мощность, и лошади легче переносят его действие.
     - Дай мне воды, - сказала она и смутилась: воин должен делать все сам. Если он не может самостоятельно о себе позаботиться – он уже не воин. Он должен отдать свою душу рукам сатра.
     Он молча помог ей напиться и поесть. Её руки подрагивали, когда она сама подносила пищу ко рту.
     Солнце закатилось за верхушки деревьев, и наступила безлунная ночь. После изнуряющей дневной жары прохлада накатилась, как спасение; ветра не было, воздух был свеж и прозрачен. Где-то в лесу запели ночевщики – черные маленькие птицы, живущие в норках под корнями деревьев. После заката они заводили свои мелодичные тихие переклички, навевая покой.
     В нескольких шагах от стоянки бежал ручей с каменистым дном. Сатр, убедившись, что его госпожа крепко заснула, скинул запыленный плащ, жаркую обувь, серую рубашку, и шагнул в воду. Холод обжег кожу, но через мгновение уже перестал чувствоваться. Ручей был мелким, вода едва доходила до колен рослому санлему, но он лег в нее и долго лежал, глядя в черноту небес. Рядом неслышно переступали лошади, их дыхание и легкое фырканье говорили о том, что лес спокоен и вокруг нет хищников. Кериты обладали тонким чутьем, их всегда можно спокойно оставлять за часовых – при малейшей опасности они поднимали своих хозяев громким ржанием.
     Сатр вышел из ручья, и так, обнаженный, опустился на траву на колени. Воздев руки, он начал ночную молитву, как учили его в племени:
     - Тьма да будет защитой земле, ветер да принесет дождь в пустыню, животные не тронут своих братьев, отдыхающих в ночи…
    
    
     III
    
     На следующий день они пересекли долину Распрей. Именно здесь несколько веков назад появилось первое послание от Хемов. Это был небольшой черный металлический ящик, появившийся прямо посреди равнины. Стенки его были отполированы, гладки, а сам он был так тяжел, что сдвинуть с места его могли только несколько мужчин. Ящик этот так никто и не смог открыть, но из-за него войны, затихшие было на несколько лет, вспыхнули с новой силой. Каждое племя хотело обладать ящиком, как священной реликвией, как знаком, что именно это племя является прямым потомком Хемов. Ученые из Храма забрали ящик, но довезли ли они его до места или нет – неизвестно. Останки ученых, завернутых в длинные белые мантии, нашли в горах, окружающих Храм. Но ученых, которые взяли реликвию с собой, было пятеро, а белых мантий оказалось всего четыре. Что сталось с ещё одним ученым? Пропал ли он в горах, попал ли под обвал, а может дикие звери настигли его? Может, он успел дойти до Храма, но об этом могли знать только сами ученые, однако обычно говорили она мало и неохотно, предпочитая слушать.
     Как бы то ни было, долина Распрей стала новым рубежом в жестоких войнах племен. Воины сходились в жарких битвах, рубили друг друга, и честь умереть в бою за свой род считалась все-таки выше, чем честь обладать реликвией. Слава создателям, что женщины благодатной земли здоровы и плодовиты. Иначе чем бы пополнялись отряды зияров?
     Кони странников ступили на равнину. Здесь слышалась странная тишина, в небе не виднелись распластанные крылья кондоров, не стрекотали насекомые, и даже ветер -–постоянный хозяин равнин, - и тот куда-то исчез. Все казалось мертвым – воздух, земля, небо. Кони отказывались идти рысью, и перешли на осторожный шаг. И ещё одна присутствовала странность – солнце, стоящее высоко над головой, не пекло совершенно, его жар словно бы растворился в неподвижном воздухе. Несмотря на полдень, люди поеживались от холода. Равнина, покрытая короткой травой, кое-где почти зеленой, расстилалась на несколько часов стремительной скачки. Ровные невысокие скалы окружали её со всех сторон, как амфитеатр.
     Кони шли неторопливо, люди оглядывались по сторонам. Обойти эту неприветливую долину представлялось невозможным – вокруг неё расположилась необъятная пустыня с зыбучими песками и гремучими змеями, внезапно налетающими бурями и ураганами, с трещинами, коварно поджидающих неосторожных путников. Долина стала единственным коридором, по которому можно пройти опасный участок земель. Сейчас, однако, Тей думал о том, что змеи и бури, которые видишь глазом, лучше невидимого напряжения равнины. Слишком уж тихо и странно казалось все вокруг.
     - Говорят, здесь водятся призраки, - тихо сказала дочь зияра.
     - Призраки – существа ночи, - успокаивающе ответил Тей. – Просто иногда человек принимает мираж за призрака…
     - Ты колдун, тебе лучше знать…
     - Я не колдун, иттира. Люди невесть что говорят про санлемов, говорят, что мы общаемся с духами. Это ложь. Просто Хемы дали нашему племени особый дар, и мы используем его. Мы не колдуны, мы храним знания.
     - Да, про санлемов ходят разные истории, - уклончиво произнесла девушка.
     Он слышал все эти нелепицы, сочинявшиеся про санлемов. И лишь жалкая их часть действительно соответствовала истине. Он привык, что его постоянно называют колдуном. Даже его умение отделять душу от тела, не проливая при этом кровь и не воздействуя физически, внушало окружающим чувство первобытного страха перед неизведанным.
     - Сатр, там что-то впереди! – сказала девушка, натягивая поводья и привставая в седле. – Пыль клубится…
     Сатр остановил своего коня. Ветер прижал уши и шумно втянул в себя воздух. По его коже пробежала волна мелкой дрожи. Тей напряг зрение… Да, пыль встала плотным занавесом, словно огромный табун лошадей мчался навстречу.
     Неисс тревожно заржал и подался назад. Иттира с трудом удержала его на месте.
     - Ты конь воина, - грозно сказала она Неиссу. – А ведешь себя, как жалкий трус…
     - Может, он в чем-то прав, иттира, - медленно сказал Тей, прищуривая глаза. – Лучше нам повернуть назад…
     Девушка не успела ничего возразить – её Неисс вдруг поднялся на дыбы, молотя широкими копытами воздух. Она дернула поводья, осаживая его, но лошадь отказалась повиноваться. Пыль вдруг окружила всадников, забилась в глотку и осела горечью на языке… Откашливаясь, люди стегнули лошадей, но те словно приросли к месту. Они дрожали, испуганно прижимали уши и прядали то в одну, то в другую сторону.
     Топот тысяч копыт наполнил воздух, громкое ржание обрушилось на путников со всех сторон, и даже с неба. Потом пыль внезапно улеглась и перед глазами замеревших людей предстала картина кровавого боя. Вокруг, сталкиваясь грудью, звеня сталью, сшибались люди и кони. Воинственные крики, стоны, рев, топот, ругательства и вопли воинов слились в один ужасающий гул. Всадники, одетые в странные металлические одежды, нещадно рубились, обрушивая на головы друг друга тяжеленные мечи. Вились белые знамена с гербами, сверкали наконечники копий…
     Неисс и Ветер закружили на месте. Иттира выхватила свое оружие из ножен, сатр последовал её примеру, но было похоже на то, что никто из воинов не видит их, топчущихся на крошечном пятачке свободной земли. Девушка взмахнула мечом… Он сверкнул молнией и упал на голову ближайшего рубаки, закованного в металл. И вместо того, чтобы расколоть её, меч прошел сквозь человека и свистнул в воздухе. Не встретив сопротивления, иттира покачнулась в седле, её длинные волосы метнулись за плечами, и опали, как вороньи крылья. Она широко раскрытыми глазами посмотрела на свое оружие, ткнула им в гарцующую рядом белую лошадь в попоне, и вновь не встретила препятствия… Сатр держал меч над головой – санлем не может нападать первым. Но никто и не собирался сражаться с ним. Всадники проносились мимо, не замечая его, кони взвивались свечами, но копыта не задевали и не калечили санлема.
     Девушка закричала. Рядом с ней на землю рухнул всадник, его металлический шлем был расколот, голова разрублена, и алая густая кровь потоком залила землю и траву.
     - Призраки Хемов! – взвизгнула дочь зияра, и голос её сорвался.
     Сатр схватил её лошадь за уздечку, и резвый Ветер рванулся прочь, через людей и коней напрямик. Она проносились сквозь воинов, как через цветной туман, но никто из сражающихся этого не замечал. Все бились в агонии, кровь хлестала фонтанами со всех сторон, заливая одежду и животных; крики давили на виски… Ещё рывок – и Неисс с Ветром вынесли своих хозяев на свободное пространство. Путники обернулись: поле битвы за их спинами стало размытым, пыль вздыбилась и… все исчезло. Звенящая тишина воцарилась на равнине.
     - О! – задыхаясь, выдавила девушка. – Призраки!
     Сатр отпустил уздечку Неисса и повернул Ветер к месту сражения. На земле не осталось ни красной пугающей крови, ни трупов, ни поверженных знамен, ни отпечатков копыт. Только следы лошадей сатра и иттиры.
     - Хемы подают нам какие-то знаки! – в благоговейном трепете прошептала иттира, склоняя голову и закрывая глаза.
     Тей спешился, приник к земле: ни звука, ни шороха. Даже пыль на траве казалась не тронутой.
     - Мираж, отблеск прошлого, - сказал он.
     - Мираж? – удивилась его спутница. – Разве миражи умеют кричать?
     - У природы много тайн. Даже санлемы не могут разгадать их все.
     Дочь зияра вложила меч в ножны. В её глазах уже не было страха, а лицо стало спокойным и безмятежным. Ловким движением она подхватила длинные волосы и заплела в тугую косу.
     Сатр вскочил в седло.
     - За этой равниной начинаются земли моего племени, - сказал он. – Если мы поторопимся, то к ночи будем в селении. Там нас накормят и уложат спать. Лошадям тоже нужно хорошенько отдохнуть. Земли санлемов обширные, нужно много времени, чтобы пересечь их.
     Девушка оперлась о высокую луку седла и задумчиво оглядела равнину. Её серебряные глаза отражали солнце.
     - Хемы подают нам знаки, - произнесла она. – Они о чем-то нас предупреждают.
     - Если нашим создателям будет угодно, они сумеют нас найти. Им с небес видно все гораздо лучше, чем нам.
     - Красная кровь, - дочь зияра собрала поводья. – Никогда не видела у людей красной крови. Только у животных. Может. Хемы их создали первыми, и именно их нарекли своими детьми?
     - Хемы создали человека по своему подобию. И нам дали голубую кровь для того, чтобы человек не возносил себя до уровня создателей. А животным гордость и заносчивость несвойственна.
     Девушка взглянула на него.
     - Возможно, ты и прав, сатр. Я воин и не разбираюсь в легендах. Для хранения такого знания есть ученые.
     Они пришпорили коней.
     Больше на их пути призраков не встретилось. Люди вглядывались в изогнутую линию горизонта, оборачивались назад, но ни пыль, ни таинственные всадники так и не появились. Солнце так же тепло светило, но жары не чувствовалось, лишь яркий свет слепил глаза, и путникам пришлось прикрыть лица полупрозрачной темной тканью. Кони бодро бежали по равнине, словно не пережили ужаса миражей, и тишина их не пугала больше.
     Когда солнце стало клониться к горизонту, они выехали к зеленым холмам, перерезанных морщинками складок. Воздух заполнился птичьими трелями и звоном вездесущих комаров, быстрые облака побежали по ярко-голубому небу, и, хотя солнце стало припекать, всадники пустили лошадей в галоп по зеленой траве. Скоро санлем уловил запах дыма. Ветер тоже ощутил его и припустил ещё быстрее. Гнедой великан Неисс едва поспевал за ним, а девушка припала к его мощной шее и щурилась на солнце, прикрывая глаза длинными ресницами.
     Холмы стремительно проносились мимо, всадники остановились лишь однажды, чтобы напиться из реки, но лошади нетерпеливо гарцевали на месте и ржанием торопили своих седоков.
     Зеленые рощи, крошечные квадраты полей с нитками ручьев для полива, табунчики белогривых коней, повозки, едущие с урожаем в селения – все это выглядело безмятежно, словно и не было тяжелой суровой зимы, словно племена санлемов жили сыто и спокойно. Девушка глядела на работников в полях, на воду и пшеничные снопы, на груды яблок – и ей казалось, что всего этого так много, что можно прокормить не одно селение. Но Тей с грустью смотрел на людей, думая о том, что ещё несколько лет назад поля распахивались в два-три раза больше, лошади крупнее и упитаннее, яблоки – сочнее и больше. Речушки сильно обмелели в этом году и пришлось сокращать посевы, чтобы воды хватило всем – и животным, и людям, и растениям. Там, дальше, за холмами, расположились другие селения, они тоже нуждались в воде, и санлемы заботливо экономили драгоценную влагу, делясь с другими племенами.
     Мимо промелькнула роща, и начались селения. Домики, похожие на остроконечные палатки, сверкали белыми белеными стенами, а их двери гостеприимно распахнуты. Солнце садилось, и люди собирались ужинать прямо перед домами, на прохладном вечернем воздухе. Кое-кто, заметив мчащихся во весь опор всадников, махал руками, Тей успевал в ответ выкрикнуть приветственное – «лойян!».
     По дороге, что вилась среди селений и холмов, всадники пронеслись, как вихрь. Кони уже устали, но близость людей подбадривала их, а протяжное ржание собратьев на лугах придало сил.
     Ещё один крутой поворот – и открылся вид на небольшую рощицу, зажатую между холмами. Над деревьями вился дымок, вкусно пахло печеным хлебом и жареным мясом.
     Кони спустились с холма и резко остановились у рощи. Несколько женщин равняли изгородь загона для лошадей. Одна из них обернулась, увидела всадников и закричала:
     - Гости! – и тут же направилась к ним.
     - Здравствуй, иттира Ахола, - сказал ей сатр, спешиваясь.
     Женщина прищурила глаза.
     - Тей? – спросила она. – Ты это?
     - Да, иттира…
     Она стремительно обняла его, прижимаясь к плечу. Сатр был высок, но и женщина не уступала ему в росте. Морщинистое лицо расцвело улыбкой.
     - Мать обрадуется, - сказала она, оглядывая Тея. – Несколько дней подряд она видит тебя во сне. Говорит, что сами Хемы ведут тебя к ней.
     - Где она?
     - Готовит еду. Твои сестры придут сейчас с поля, а брат пригонит лошадей. На те деньги, что ты прислал, мать купила превосходных керитов. И теперь в доме есть хлеб и овощи. Наши мужчины спасли нас этой осенью. Теперь можно не бояться зимы.
     Тут она заметила дочь зияра, скромно стоявшую в сторонке и трепавшую запыленную гриву Неисса.
     - Кто это, сын?
     - Это дочь зияра, у которого я служил последний месяц. Она едет в Храм к ученым. Настала пора узнать ей имя своего мужа.
     - У неё нет мужа, значит – имени её ты не знаешь… Ступайте к матери, я позабочусь о лошадях…
    
    
     IV
    
     Сатр шагнул в прохладу рощи. Домики льнули к древесным стволам, словно дети к матери. На летних очагах шипели горшки, вился над ними ароматный дымок. Девушка молча следовала за Теем, оглядывая новую для себя обстановку. Её заинтересовали глиняные миски с пышным тестом, которые стояли на очагах. Сама она ни разу не видела, как пекут хлеб: в селение её отца готовые блюда привозились крестьянами.
     Худая седая женщина в грубой одежде из льна хлопотала возле очага. Её крепкие жилистые руки ловко подхватывали тяжелые горшки, переставляли с огня на доску. Потом она вынула круглый румяный каравай пышущего жаром хлеба, на который дочь зияра отреагировала по-своему:
     - О, какая красота!…
     На её восклицание женщина обернулась и серебряные глаза, окруженные тонкой сетью морщинок, вспыхнули радостью. Она прижала руки к лицу, а потом кинулась на шею сына, осыпая его поцелуями.
     Тей послушно стоял, ожидая, когда иссякнет поток материнской ласки. Девушка в изумлении смотрела на эту встречу: вряд ли когда-нибудь кто-нибудь будет встречать её вот такой теплотой. В семье воина редко проявляют ласку и нежность, и хотя она была единственной и любимой дочерью, ей никогда не доставалось и тысячной доли того, что сейчас получал санлем. На секунду её душу окутала обида и зависть, но эти чувства быстро исчезли – они не могут долго обитать в сердце воина.
     - Я знала, что ты приедешь! – сказала мать. В её глазах сверкали слезы. – Ты снился мне, а сны редко говорят неправду…
     - Я здесь всего на несколько дней, - ответил Тей. – Лошадям нужно попастись на сочной траве, а нам – выспаться.
     - Куда вы едите?
     - В Храм, к ученым.
     Она понимающе посмотрела на девушку, а та внезапно смутилась под пристальным взглядом.
     - Вы отдохнете здесь лучше, чем где бы то ни было, - произнесла женщина. – Еда сейчас будет готова. А вы пока смойте пыль.
     Все ещё смущаясь, девушка последовала за Теем вглубь рощицы. Возле ручья они скинули плащи, умылись с наслаждением, и иттира, отбросив скромность, вдруг расстегнула свою рубашку, бросила на землю широкий кожаный пояс, который стягивал одежду на талии, и шагнула в воду нагишом.
     Тей стремительно отвернулся.
     - Иди сюда! – весело воскликнула она, поднимая фонтаны брызг. – Давай искупаемся, вода такая теплая!
     В его селении не принято стесняться наготы, девушки часто купались обнаженными при мужчинах. И Тей посчитал бы такой поступок за должное, если на месте иттиры оказалась девушка санлем. Но поведение дочери военачальника он молча осудил. Поэтому он покачал головой и не оборачивался, пока девушка не вышла из воды и не оделась.
     Похоже, она оскорбилась таким невниманием.
     - Странный ты, сатр, - сказала она, застегивая пояс. – Любой мужчина отдал бы половину жизни за то, что бы искупаться со мной.
     - Я обязан заботиться о вас, иттира, - неподкупно ответил Тей, подавая ей плащ. – Отец велел мне выполнять ваши приказы, но смотреть на вас, когда вы не одеты, он не разрешал.
     - Ладно, я не сержусь. Мне даже начинает нравиться, что ты такой…
     Они вернулись к дому. Сестры Тея, тонкие высокие красавицы, взвизгнули от восторга, увидев брата, и наперегонки пустились навстречу. Он без труда обнял станы всех четырех сестер одновременно.
     Они стали болтать о чудесных лошадях, которых купили, об урожае грибов, который на славу удался этой осенью несмотря на засуху, о ягненке, которого принесла их белоснежная овца - общая любимица, о том, что на будущий год старшая из них тоже отправится к Храму… И снова дочь зияра почувствовала обиду: её мать умерла прежде, чем успела произвести на свет ещё детей, и для девушки было странным то, что между братом и сестрами могут быть такие нежные отношения. Сейчас она от души завидовала этому простому семейству, где каждый обожал каждого.
     Длинные волосы девушек, похожие на светлые пшеничные облака, вились волнами, когда они крутились вокруг старшего брата. Удивительно похожие друг на друга, их можно было бы принять за близнецов, если бы не разница в росте и возрасте. Тонкий стан, серебряные глаза, распахнутые в вечном удивлении, слегка вьющиеся локоны, чистые звонкие голоса и озорной смех, возникающий с поводом и без – все это превращало их в одного человека, разделенного на несколько частей.
     Весь поселок наполнялся голосами. Девушки возвращались с полей, ребятишки бежали рядом с осликами, нагруженными дровами, подростки гнали с лугов птицу и скот. Действительно, деньги мужчин очень помогли племени, подумал Тей. Весной, когда он уезжал на поиски работы, в селении был голод, женщины теряли своих детей одного за другим, животные ложились и больше не вставали. Затянувшаяся зима уничтожила все запасы, суровые метели погубили посевы. А теперь санлемы снова улыбались, снова были сыты и согреты. Запасы на зиму, конечно, могли бы быть и побольше, но все равно этого хватит, чтобы продержаться и не голодать.
     - У вас в селении почти нет мужчин! – прошептала на ухо сатру иттира. – Одни старики и дети…
     - Все взрослые мужчины ушли, чтобы заработать, - ответила вместо Тея мать. – Благодаря им мы выжили. Как только мы сможем расширить посевы до прежних границ, они все вернутся. К нам приходит много людей, женщины не успевают помогать всем нуждающимся, потому что ждет работа на полях. Но скоро мужчины вернутся, и женщины опять будут врачевать.
     - А что вы умеете лечить? – спросила девушка.
     Женщина поставила на стол глубокую миску с жареным мясом, положила разломанный на куски хлеб и подмигнула гостье.
     - А вот вы сами и увидите сегодня, - таинственно сообщила она, смеясь одними глазами. – Теперь ведь новолуние, у людей появляется особая сила… А пока – ешьте. Небо благосклонно к санлемам.
     Брат Тея – Наор, - подоспел прямо к ужину, и дочери зияра довелось ещё раз увидеть проявление бесконечной любви родственников. Наор верхом подскочил к дому, осадил разгоряченную лошадь, сорвался с седла и бросился к брату. Самому младшему из семьи, ему достался малый рост и хрупкое, как у девочки, телосложение. Но это обстоятельство не помешало ему обнять старшего брата так, что у обоих хрустнули кости.
     - Мам! – закричал Наор, срывая с себя пыльную рубашку. – Оставь мне самый большой кусок! Я голоден, как волк!
     Стремительно он бросился к ручью, так же стремительно вернулся, сверкая огромными прозрачными каплями воды на длинных ресницах. С его появлением словно и вечерние птицы запели быстрее, и темнота ускорила свое наступление и обрушилась на землю. Дочери зияра показалось, что и ей надо тоже куда-то спешить. Мясо застряло у неё в горле, она закашлялась. Но, кинув виноватый взгляд на Тея, она увидела, как он спокойно, не торопясь, кладет еду на хлеб, как неторопливо переговаривается с сестрами, и вновь обрела уверенность в себе, проглотив застрявший кусочек и берясь за второй.
     Наор жевал мясо, одновременно говорил со всеми, хватал куски хлеба, кроша вокруг. Он наверняка бы подавился, если бы мать не сказала ему строго:
     - Не спеши! Твои друзья никуда не денутся!
     - Но ведь сегодня новолуние! – Наор даже жевать перестал. – Надо спешить!
     - Пока соберется все селение, пройдет много времени. Поешь, как следует. Для молитвы санлему нужны силы и сытые животы.
     - Что за молитва? – шепотом спросила девушка у Тея.
     - Каждое новолуние все селение собирается на общую молитву небу. Мы молимся, а небо посылает нам силу врачевания и исцеляет тело и душу.
     - И мне можно посмотреть?
     - Конечно, иттира. Будет много людей. К нам приходят их самых дальних поселков. Видите, уже идут крестьяне.
     Она оглянулась в том направлении, куда он указал рукой. Поселок, освещенный факелами, действительно наполнялся людьми, одетыми в крестьянские робы. Они садились под деревьями, и из каждого дома им подносили хлеб, горшки с молоком, тяжелые миски с тушеными овощами и мясом.
     Ужин кончался. Семья встала из-за стола, стряхнула крошки с колен. Девушки спешно убрали посуду, помогая матери, заплетали волосы в косы и с улыбками перекликались с подругами, идущими мимо них на поляну.
     - Пойдемте, иттира. Пора.
     Не понимая, что будет дальше, она последовала за ним, испытывая странное волнение и возбуждение. По тропинкам двигались люди, они здоровались друг с другом, улыбались кротко и добро. Тей пустил девушку впереди себя, чтобы кто-нибудь случайно не толкнул её. Она, черноволосая, резко выделялась на фоне рыжих и пшенично-желтоволосых санлемов, и чувствовала себя не в своей тарелке. Её немного успокаивало присутствие сатра за спиной. Она оглядывалась на него, а он ободряюще кивал ей. Девушка-воин, она почти ничего не боялась, видела смерть и ускользала от неё, проливала свою и чужую кровь, но сейчас её храбрость как ветром сдунуло, и дочь зияра ощущала себя просто испуганной девчонкой. Однако это был совершенно иной испуг, странный, волнующий, желанный…
     Люди собрались на поляне, образовав живое озеро из голов, голосов, движений… Несколько минут все переговаривались друг с другом, но на поляне появилась женщина, та самая, что встретила Тея и его иттиру, и говор смолк.
     - Да будет небо нам вечной защитой! – громко провозгласила женщина и сделал знак рукой. Все опустились на траву.
     Девушки ходили по поляне и гасили факелы, оставив гореть только те два, которые бросали свет на Ахолу.
     - В новолуние, в ночь, когда старая луна уже умерла, а молодая ещё не родилась, сила неба падает на землю и кормит людей. Небеса дарят нам чудо исцеления, а мы отдаем его всем остальным. Возьмитесь за руки, люди, пусть соединиться лунное кольцо! – сказала Ахола.
     Тей почувствовал холодную ладонь своей спутницы и едва не отдернул руку. Но, вспомнив, что уже не раз прикасался к своей госпоже, уверенно сжал её тонкие пальцы, не похожие на пальцы воина. И удивился, как такая нежная рука может удерживать тяжелый меч.
     По толпе, как шелест воды, пробежал тихий говорок. Другую руку дочери зияра взяла одна из сестер Тея.
     Слава небу, подумала она, что меня касается только один мужчина. Правда, мне он не муж. Если бы отец узнал об этом, то очень рассердился бы…
     Она вздохнула с облегчением. Хорошо, что отец не узнает.
     - Откройте ваши сердца! Небу не нужны слова, оно не верит им. Молитесь сердцем, и небо войдет в вас!…
     И Ахола запела какую-то мелодию. Даже не запела, губы её были сомкнуты, но из груди рвался низкий звук, то громкий, то тихий. Мелодия была приятной, её подхватили все санлемы, и гудящий напев заполнил поляну. Пришедшие гости тоже запели – некоторые уверенно, некоторые нерешительно, сбиваясь и останавливаясь, но потом уже все вместе пели молитвенную мелодию.
     Дочь зияра пела очень тихо, ещё стесняясь, однако близость Тея вернула ей смелость в очередной раз. Она повысила голос и закрыла глаза.
     Звук мягко вливался в голову. Сердца бились в унисон, даже мысли стали едиными, общими. Звук наполнил тело, руки отяжелели, голове стало легко. Потом тело вдруг стало невесомым и дочь зияра открыла глаза. Она парила над землей. А рядом с ней, как темные призраки, парили все остальные. Она взглянула и увидела под собой поляну, а на ней – и себя, и Тея, и санлемов, и гостей, - всех, освещенных слабым светом факелов… От неожиданности она вскрикнула, дернулась, не чувствуя себя, забилась… Но тут разверзлись небеса…
    
    
    
     V
    
     Она перестала петь. Но её ладони с обеих сторон легонько и ободряюще сдавили, и она замерла.
     Ненавязчивая сила заставила её вскинуть голову. Небо, полное звезд, пересекла трещина, похожая на кривую молнию. Эта трещина постепенно расширилась, голубой блеск её усилился, темнота отступила.
     Она осталась совершенно одна, а перед ней пролегла река. Её слегка заволок туман, похожий на теплый пар, и все вокруг погружалось в молоко. Лишь возле самой кромки воды можно было разглядеть желтый песок под ногами.
     Девушка заставила себя приблизиться к реке. Туман шевельнулся, и волны реки отразили её лицо и фигуру, закутанную в белую мерцающую ткань. Тихое течение искажало черты.
     - Оставь свой страх! – шепнул ей голос. – Отдай воде все сомнения! Она примет их и унесет…
     Она скинула одежду и медленно вошла в теплую, почти горячую воду.
     - Что ты ищешь? – спросил тот же голос.
     - Свою судьбу!
     - Твоя судьба написана на белом листе. Ты не найдешь её, не изменив своего пути.
     - Почему?
     - Твой путь – иной. Ты идешь по дороге воина, разрушителя. Но истинный путь выстлан миром, не кровью. Страх заставляет тебя браться за меч. Откинь страх и судьба явится к тебе сама. За счастьем не нужно идти по камням. Оно рядом. Но жизнь просто так его не отдаст.
     - Я дойду до Храма?
     - Ты должна. Только через Храм ты выйдешь на правильную дорогу.
     Голос растворился в тумане. Вода мягко струилась, окутывая тело теплом. Ей было легко и спокойно. Невиданное наслаждение охватило её разум, руки бессильно опустились вдоль тела, и она снова услышала мелодию. Она позвала её, но возвращаться не хотелось. С сожалением взглянув на реку, окутывающую ноги, девушка запела.
     Голубое небо сжалось в тонкую полосу, превратилось в трещину и исчезло.
     Дочь зияра открыла глаза. Люди вокруг отирали вспотевшие лица и опускали запрокинутые головы.
     - Небо поделилось с нами силой! – возвестила Ахола. – Несите больных.
     Санлемы поднялись с земли и объединились в группы по несколько человек. Тей не покинул своей иттиры, но знаком велел ей оставаться на месте. Крестьяне подносили своих детей, подводили калек, говорили с санлемами, делясь бедами.
     Санлемы оглядывали больных, присаживались возле них, протягивали руки и начинали врачевать. С интересом иттира смотрела, как к Ахоле подошел старик, что-то торопливо говоривший ей и при этом болезненно морщившийся. Она с улыбкой усадила его, подняла рубаху и качнула головой. Свет заново разожженных факелов упал на ужасные рубцы и язвы на коже. Любой воин безошибочно узнает в них след яда растения-охотника, растущего на влажных землях, безопасного для животных, но часто смертельного для человека. От этого зловредного хищника с листьями люди страдали чаще, чем от других болезней. Сок, попадая на кожу, разъедал покровы, вызывая жуткую боль. Позже появлялись кровоточащие язвы, которые почти не заживали и изматывали организмы, как бы сильны и здоровы они не были до этого.
     Ахола наложила ладони на язвы и зашептала что-то. Лицо старика дернулось от боли, но гримасу тут же исчезла, губы расслабились и улыбнулись. Кто-то из дочерей Ахолы поднесла больному воды, пока мать лечила язвы. Удовлетворенная полученными результатами, женщина убрала руки.
     - Хорошо, что ты пришел именно сегодня, - услышала иттира голос Ахолы. – Все пройдет очень скоро, но ты должен каждый день пить отвар из этой травы.
     Она вложила в его руку пучок зелени.
     - Брат санлем! – сказала женщина над головой дочери зияра.
     Тоненькая, как молоденькая сосенка, девушка протягивала Тею грудного младенца.
     - Я теряю детей, никто не знает, почему они умирают. Помоги моему сыну.
     Девушка вгляделась в лицо младенца. Его глаза были прикрыты, губки бледны и безжизненны. Маленькое тельце было таким худым, что казалось, со дня своего рождения он ничего не ел.
     - Сколько детей ты родила? – спросил Тей, водя ладонью по грудке ребенка.
     - Троих, брат санлем, - она умоляюще заломила руки: - Нам нужны дети, наш поселок и так слишком малочисленнен.
     Тей поднял вторую руку и посмотрел на иттиру.
     - Дайте свою ладонь, - сказал он.
     Она безропотно подчинилась. Он обхватил пальцами ее кисть и прижал к телу младенца.
     - Чувствуете, как слабо его сердце?
     Она едва не вскрикнула, ощутив робкие, слабые толчки.
     - Сердце страдает, - произнес Тей. – Оно слишком слабо, чтобы бороться.
     - Почему? – прошептала девушка, распахнув потрясенно серебряные глаза. – Это сердце молодо, оно должно биться сильно и часто.
     - Так и будет, иттира…
     Он положил одну ладонь на грудь ребенка, другую – под спинку. Серебряные глаза закрылись, из груди вырвался протяжный звук – песня, которую пели вместо молитвы. Веки малыша дрогнули, губки приоткрылись, личико сморщилось, и раздался долгожданный плач, от которого мать закрыла руками глаза и заплакала. Санлем запел на ноту выше, и ребенок закричал пронзительнее, ожил, бодро задвигал ручками, меся воздух.
     Это казалось чудом, но взгляну на санлема, иттира заметила мелкий бисер пота на его лице. Ему было очень трудно заставить непослушное сердце работать, как надо.
     Закончив, он отдал ребенка матери.
     - Ты больна, потому и дети твои рождаются больными, - сказал Тей. – Мои сестры дадут тебе травы. Будешь их заваривать и пить, как они скажут. Как только ты сама справишься с болезнью, твои дети станут рождаться здоровыми и сильными, как подобает людям твоего племени.
     Это было тяжело – лечить человека силой своих рук. И дочь зияра видела, как устают санлемы, но все же продолжают накладывать ладони на больные тела и изгонять болезнь.
     К Тею вновь подходили люди, он внимательно выслушивал их, задавал вопросы. Его руки, покрытые бронзовым загаром, мягко касались язв, кровоточащих ран, воспаленных глаз, горящих лбов, трясущихся тел… Болезнь убегала, понимая, что справиться с тем, кто находится под защитой санлемов, она не в состоянии.
     Только под утро санлемы закончили дела и отправились отдохнуть, чтобы через несколько часов снова подняться и отправиться в поле, выгонять скотину, готовить еду…
     Поселок затих и заснул, а иттира села на пороге дома и просидела до самого рассвета не шевелясь, положив голову на согнутые колени и обхватив их руками. Едва на востоке жарко заалело небо, протяжно заржал Неисс в загоне. Она направилась к нему. Протянув на ладошке пучок травы, она ласково потрепала ухоженную, расчесанную гриву. Ветер потянулся к ней мордой и получил свою долю ласки. Воин может нежить только лошадей, баловать только их, но нежность не должна отдаваться другому человеку, кроме мужа.
     Кто-то осторожно тронул её за плечо. Она вздрогнула и обернулась.
     - Вы не ложились, иттира? – спросила мать Тея.
     - Слишком много мыслей в голове…
     - Это хорошо. Когда я впервые побывала на молитве, я тоже не могла заснуть. Видения, которые явились ко мне во время молитвы, во время общения с людьми и их исцеления – все это оставило след в моем сердце…
     - Все говорили мне, что санлемы – колдуны… И я вижу, что так оно и есть… Вы видите болезнь, которую невозможно увидеть, вы можете убить её…
     - Род санлемов благословлен Хемами, - сказала женщина. – Наши люди умеют лечить и мы благодарим за это небо и луну. Наши девушки красивы, сильны и здоровы. Редко кто из них ходит теперь в Храм. Часто они берут мужчин в мужья из своего рода, но из другого поселка.
     - Разве так можно? – удивилась иттира.
     - Не знаю. Сама-то я ходила к ученым. Они дали мне хороший совет. Но многие девушки не считают нужным выслушать его. Небо не наказывает нас за это. И слава Хемам!
     - Неужели все дети у вас рождаются с даром?
     - Ребенок чист. Он не умеет ни говорить, ни думать. Мы направляем его, учим.
     - Это значит, что любой человек может научиться вашему искусству?
     - Нет, иттира, не любой. Злой человек, проливающий день за днем чужую кровь, любящий битвы и страдания врагов, никогда не сможет стать одним из нас. Наши мужчины не имеют права проливать чужую кровь.
     - Но ваш сын – сатр!
     - Да, он видел много крови, но его руки её не проливали. Санлем может только защищаться, но не нападать. Он может убить человека, но только силой своих рук во имя облегчения страдания. Каждая капля крови, упавшая на землю и впитанная ею, превращается в две слезы на глазах живого. Сейчас войны вспыхнули снова, кровь заливает землю. Поэтому и у племен много горя, плачут матери и дети. Небо не прощает кровопролития.
     - Но я видела меч у вашего сына! Неужели санлемы могут носить оружие?
     - Это ритуальный меч. Когда-то давно, когда Хемы ещё жили среди людей, они делали мечи и украшали их драгоценными камнями, как бы показывая, что оружие создано для любования, а не для битвы. Хемы использовали мечи в ритуальных схватках, когда изображались сражения добра и зла, света и тьмы, смерти и жизни… Этим мечом можно и убить, но если такое произойдет, то на род санлемов падет вечное проклятье Хемов и наш дар исчезнет. У нашего племени осталось всего два таких меча, которые достаются самым достойным.
     - Тей – один из них?
     - Он единственный! – с гордостью произнесла мать. – Второй меч так и лежит в тайнике холмов.
     Дочь зияра окинула взглядом тихий поселок.
     - Вчера, во время молитвы, я летала, - наконец решилась она поведать самое сокровенное. – Я испугалась. А ведь я воин и мои глаза видали много такого, отчего похолодело бы самое бесчувственное сердце. Но моя душа содрогнулась, когда тело зависло над землей…
     - Воин приучает себя к ужасам войны и смерти, - ответила женщина, глядя на выплывающее солнце. – Сердце воина глухо к боли и слезам. Оно не боится врагов, бурь, потопов, голода, жажды, смерти…. Но сердце воина испытывает страх перед чудом, которое дарит небо. Он не может объяснить его, понять до конца, победить. Поэтому вы отступили перед неведомым и незнакомым… Слышали ли вы голос?
     - Да! Он сказал, что я иду не тем путем!
     - Небо указывает дорогу, иттира. Оно благосклонно к вашей судьбе, раз заговорило с воином.
     - Голос сказал мне, что я должна пройти через Храм, чтобы найти свою дорогу и судьбу…
     - Вот что я скажу, иттира… Я долго жила на свет и знаю, что судьба извилиста, как тропинка в чужом лесу. Куда ты свернешь, такую долю и найдешь. Путь войны – не твой.
     - Я – дочь военачальника! – пылко воскликнула девушка.
     - Вы упрямы, иттира, - покачала с сожалением головой женщина. – В твоем роду были, по-видимому, жители гор. Они всегда упрямы, иной раз до безрассудства. Но и кровь санлемов принесли ваши родители. Значит, вы просто не имеете права черстветь душой… Ступайте отдыхать. Завтра вы продолжите свой путь, а дороги не любят усталых путников…
     Она пожала её плечо на прощанье и ушла в сторону дома. Девушка почувствовала вдруг смертельную усталость, словно не спала несколько ночей. Она с трудом добрела до жесткой постели, упала на неё прямо в одежде и заснула так крепко, что только под вечер смогла подняться к ужину. Наскоро перекусив, она уснула опять.
     На утро следующего дня путешественники отправились в путь.
    
    
     VI
    
     Отдохнувшие кони бодро бежали по холмам и равнинам. Да и сами всадники были полны сил: Тей оттого, что побывал дома, а дочь зияра оттого, что все ещё была окутана теплом прощания с санлемами. Весь поселок вышел провожать их и каждый считал своим долгом дать что-нибудь в дорогу, пожелать счастливого пути, обнять на прощание, просто погладить гривы лошадей. Неисс косился на толпу одним глазом, недовольный задержкой хозяйки, а Ветер успел попрощаться со всеми своими приятелями.
     Пригнувшись к седлу и сощурив глаза от ветра, девушка глубоко задумалась. Сатр, кидая изредка на неё косой взгляд, по началу тревожился, не заболела ли случайно его госпожа. Однажды он не выдержал и окликнул ее, и она тотчас же обернулась к нему с такой улыбкой, что на сердце стало спокойнее.
     Они пересекли холмистую местность, потом бесконечные зеленые луга, и выехали к лесу.
     Он оказался прекрасным местом для ночевки. Несколько могучих дубов стояли вкруг, образуя роскошный шатер, в котором можно было отлично выспаться на ковре из опавших листьев. Для лошадей нашлась полянка с сочной травой и родничком.
     Темнело. Поужинав холодным мясом, которое дали в дорогу санлемы, люди спокойно улеглись на листья и крепко уснули.
     Но среди ночи Тей вдруг проснулся. Проснулся от зловещей тишины. Он долго лежал, прислушиваясь, потом поднялся и вышел на поляну. И понял, что его разбудило: лошадей не было. Исчез их топот, легкое пофыркивание и звон сбруи с металлическими бляшками.
     Он быстро вернулся, взял меч.
     И вдруг услышал почти неуловимый шелест. Это был не ветер в листве дубов, а шорох крадущегося зверя. Осторожный, хищный, злой... Хотя, нет. Не зверя… Сатр обвел глазами кроны деревьев. Звук изменился и стал похож на шорох травы под ногами человека. Тей присел.
     Иттира проснулась и приподнялась на локте. Он приложил палец к губам, призывая к молчанию. Шелест затих. Девушка бесшумно потянулась и сжала свой меч.
     Безлунная ночь все же позволяла им видеть друг друга, хотя на небе не было даже звезд. Шелест скользнул где-то над головой, совсем совсем близко. Они одновременно запрокинули головы и в то же мгновение что-то обрушилось на них из листвы… Девушка чуть слышно вскрикнула, пытаясь скинуть с себя непрошеного гостя, но сильные руки сжали её горло и закрыли рот.
     Санлем успел нанести один-единственный удар в темноту. Человек завизжал, опрокинулся, Тей протянул вперед руку, чтобы помочь иттире. Но вдруг вспыхнули факелы, стало светло, и санлем увидел одетого в мех человека, душащего девушку. Другой, такой же, в мехах, стремительно карабкался по стволу дуба наверх.
     Тей кинулся к иттире. Но пред ним возник ещё один человек, который ловко перехватил его бросок и опрокинул на листья. Множество рук потянулось к Тею, они схватили его, накинули веревки и стянули узлы. Краем глаза он успел увидеть, как меховые люди затягивают веревочные петли на запястьях сопротивляющейся дочери зияра, но уже ничем не мог помочь ей. От ужаса потемнело в глазах – он не уберег иттиру!
     Его подняли на ноги и вытолкнули наружу, на поляну. С десяток воинов держали в руках яркие факелы, которые освещали довольно большой отряд, выстроенный полукругом. Все они были в меховых куртках, на поясах висели короткие мечи или топорики, сверкавшие отточенными лезвиями. Лица, заросшие густыми черными бородами, были непроницаемы.
     Санлема и его спутницу подвели к одному из воинов, у которого на плечах поверх куртки был накинут ещё и серый плащ. Воин молча окинул взглядом пленников, ощупал плечи сатра, удовлетворенно при этом хмыкнув.
     Теперь Тей знал, кто это. Люди леса, племя брада, ведущие войну с остальными племенами. Лесные воины отличались особой жестокостью, которую воспитывал в них фанатизм. Они ставили себе целью во что бы то ни стало доказать свое происхождение от Хемов и получить реликвии. Они одинаково хорошо сражались и в лесах, и на равнинах, пешие и конные, вооруженные и безоружные. Там, где проходили отряды брада, не оставалось ни единой живой души: убийством брада словно бы подчеркивали свое могущество, свою силу, которую они якобы получили от Хемов. Но кровь их все равно была голубого цвета, а не красного.
     Санлем напряженно глядел в глаза зияру, но тот уже переключил свое внимание на девушку. Он пощупал её черный волос, такой же, как у него самого, взглянул на меч, правда, без особого интереса. Потом взмахнул рукой, подавая знак – в путь.
     Весь отряд без единого звука двинулся в лес. Тей пытался понять, почему лошади не предупредили о том, что приближаются чужаки. А потом ещё одна мысль перекрыла все прошлые переживания – воинственные брада всего в одном дне пути от его родного поселка и уже на земле санлемов.
     Они пришли в лагерь. Десятка два шалашей составляли временное селение. В загоне стояли кони, и среди них Тей успел увидеть спутанных Неисса и Ветра. Чуткий слух и обоняние животных лесным воинам удалось все-таки обмануть.
     Санлема и девушку подвели к зияру. Он сел на мягкую подушку из веток и листьев, и откинул с лица седые пряди волос.
     - Ты санлем? – отрывисто спросил он, ткнув пальцем в Тея.
     Тот медленно кивнул.
     - Ты, наверное, знаешь, что мы хозяйничаем на твоей земле, - старик подождал ответа, но Тей молчал.
     - А кто же она?
     - Я – дочь зияра схока! – запальчиво выкрикнула иттира прежде, чем Тей успел остановить её. – Мое племя сильное и храброе, отец разобьет ваш отряд, если узнает, как вы обращаетесь с его дочерью!
     - Вот-вот, - поддакнул старик, - если узнает. А кто ему скажет? Впрочем, мы могли бы получить хороший выкуп за тебя. Я слышал, что схока – очень богатое племя. У вас много лошадей, мечей, каларов…
     - Схока никогда не станет торговаться с вами! – закричала она, бледнея от ярости.
     - Иттира, умоляю вас, молчите! – прошептал Тей, но она не услышала его благоразумных слов.
     - Вы не воины, а трусы! Вы как бродяги, подкрадываетесь к спящим и хватаете чужое добро!
     Зияр нахмурился, между густых бровей легла глубокая складка.
     - Вы боитесь честного, открытого боя!…
     Зияр взмахнул рукой. Кто-то из воинов дернул за веревку и иттира упала на колени. Старик встал и подошел к ней.
     - Ты говоришь, мы – трусы? – сурово спросил он. – Тогда сразись с моим воином и докажи, что ты – дочь зияра, а не крестьянина!
     Он жестом велел снять веревки. Девушка легким прыжком вскочила на ноги.
     - Я буду драться с любым из твоих людей! – процедила она, развязывая шнурки плаща.
     - Дайте ей меч!
     Это безумие, подумал Тей. Это полное безумие!
     Она на лету поймала брошенное оружие.
     Отряд оживился. Все подались вперед, образуя широкий замкнутое кольцо, и санлем оказался за спинами, закрытыми мехом.
     Девушка подняла меч над головой, обращая его острие на соперника. Её глаза сузились, как у кошки, скулы побелели. Вся её природная прелесть исчезла – теперь на освещенной живой арене стоял разъяренный зверь, готовый биться до последнего вздоха. Её колени чуть согнулись, она приняла наиболее устойчивую позицию и напряглась.
     Воин коротко усмехнулся, проводя пальцем по лезвию своего меча, вскинул его и бросился на девушку. Она не двинулась с места, пока он не оказался лицом к лицу с ней. Резко присев, она прыгнула за его спину, одновременно полосонув мечом по одежде. Отточенное оружие без малейшего труда рассекло мех, а потом и кожу. Воин взревел, увидев брызнувшую кровь, развернулся и вновь повторил атаку. Меч оказался занесенным над его головой и человек налетел на соперницу грудью, а она выставила перед собой локоть. Затрещали ребра, воин рухнул на землю, отплевываясь кровью и задыхаясь. Он так и не нанес ни одного удара.
     Зияр хлопнул в ладоши и на арену вышел следующий воин, сжимающий сверкающий клинок.
     Тей понял – поединку конца не будет. Зияр станет выставлять своих людей до тех пор, пока девушка не обессилит или пока бой не надоест отряду.
     Он подался назад, в темноту и тут же растворился в ней. Никто не увидел этого, все увлеклись поединком. Возгласы наполнили ночной лес.
     Новый воин обнажил меч. Он сделал несколько острожных шагов вперед и нанес удар. Он был силен, но дочь зияра парировала его, хотя и с трудом. Зазвенела сталь, посыпались удары один за другим. Легкая и ловкая, девушка умело использовала неповоротливость мужчины. Её меч, словно играючи сверкал в воздухе, пролетая молнией перед глазами соперника и царапая его.
     Санлем пошевелил руками – связано на славу. Но он напрягся, сжал руки и рванул веревки. Они впились в его кожу тысячами острых жгучих игл, но, дергая кистями рук, он ослабил немного узел ровно настолько, чтобы освободиться. Понадобилось ещё две секунды, чтобы восстановить чувствительность пальцев, а потом он призраком проскользил за спинами орущего от восторга отряда и скрылся за деревьями.
     … Я долго не продержусь, подумала девушка.
     Её противник оказался слишком силен. И, хотя он уже весь был покрыт кровоточащими царапинами, он успел нанести и её серьезные раны. Его натиск становился слабее, но и она тоже не крепчала в драке. Отражая выпады, она не имела времени подумать, что будет с ней, когда силы полностью иссякнут. Но она знала, что отец предпочел бы увидеть её убитой в честном бою, чем плененной.
     Соперник ловко парировал удар, а потом неожиданно сделал грубейшую ошибку: начал поднимать слабеющими руками меч над головой для решающей атаки. Девушка метнулась вперед, проскочила мимо и вонзила меч в бок врага, с силой погружая оружие в сопротивляющуюся плоть. Воин вытаращил глаза и выпустил из рук меч. Девушка яростно повернула клинок и соперник, охнув чуть слышно, упал на колени, обливаясь кровью, а потом тяжело рухнул на землю…
     С трудом переводя дыхание, она опустила окровавленную сталь.
     - Ты хорошо сражаешься! – одобрительно произнес зияр. – Славный вышел бы из тебя воин. Посмотрим, как справишься ты с несколькими мужчинами…
     Она бессильно отступила назад, руки её все ещё сжимали оружие, но она понимала, что сможет поднять его только один раз для единственного удара. Набрав полную грудь воздуха, она зло воскликнула:
     - Твои люди не смогли справиться со мной по одиночке! Твоя трусость толкает под мой меч новые головы! Ты не зияр – ты жалкий бродяга, пожирающий падаль!… Ты презренный сатр, вонзающий кинжал в горло умирающего…
     - Что-о-о? – взревел зияра. – Прикончите её!
     - Ты ничтожество! – продолжила она, отступая и глазами следя за сужающимся вокруг живым кольцом. – Тварь!…
     Толпа кинулась на неё. Она сверкнула серебряными глазами и сжала дрожащими пальцами шершавую рукоять: дешево отдавать жизнь она не собиралась…
     Что-то блестящее просвистело над её головой, но слишком быстро, чтобы успеть оценить опасность и отразить её. Она инстинктивно пригнулась, и внезапно чей-то клинок встал стеной между ней и смертельным ударом.
     - Так-то вы проявляете уважение к дочери военачальника! – услышала она голос и он вернул ей потерянные силы. Она ударила куда-то вбок и тотчас же громкий вскрик подтвердил, что цель поражена. Она издала боевой клич и ринулась в бой. За её спиной сражался санлем, методично орудуя ритуальным мечом, который не вонзал в тела, а пользовался как дубиной.
     В небе сверкнула молния, прокатились раскаты грома. Но вряд ли кто-то их услышал. Врагов было слишком много, и даже при свежих силах санлем и иттира не смогли бы их одолеть. Ревущие воины наседали со всех сторон, мелькали глаза и лица, громко ржали обеспокоенные грозой лошади в загоне…
     Молния – удар… Молния – удар… Вспышки озаряли черное небо, от белого сияния становилось светло, факелы стали гаснуть под порывами невесть откуда взявшегося холодного сильного ветра… А потом хлынул ливень…
     Потоки воды упали с небес, превращая траву и землю под ногами в грязь. Дождь заливал глаза и пропитал одежду, сделав её липкой и тяжелой. Ярость нападающих только усилилась из-за этого, а силы санлема и иттиры утекали быстрее воды. Девушка едва держала меч.
     А потом все вокруг залил слепящий свет, яркий, как луч калара. Вскрикнули бесстрашные воины, закрывая лица рукавами, подскальзывались, падали в грязь… Санлем взглянул вверх: небо все сияло, но свет не ослеплял, приглушенный тучами…
     Лошади забились, навалились грудью на слабую изгородь и потоком кинулись прочь.
     Отбиваясь от нескольких воинов, Тей свистнул и в ответ из леса раздалось протяжное ржание Ветра. Он выскочил из-за деревьев, за ним спешил Неисс.
     - Прыгайте на лошадь! – закричал Тей, отталкивая от себя человека. – Бегите!
     Неисс испуганно всхрапнул и рванулся вперед. Ветер взвился и прыгнул на лесных людей, безжалостно топча их мохнатыми ногами. Тей откинул от себя раненного, вскочил в седло, прижался к огромной шее керита. Белое сияние усиливалось бесконечными вспышками молний, а несмолкающий, невероятно пугающий грохот сталкивающихся туч разогнал воинов…
     Лошади бежали среди деревьев, безошибочно угадывая дорогу, и от людей требовалось просто покрепче держаться в седле, чтобы не вылететь из него при очередном резком повороте. Сучья стегали по лицу.
     Дождь лил, земля под ногами стала скользкой, копыта лошадей разъезжались… Сияние заполнило весь лес и можно сейчас не опасаться, что лесные воины снарядят погоню…
     Едва держась за луку седла, предоставив Неиссу делать все, что ему вздумается, девушка низко опустила голову. Это странное сияние напугало и её тоже, но слишком мало оставалось у неё сил, чтобы теперь придавать страху значение. Ей было достаточно осознавать, что Ветер обошел Неисса и теперь скачет впереди, что Неисс послушно следует за лошадью Тея…
     Кони выскочили на равнину. Освещенная светом, она казалась нереальной, призрачной, и потоки воды казались морскими волнами. Обретя под ногами более или менее твердую почву, лошади понеслись галопом. Дождь бил по лицу, а одежда липла к телу. Резкий пронзительный ветер не добавлял прелести бешеной скачке…
     Свет потускнел, словно небо заволокло непроницаемым слоем грозовых туч. Потом оно исчезло совсем. Впереди выросли скалы, и кони понесли своих седоков именно к ним. Ливень прекратился прежде, чем скалы были достигнуты. Только из-под копыт поднимались целые фонтаны холодной грязной воды с ошметками травы.
     Что-то зашевелилось в темноте, и послышались короткие вскрики. В свете продолжающих сверкать молний люди увидели фигуру, медленно бредущую им навстречу…
     Они приняли его за призрака. Но глаза приспособлены к тому, чтобы видеть в темноте, а тут ещё молнии… Это был не призрак… Призраки не истекают кровью. А у этого все тело было покрыто кровью, словно вымазано краской. Была ли это кровь животного, или кого ещё, - но она была красной!…
    
    
     VII
    
     Тей мысленно поблагодарил создателей за то, что они дали людям способность видеть в темноте. Но иттира, кажется, не разделяла его радости: её глаза широко раскрылись и она, не мигая, смотрела на красные подтеки с выражением крайнего ужаса на лице.
     Тей резко дернул поводья, копыта заскользили по мокрой траве. Голый человек тоже остановился, а потом вдруг рухнул, как подкошенный прежде, чем санлем успел к нему приблизиться.
     - Хем! Это Хем! – прошептала девушка.
     Тей осторожно поднял с земли дрожащее тело незнакомца, молча взвалил его на лошадь и пошел впереди, ведя Ветер за повод. Животное встревожено прижимало уши, но послушно шло за хозяином.
     Среди скал нашли убежище. Камни стали надежной преградой ветру, а нагретые за длинный жаркий день они даже не успели остыть и излучали тепло.
     Иттира ни словом, ни делом не собиралась помогать своему спутнику. Округленными глазами она смотрела, прижавшись спиной к горячим скалам, как санлем спускает человека с седла, ложит аккуратно, укрывает своим плащом…. Потом он снял привязанные к седлам мешочки с пищей, чудом уцелевшие после того, как побывали у брада. Пришлец лишь однажды открыл глаза, когда Тей принялся обрабатывать и перевязывать глубокие порезы на груди и спине, и иттира отпрянула, увидев бессмысленный голубой взгляд.
     Голубые глаза! Она видела такие в первый раз. И это поразило её так сильно, что она, подавляя в себе растущий страх, присела возле человека и дотронулась до холодной влажной кожи дрожащими кончиками пальцев.
     - Хем! – повторила она и взглянула на санлема. Но он продолжал перевязку и не обратил на неё внимания.
     - Сатр, неужели небеса возвращают нам наших создателей? – едва слышно спросила она.
     - Небеса делают то, что считают нужным, - ответил он. – Если они послали нам навстречу раненного Хема, значит хотят, чтобы мы о нем позаботились…
     - Красная кровь! За сотни лет наша земля ни разу не видела красной человеческой крови!… Но что может означать его появление здесь?
     Он поднял голову, и устало посмотрел на неё.
     - Племена воинов брада хозяйничают на земле санлемов, - произнес он. – На священной земле, где живут слуги неба. Значит, где-то совсем рядом идут битвы. Моему сердцу неспокойно. Если воины убивают здесь, в этих лесах, то ничего хорошего не жди. Все слухи о великих сражениях за реликвии могут перерасти в страшную реальность. И тогда только чудо спасет нас от пожара племенных войн…
     - Битвы за реликвии велись испокон веков, - возразила иттира. – Правда, они никогда не становились всеобщей войной…
     - Только не сейчас, - покачал Тей головой. – Брада уже покинули леса на севере и пришли сюда. Что-то влечет их. И, наверняка, не только их лошади ступили на нашу землю…
     Он замолчал, на мгновение представив себе, как врываются лесные воины в его селение, и сердце захлестнула жгучая боль. Он едва сдержал вздох. Как санлем, он должен быть с сородичами, защищать свой дом, но как сатр схока обязан оставаться со своей иттирой. Только на обратном пути он сможет увидеть семью. А пока каждую минуту ему придется думать и молиться о том, чтобы племена, пришедшие в земли санлемов, не пролили на ней крови.
     - Вам нужно отдохнуть, иттира, - сказал он, прогоняя мрачные мысли. – После тяжелого боя сон вернет вам потерянные силы.
     - Я не смогу уснуть, когда рядом Хем, - ответила она. – Спи, если хочешь, а я покараулю.
     - Хорошо, - покорно согласился он. Укрыв Хема своим плащом, санлем направился к лошадям и, проходя мимо девушки, словно бы невзначай коснулся её плеча. Через мгновение она потерла слипающиеся веки, устало вздохнула и склонила голову набок, сразу же уснув.
     - Спите, иттира, - сказал Тей, присаживаясь на теплые камни возле неё. – Дороги не любят усталых путников…
    
     После грозы небо было чистым, ярко-синим, а воздух – кристально прозрачный и свежий. Но Тей проснулся не оттого, что солнце заглянуло в укрытие, а оттого, что почувствовал на себе пристальный, внимательно изучающий взгляд. Тей медленно поднял голову и посмотрел на человека, закутанного в серый плащ. Хем завернулся в него с головой, только лицо выглядывало из импровизированного одеяла. И лицо не было испуганным или удивленным – оно выражало лишь чистое любопытство.
     С минуту санлем и Хем смотрели друг на друга.
     - Вы рано проснулись, господин, - произнес Тей. – Надеюсь, вы не сердитесь за то, что я осмелился предложить вам свой плащ?
     - Наоборот, очень благодарен, - ответил Хем. Его голос был самым обычным, таким же, как у всех. Правда, он немного странно выговаривал слова, делая между ними паузы, словно старательно вспоминая. Стиль произношения весьма походил на стиль ученых: четкий, правильный, внятный… В племенах так никто не говорит…
     - Господин наверняка голоден? – спросил санлем.
     - Нет, пока нет…
     Хем обвел удивительными голубыми глазами пещеру.
     - Как я сюда попал?
     - Во время ночной грозы вы шли по равнине, совершенно без одежды. И истекали кровью – кто-то нанес вам раны.
     - Это скалы, - небрежно махнул рукой Хем. – Видно, что-то случилось во время переброски, мне пришлось падать прямо на камни. Вообще-то мне гарантировали, что все пройдет гладко, но разве можно доверять машинам!…
     Он усмехнулся и покачал головой, потом посмотрел на Тея и не встретил ответной улыбки. Серебряные глаза были чересчур серьезны и внимательны.
     - М-да, - произнес Хем, потерев подбородок. – Мои слова, вижу, не ко времени… Ну ладно… Начнем с простого… Меня зовут Мертуэл. Я – сотрудник исследовательской группы Института Изучения Закрытых Земель. ИНИЗАЗ сокращенно…
     - Меня зовут Тей. Я – сатр.
     Он ожидал брезгливой гримасы, которая всегда обычно возникает, когда люди видят его ритуальный кинжал на поясе. Но вместо этого Хем радостно закивал головой, словно не понимая значения слова «сатр».
     - Прекрасно. Раз мы понимаем друг друга, нам будет легко общаться. Мы боялись, что за тысячу лет язык сильно изменится, но этого не произошло, - сказал Хем.
     - Куда вы направляетесь, Хем? – спросил Тей.
     - Честно говоря – не знаю. Меня могут вернуть в Институт в любой момент. А могут вообще не вернуть. Мне нужно осмотреться здесь, а потом доложить о ситуации начальству. Пока это просто эксперимент по переброске… А куда вы едете?
     - Я и иттира идем к Храму. Иттире настала пора искать мужа.
     - Иттира – её имя? – спросил Хем.
     Санлем резко выпрямился.
     - У неё нет мужа, – произнес он многозначительно, но Хем его все равно не понял. Удивленно подняв брови, он ждал объяснений. Их не последовало.
     Человек задумчиво почесал нос. Потом перевел взгляд на проснувшуюся девушку, а она открыла глаза и несколько раз растерянно моргнула.
     - Мое имя первым узнает мой муж, господин, - медленно сказала она. – Разве не вы, Хемы, велели следовать такому обычаю?
     - Не уверен… И не знаю, что вы имеете в виду, называя меня так… Прощу прощения, что пришлось предстать перед вами в столь жалком виде. Но переброска с Института возможна только для биологически живой формы. Одежда осталась на Земле.
     Она перестала пугаться и рассматривала его уже с нескрываемым интересом.
     - Не знаю, можно ли мне говорить комплименты, но – Хем смущенно кашлянул. – Никогда прежде мне не доводилось видеть столь прекрасной дамы, как вы. И если ваше имя – табу, то я согласен называть вас так, как скажете…
     - Господин волен сам звать меня по своему усмотрению, - ей определенно начинал нравиться необычный пришелец. – Санлемы называют меня иттира, для остальных я – дочь зияра.
     Тей увидел, как вспыхнули её щеки и сверкнули глаза, когда Хем, придерживая спадающий плащ, попытался поклониться так же, как до этого делал сатр. Прерывая затянувшуюся паузу, Тей произнес:
     - Вам лучше оставаться здесь, господин. Наша еда хоть и уцелела, но намокла. Хлеб невозможно есть. Я пойду на охоту, в скалах водятся ящерицы. У них вкусное мясо…
     - Лучше поищи дрова! – воскликнула иттира, вскакивая. – Я хочу поразмяться! Может, повезет подстрелить скалистого варана. После дождей они выходят греться наружу.
     Она покинула пещеру. Санлем вышел следом за ней, сомневаясь в том, что здесь найдется хоть кусочек дерева…
    
     Как странен был все-таки этот Хем! Говорил он, как ученые, но не знал о запрете на имя незамужней девушки, не знал о сатрах, о реликвиях.
     Он называл их земли Закрытыми. Он удивленно смотрел на огромных керитов, пасущихся на редкой траве возле пещеры, восхищался костру из тонких веток, которые удалось собрать, жареному мясу, трепетно дотрагивался до грубой одежды сатра и блестящих кожаных ремней иттиры, мечей, кинжала… Только при виде калара его улыбка почему-то исчезла с лица. Он взял в руки легкий ствол и спросил:
     - Откуда это у вас?
     - Хемы дали нам все оружие, которое сейчас у нас есть – стрелы, мечи, ножи, копья… Много веков назад они научили наших предков ковать железо и добывать белые кристаллы для каларов.
     - Опять Хемы… Кто они такие?
     Иттира подавилась и перестала жевать. Переведя взгляд на санлема, она удивленно захлопала ресницами. Тей, положив нож для разделки мяса на камень, склонил голову набок и задумчиво посмотрел на человека. После недолгой паузы он осторожно сказал:
     - Господин, Хем – это вы. Вы создали людей по своему образу и подобию, научили обрабатывать землю, выращивать скот, лечить…
     - По своему образу и подобию? – переспросил Хем. – Что-то мне это как-то слишком знакомо… Ах, да. Библия. Религия, церкви, костелы, служители бога, спаситель Иисус!… Только сейчас у нас религия отошла в такое далекое прошлое, что помнят о ней только историки. Но, кажется, там что-то упоминалось вроде «по своему образу и подобию»… Так значит, вы считаете меня одним из своих создателей?
     - Разумеется, - кивнул санлем.
     - Чушь какая-то! Но почему?
     - Потому что ваша кровь красного цвета!
     Человек открыл рот, чтобы что-то сказать, замер на месте, а потом вскочил, едва не потеряв плащ, и стремительно зашагал взад-вперед. Они разобрали невнятные слова:
     - Конечно, конечно… Смешение двух рас! Не обязательно гены землян должны были стать доминантными… Генетики говорили об этом… Что-то сходно, что-то нет. Спустя века, воспоминания стали религией… Все понятно.
     Он успокоился и снова сел. Две пары глаз следили за каждым его движением.
     - Придется мне взять у вас несколько уроков истории, - грустно сказал Хем, запуская пальцы в копну черных кучерявых волос.
     - Солнце высоко, господин, - произнес Тей. – Пора в путь.
    
    
     VIII
    
     Земли санлемов раскинулись далеко. Каждая пядь плодородных лугов, зеленых холмов, небольших густых лесов была тщательно обработана, ухожена, расчищена. Реки несли совершенно прозрачные воды, русла освобождались от ила и растительного мусора, поля щедро и основательно удобрялись. У племен санлемов были самые обширные земли, хотя численность населения оставляла желать лучшего. И на окраине, за кольцом невысоких гор с сосновыми лесами, стоял Храм – огромное белое яйцо, сверкающее на солнце и почти незаметно на фоне снегов, устилающих все вокруг с осени почти до лета. Два раза в год ученые рассылали по все племенам своих помощников, которые собирали растения, составляли списки новорожденных, вступивших в брак пар, погибших и пропавших воинов, крестьян, работников. Они приносили книги, образцы тканей для знатных военачальников, записывали со слов очевидцев рассказы о битвах, поединках, природных явлениях. Люди ждали прихода ученых – их появление означало, что племена не забыты Хемами, что не грозят людям бедствия, и что все идет так, как завещали создатели.
     Едва на горизонте показывалась группа всадников на белых лошадях, уздечки и стремена которых ослепительно сверками, в селеньях начиналась суета. Накрывались столы, созывались женщины с младенцами, появившимися на свет за истекшие полгода, собирались круглые медальоны погибших воинов, чтобы ученые могли их сосчитать, приходили воины, участвовавшие в битвах.
     В каждом селении ученые задерживались не более трех дней. Закутанные в белые мантии, они неторопливо осматривали каждого младенца, вносили в списки имена овдовевших женщин, перешедших в касту воинов, брали у всех по несколько капель крови длинными прозрачными иглами. Говорили они очень редко. Их смуглые лица всегда были серьезны и сосредоточены. Даже веселые рассказы не вызывали у них улыбок, а страшные – никогда не пугали. Быстро скользило перо по бумаге, записывая слова, а глаза равнодушно глядели из-под полуопущенных век.
     Это весной ни в одном селении ученые не появились. Гонцы помчались по поселкам, встревожено выясняя, видел ли кто-нибудь белых всадников. Но даже торговцы, имевшие тесные связи с Храмом и его обитателями, отрицательно качали головами.
     Именно этой весной по землям прокатились слухи о великой битве за реликвии, на которую военачальники поднимали все отряды. Впрочем, собственными глазами никто отрядов в боевой готовности не видел, но каждое племя желало обладать реликвиями и доказать свое происхождение от Хемов. Воины точили мечи и готовились седлать лошадей.
     Санлемы были далеки от этих слухов. Они умели лечить и к ним стекались воины, возвращающиеся из походов, раненные, избежавшие рук сатров. Санлемы не воевали. Но защищать свою жизнь и свободу они все же могли, пусть даже ценой убийства. Главное, чтобы враг умер быстро и без мучений. Санлемы не нападали, не создавали отрядов, но любой из них – мужчина ли, женщина, подросток, - с детства учились держать в руках оружие и пользоваться им, учились стрелять из лука, арбалета, биться на руках. Воины и врачи одновременно, они возвращали жизнь, давали здоровье и недрогнувшей рукой поднимали мечи и рубились.
     Небольшие селения терялись среди холмов, прятались в рощах или стояли ровным кольцом на открытых лугах.
     Ветер и Неисс проносили седоков мимо них, не останавливаясь. До Храма оставалось два дня пути, а люди хотели добраться туда поскорей. Хем и Тей сидели в одном седле, поэтому Ветер не мог идти так же быстро, как раньше, и ещё до захода солнца им пришлось все-таки сделать привал, чтобы животные могли отдохнуть и отдышаться.
     Костер тихо потрескивал в неглубокой ямке, на сырой палке над огнем жарился крупный кролик, шипящий от жара. Дрова оказались отличными, почти не дымили, сизая ароматная дымка от них растворялась в воздухе бесследно, смешиваясь с сильным запахом земли и травы.
     Санлем отошел от костра, поднялся на холм и застыл на его вершине, выглядя изваянием на фоне оранжевого заката.
     Поворачивая кролика над огнем, Хем спросил у девушки:
     - Почему он все время молчит?
     - Он – санлем, - ответила она. – Он слушает небо.
     -Это зачем?
     - Санлемы могут творить различные чудеса. Они лечат руками и слушают небо. Так они узнают, где идет битвы, где шумит дождь…
     - На самом деле?
     - Так люди говорят, - сказала иттира.
     Человек посмотрел на фигуру Тея. Потом поднялся и направился к нему.
     Тот услышал шаги за спиной и обернулся.
     - Тебя что-то все время тревожит, - произнес Хем. – Я это чувствую.
     - Время неспокойное. Земля стонет.
     - Ты действительно можешь слышать небо?
     Удивление скользнуло по лицу.
     - Его никто не может услышать. Тем более человек.
     - Но иттира сказала мне…
     - Она не санлем, - перебил Тей. – Её вера в чудо слишком велика. Все племена суеверны, боятся всего, что связано с небом и Хемами.
     - Вот странно, - изумился Хем. – Ты-то ведь тоже из этого мира. Неужели санлемы не верят в создателей и в чудеса, которые творят сами?
     - Создатели дали нашим рукам умение лечить. Наши глаза видят болезнь в теле, мы можем заживлять раны и заставлять биться самое слабое сердце. Это не чудо, это подарок.
     - А Хемы?
     - Они учителя. Наставники. Они учили предков и запретили им забирать жизнь. Только это условие не всегда соблюдается.
     - Раз вы лекари, то, наверное, ваше племя очень богатое?
     - Почему? – спросил он, поднимая брови.
     - Вы же берете плату за лечение?
     - Создатели научили нас всему, не требуя платы за это. Луна дает нам силы и тоже ничего не просит взамен. Почему же нужно что-то брать от больных? Санлемы делятся своей силой с теми, кто в ней нуждается, кто не может взять её сам…
     - Вы работаете на воинов?
     - Нет. Воины приходят к нам, когда посчитают нужным. Тяжело раненых сатры отправляют к предкам, а легкие раны можно быстро вылечить.
     Хем заморгал, что-то соображая, уперся взглядом в землю. Было видно, как он вдруг растерялся, собирая разбежавшиеся мысли, как непослушных овечек.
     - Значит, сатры убивают тяжело раненых? – хмурясь, спросил Хем.
     - Убийство карается нашими законами, - возразил санлем. – А уйти к предкам от рук сатра – это естественно. Душа в измученном теле страдает, раны становится невозможно лечить. Поэтому сатры, обходят поля битвы и помогают душе уйти из тела.
     - Каким образом? – прошептал Хем.
     - По обычаю – ритуальным кинжалом, - Тей вынул сверкающий клинок и показал человеку. – Санлемы же погружают сознание в глубокий сон и души уходят спокойно. Предки на небе ждут их, они скучают без них и плачут, видя страдания.
     - Какое варварство! – Хем в смятении провел рукой по лицу, словно это могло успокоить.
     Тей вновь повернулся к горизонту.
     - Каждая капля крови, впитанная землей, - это слезы на глазах живых, - произнес он, щурясь на солнце. – Санлемы редко плачут.
     - И у вас нет врагов? Ведь вы же просто бесценное приобретение для любого отряда, способного вас поработить!
     - У санлемов нет врагов, - последовал категоричный ответ. – После битвы те, кто может ещё идти, шагают с врагами рука об руку, помогая друг другу дойти до селения санлемов. Они приходят как друзья, объединенные одной бедой.
     - Вы лечите их, и они уходят, чтобы воевать снова? Это бессмысленно!
     - Нет. Воин сражается. Крестьянин растит животных и возделывает землю. Санлемы лечат и берегут знания. У каждого своя судьба.
     Он замолчал. Теплый ветер шевелил светлые завитки волос на голове. Хем присел на землю, сорвал травинку и задумчиво пожевал её. Потом с шумом потянул воздух ноздрями.
     - Странный мир, - пробормотал он. – Странный и чужой. В моем мире все иначе. Мы не воюем, по крайней мере – теперь. Наших даже самых тяжело больных мы всегда лечим. Мы не убиваем. У нас нет людей-слуг, нет животной пищи…
     Он откинулся на спину, вдыхая запах разогретой земли. Солнце уже не слепило глаза, нежно гладя бледное лицо. Тей бросил быстрый взгляд на лежащего Хема и мимолетная улыбка скользнула по его губам: он понял, что Хему нравится земля его племени.
     Но гость был, несомненно, прав – неспокойно было на сердце санлема. Воздух был наполнен дымом, но не тем, что устилает землю белой пеленой, смешиваясь с тяжелыми туманами, а тем, что проносится над высохшей за лето степью, сжигает траву, гонит животных прочь и превращает самую плодородную почву в мертвую и затихшую. Это не тот дым, который коптит мясо, поднимаясь вверх столбом от мирного костра, вокруг которого собирается племя, а тот, что порождает только боль, и ничего кроме боли… Это дым военного огня…
     Санлем смотрел за горизонт, словно мог разглядеть отряды, стекающиеся с четырех сторон света, колючие леса копий, ручьи крови и серые палатки лагерей.
     Земли схока, небольшого по численности, но воинственного племени, лежали на самом краю мира. Всего в одном дне скачки от последнего селения начиналось море. Что лежало за ним – не знал никто: лодки, отправившиеся в путь за ответом на этот вопрос, не возвращались. Рыбаки добывали рыбу только возле берега. Сюда вести из других племен доходили очень долго. Зияр знал, что где-то здесь, в непосредственной близости от Храма, идут сражения, но он все же отпустил свою дочь в неизвестность. Может, он не хотел верить слухам, а может, считал, что дочь в конечном итоге все равно обязана примкнуть к отрядам, чтобы стать совершеннолетней, приобрести опыт большого сражения и в драке доказать свое право на реликвии. Он запретил ей вступать в бой, но кто знает, о чем на самом деле думал зияр?
     Дым войны не дойдет до земель схока – они слишком далеки. И отряды, скорее всего, останутся в своих лагерях.
     Когда же начал тлеть костер? В какую минуту вожди приняли решение оставить мелкие сражения с соседями, вложить на короткое время в ножны мечи и двинуться в долгий путь, в поход за славой? Почему после стольких относительно спокойных лет люди вдруг вспомнили о реликвиях? Почему бросили пылающие головни на сухую степную траву и позволили ей вспыхнуть, пойти смертельной полосой смерти на поселки?
     Ещё два дня, всего два дня, и он сам, лекарь, а не воин, покинет иттиру, потому что она пойдет на поиски того, чье имя и племя сообщат ей ученые. Пойдет искать, чтобы доказать всему миру свою независимость и готовность создать новую семью для рождения новых воинов. Он не сможет следовать за ней, он закончит службу у зияра, и вернутся к сестрам, брату и матери, чтобы стать опорой и защитой им, чтобы опять начать лечить. Только теперь ему придется сражаться не только с ранами, вернее – не столько с ними, сколько со смятением, ошибочными решениями людей, бросающихся в костер войны. Сможет ли он понять боль тех, кто по своей воле, или из-за гордости, собственными руками станет подбрасывать в пылающий огонь дрова, поддерживая его горение своей жизнью? Если не сможет понять, то не сможет лечить. Где нет сочувствия, там никогда не будет силы, похожей на силу всевидящей и щедрой луны.
     А дочь зияра поскачет через горы и реки, чтобы однажды остановить взмыленного коня возле дома какого-нибудь неизвестного ей пока селения, назвать по имени своего избранника и сообщить ему свое в ответ, заветное и тайное, предназначенное только для мужа…
     Санлем с тоской обернулся, чтобы посмотреть на иттиру. Она сосредоточено вращала палку с кроликом и время от времени взывала к небу, обжегшись жаром раскаленных углей. А ведь это его обязанность – готовить еду. Он же позволил своей госпоже заниматься кроликом, как простой служанке.
     Он торопливо сбежал с холма, не заметив, что Хем успел задремать, разнеженный вечерним теплом.
    
     А потом снова началась скачка со свистом ветра в ушах, тучками пыли за спиной, мельканием проворных стрижей перед самыми глазами… В какой-то неуловимый миг закончились поля, крохотные поселки, серые пятнышки овечьих стад, нити дыма у рощ. Вокруг расстелилась бескрайняя равнина земель санлемов с почти незаметной тонкой полосой гор впереди. И до самой темноты они не встретили ни единой живой души.
     Тей прижимался к луке седла, чувствуя за спиной дыхание Хема. Его руки крепко обхватили талию санлема, и ни разу человек не сбил шага лошади, хотя Тей был готов поклясться, что Хем впервые сидит в седле. Слишком уж неуклюже забирался он на спину Ветра, слишком неуверенно устраивался, покачиваясь и охая.
     Множество вопросов возникло у санлема к Хему: как живут создатели, что такое Институт по изучению Закрытых Земель, что такое переброска, сотрудник, эксперимент… Ему очень хотелось знать, как и чем лечат создатели своих больных и почему вообще боги болеют, вечно ли живут Хемы, как утверждают легенды, почему кровь у них красная, а не голубая, почему нет у них животной пищи и чем же они тогда питаются, какие песни поют на отдыхе… И ещё много других вопросов, самых разных и одинаково важных, хотелось задать гостю.
     Но санлем молчал. Молчал, потому что сам Хем ни о чем его больше не спрашивал, потому что иттира не ставила вопросов, потому любопытство было слабее тревоги, которая росла в груди санлема по мере приближения к Храму.
     Когда бочок солнца скрылся за облаками, потянувшимися с востока и окрасившимися в оранжевый цвет, кони вдруг сбавили шаг. Они втягивали воздух, встревожено фыркали, передавая волнение и всадникам.
     А потом откуда-то сбоку потянулась пелена дыма. Не древесного.
     Санлем осадил Ветра, вглядываясь в сумерки. Потом он решительно дернул поводья и направил керита к рощице. Неисс двигался следом.
    
    
     IX
    
     Пепел взлетал вверх, кружился в лучах заходящего солнца и неторопливо опускался на плечи путников, молча следующих к месту пожарища. Мертвая тишина окружала пепелище, которое должно быть ещё утром было поселком. Разрушенные дома, сожженные загоны для скота, вытоптанная копытами множества лошадей трава, срубленные ради забавы тонкие молодые деревца, перегороженный остывшим трупом коровы ручей – вот что предстало перед взорами путешественников.
     Санлем соскочил с седла. Чувствуя запах смерти, тихонько заржал ветер, которого тотчас же поддержал Неисс.
     Тей вынул меч, украшенный камнями, и пошел между деревьев. Ни стона, ни вскрика, ни плача – только потрескивание догорающих сучьев. Иттира закинула на плечо калар и тоже обнажила меч.
     Во всем селении они не нашли ни единой живой души. Лишь убитые животные лежали в загонах, возле кормушек. Тот, кто разрушил дома, забрал с собой всех жителей.
     Хем молча стоял около лошадей, держа их за уздечки, и хмуро глядел, как санлем опускается на колени перед каждым лежащим животным, чтобы проверить, не бьется ли сердце, ни мучается ли живое существо.
     - Они увели все, - сказала иттира. – Даже детей. Всех санлемов.
     - Ты говорил, что у санлемов нет врагов, - подал голос Хем, обращаясь к Тею. – Может, жители ушли по своей воле?
     - Нет, мы не покидаем своих домов, даже если они полностью разрушаются, - возразил тот. – Мы заново их отстраиваем… Дело в другом. Огонь прокатился по земле. Кто-то набирает воинов и лекарей в свое войско.
     - Ты здесь жил? – спросил Хем, окидывая взглядом картину разоренного селения.
     - Нет, но от этого мне не легче…
     Ветер внезапно топнул копытом и дернул головой раздраженно. Из-за дальних деревьев послышались шаги подкованной лошади. Тей перехватил меч и загородил собой иттиру, но она обиженно выступила из-за его спины.
     Великолепная белая лошадь устало вышла на открытое пространство, позади неё шел человек в изорванном и грязном плаще. Увидав людей, он остановился.
     - Брат мой, санлем, - произнес он спокойно, глядя на Тея. Тот убрал меч и ответил:
     - Здравствуй долгие лета, брат санлем… Ты знаешь, что здесь произошло?
     Незнакомец покачал головой.
     - Нет. Мой путь лежал к Храму. Когда я пришел сюда в полдень, дома уже горели, людей не было. Я слышал, что где-то рядом идут бои, но неужели потому пострадал поселок?
     - Плохо, что у нас появились враги, брат…
     - И мое сердце скорбит об этом…
     - Вчера мы наткнулись на отряд воинов леса, брада. Это их рук дело?
     - Лесные воины – жестокие воины. Их мечи разят без разбору и врагов, и друзей. Но они все же уважают санлемов. Впрочем, теперь мы нужны всем. А раз не хотим воевать по собственной воле – нас заставят… Куда же вы идете в такое неспокойное время?
     - В Храм. Поедешь с нами?
     Он с сожалением мотнул светловолосой головой.
     - Я должен ехать немедля. Меня ждут. Я везу ученым вещь, которую они давно безуспешно искали. Вещь попала ко мне случайно, но теперь она требуется ученым. Вам же, я вижу, нужен отдых.
     - Ночью путь опасен, - возразил Тей. – Дождемся утра.
     - День или ночь – неизвестно, что опаснее. Ночью дикие звери подстерегают путников, но звери боятся огня и меча. Днем же люди караулят дороги. И, клянусь, я лучше попаду в когти равнинного льва, чем закончу жизнь рабом какого-нибудь зияра.
     - Будь по-твоему. Пусть создатели охраняют тебя и твоего коня.
     - Тебя тоже, брат…
     Легко вскочил на широкую спину лошади.
     - Будь осторожен, брат санлем. Горы опасны для одиночки, - сказал Тей.
     - Смерть придет к нам только однажды… Со мной же сила санлемов и знания. Они оградят меня от опасностей.
     Он кивнул на прощание, дернул поводья. Лошадь взяла с места в карьер и человек исчез в сгущающихся сумерках.
     - Останемся здесь на ночь, - сказал Тей, снимая с Ветра тюк.
     - Но ведь это почти кладбище, - нахмурилась иттира.
     - Ничего безопаснее мы не найдем. А здесь наверняка осталось немного еды, да и крыша над головой нам не помешает. Ночи становятся все холодней. Ещё немного и начнется зима… Вон там виднеется дом, он почти цел. Внутри, конечно, все сгорело, но на одну ночь устроимся.
     - Ладно, - неохотно согласилась она, подозрительно рассматривая травяную кочку, которую для ужина облюбовал Неисс. – Но на этот раз караулить буду я.
     Ночь выдалась тихой и спокойной. Если бы не запах гари и абсолютная, зловещая тишина мертвого пожарища, Тей подумал бы, что находится дома. Но стоило открыть глаза, вдохнуть воздух, прислушаться и… Нет, это стало царством призраков и неуспокоенных душ. Не страшное, но неприятное. Впрочем, Хему это не помешало упасть на остатки скромной постели, накинуть на голову плащ и мгновенно уснуть глубоким сном смертельно уставшего от долгой скачки и обилия свежего воздуха человека.
     Под утро Хем проснулся от холода. Легкий противный сквознячок остужал бока. Пока человек пытался закутаться, спрятаться от утренней прохлады, сон окончательно пропал.
     Он вылез из покосившегося домика, который они с вечера на скорую руку закрыли зелеными свежими ветками. Иттира крепко спала, несмотря на свое твердое решение стоять на карауле. Правда, Хем заметил, как санлем легонько коснулся её плеча, после чего она моментально закрыла глаза и засопела.
     Сатр сидел у костра, разливавшего вокруг себя живительное тепло, и что-то мастерил. Хем присел рядом. Возле потрескивающих поленьев было намного уютнее, чем в холодном доме.
     - Что ты делаешь, приятель?
     - Нам предстоит перейти горы, - ответил Тей, смахивая с колен золотистые кудрявые стружки и рассматривая работу. – А там может быть полным-полно людей, с которыми встречать нам не желательно, но придется. Если уж воины нападают на мирные селения, то обязательно не упустят шанса потрепать одиноких путников.
     - Мы будем сражаться?
     - Не хотелось бы. Но, будем мы ввязываться в драку, или нет – я должен доставить иттиру к Храму, а потом вернуть живой отцу. И я обязан следить, чтобы она не пострадала. Она боец, рвется в сражение, но жизнь её чересчур ценна и я не могу положиться только на одну милость небес, как бы бесконечна она была.
     Он опять склонился над работой.
     - Это что, арбалет? – спросил Хем.
     - Вполне вероятно. Но мы называем его Быстрой стрелой и пользуемся очень редко. Обычно охотники ставят их в лесу на оленьих тропах. Это вы, Хемы, научили нас мастерить Быструю стрелу. Но в отличие от охотников, использовать её для убийства я не стану.
     Он указал рукой на ряд глиняных горшочков, стоящих рядом с ним. Узкие горлышки их были запечатаны мягким воском, а из пробки свешивался тонкий тряпичный фитиль.
     - Когда будет нужно, я подожгу фитиль, поставлю горшок сюда, - он ткнул пальцем, - натяну струну и пущу в нужном направлении. Горшок разобьется и вспыхнет. Конечно, он может и убить, но если целиться точно, то просто напугает.
     Хем понюхал фитиль, потер его между пальцами.
     - Это же нефть! – изумленно сказал он. – Где вы её берете?
     - В земле.
     - У вас есть нефть, энергофильтрующий кристалл для каларов, но у вас нет машин, деретесь вы на мечах, разъезжаете на лошадях… Почему бы вам не изобрести новое оружие?
     - Мечи, копья и стрелы – оружие создателей. Это честное оружие. Оно случайно никого не поранит. Если ты зорок, рука твоя крепка и точна – стрела точно поразит выбранную цель. Если слаб, труслив, неловок – стрела попадет в тебя. В живых остаются только самые смелые, хитрые и умные. Такие нужны нашей земле.
     - Очень смахивает на теорию естественного отбора старины Дарвина, - буркнул Хем. – Извращенно, конечно. Но похоже.
     - Калар – оружие трусов, - продолжал неспешно Тей, проводя ножом по гладкому боку арбалета. – Тот, кто пользуется им всякий раз при встрече с врагом – трус. Раньше калары были только у ученых, они плавили ими землю и камень, жгли дерево и металл. Но потом случайно кто-то применил его против человека. И тогда все началось… Ослепнуть и погибнуть от голода, от неспособности защитить себя – позор. Куда деваться слепому воину? Кому он нужен? Только одному сатру, который может прекратить бессмысленные страдания. Использовать калар в честных поединках запрещено. Нельзя ослеплять противника каларом, даже если он сильнее тебя. Если ты воин – будешь сражаться до конца. Но калар можно использовать против бродяг. Это правильно. Бродяги – опозоренные люди, которые не нашли в себе сил покинуть этот мир после ранений. Они калеки и понимают, что остальные их презирают. Но бродяги бояться смерти больше, чем своего позора. Они готовы страдать из-за ран вечно и ни один из них не придет к сатру. Они не могут воевать – они грабят, калечат, убивают, - словом, мстят тем, кто превратил их в бродяг.
     - У них тоже есть калары?
     - Человек, которому принадлежит калар, уничтожает свое оружие, когда понимает, что оно может попасть в руки бродяг. Поэтому не было случая, чтобы они применили калар.
     - Почему ваши племена воюют друг с другом? – заинтересовано спросил Хем, подаваясь вперед.
     - Границы всех земель слишком призрачны. Если одно племя становится чересчур многочисленно, ему нужна новая земля, и зияр бросает отряды на поиски подходящих мест. Хозяева защищаются. Но мы четко следуем единственному правилу племенных войн – сражаться разумно. Зияр должен точно знать, сколько людей можно оставить на поле битвы. Если число убитых и раненых превышает определенные рамки, то отряд отступает и признает свое поражение.
     - Где же вы берете столько народу, если живете практически одной войной?
     - Наши женщины плодовиты, - ответил Тей не без гордости. – Девушки и юноши – все бойцы, если не становятся крестьянами. Санлемы тоже сражаются. Но редко. У нас много земли.
     - Это точно, - охотно согласился Хем, вспомнив бескрайние просторы, которые они пересекли. – Значит, ваши отряды сражаются, пока не исчерпан лимит в потерях?
     - Лимит? – удивился Тей незнакомому слову. Но тотчас же понял, что оно может означать. – Да.
     - А что же происходит сейчас? Ты все время говоришь о грандиозной войне, в которую замешаны все племена одновременно…
     - Все дело в реликвиях, вещах, которые оставили здесь Хемы. Каждое племя хочет обладать ими.
     - Просто какие-то крестовые походы… У нас, на Земле, тоже давным-давно было нечто похожее… Люди истребляли друг друга безо всякого счета. Считалось, что чем больше – тем лучше…
     Тей отложил работу в сторону. Брови его съехались к переносице, прикрыв настороженные серебряные глаза.
     - Неужели у Хемов есть войны? – спросил он.
     - Сейчас уже нет. Но раньше… Нет, я не видел, но читал. Земля просто стонала от смерти. Мы, в отличие от вас, всегда совершенствовали свое оружие. От стрел перешли к пороху, от пороха – к атому, потом к лазерам. От этого Земля была так заражена радиацией, что жить на ней стало невозможно.
     - И Хемы покинули её? – прошептал Тей
     - Не сразу. Наши ученые открыли параллельность пространства. Одному миру всегда, оказывается, сопутствует другой. Ну… - замялся Хем, наткнувшись на непонимающий взгляд слушателя. – Представь несколько комнат, отделенных друг от друга дверями. Откроешь дверь – попадешь в совершенно другую комнату. Так и с мирами. Ясно? – санлем несколько неуверенно кивнул головой. – Ладно, поймешь… Когда научились делать переброску, то есть открывать и закрывать двери, первые группы исследователей оказались на просторах, удивительно схожих с нашими, земными. Люди принялись обживать территорию, ведь здесь, в Закрытых Землях, не было ни единого человека. Только животные. Что-то не получилось у исследователей. Какой-то микроб или ещё что вызвал небывалую эпидемию. Но останавливаться было нельзя, под ногами лежали несметные богатства. На Земле стали искать средство от болезни, которая косила людей десятками. Нас спасло то, что после последней атомной войны мы установили контакт с братьями по разуму. Тебе сейчас довольно трудно понять это, но потом дойдет… Почти по соседству с нами жили другие люди, а мы о них ничего не знали… По уровню технического развития они едва ли опережали землян, но вот в плане биологии…. Боже, какие чудеса они творили с хромосомами! Мы просто диву давались. Именно они и предложили создать гибридную клетку, которая могла бы противостоять болезни. Сначала в наших планах была просто идея оживить Закрытые Земли, создать мир, пригодных для жизни. Клетка должна была помочь нам в усилении иммунной защиты человека. Но эксперимент не успели завершить. Гибридные клетки все же создать удалось, но мы так и не поняли, как её применить, и жизнеспособна ли она вне пробирки. Мы успели перебросить в Закрытые Земли новых животных, добровольцев для проведения испытаний с гибридами, немного техники, разной аппаратуры…
     - И вы ушли со своей земли?
     - Не просто с земли, дружище, - вздохнул горько Хем. – Нам пришлось покинуть планету. Самую прекрасную планету, которая только существует во Вселенной. Сам-то я видел её только на пленках, но она была чудесной, поверь мне. Теперь она полностью мертва. На ней остался только Институт. Какое-то время людям ещё удавалось следить за тем, что происходит в Землях, но потом чертова болезнь проникла и в Институт. Более тысячи человек погибли за считанные дни. Последнее, что удалось узнать, так это то, что гибридные клетки стали делиться, проходя стадию зародыша… Можешь себе представить?
     Тей вежливо покачал головой, стараясь не остудить пыл Хема.
     - Это значит, что ученые создали не просто устойчивую клетку с особым набором хромосом, - объяснил человек. – Они создали новое существо, взяв за образец физиологию и анатомию двух рас, населяющих планеты Солнечной системы!… Радость оказалась недолгой – кто-то взял да и стер все данные о методе переброски, о координатах Земель… Наверное, тот, кто остался в живых последним, не хотел, чтобы зараза пошла гулять по Вселенной. В общем, поступил он по тем событиям правильно.… Как мне кажется…
     Хем замолчал, глядя в костер. В голубых глазах запрыгали оранжевые отблески пламени, щеки раскраснелись от тепла. На необычный румянец санлем уставился, как на чудо. Терпеливо ожидая продолжения, он оторвал взгляд от щек Хема и пошевелил прутиком горящие дрова. Хем глубоко вздохнул, словно собираясь с силами.
     - Потом мы научились бороться с болезнью, - сказал он. – Но путь в Закрытые Земли был потерян. Люди освоили другие планеты, выбрались из Солнечной системы, побывали там, где недавно и мысль-то не бродила. Но плодородный мир лежал прямо под боком, полный чистого воздуха и вода. А что можно сделать, когда ключи от двери потеряны?… Прошло не одно десятилетие, пока ученые снова не начали испытания. Сначала пробовали перебрасывать неживые предметы – механизмы, куски металла, кое-какие несложные приборы… Потом даже удалось создать небольшой голографический театр, чтобы те, кто оставался в этих в этих землях, понемногу вспоминал события далеких веков…
     - Голографический театр? – переспросил Тей. – Не знаю, что это такое. Но у нас есть место, где появляются воины, закованные в железо. Они как призраки – прозрачные.
     - Вот-вот, он и есть. А люди – это рыцари. Воины нашего прошлого… Вообще-то ты быстро все схватываешь… Неужели тебя ничем нельзя качественно удивить?
     - Меня все удивляет, - возразил санлем. – Но наше племя для того и живет, чтобы хранить знания Хемов. Наши зияры знают все легенды, которые рассказывали первые люди. Мы помним, что невиданная болезнь обрушилась на создателей, когда они посетили равнины, и что именно Хемы создали первого человека, наделив его силой, здоровьем и разумом. Первых людей они научили собирать целебные травы и съедобные плоды, очищать воду, лечить раны, пахать землю… Потом, когда Хемы ушли, люди продолжали накапливать знания и получать силу от луны.
     - На Земле были уверены, что созданный человек обязательно станет дегради… Э-э… Поглупеет, в общем, когда останется один. Слава богу, этого не произошло…
     - Не могло произойти. Хема создали нас и дали способность видеть, думать, говорить, слышать. Наша кровь иная по цвету, но наши сердца одинаково бьются. Мы не могли поглупеть, потому что постоянно помнили о делах Хемов, о том, что они нам подарили. Даже уйдя из этого мира, Хемы все равно следили за нами, исправляли наши ошибки, наказывали и награждали…
     - Знаешь, - скромно произнес Хем, - мы многое умеем теперь… Но… По-моему, ты слегка преувеличиваешь.
    
    
     X
    
     День обещал стать теплым и солнечным. Но улыбки на губах людей отсутствовали. Тей молча седлал лошадей, ему удалось найти жеребца и для Хема. Великолепный керит, хотя немного староватый для долгих и быстрых скачек, сверкая упитанными гладкими боками, пасся за рощей, чудом избежав пленения после разгрома селения. Жеребец был обнаружен Ветром, обходившим с видом хозяина селение санлемов. Седло, слегка покореженное огнем, тоже нашлось. Иттира хмуро натирала меч, а Хем задумчиво глядел в светлую даль равнины.
     Санлем старательно приторочил свой сверкающий камнями ритуальный меч к седлу так, чтобы отблески искр можно было увидеть издалека. Потом он протянул иттире белый платок.
     - Смею просить вас одеть его.
     - Зачем это? – сердито спросила она.
     - Если в дороге нам встретятся воины, вас тоже примут за санлема. Мой меч и наши светлые волосы уберегут от лишних стычек.
     - Ты ведешь себя, санлем, недостойно, - буркнула она. – Я отвечаю ударом на удар, дракой на драку. Я не собираюсь скрывать черные волосы, потому что горжусь своим племенем!
     - Он дело говорит, - вмешался Хем. – Лишние проблемы нам ни к чему.
     Она упрямо мотнула головой. Сатр едва слышно вздохнул, убрал платок. Но Хем вдруг резко шагнул вперед, выхватил невесомое белое облако из руки Тей и сунул его в самое лицо иттиры.
     - Одевайте, - с угрозой в голосе сказал он, глядя ей прямо в глаза. – Чего бы вы ни стоили в драке, в бою против отряда нам не выстоять. Я никогда не держал в руках меча, Тей кулаками попусту размахивать не станет, а вы одна… В конце концов, вы женщина, просто женщина, пусть даже и гораздо сильнее любой, которую я когда-либо знал… Не дурите…
     Она набрала полную грудь воздуха, крепко сжала оружие. Глаза её метнули молнии, но Хем повысил голос:
     - Одевайте! Ну?
     Она скрипнула зубами. Потом с яростью схватила платок так, что он жалобно затрещал, и быстро повязала его на голову, спрятав черные волосы.
     Хем улыбнулся.
     - Иногда с ними надо быть пожестче, - ответил он на изумленный взгляд Тея. – Женщины…
     Выехали все очень сердитые. Небо, чистое и ясное, щедро поливало их теплом, наверное, уже последним в этом году. Совсем скоро начнутся холода, ледяные дожди, с запада натянет пелену тяжелых туч, и посыплется на засыпающие равнины хлопья снега, сдуваемые реющими по просторам ветрами.
     Самое время, чтобы подготовиться к морозам, подумал Тей. Олени за долгое лето нагуляли жир, кролики растолстели, мясо будет вкусным и нежным. Племена не останутся голодными. И, хотя весна принесла немало неприятностей, кажется, все образовалось, дела поправились. Только вот сами люди что-то не хотят наслаждаться сытостью. Рвутся с мест, седлают лошадей, точат оружие… И кто же бросил первый клич идти на битву за реликвии? Кому понадобилось снимать отряды с осенних стоянок и вести их на самые дальние границы? Кто может остановить войну, кто сможет вернуть воинов обратно, вернуть к семьям, к очагам, где тепло потрескивают поленья, ароматно пахнет копченое мясо под потолком… Кому под силу единым взмахом руки потушить разгоревшийся пожар соперничества?
     Санлем глубоко задумался. Меч лежал поперек седла, озаряя равнины брызгами сверкающих камней. Отблески заставили Тея щуриться, он прикрывал густыми ресницами глаза и смотрел вперед.
     В полдень они проехали мимо ещё одного разрушенного селения. Они остановились всего на несколько минут, чтобы убедиться в том, что в горящих домах никого не осталось. Какая-то злая сила забирала семьи и уводила их в сторону Храма. Путь, где проходили люди, был истоптан сотнями ног, в пыли валялись битые горшки, остатки еды, над которыми вились мухи, желтели островки зерна, высыпавшегося из разорванного мешка.
     Всадники умерили бег горячих коней, чтобы случайно не догнать племена, идущие впереди.
     Гнев вскипал в душе Тея. Никогда прежде не приходилось видеть ему, чтобы кто-то так жестоко расправлялся с селениями. Никогда раньше завоеванные земли не разграбливались, дома не сжигались, скот не уничтожался. И, глядя на то, что осталось от поселков, кровь била санлему в голову, окатывая противным жаром ненависти.
     К вечеру горы приблизились, превратившись из тонкой коричневой ниточки в грозную гряду скал, покрытых редким лесом. Чтобы не столкнуться с врагом, пришлось немного задержаться, но горы все же появились перед ними. Невысокие, колючие, хмурые – они могли стать серьезным испытанием. Нужно знать путь, узкую тропинку среди расщелин, обрывов и утесов. Тею тропка оказалась хорошо известной.
     Лошади осторожно ступали по острым камням. Копыта их скользили, и всадникам пришлось спешиться. Птицы, срывавшиеся с диким криком с обрывов, щекотали нервы, но санлем уверенно шел вперед, время от времени останавливаясь, чтобы проверить какие-то только ему известные засечки на камнях.
     Ветер свистел в трещинах, иногда казалось, что-то где-то плачет человек. Топот копыт разносился глухим эхом и отражался от утесов. Конь Хема, названный по скорому Бунтом, оказался на редкость спокойным и послушным животным. Он не вздрагивал при резких звуках, преданно заглядывал в лицо человеку и с готовностью преодолевал самые крутые препятствия, перед которыми пасовал даже видавший многое Ветер. Хем время от времени запускал руку в шелковистую гриву и ласково теребил рыжие пряди.
     Долго путешественники петляли по бесконечному каменному лабиринту, пока, наконец, не вышли на ровный и открытый участок пути. Скалы остались позади, кончились скользкие подъемы и опасные трещины. Однако что-то такое витало в воздухе, что-то, что чувствовали и лошади, и люди.
     Ветер забеспокоился первым. Он затоптался на месте, повернул назад, но Тей решительно дернул поводья с такой силой, что у лошади вскинулась голова. На Ветра, однако, это не подействовало. Он взвился и, едва не скинув со своей спины Тея, метнулся в сторону. И почти сразу же горы огласились воинственными криками, топотом множества лошадей и ржанием их.
     Иттира пригнулась к шее Неисса и положила меч на седло перед собой, поворачивая коня за Теем. Хем запоздало стеганул Бунта, с трудом удерживаясь в седле, и вся группа понеслась по тропе, которая стала подниматься круто вверх. Где-то рядом были враги, пока невидимые.
     Санлему пришлось приложить немало усилий, чтобы приостановить разогнавшегося Ветра. Когда же безумие лошади немного улеглось, Тей пропустил по тропе Хема и иттиру, и пошел замыкающим. Ветки кустарников стегали по лицу и ногам.
     Вскоре путешественников настиг отряд. С два десятка человек на коротконогих, но необычно сильных лошадках, взлетели по склону горы на дорогу, отрезая путь. Иттира резко развернула Неисса, забыв о том, что позади скачет Бунт, и с размаху ударилась об него… Хем охнул, бросил поводья, обхватил обеими руками шею Бунта и закрыл глаза, ожидая своего падения… Копыта Неисса заскользили по траве. Лошадь захрапела, опрокинулась на бок, но иттира вовремя вынула ноги из стремян, успев спастись, но при этом все равно не удержала поводьев, взмахнула руками и покатилась по склону к подножию горы.
     Тей подстегнул Ветра, пронесся мимо запутавшегося в стременах Хема, но осадил лошадь, увидев, что девушку окружают всадники. Оценив ситуацию, Тей схватил за уздечку Бунта, развернул его и крикнул прямо в лицо Хему:
     - Уходите! – и скользнул вниз.
     Под солнцем уже сверкал меч дочери зияра, который она не выпустила из рук, когда падала. Тею не видел, как она справляется, но, судя по плотному кольцу воинов вокруг нее, ей приходилось несладко.
     Навстречу санлему выскочили три всадника. Смуглые лица были раскрашены белой глиной, придавая раскрытому в крике рту оскал разъяренного зверя. Тей пригнулся в седле, уворачиваясь от ударов. Ветер вытаращил глаза и толкнул лошадь нападающего, которая оказалась на секунду ближе всех. Человек в седле попытался избежать столкновения, но лошадь опрокинулась и придавила его спиной.
     Тей рубанул воздух сверкающей молнией ритуального меча.
     - Санлемы! - заорали всадники, ослепленные искрами.
     Ударив коней в крутые бока, люди, вопреки ожиданию, вдруг озлобились ещё больше и все кучей бросились на Тея. Однако он не потерял самообладания, спокойно и уверенно взмахивая мечом, обрушивая на нападающих целый град сокрушительных ударов. Отбиваясь от нескольких мужчин, он не мог и взгляда бросить туда, где сражалась иттира. Хем послушался совета и исчез, его лошади нигде не было видно.
     Разгоряченный схваткой, Ветер колотил мохнатыми ногами воздух, без малейшего усилия проломив голову низкорослой лошадке, неосторожно приблизившейся сбоку. Ругаясь, воин вовремя соскочил с её спины, бессильно наблюдая, как бьется в агонии умирающее животное. Улучив момент, санлем вырвался из кольца всадников и помчался на помощь иттире.
     Он видел почти что богиню – звон стали воодушевил её, белый платок сбился на сторону и волосы взлетали за спиной черными крыльями. Поначалу её тоже приняли за санлема и потому не стали особенно наседать, боясь гнева небес, но теперь атакующие усилили напор и иттира слабела.
     Кто-то увидел скачущего санлема и заорал во все горло, но было уже поздно: Ветер, всхрапывая, как дикий зверь, тяжелой тушей обрушился на людей и безжалостно затоптал двоих воинов…
     Враги разделились – одни остервенело набросились на санлема, другие на иттиру. Мечи рассекали воздух и каждый раз, опуская свое оружие, Тей ждал, что брызнет голубой фонтан, и прольется драгоценная влага. Но, оскалив зубы и раздув ноздри, он понял, что теперь ни за что не остановится, даже если увидит кровь на своем мече. Его рука не опустится, не прекратит работу до тех пор, пока все, один за другим, не полягут на землю враги или пока он сам не вывалится из седла…
     Где-то над головой раздалось восклицание, многократно скопированное эхом:
     - Эй, вы, чучела в ремнях, поднимите ваши глаза к небу!…
     В следующий момент под ногами лошадей разорвался метко пущенный снаряд. Ветер прянул в сторону, обжегшись, а вслед за ним и другие лошади рванулись прочь, ничего перед собой не видя от испуга. Ещё один шар лопнул, ударившись о траву, и черный дым покатился над землей.
     Тей, пробивая дорогу среди обезумевших животных, взмахнул мечом уже по инерции. Враги, спасаясь от летящих с неба горшков, забыли про девушку.
     Если бы кто-то из них взглянул наверх, то увидал бы фигуру человека, держащего в руках арбалет. Он неторопливо ставил горшочки с нефтью, тщательно прицеливался и спускал струну, обливая всадников «небесным» огнем.
     Бил он точно. Ни один снаряд не ранил человека – Хем усвоил урок санлема.
     Тей стеганула лошадку, прижавшуюся к боку Ветра, и она отпрыгнула, затоптав упавшего всадника. Иттира яростно продолжала отбиваться от оправившихся после первого потрясения воинов, когда вдруг резкая боль пронзила её тело и она, даже не сообразив, что произошло, рухнула на землю, не выпуская из рук меча.
     Холод облил Тея с головы до ног. В бешенстве он соскочил с седла и, уже не помня себя и не чувствуя боли в израненных руках, бросился в драку.
     Пылающие горшки сделали свое дело. Лошади уносили уцелевших седоков прочь, а те, кто оказался на земле, уже были затоптаны копытами своих и чужих коней.
     Тей отбросил в сторону обмякшее тело последнего воина и кинулся к девушке, неподвижно замеревшей в темной луже крови.
     - Иттира… - прошептал он, трогая её за плечо. Закричал пронзительно и громко: - Иттира!…
     Едва слышный стон показался ему громче воя зимней вьюги. Трясущимися руками Тей перевернул её на спину.
     - Дай мне уйти, сатр… - шевельнулись губы в безмолвной просьбе.
     Он не видел и не слышал ничего вокруг – взгляд обратился к глубокой ране, глубоко врезавшейся в живот. Одежда вся пропиталась кровью, голубые пятна были на руках санлема. Он видел, как кровь толчками покидает тело, как белеет лицо, видел, как сдавливает грудь тяжесть боли, и от этого дыхание становилось частым и неровным.
     Шепча что-то непонятное и невразумительное, шепча только для самого себя, чтобы унять возникший дикий страх в душе, он поднял едва живое тело и понес в тень, не ощущая под ногами землю. Под деревом Тей опустил девушку на пыльную траву, разорвал одежду, обнажая рану, и прикрыл ужасную картину ладонями, словно отгораживаясь от смерти.
     - Не позорь меня… - выдохнула иттира из последних сил, сражаясь с забытьем. – Дай… уйти…
     Он прикоснулся к её телу и тут же отдернул руки: чужая боль, вонзившаяся в чувствительные точки на ладонях, проскочила по нервам жгучим огнем. Прерывать её всегда гораздо тяжелее, чем свою собственную…
     За спиной выросла тень Хема. Он ничего не сказал, но Тей как будто в мыслях услышал его вопрос.
     - Она жива, - произнес санлем, настраиваясь на нужный лад. – Прошу вас, Хем, позаботиться о нас с ней. Сейчас мы уйдем так далеко, что вернуть нас будет очень трудно…
     - Что я должен делать? – хрипло спросил Хем.
     - Унести отсюда меня и её. Но не сейчас. Я постараюсь вытянуть из иттиры боль и слабость, но буду вынужден сразиться с ними в себе. И я, и она будем беззащитны какое-то время…
     - Хорошо, я понял…
     Тей сложил ладони ковшиком, положил на развороченную кожу, вздохнул всей грудью, словно в последний раз, и неожиданно спокойно и властно проговорил:
     - Откройте глаза, иттира…
     Она с трудом оставалась на грани существования и небытия, способная пока слышать, понимать и чувствовать. Сила в голосе заставила слабые веки затрепетать, ресницы – разомкнуться. В серебряных глазах не отражалось ничего, кроме муки.
     - Я могу вам помочь… Но один не справлюсь. Смотрите в мои глаза, не отрываясь…
     Зависнув где-то между небом и землей, среди черных облаков, наползающих со всех сторон, она послушалась его. Две пары страдающих глаз впились друг в друга…
     - Слушайте мой голос, иттира…
     Преодолевая жуткую дрожь в голосе, Тей напряг горло и запел.
     Это была та самая песня, что звучала в селении, в новолуние. Звук тотчас же заполнил тело иттиры.
     Глаза санлема поглощали её, она вливалась в их бесконечную серебряную даль. Они заполнили горизонт, заслонили горы, траву, склонившиеся желтые ветки над головой. Глоток за глотком глаза выпивали из неё боль, втягивали в себя, как в туман. Мир отступал вместе со светом, звуками, вместе с невыносимым страданием, с теплом горячей земли. Она видела только успокаивающее, убаюкивающее серебро и слышала грудные звуки песни, проникающие в самую середину боли.
     Каждая клеточка тела трепетала и вибрировала. Она увидела рану изнутри, словно уменьшилась в размерах и покинула свою сущность. Ускорялся бег крови, медленно-медленно, клетка за клеткой росло что-то непонятное, похожее на крохотные зернышки голубоватого цвета…
     Серебряный туман, серебряный снег, теплый, как солнце, и серебряная вода, струящаяся по сияющим камням… Мягкий глубокий звук, рождающийся в чьей-то необъятной груди, легкими прикосновениями остужал воспаленные глаза и плечи. Плачущее тело растворялось, исчезало кудрявым облаком на горизонте, успокаивалось, находя покой в звуках… Сердце билось ровно и тихо, поддерживаемое заботливой рукой.
     Звук стал выше, он подтолкнул сердце и оно забилось быстрее, чтобы успеть обеспечить кислородом все новорожденные клетки. Каждый нерв, каждый орган подчинялся волшебному ритму бессловесной песни, которая сражалась с вечностью…
     У неё уже не было тела. Она больше не чувствовала его тяжести, легко паря в поднебесье – беспечно, как игривая ласточка. Какая-то часть сознания все же оставалась в теле, удерживая тонкую ниточку жизни, и ощущать это было странно, приятно, непонятно. Разум подчинялся звуку и серебру, разлитому повсюду. Неожиданно для себя она сама вдруг тоже запела, но мысленно, представляя мелодию в виде созвездий, кружащих в хороводе. Перед глазами пронеслась равнина, наполненная светом, одинокие поселки, укрытые в рощах, быстрые речушки с бриллиантовыми волнами…
     В голове не осталось ни единой ясной, оформленной мысли. Звук, заменивший их, то стихал, то усиливался, то вовсе уходил, но через мгновение возвращался. Тепло окутало разум, и она могла видеть это тепло, как прозрачное покрывало. Видела ещё тишину, похожую на цветы, видела темноту и нежность, любовь и горячую преданность…. Сильная мысль увлекала мимо образов, таких милых и светлых, что с ними хотелось поговорить, улыбаться им, не прощаясь. Но они уходили, уступая место другим…
     Она хотела остаться здесь, в тепле и спокойствии. Напев уговаривал её, щекотал слух, звал вперед, туда, где расстилался густо, как молоко, туман. Напев пообещал ей покой, сон, долгий, как вечность, добрый отдых… Она потянулась руками, туман затрепетал и она увидела себя лежащей на траве и склонившегося над ней верного слугу, а рядом – лошадей, удерживаемых за поводья Хемом…
     Не хочу больше боли, подумала она.
     Её больше не будет, пообещала песня.
     Подчиняясь ей, она полностью отдалась прозрачной тихой волне, бегущей по воображаемой реке, мягко скользя по поверхности серебряных вод.
     Напев стал стихать, забирая с собой и свет. Она погружалась в глубокий долгожданный сон без сновидений и переживаний. Сознание поблекло и исчезло в необъятной дали огромной равнины. Наслаждаясь сладкой дремой, тело вздрогнуло и шевельнулось, расслабляя сведенные судорогой мышцы.
     Жизнь прикрыла глаза длинными ресницами.
    
    
     XI
    
     Хем протянул руку и попытался нащупать плащ. Сквозняк пробежал ледяным порывом по голой спине и неприкрытым плечам. Скрипнув зубами от холода и досады, Хем сел в темноте, потирая глаза и ежась. Привыкшие к мраку глаза скользнули по пещере и остановились на круглом проеме, заслоненном фигурой человека. Хем оцепенел от неожиданности, но потом узнал санлема и вздохнул с облегчением.
     Ночь была тихой и звездной. Здесь, в горах, прикрытых густым кустарником и плоскими отвесными скалами, ветра почти не было, прохлада выгнала всех комаров, а от теплящихся еле-еле углей зажженного с вечера кострища тянуло ароматным дымком и приятным жаром. Хем вытянул руку над мерцающими огоньками головешек, с удовольствием потер ладони и склонился над иттирой, пытаясь в темноте разглядеть её лицо.
     Слышалось глубокое и спокойное дыхание. Закутанная в два плаща, девушка иногда вздрагивала, но не просыпалась.
     Хем сунул руку под плащ, пощупал повязку – сухая. Рана затянулась полностью, но предосторожности он все же наложил чистые лоскуты.
     Фигура человека у входа в пещеру шевельнулась. Хем неслышно подошел к Тею и дотронулся до плеча.
     -Не спиться? – тихо спросил Хем.
     - Успею выспаться, - ответил санлем, не оборачиваясь. – Иттире нужно несколько дней, чтобы отойти от сна. Сейчас будить нельзя.
     - Что ж, тогда у нас будет время поболтать, - сказал Хем. Помолчав немного, он продолжил: - Среди людей хиллеры встречаются очень редко. На Земле это даже феномен. Но вот уранцы рождаются со способностью управлять своим телом. Возможно, от них вы и переняли этот талант. Уранцы никогда не лечат других, всегда только себя.
     Тей мягко приложил ладонь к губам Хема, а сам весь потянулся куда-то вперед, прислушиваясь к чему-то неслышному и далекому. Невольно и Хем задержал дыхание, но как ни старался, ничего не услышал, кроме шелеста листвы и мягкого топота лошадей, пасущихся внизу.
     Тей, однако, что-то ясно слышал. Сначала он взглянул в звездное небо, потом тронул кончиками пальцев камни пещеры, подумал немного и повертел головой.
     -Что? – едва слышно спросил Хем, когда молчание стало для его невыносимым.
     - Ночь плачет, - так же шепотом ответил Тей и стал спускаться по склону.
     - Да-а? – человек напряг слух, но ночь по-прежнему оставалась противным сквозняком без конкретных звуков. – Ты куда?
     - Помочь…
     Санлем легко перескочил через валун, исчезая в темноте, и Хем, схватив плащ, бросился за ним.
     Тей взял за повод Ветра и быстро зашагал куда-то, изредка останавливаясь и прислушиваясь. Хем с трудом поспевал за ним, стараясь не потерять едва заметный силуэт.
     Они подошли к обрыву. Ветер фыркнул и ударил копытом. Внизу, в непроглядной угольной черноте, что-то дышало, вздыхало, стонало, а может это только казалось Хему, чувствующего себя неуютно в чужом мире. Санлем встал на колени и перегнулся через край обрыва.
     Какая-то ночная птица выпорхнула из-под куста и ударила Хема мягким крылом по лицу. От неожиданности он дернулся, присел, сжался и с трудом перевел остановившееся дыхание. Чтобы успокоиться, он ухватился рукой за гриву Ветра, почувствовал живое тепло и вздохнул с облегчением.
     Тей выпрямился, молча снял с лошади уздечку, и принялся развязывать кожаные узлы. Онемевшему Хему он сказал:
     - Надо спуститься. Там страдают.
     -Как это – страдают? – не сразу понял Хем.
     - Очень. Нужна помощь.
     Затаив дыхание человек заглянул в бездну.
     - Ох… - выдохнул он, представив себе бесконечность в шаге от реальности. – Спуститься… Кажется, ты заблуждаешься на мой счет… Я не альпинист. Я работаю в лаборатории, читаю графики, пишу отчеты, варю кофе в колбах. Я как-то не привык посреди безлунной ночи спрыгивать с обрывов. Я слышал, что есть любители таких экстремальных удовольствий, но я не из их числа. Я не трус, но, может, стоит подождать до утра? Мало ли чего у вас тут водиться – волки, тигры… К тому же, всего пару часов назад ты выглядел практически мертвым, когда я затаскивал тебя в пещеру. Слишком мало сил у тебя, я знаю. Мы можем сорваться, поскользнуться, веревка не выдержит… Я ползать по скалам не умею.
     Тей обвязал вокруг шеи Ветра скрученный в виде шлеи плащ, привязал к нему конец кожаного ремня, подергал, проверяя на прочность, и без лишних слов стал спускаться вниз. Хем попытался схватить его за руку, но увидел в темноте сияющие глаза и разжал пальцы, тихонько застонав.
     Ветер уперся в землю, чуть приседая на задние ноги. Хем взял в руку ремень – он натянулся, как струна, и слегка подрагивал.
     Потом натяжение ослабло – санлем достиг твердой опоры.
     Озираясь по сторонам и кутаясь в плащ, Хем прошелся взад-вперед. Поглядывая на небо, он замечал, что звездная картина понемногу перемещается за острый утес. Время шло, а Тей не подавал признаков жизни. Конь спокойно пощипывал траву под ногами.
     Потом человек начал беспокоиться. Что могло случиться? Ведь для того, чтобы спуститься и разведать обстановку, времени много не надо. Хем становился на колени у обрыва, смотрел в темноту, тихонько окликал, но ничего не мог разглядеть и расслышать. Снизу не доносилось ни звука, словно Тей нырнул в абсолютную тьму, как в густой клей. Поглядывая на Ветра, спокойно переносившего разлуку с хозяином, Хем подумал, что животное, несомненно, почувствовало бы уже опасность и подало бы признаки беспокойства. Поэтому, полагаясь на чутье лошади, Хем сел на землю и поднял взор к небу. Что-то не видать знакомых с детства созвездий – изогнутый ковш Медведицы, круглый внимательный глаз Ориона, крючок Плеяд… Их не было, ярко сияли звезды чужого мира, схожие только в одном – полоса Млечного пути пересекала бархатное небо, но и путь выглядел как-то незнакомо, тускло, смазано, не так, как с Урана, ставшего новым домом для осиротевшего человечества. Хотя созвездия-то вроде знакомы, но исковерканы до неузнаваемости.
     Не видны и точки вечных странников – спутников, не видны хвостатые падающие звезды, не слышно гула паралетов, взлетающих и идущих на посадку. Лишь дикая, просто первобытная тишина свежей, чистой ночи, слышать и понимать которую могут только санлемы, дети лунного света.
     Глаза Хема закрывались, дремота незаметно подкрадывалась и туманила сознание, но Ветер неожиданным тихим ржанием прогнал сон. Хем подскочил, бросился к лошади и нащупал струну ремня. Тей возвращался.
     Ветер без всякой команды повернулся и осторожно зашагал прочь от обрыва, словно бы подчиняясь немому приказу. Помогая ему, человек тянул ремень на себя и осознавал, что санлем слишком отяжелел. Ветер напряг мускулы, вытягивая наверх хозяина, а Хем подбежал к краю, намереваясь помочь Тею выбраться.
     Однако в темноте его пальцы наткнулись на что-то мягкое и холодное, неживое. Отскочив, Хем с ужасом смотрел, как из темноты вырисовывается фигура, болтающаяся на ремне, как огромная кукла. Не в силах заставить себя прикоснуться к ней, человек только тогда смог вздохнуть, когда послышался голос санлема:
     - Дайте мне руку!
     Он с облегчение сжал теплую ладонь и потянул.
     Тей появился из темноты, вскарабкался на камни и смахнул пот с разгоряченного лица. Он тяжело дышал, ему пришлось нелегко.
     Санлем снял с вытащенного мертвеца ремни.
     - Кто это? – прошептал Хем, наклоняясь.
     - Санлем, - коротко ответил Тей, подтягивая и отвязывая что-то очень тяжелое, но небольшое, похожее с виду на обычный ящик. Он даже крякнул от напряжения, когда поднимал груз. – Его ранили и сбросили с обрыва вместе с лошадью. Она переломала себе ноги, совсем измучилась, бедняга. А вот он умер ещё до заката.
     Подрагивающей рукой Хем откинул влажные локоны волос, приставшие к лицу мертвеца. Предрассветные сумерки позволили разглядеть тонкие и выразительные черты.
     - Это же тот самый санлем, с которым мы разговаривали в сожженном селении! – проговорил он тихо, словно опасаясь, как бы кто ни услышал.
     - Он, - подтвердил Тей. Поднявшись с колен, он прошелся, притаптывая землю, потом провел ладонями по колючей траве и принялся копать голыми руками.
     - Это ещё зачем? – спросил Хем.
     - Надо его похоронить, пока солнце не взошло.
     - Хоронить? – Хем смерил глазами рослую неподвижную фигуру. – Да тут экскаватор требуется, не меньше.
     - Экскаватор? – Тей поднял вспотевшее лицо.
     Человек попытался объяснить, показав величину машины руками и изобразив громадный ковш. Из его слов Тей усвоил только, что загадочное слово используется для обозначения громоздкой лопаты для рытья ям.
     Он качнул головой, показывая, что Хем напрасно расходуется на слова.
     - Отдавать его земле мы не станем, - сказал санлем. – Мало времени. Пусть огонь заберет его.
     В глазах у Хема потемнело, когда он представил себе чадящий инквизиторский костер, который видел на картинках в книгах, поглощающий человеческое тело. Даже факт, что тело-то, собственно, мертво и ничего не будет иметь против костра, облегчения не принес. В его мире огонь требовался только для украшения домашних каминов. Содрогнувшись от брезгливости, он все же заставил себя помочь собрать хворост.
     На фоне разгорающейся зари вспыхнул погребальный костер. Хем заранее приготовился мужественно перенести запах жареного человеческого мяса, но санлем побросал в огонь пучки душистых трав, несколько ярко-зеленых плодов, в изобилии растущих на низких кустах, и воздух наполнился ароматом смолы и чего-то ещё, незнакомого. Хворост горел жарко, но довольно медленно. Так что нескольких охапок его вполне хватило.
     Разбирая небогатые вещички умершего, внимание Хема сразу привлек черный ящик с двумя выдвижными гибкими трубками. Присвистнув, он подтянул вещицу к себе с заметным усилием и изрек:
     - Ого!
     Санлем заинтересовано подошел к нему.
     - Смотри-ка, Тей, это же голографический проектор, - сказал Хем, перещелкивая тумблеры на выдвижной панели. – Модель, правда, довольно устаревшая, но, по-моему, рабочая… Только вот гравиконтроль сбился. Ага!
     Он увидел несколько крохотных кнопок настройки, нажал одну из них, и ящик, потеряв свой вес, взмыл в воздух и замер примерно в метре от земли. У санлема отвисла челюсть.
     - Откуда, интересно, он здесь взялся? – пробормотал Хем. – Наши, что ли, сбросили?
     - Если мой брат так торопился в Храм, то, может быть, он именно эту вещь спешил доставить? Для чего она вообще-то нужна?
     - Игрушка, - небрежно ответил Хем. – Вроде стереофильма, знаешь?… Нет, конечно… Понимаешь, у нас есть такая вещь – театр. Люди разыгрывают всякие сценки – смешные, трагические, нелепые, бессмысленные. Иногда поют, танцуют. Раньше на Земле для этого существовали специальные заведения, где все и происходило. Потом решили, что нужно что-то новое и оригинальное. Играть на натуре гораздо красивее и интереснее. Кино к тому времени тоже порядком поднадоело. Поэтому артисты выезжали на природу, брали с собой проектор и играли. Изображение можно передавать в увеличенном и уменьшенном размере, на тысячу километров. Сидишь себе на травке где-нибудь на пляже, а прямо перед твои носом шевелятся фигурки в снежных сугробах. Потом надоело и это развлечение. Но проекторы остались вместо видеокамер: практичнее и выгоднее. Ясно?
     Глаза у санлема были круглые и доверчивые, как у преданного спаниеля. Хем смутился и озадаченно хмыкнул.
     - Ладно, сейчас покажу в действии…
     Он тщательно настроил проектор, отрегулировал гибкие трубки и включил. Внезапно на самом пике высокой скалы, возвышающейся тонким стеблем над вершинами гор, выросла фигура Хема. Санлем от неожиданности сел на траву. Фигура была просто громадной, в сотни раз больше оригинала. Хем произнес:
     - Дети мои, сыны, населяющие прекрасную землю! Нога Хема ступила на бескрайние равнины. Трепещите, обидчики слабых и беззащитных…
     Голос разносился эхом, и казалось, что идет он с небес. Санлем слышал голос и чувствовал, как вибрирует земля от громогласных звуков.
     На губах гиганта появилась озорная улыбка. Фигура заструилась, уменьшилась, собралась в яркую точку и исчезла в небе. Только мгновение назад над миром, заслоняя солнце, царила божественная тень, а теперь опять воцарилась спокойная тишина, и лучи согревали землю.
     Тей поморгал, а Хем довольно ухмыльнулся:
     - Впечатляет, да? Для вас, конечно, это видение Божие, а для меня просто развлечение…
     Тей оглядел пики скал, захлопнул отрытый рот, но не двинулся с места, ошарашенный увиденным.
     - Значит, легенды правдивы! Вы, Хемы, умеете лепить из воздуха свои тела!…
     - Чего? – приподнял тот брови. – Надеюсь, ты не веришь в то, что я волшебник? Это же обыкновенная техника, прибор, часть моего мира. Крошечная и почти ничего не значащая часть, скажу я тебе откровенно.
     Вряд ли Тей хотел это слышать, а потому сделал вид, что пропустил сказанное мимо ушей. Его душу обуяло неведомое доселе суеверное беспокойство. Оно ясно обозначилось на смуглом лице.
     - Я знаю множество легенд, но увидеть их подтверждение собственными глазами… Слишком все неожиданно…
     Хем явно огорчился из-за своего поступка.
     - Послушай, - сказал он, почесывая подбородок, на котором пробилась жесткая щетина. – Забудь все сказки. Хемов – тоже. Я настоящий, и никаких чудес творить не умею. К сожалению, - добавил он, вздохнув.
     Тей как-то уж слишком быстро кивнул головой, словно соглашаясь. Поспешно поднявшись, и не глядя на Хема, он повернулся спиной и подбросил в костер ещё веток.
     Хем мысленно чертыхнулся, ругая самого себя.
    
     Читая записи, найденные в сумке у погибшего санлема, Хем с трудом разбирал испорченный веками Объединенный язык. Устаревшие слова, сложные напыщенные фразы с необычным звучанием сбивали его с толку. Однако он понял, что записи – результаты переписи населения десятилетней давности. Столбцы имен с цифровыми обозначениями, подбитые итоги в конце каждой страницы… Новорожденные, умершие, достигшие совершеннолетия, молодые воины…
     Тей заглядывал через плечо.
     - Вот имя моего брата… А это – дочь зияра. Обозначена только цифрами – ещё не достигла совершеннолетия и не нашла мужа.
     - Кто научил тебя разбираться в документах? – спросил Хем.
     - Ученые.
     Хем отложил в сторону исписанные бумаги.
     - Расскажи мне о ваших женщинах. Зачем они идут в Храм?
     Тей с готовностью сел напротив и начал:
     - Наши юноши – воины с рождения. Женщинам надо учиться быть такими. Но, в первую очередь, они будущие матери. Поэтому, за месяц до своего совершеннолетия, каждая девушка отправляется в Храм, чтобы ученые назвали ей имя её будущего мужа.
     - Зачем такая длительная процедура?
     - Не понимаю.
     - Сколько себя помню, мужчина искал себе пару, а девушки просто ждали. Это в упрощенной форме, в двух, так сказать, словах.
     - Но ведь это девушке нужен муж!
     - Выходит, хочешь замуж – иди и ищи суженного?
     - Наверное, так. Ученые ведут перепись всего населения. Они знают все: кто умер, кто родился, кто достиг зрелого возраста. Они умеют составлять пары. Пройдя путь до Храма, девушка завершает путь воина, оттачивая искусство поединка и тренирует терпение. Она должна пройти через это, чтобы потом передать опыт сыну.
     - А дочери?
     - Дочь всему учится сама. Смотрит, как и что делают другие, и повторяет. Такое правило. Ученые, после оценки её знаний, умений, качеств, происхождения, подбирают мужа. Зная, где его можно найти, она отправляется туда.
     - А почему она не может выбрать кого-нибудь из родного племени? Ведь в состоянии она сама влюбиться, без чужой подсказки!
     - Влюбиться? Не понимаю. Но если она выйдет замуж за человека из своего племени, то может родить больных или уродливых детей, которые не смогут нормально жить. Такое происходит, если муж и жена слишком похожи по крови.
     - Ага, кажется, понимаю, - сказал Хем. – Когда земли заселялись, людей существовало всего ничего. Но размножаться нужно! Выходит, земляне обучили ваших предков основам селекции, чтобы не возникло кровосмешения. Нет, как-то уж чересчур дико звучит – селекция человечества! Но с другой стороны, вполне разумный и необходимый шаг. Скажи-ка, частенько рождаются у вас уродливые и больные детишки?
     - Насколько, известно мне – крайне редко. Больные встречаются, уродливые – никогда.
     Хем поднялся на ноги, задумчиво измерил шагами пещеру, теребя волосы на лбу. Поражая санлема невиданными словами, он забормотал:
     - Поразительно! Инбридинг, аутбридинг, разведение по породам и линиям… Составление родительских пар по родословным. Учет генов. Совместимость и несовместимость. Мы ничего такого и предположить не могли в своем Институте…
     Остановившись, он с интересом спросил:
     - Что же потом?
     - Ты имеешь в виду, что происходит, когда девушка встречает предназначенного ей в мужья мужчину? Она называет ему свое имя!
     - То есть?
     - Имя девушки священно, - терпеливо объяснял Тей. – Его знают только родители и сама девушка. Назвать его мужчине она сможет только раз в жизни и только тому, который станет её мужем. Произнеся имя, она подтверждает, что подчиняется воле ученых и берет мужчину для создания семьи.
     - А что, способна и не подчиниться?
     - Это её право. Если что-то вдруг её не устраивает, она разворачивается и уезжает. А вот мужчине отказываться нельзя.
     - Представляю себе эту картину – девушка на разгоряченном коне влетает в деревню на всем скаку, осаживает его возле какого-нибудь дома, смотрит на ошалевшего парня, он, естественно, на неё, - и называет свое имя. Все, брак зарегистрирован, гости свободны! Здравствуй, ночь разгула души! – засмеялся Хем. – Это все-таки чертовски романтично!…
     Тей смотрел на него, не понимая, что смешного нашел господин в старинной традиции. Это древний обычай, любая девушка с трепетом ждет часа, когда ей будет позволено сесть на коня и отправиться в путь. И каждый юноша жадным и нетерпеливым взглядом встречает любую незнакомку, влетающую на всем скаку в селение. Сам Тей не помнил случая, чтобы девушка отказалась от предложенного мужчины. Правда, существовала легенда о том, что две сестры когда-то очень давно отправились в Храм, но отказались от замужества. И вовсе не потому, что мужчины им не понравились. Просто ещё в детстве они поклялись друг другу стать воинами и пройти весь путь совершеннолетия. О подвигах сестер сложили множество сказок.
     Хем вдруг перестал смеяться, став задумчивым и грустным.
     - Наверное, это безумно красиво, потрясающе, когда ты сидишь и смотришь на горизонт – не клубиться ли пыль, не скачет ли к тебе твоя судьба! От таких браков, должно быть, все племена перемешаны?
     - Да, - согласно кивнул головой Тей. – Поэтому мы к любому племени относимся с уважением. Даже в бою. Каждый воин, павший в сражении, оплакивается обоими отрядами, ведь он может оказаться братом тому или иному человеку.
     - Вы знаете о возможном родстве, о братьях и сестрах, и все равно сражаетесь?
     - Мы живем очень долго. Женщины дают много детей. Земли не бесконечны. Они, конечно, в состоянии прокормить множество человек, но зачем кормить слабых и ненужных? Если избегать битв, то придется сильным делиться хлебом со слабыми, и самим тоже становиться слабыми от недоедания. Начнется голод, болезни, мы умрем все до единого.
     - Великая правда жизни. Что тут скажешь против? О, могучий разум, во всей вселенной путь становления человечества один и тот же…
    
    
     XII
    
     Человек медленно перебирал листки. Некоторые строки читались с трудом, размытые и полустертые временем и неаккуратным обращением.
     «… Когда воины храбро бились на поле, солнце вдруг потемнело, стало тихо угасать, словно бы ему надоело дарить земле тепло и свет. Птицы замолчали, а лошади стали испуганными и неуправляемыми. Никто не мог понять, что происходит. Воины остановились, бой в такой момент казался им невозможным. Солнце темнело все больше, и так продолжалось недолго, а потом светило разгорелось опять. Но воины не продолжили бой, они разъехались, потому что, наверное, Хемы не хотели, чтобы кто-нибудь погиб в тот день. Я видел сам, как солнце почти померкло, а потом засветилось с прежней силой…»
     Всего лишь затмение солнца, подумал Хем.
     «… Иногда море, такое тихое и мирное, начинает сердиться, наплывает широкой полосой на берег и смывает рыбацкие сети. Вода отходит, и на песке остаются рыбешки, трава и обломки деревьев. Иногда такой волной прибивает к берегу старые лодки. Однажды рыбаки нашли такую. Это была та самая лодка, на которой три зимы назад за горизонт отправился один рыбак, чтобы посмотреть, что находится далеко в море и за ним. Он исчез бесследно. А на деревяшках остались глубокие борозды, словно от зубов какого-то большого животного…»
     В море могут водиться гигантские акулы, которым перегрызть лодку – пара пустяков, решил Хем. А волны – скорее всего небольшое цунами от подводного землетрясения.
     Аккуратно исписанные листки… Рассказы воинов и стариков. Упоминания о чудесах. Описания земель. И никаких выводов самих ученых – ни пометок. Ни пояснений, ни сносок. Просто исторические заметки.
     Хем отложил чтение, вышел из пещеры, сел на теплый камень у входа. Сухая трава колола босые ступни, но человек улыбнулся этому ощущению. В его мире живой, настоящей травы никогда уже не будет, только синтетические её имитаторы, да ещё сталь, стекло, пластик… А здесь…
     Здесь все настоящее. Все, без исключения. Все со своим реальным запахом, цветом, вкусом. Даже ветер на Уране и других планетах не живой, пахнет отдушками и ванилью, не доставляет наслаждения. А птицы как славно поют! Живо, по особенному. Чувствуешь себя так, как будто после долгого голода ощутил вкус настоящей еды. Ешь, ешь, и не можешь насытиться…
     Под ноги скакнул кузнечик. Человек удивленно покосился на него, наклонился, с интересом разглядывая насекомое. Кузнечик застрекотал, шевеля сухие травинки, прибавил песней жару солнцу и прыгнул в сторону.
     Живой мир. Ни единого фальшивого дерева, ни одного ручья с очищенной и обеззараженной водой, натуральный песок и плодородная почва, подобной которой не найдешь во всей Вселенной. Что там Марсу с его мертвыми горами и угрюмыми скалами! Что там Урану, ледяному и суровому, который хоть и подарил спасение человечеству, но не отнял мечту о цветущих землях! Все вокруг – первобытная Земля, совершенно не тронутая техникой и цивилизацией, железными зубами машин. И никогда не будет тронута. Совсем юная, чистая, счастливая в своей красоте. Землянин, даже родившийся на Уране или где-то ещё, все равно всю жизнь ищет свою Землю, живет ею.
     А новые люди? – подумал Хем. Удивительно похожи на нас, землян, но очень много перенявшие от вторых родителей, уранцев. Может, именно они сотрут, наконец, ту невидимую стену, что до сих пор разделяет два разума? Вдруг станут они недостающим связующим звеном между нами? Голубая кровь, таинственная сила, позволяющая лечить самые страшные и безнадежные раны, способность оживлять и превращать в оружие энергофильтрующий кристалл, который люди давным-давно не применяют нигде. Сколько сюрпризов ждет в Закрытых Землях представителей обоих цивилизаций! Наверняка, даже не совсем понятому разуму уранцев придется не раз изумиться!
     Сколько вопросов! – подумал Хем, закрывая глаза. Сколько важных вопросов надо решить. Почему эти создания не деградировали, почему их религия относит к Хемам-богам только землян? Почему именно красная кровь оставила в них стойкую, не стираемую временем память? Даже глаза не такого, как у них, цвета не вызывает столь бурной реакции, как несколько капель обычной человеческой крови. Почему называют они землян Хемами? Конечно, они могут иметь общее представление о составе и строении своей крови и нашей. Красный цвет эритроцитов зависит от гемоглобина. Глобин – белок, гем – железо. И именно гем остался в памяти, как особенный отличительный знак, по которому и стоит узнать создателя. Хем. Человек. Что же у них самих в крови вместо железа? Медь? Но пусть биологи в этом разбираются.
     Мыслей в голове было много. Они скакали с одной темы на другую.
     Это ведь почти Земля, которая смешала все чудеса, которые только имеются в нескольких освоенных мирах. Почти Земля, но не совсем все же. Это Запределье. Сколько таких Закрытых Земель вообще существует? Сотни, десятки, или всего единицы? Они практически мертвы, но могут ожить. Они способны приютить осиротевшее после смерти Земли человечество. Земля теперь глуха и слепа. Она больше не может растить деревья, прокладывать русла рек, плодить животных и возводить горы. На ней остались только раскаленные вулканы, разбуженные взрывами последней войны, и они окрашивают ядовитую атмосферу в черно-красные адские тона. Все недра, назло выжившим людям, ожили и потянулись к поверхности. Если смотреть на планету с облаков, то она покажется яростным зверем, разбуженным после долгого сна и потому голодного до чрезвычайности. Бедная, бедная! Как много дала она человеку, и как безжалостно он разобрал её по кирпичику и позволил умереть! А она все же сохранила Запредельные миры, которые отдала своим детям вместе с последним вздохом. Почему не унесла она их с собой в забвенье? Нет, мать простила детей.
     Прекрасные чистые миры. Словно последний шанс для землян. И они кинулись в него, растерялись, побросали игрушки и исчезли. Запределье тогда принялось творить свою собственную историю, собственную религию, культуру и искусство. Казалось бы, ну что может получиться из нелепой мешанины двух цивилизаций, сходных во многом и во многом совершено различных? А ведь получилось! И отлично получилось, черт побери!
     Человек открыл глаза и с новым чувством оглядел пейзаж. Он увидел ясную синеву неба, желтые холмы, лошадей, пепелище костра, калар, лежащий возле камня... Единство времен.
     Как детский калейдоскоп, подумал Хем. Перемешались первобытные племена и современное оружие, хиллеры и кованые мечи, проектор и вера в то, что только ученые могут назвать девушке имя будущего мужа, странные традиции и умение пользоваться бесконечной энергией Луны, которая вызывает приливы и отливы, бури и ураганы. А они впитывают её в себя, превращая в энергию иного рода. Они поклоняются Хемам, но не лечат тяжело больных и не мучают изнуренные тела долгими страданиями. Они не верят, они даже не думают о том, что где-то на звездах могут жить похожие на них существа. Их взгляды пока обращены только к земле и к линии горизонта. Но они верят, что небеса обладают великой силой, посылая исцеление больным, здоровье и силу всем, кто просит об этом. Они могут дотронуться рукой до лунного света…
     Хем повторил вслух:
     - Дотронуться рукой до лунного света…
     Ему понравилось, как это звучит. Всего лишь слова, всего лишь поэтическое сравнение, но как близко к реальности. Слышать ночь и впитывать в себя лунные стрелы… Слышать в полнейшей тишине какие-то далекие мысли живого существа. Видеть, когда солнце уходит на покой, когда наступает такая тьма, что даже звери сбиваются с тропы. Вот уж кто достоин поклонения! А что человек? Что он, собственно, может? Обмануть воображение голографическим проектором? Создать вот такое подобие лазера – калар, который уранцы использовали для отпугивания своих чудовищ? Пустить пыль в глаза сверкающими телами космических кораблей, ревущими паралетами? А может ли он подарить вот такой покой, чтобы душа замерла от наслаждения? Санлем Тей – колдун и врачеватель. Он ничего не знает о психологии, о географии, медицине, инженерии, но он знает, как побороть страх, как залечить раны, как отыскать дорогу по звездам. Даже его конь, славный добряк Ветер, и тот умеет и знает больше, чем Хем, дитя техники и стального города. Но все же не слишком лестно сравнивать себя с обычной лошадью. А с санлемом? Он – собрание лучших качеств землян и уранцев. Ему и его соплеменникам удалось заставить работать все скрытые резерв разума. Пусть до сих пор они не знают электричества, радио, машин, таких орудий труда, которые облегчили бы им обработку земли, пусть до сих пор она скачут на лошадях, поклоняются небесам и богам, пусть их философия – битвы сильных и слабых, но кто посмеет сказать, что в их жизни нет цели и смысла? Нет судьбы и высоких идеалов? Они сражаются, потому что принимают битву за игру. Они знают, что слишком большие потери людей приведут к тому, что земли засорятся сорными травами, животные останутся без запасов на зиму, реки и ручьи пересохнут… Они не рубят свои леса, не строят больших городов, не… И понятно, почему. Дети природы, они с самого первого мгновения жизни видят все живое и настоящее, вдыхают живой воздух. Природа – это их мать, которая кормит, одевает, дает убежище в непогоду, поит чистой водой, взращивает богатые травы для того, чтобы жирел скот. Природа стала их единственно возможным существованием.
     Что хранит память этих существ? Может, воспоминания о том, как появились первые люди, как осветились темные облака столбами света? Впрочем, этого-то они помнить не могут, потому что первые существа родились уже после того, как выросли палаточные городки. Уроки человечества превратились теперь в предания, легенды, которыми воспитываются поколения.
     Что ценят они больше всего? Мир? Не похоже. Равенство? Возможно. Каждый из людей, по словам санлема, имеет равные права перед небом и создателями. А каковы же законы Запределья? Драка ради драки и убийство, как сказал Тей, карается смертью, но разве война племен – не преступление? В войнах убийство таковым не считается.
     А как насчет Государства?
     Тем не менее, задавая себе такие вопросы, Хем ощущал, как чувство радости наполняет его грудь. Земляне и уранцы вполне могут раздуваться от гордости за созданных существ. К тому же, ни санлема, ни его иттиру ничуть не задевает тот факт, что их предки создавались в пробирках. Они, в общем-то, и понятия не имеют о пробирках и искусственном оплодотворении. Да и слова «искусственный» нет в словаре жителей Закрытых Земель. Все представлялось прекрасным, если бы не война племен. Зачем племенам, столько лет спокойно живущих бок о бок, вдруг начинать бессмысленную резню? Может, это начало очередного этапа роста? Как взрослеют цивилизации? Только так. Познать величество мира можно только после пережитых ужасов войны. Однако, какая высокая цена за взросление – тысячи жизней! Что последует за войной? Духовный рост? Развитие технической мысли? Деградация? Никто никогда не сможет сказать точно.
     Но ведь наверняка можно что-то сделать, что-то придумать, чтобы остановить бойню! А что? Ему, человеку из Института, не дали никаких указаний на этот счет, никаких инструкций. Имеет ли он право вмешиваться в естественный процесс развития нового человечества?
     Хем глубоко вздохнул. Ему показалось, что и солнце тоже вздохнуло вместе с ним, прикрывшись облачком. Грустные мысли омрачили короткий душевный подъем.
     Это нечестно, подумал он. Мало ли было войн на Земле и Уране? Почему новому народу нужно проходить то же кровавый путь? Неужели их вера в Хемов-богов, вера в какие-то там священные реликвии превратит племена в вечных врагов?…
     Закрыв глаза от блеска света, Хем чувствовал, что засыпает. Мысли стали путаться, перескакивали на какие-то посторонние темы, не заканчивались, замирая на мутном образе. Разморенный теплом и перекличкой птиц, он уснул и сон его отнюдь не был весел. То снилось ему, как широкая полоса огня стремительно несется по степи, жадно пожирая траву и дома, и перепуганные животные бегут прочь, задыхаясь от жара и дыма… То вдруг оказывался он в Храме, который представлял себе в виде мрачного и сырого средневекового замка, с тесным коридорами, узкими бойницами и множеством летучих мышей, пищащих под потолком. Там он вел беседы с учеными, которые были роботами, читал огромные книги, исписанные пером и чернилами, видел бескрайние залы, в которых хранились все данные о Закрытых Землях, и куда стекалась вся информация. Замысловатые приборы, напоминающие вычислительные машины, занимали почти весь Храм, высились до самого потолка, оставляя у стен лишь крохотные проходики. Ученые, серые бессмысленные коробки без лиц, показывали ему то, что осталось от первых поселенцев.
     Сон, долгий и тяжелый, прервался внезапно.
     Хем открыл глаза и сел на камне. Уже наступила ночь. Звезды, высыпавшие на небе, сверкали, как бриллианты.
     Рука легла на плечо Хема. Тей негромко произнес:
     - Хотите посмотреть на чудо?
     Хем не понял:
     - Что?
     - Пойдемте, - санлем поманил его. – Наверняка, такого вы ещё не видели!
     Хем стал спускаться следом за Теем. Камни зашуршали, покатились из-под ног вниз по склону. Голые ступни колол песок. Хему пришлось несколько раз останавливаться, чтобы тихо ругнуться и стряхнуть приставшие к коже камешки. Санлем подождал, пока он спуститься, потом указал рукой на соседнюю скалу и повел Хема наверх. Гора закрывала полнеба. Хватаясь руками за жесткие и колючие стебли редкой травы, выросшей в расщелинах, они вдвоем вскарабкались и выпрямились на вершине, переводя дыхание.
     - Смотрите! – сказал санлем и голос его прозвучал торжественно. Рука описала полукруг. – Это звездный ливень!
     Хем отряхнул расцарапанные колени и поднял глаза. Там, возле пещеры, неба почти не было видно, но здесь, на возвышении, открывалась его черное бесконечное полотно, проливающее на землю щедрый сверкающий дождь. Звездный ливень!
     - Боже, как прекрасно! – прошептал Хем.
     Десятки, сотни, тысячи звезд!…Они, словно обезумев, покидали свои насиженные места на черном бархате и катились вниз широкой полосой. Гасли одни звезды, зажигались на их месте другие, тотчас отправляющиеся в короткий путь до земли.
     Сверкание заполняло горы волшебным светом. Обычно падающие звезды радуют глаз лишь на долю секунды, бесследно сгорая и не давая никакого света. Они блистают одинокими искорками, на смерти которых человек загадывал желания. А здесь целое полотно обрушивалось на горизонт, целые галактики падали на Закрытые Земли.
     Мерцая, струилось звездное покрывало. Санлем смотрел на него с легкой полуулыбкой, прижав ладони к груди. Хем, замерев, не в силах даже вздохнуть от открывшейся красоты, открыл рот.
     Вниз, точно вниз по дорожке, проложенной предшественницами… Звездный ливень! Именно не дождь, а щедрый ливень ослепительно прекрасных небесных жительниц! Как горный водопад, быстрый и могучий ливень не вызывал сожаления и грусти, а наоборот – рождал нечто вроде немого восторга, бешенного, ничем не сдерживаемого торжества. Даже мысли, и те, завороженные, исчезли у Хема из головы…
     Падающие звезды… Бесконечная река сыплющихся сверкающих камней. Наверное, там, где они коснуться земли, искры действительно превратятся в самоцветы и покатятся мерцающими горошинами по траве, разбегаясь в разные стороны. Кто-нибудь когда-нибудь соберет их, но никогда не узнает, что упали они прямо с небес, как дождевые капли, светящиеся в темноте…
     Вот уж действительно чудо!… Ночной бархат породил красоту, которую ни один художник не сможет изобразить красками, потому таких красок просто не существует!.. Звездный ливень надо рисовать алмазной пылью, изумрудной и сапфировой крошкой на черном полотне, где робкий, тонкий серп месяца только-только появляется…
     Звездный ливень!…
     Река закачалась, тронутая осторожной рукой и легким ветром. Ослепительные искры покатились медленнее, слабея и затухая. Светила нашли себе другое русло, и бег их стал менее стремительным. Водопад сузился, прорвался плешью черноты. Небо опрокинуло напоследок несколько пригоршней правильно ограненных алмазов и потухло.
     Люди молча спустились с вершины.
     - Потрясающе, - сказал Хем.
     - Такое бывает только раз в сто лет, - ответил санлем. Его глаза зорко смотрели в темноту и светились, как отблески звездного потока.
     В голове Хема играла музыка сверкающего неба. Ещё не отзвучали в ней последние аккорды великолепного гимна вечности.
     - Хороший знак, - добавил Тей. – Счастливец тот, кто увидит его.
     Пещера показалась уютной и почти домашней.
     - Будете спать, господин?
     - Вряд ли мне это удастся, - покачал головой Хем. – Посижу немножко, подумаю…
     Он ловко перехватил словно бы невзначай протянутую руку Тея:
     - Давай без твоих штучек с усыплением… Старый фокус, я его тоже знаю. Не беспокойся за меня. Я лягу через пару минут.
     Санлем согласно, но с некоторой неохотой, кивнул головой. Потом нырнул в темноту и скрылся в глубине пещеры.
     Хем присел на облюбованный камень и откинулся назад, на теплую скалу. И улыбнулся, услышав голос Тея:
     - Ради такого чуда стоит жить!…
    
    
     XIII
    
     Дочь зияра открыла глаза и первое, что увидела – большую белую птицу, заглядывающую в пещеру. Её рука инстинктивно потянулась к калару, но не нашла его на камнях. Меча рядом тоже не оказалось. Скосив глаза, девушка увидела спящего сатра. Его плащ лежал на ней, а сам Тей, обняв плечи руками, пытался согреться ночью без накидки.
     Девушка повела плечами, плащ соскользнул и зашуршал. Птица встревожено вскрикнула, хлопнула крыльями и взметнулась вверх. Досадливо поморщившись, иттира села на мягком ложе, заботливо устроенное руками санлема и Хема.
     Изголодавшийся желудок требовал еды. Она осторожно, чувствуя легкое головокружение и слабость в ногах, пригибаясь, вышла из пещеры. Начинался новый осенний теплый день.
     Словно и не осень, а середина лета, подумала она, с удовольствием нежась в жарких солнечных лучах. Легкие вдохнули пряный аромат разогретой полыни.
     Есть хотелось ужасно. Надо поймать кролика или подстрелить птицу. Но где же калар? Она заглянула в пещеру, оглядела её внимательно, пошевелила постель. Пусть. Даже воды нет. Стараясь ступать неслышно, она спустилась вниз к ручью, у которого паслись расседланные лошади. Неисс, увидав её, радостно потянулся бархатными губами.
     Девушка встала на колени, разглядывая свое отражение, а потом жадно припала к ледяной воде, с наслаждением ощущая, как холод струится по горлу и льется в живот. Поперхнувшись, она с удовольствием откашлялась, чувствуя прилив сил. Прошло головокружение. Сев на траву, она поглядела на лошадей и тут же вспомнила, что произошло с ней.
     Впрочем, волнение не всколыхнуло её. Спокойно, словно понимая, что может увидеть, она размотала тряпки, провела пальцами по тонкой розовой полосе, пересекающей живот, и вздохнула. Ей бы надо разозлиться на санлема, пойти немедля к нему и заставить просить прощения за то, что он не перерезал ей горло. Тяжело раненый воин не должен жить, но санлем нарушил закон и вырвал её душу у предков.
     Иттира вспомнила боль, которая пронзила её, когда взлетел перед глазами меч противника, и вспомнила успокоение, подаренное Теем, когда она смотрела в его широко раскрытые глаза. Проснувшуюся благодарность она безжалостно заглушила в сердце и мысленно крикнула себе: сатр не должен был так поступать! Но, вопреки ожиданию, ярость все же не появилась.
     Если узнает отец, твердила она себе, он непременно станет стыдиться меня… Но как хорошо сидеть на траве под теплым солнцем, щурить глаза и слушать журчание воды, ощущая себя полностью живой… Ладно, кто скажет отцу? Никто не скажет. Она уж точно себе не позволит подобного шага.
     Странный человек – санлем. Странный не только тем, что колдун, но и тем ещё, что шаг за шагом нарушает законы и обычаи, и при этом делает вид, что все в порядке. Почему это он уверен, что знает все лучше тех, кто законы придумывал? Пока единственное, чего не осмелился сделать, так это спросить её имя, коснуться тайны. Тут он почтителен, хотя мог бы и…
     Нет, не может она сердиться на него, потому что всё, что он делает, это только ради неё одной. Разве не об этом просил отец? Он четко следует его приказам, чтобы она могла завершить путь. Конец уже близок.
     - Иттира! – услышала она возглас и обернулась с видом нашкодившего ребенка.
     - Иттира, у вас пока слишком мало сил, - укоризненно качнул головой санлем, бегом спустившийся к ней. – Я помогу подняться в пещеру и принесу поесть. Вы, наверное, голодны?
     - Ужасно, - призналась она. – Но сейчас я смогу о себе сама позаботиться.
     - Хорошо, - согласился он, но тут же подскочил, когда иттира, вставая, качнулась.
     У пещеры она села на камень.
     - Я здесь посижу, - сказала она, вопросительно глядя на санлема. Ревностно играя роль слуги, он вынес плащ и заботливо укутал свою госпожу.
     - Эй!
     Из-за кустов показался Хем. На его плече болтался калар, а сам он тащил что-то очень тяжелое волоком.
     - Я принес обед! – крикнул он. – У нас будет отличное жареное мясо. Кто-то подстрелил оленя, - так, кажется, это называется? – и он совсем ещё теплый.
     Иттира сверху с интересом поглядела на добычу. Тей спустился, потрогал рукой бархатную спину, провел ладонью по рыжему боку. Иттира помедлила и присоединилась к нему, окидывая взором мощное тело животного. Раскрытые черные глаза отражали небо.
     - Какой красивый! – с уважением сказала она. – Большой и упитанный.
     Санлем потрогал теплый нос зверя.
     - Это олениха, - почему-то мрачно ответил он.
     - Стрела, - Хем протянул тонкую палку. – Умерла, бедняжка, от потери крови. Попали прямехонько в шею. Но мы сейчас быстренько её разделаем, пожарим и как следует подкрепимся… Я вижу, вы совсем поправились, - обратился он к иттире. – Я уже начал беспокоиться.
     Она рассматривала стрелу. Её внимание привлекла тонкая насечка, покрашенная в красный цвет.
     - Бродяги, - сказала она, побледнев.
     Тей взглянул.
     - Яд, - коротко кивнул он. - Есть её они не собирались. Пустили стрелу ради забавы.
     - Бродяги где-то рядом, - иттира оглянулась, словно ожидая, что из-за холмов вынырнет вдруг зловонная толпа. – Нам надо уходить.
     - Без еды? – удивился Хем. – Хотя все равно съесть оленя мы теперь не сможет. Внутри неё яд.
     - Мы не стали бы есть её, даже если бы не было яда, - произнес санлем.
     - Почему? – поинтересовался Хем.
     - Она ещё жива. И она носит детеныша. Она мать. Мы не имеем права резать мать.
     - Детеныш? – иттира припала ухом к неподвижному боку. – Ничего не слышу.
     - Он ещё слишком мал. Его трудно услышать.
     - Жаль, что она умрет, - с сожалением сказал Хем. – Такая красавица.
     Девушка ощупывала бархатное тело.
     - Нет, иттира, вот здесь. Положите руку здесь, - санлем мягко направил её ладонь. – Нажмите слегка. Я вам помогу.
     Её рука прижалась к рыжей шкуре. Санлем накрыл её своей ладонью.
     - Ничего не чувствую…
     - Имейте терпение… Дайте ему почувствовать ваше тепло и тогда он шевельнется... Вот, сейчас...
     Невидимое, слабое, беззащитное создание внутри матери едва-едва дернулось. Вряд ли его движение ощутил даже самый опытный врач. Но иттира почувствовала биение крохотного сердечка. Оно толкнулось ей прямо в руку, сначала чуть-чуть, потом сильнее. И вот уже доверчиво стучится изнутри маленькая жизнь…
     - Живой! – воскликнула иттира. – Я слышу детеныша!
     Она восхищенно вскинула серебряные глаза на санлема. Он улыбнулся одними уголками губ.
     - Слышу! – по-детски ликовала иттира. – О, небо!…
     Внезапно она наткнулась на открытый взгляд Тея и замолчала, глядя на него. Он закусил губу, и весь напрягся. В ладонь иттиры ударилось второе сердце – большое, взрослое, сильное. Это оживала олениха. Веки задрожали.
     - Ох! – внятно сказала девушка, меняясь в лице.
     - Не убирайте руки, - мягко произнес Тей. – Ей нужно помочь уничтожить яд.
     - Но как же я…?
     - Представьте, что вы можете это, представьте, как превращаете яд в… воду, чистую ключевую воду…
     Раз, два, три… Сильные толчки. И, как отголосок, тоненький пульс второго сердечка – тук-тук, тук-тук…
     Медленно, напряженно поднялся бок, и опустился. Мелкая дрожь пробежала по коже. Дрогнули мускулы, шевельнулся и заблестел черный влажный нос.
     Санлем отвел руки иттиры, молчавшей от нахлынувших незнакомых ощущений, и помог животному встать. Пошатываясь от слабости, олениха сделала несколько неуверенных шагов, обернулась, подарив людям полный благодарности взгляд, прыгнула в кусты и исчезла.
     Девушка почувствовала тошноту. Пряча глаза от Тея, она зачерпнула воды в горсть, напилась, потом ополоснула лицо. Санлем тяжело поднял руку и устало улыбнулся, заметив, что пальцы иттиры, прижатые ко рту, подрагивают.
     - Вот так, иттира, - сказал он, переводя сбившееся дыхание. – Вы её спасли, и она родит здорового и сильного оленя.
     Девушка почему смутилась и отвернулась.
     - Первый раз в жизни вижу, чтобы человек голубел, а не краснел от смущения, - шепнул весело Хем санлему на ухо. – Теперь вот обед благополучно убежал, придется опять идти на охоту.
     - Нет, пора в путь.
     - Натощак?
     - Бродяги где-то поблизости, - сказа санлем. – Пищу найдем по дороге. Соберите вещи, я оседлаю лошадей.
     - Неужели ваши бродяги настолько опасны? – спросил Хем, настороженно оглядывая горы взглядом.
     Санлем прищурился на солнце.
     - Надеюсь, вам не придется в этом убедиться, - ответил он и коротко свистнул, подзывая коня.
     После быстрого завтрака их ягод и кислых яблок, найденных Теем, путешественники стегнули лошадей и понеслись во весь опор. Хорошо отдохнувшие кони бежали бодро, без труда преодолели гряду холмов, поляну, окруженную сосновым лесочком, перешли быструю горную речку, мелкую, но чрезвычайно коварную. Скользкие камни и быстрое течение только и мечтали о том, как бы повалить путников и унести к водопаду.
     Природа, почуяв настроение людей, сама тоже нахмурилась. Легкие перистые облака потянулись со всех сторон сразу, теплый ветер сменился прохладой. Но разгоряченные скачкой кони и всадники ничего не видели и не чувствовали.
     Зоркие глаза Тея смотрели вперед и разглядели группу из десятка человек на пике одного из холмов. Натянув поводья, он остановил лошадь, привстал в седле и вгляделся. Брови его сошлись к переносице.
     - Кто это? Бродяги? – встревожено спросил Хем, невольно кладя руку на калар.
     - Не похоже.
     Санлем достал меч, поднял над головой, ловя отблески скрывающегося за облаками солнца. Искры заплясали по горам и люди наверху их увидели. В ответ они послали серию коротких ярких вспышек.
     - Азбука Морзе, - констатировал Хем, разобрав в сигнала знакомые символы. – Кто вас научил?
     Тей проигнорировал вопрос.
     - Мы присоединимся к людям. Это санлемы, - он толкнул Ветра в бока и двинулся впереди.
     Лошади осторожно ступали по осыпающемуся склону. Люди наверху терпеливо ждали, когда кериты поднимут своих хозяев на вершину.
     Тей соскочил с лошади, его примеры последовали остальные санлемы. Для неопытного взгляда они были почти близнецами – высокие, широкоплечие, светловолосые, с серебряными ясными глазами и смуглыми, как у бывалых моряков, лицами. Тей с достоинством поклонился старшему – санлему с белой повязкой на голове, придерживающей длинные вьющиеся волосы. Светлые кудри подернулись сединой, а вокруг рта расположились тонкие морщинки.
     - Брат мой санлем! Куда спешишь? – спросил он, отвечая на поклон Тея.
     - Торопимся к Храму, брат, - ответил Тей. – Нам нужно поскорей поспеть туда. Иттира заканчивает свой путь совершеннолетия.
     Старший санлем перевел внимательный взгляд на девушку, смело встретившей его, чуть улыбнулся, потом оглядел Хема. Брови скользнули вверх, серебряные глаза удивленно округлились, рука взметнулась к груди в приветственном знаке.
     - Не лгут ли мне мои старые глаза? – с расстановкой спросил он. – Неужели боги вернулись в нашу землю?
     - Это Хем, брат санлем, - подтвердил Тей. – Он едет с нами в Храм.
     - Великое небо! – санлем прикрыл глаза веками и зашевелил губами, читая что-то вроде молитвы. Потом он произнес: - Я Ташед, мой господин. Если ты торопишься в Храм, ты попадешь туда.
     Хем только удивлялся. Интересно, подумал он, а если бы мне показали бы какого-нибудь человека и сказали – это твой бог, - то как бы я поступил? Упал на колени? Или в обморок? Эти же люди сохраняют выдержку, словно видят своих драгоценных Хемов каждый божий день…
     Остальные санлемы – семь человек, - хранили молчание и не вмешивались. Лишь когда услышали слова старшего о Хеме, их руки поднялись к груди и тут же опустились.
     - Что вы делаете здесь, вдали от селений? – спросил Тей.
     - Не своему желанию сорвались мы с места, - ответил Ташед. – Племена идут в долину, уже горят костры в лагерях. Даже торговцы здесь – они шли к Храму за зернами и железом. Их перехватили воины, отобрали все, заставили точить оружие. Торговцы – мирные. Но и они всего лишь люди. Кто смог убежать – присоединились к отрядам, что бы воевать. Санлемы не хотели идти – забрали силой. Нам нечего делить с остальными. У нас есть все, что нужно для спокойной жизни. Но племена жаждут великой крови. Наше селение разрушили брада. Им нужны лекари и слуги. Мы ввосьмером ушли, теперь ищем свои семьи.
     - На ведь санлемы умеют сражаться! – горячо сказал Хем. – Почему вы не защищались?
     - Ты прав, мой господин. Однако санлемы не могут отказать больным. А их будет очень много. Мы должны помогать. Наше место здесь, возле полей битвы. Если мы не станем пользоваться своей силой, она ослабнет, исчезнет, и создатели обидятся на нас.
     - Не обидятся, - буркнул Хем. – Значит, все безнадежно?
     - Огонь уже зажжен, - утвердительно кивнул Ташед. – Мы сделали все, чтобы погасить первые его искры, но санлемы не всесильны. Да и слова больше не нужны никому. Зияры никого не слушают.
     - Выход всегда есть. Должен быть, - Хем запустил пальцы в волосы.
     - Племена хотят завладеть наследием Хемов. Кто может им это запретить?
     Тей задумался и отошел в сторону. С Ташедом заговорила иттира:
     - Санлем, ты видел племя схока?
     - Четыре отряды в долине. Я видел их флаги.
     - Отец не хотел вмешиваться, - с горечью сказала девушка. – И мне не велел.
     - Жадность и гордость смешала все мысли людей, иттира. Что ж теперь поделаешь? Мы смирились.
     Тей тихо сказал на ухо Хему:
     - Та коробка, что мы нашли у умершего брата санлема, она здесь?
     - Конечно, она со мной, - удивленно ответил Хем. – А что?
     Тей бросил быстрый взгляд на своих соплеменников и зашептал:
     - Вам это не понравится. Но вы, Хемы, должны понимать мой народ, раз уж сами его создали. Вы должны предстать перед людьми. Сказать им, что они не правы. Возможно, после этого они…
     - Нет, нет, подожди, - Хем поднял руку, прерывая его. – Ты хочешь, чтобы я включил проектор?
     -Хочу. Это может…
     - Нет, не может… - сердито рявкнул Хем и оглянулся на людей. – Ты понимаешь, о чем говоришь?
     - Понимаю, - спокойно ответил Тей.
     - Ты хочешь, чтобы я использовал эту штуку и оттолкнул ваш народ на пятьсот лет назад? Ты хочешь, чтобы все падали ниц, плакали и бились лбами о землю? Это будет преступлением против целой цивилизации!… Ты не можешь представить себе последствия таких действий!
     - Могу, - упрямо сказал Тей. – Пусть мы уйдем далеко назад, но у нас появиться шанс поправить мир, и завершите свои пе-ре-броски, - споткнулся он на незнакомом слове. – Вы придете к нам, все объясните и расскажете. Народу нужно время подумать. Хотя бы немного времени!
     - Ты помнишь, какое впечатление на тебя произвела моя невинная демонстрация проектора? – с трудом удерживался Хем на шепоте. Ярость на Тея заклокотала в нем вулканом. – Но ты-то умный человек, учился в Храме, ты знаешь и умеешь гораздо больше, чем любой из твоего народа. Но даже тебя глубоко потрясла картина, созданная проектором! А они, Тей? Они просто воины! Они могут понять мое появление, как одобрение войны! Тогда станет ещё хуже. Они разнесут все земли на части, порежут друг друга, как дикари. Да и кто я такой? Просто рядовой сотрудник Института, я не имею права вмешиваться в ход событий вашей истории! Да, я хочу остановить бессмысленную войну, но не таки способом! Ты говоришь, что народ суеверен, и что в этом их беда. А теперь предлагаешь мне отправить вас к черту? Что будет, когда придут другие, такие же, как я? Что они найдут? Людей, которые приносят жертвы богам, молятся небу, боготворят Хемов и ради них совершают новые убийства?…Я человек, Тей. Как ты. Как все! Не проси от меня невозможного!…
     Тей слушал его молча, задумчиво глядя на вершины гор. Когда Хем выдохся, он с расстановкой произнес:
     - Мой брат вез проектор ученым, и они ждали его. Зачем? Затем, чтобы воспользоваться вещью создателей.
     Хем рубанул рукой воздух и схватил санлема за рубаху, притянув к себе:
     - Но этого не знаю я!… А ведь мне пришлось бы отвечать за последствия!…
     - Ваши игрушки возродили войну, - равнодушно откликнулся санлем, глядя мимо Хема. – Теперь вы боитесь, что у вас не получиться исправить совершенные ошибки.
     - Нет, черт возьми, нет! – взвыл человек. – Плевать, что мне оторвут голову в Институте!… Плевать, слышишь?… Я боюсь за вас!… Почему ты не поймешь никак элементарных вещей?
     Тей опустил голову и тихо проговорил:
     - Нам нужен встречный огонь. Очень нужен. А встречный огонь – это Хемы.
     Его слова прозвучали тоскливо и безнадежно. Хем понял его и отпустил. Остальные санлемы прекратили разговор и смотрели теперь на них, нахмурившись.
     Хем потер лицо ладонями и обречено взглянул на небо, затянувшееся белой рваной пленкой облаков.
     - Встречный огонь нужен, ты прав. Только я не знаю, в какую сторону подует ветер. Огонь может двинуться на вас. Я сожалею…
     - Я тоже, господин, - сказал Тей и отвернулся.
    
    
     XIV
    
     - Бродяги! – закричал вдруг один из санлемов. – Бродяги!
     Все повернулись, вперив взгляды в ущелья. Темная струя людского потока стремительно текла между желтыми горбами гор. Ещё нельзя было разглядеть отдельные фигуры, но уже повис в воздухе запах грязи и нечистот. Изгибаясь, как огромная змея, армия бродяг приближалась к всадникам.
     - В седло! - крикнул Ташед. В единую секунду все оказались верхом, санлем махнул рукой и отряд поскакал прочь по гребню, соединившему несколько холмов, а потом вниз по склону.
     Земля, спрессованная столетиями, звенело под копытами лошадей, ветер хватал за горло, а позади, как невидимый туман, росло напряжение. Люди убегали, зная, что не справятся с бродягами, для которых не существует законов и традиций. Они отнимут жизни, лошадей, оружие, обратив его потом против других отрядов. Только один калар был у всадников. Но и его Тей внезапно на ходу сдернул с плеча Хема и с размаху швырнул на скалу. Блеснув белым бочком, калар разлетелся, рассыпая осколки своей основы – энергофильтрующего кристалла.
     Всадники миновали узкую расщелину, по крутой и скользкой тропе двинулись куда-то вверх. Хем, бросая взгляд то на одного человека, то на другого, видел только каменные лица без малейшей тени страха. Иттира, прижавшись к седлу, тоже хранила спокойствие.
     Почему они так боятся бродяг, подумал Хем недоуменно. Ведь санлемы так сильны и так умны, что не пристало им спасаться бегством от войска искалеченных войной и временем воинов. И бродяги должны знать силу санлемов.
     Кони пробирались наверх. Они прилагали все силы, но ветер летел быстрее, и удушливый запах гниющей плоти стоял в воздухе. Запах ненависти…
     Преодолев подъем, всадники оказались на плоской вершине скалы. С неё открывался вид на круглую, как тарелка, бескрайнюю долину, покрытую зеленой пока травой, словно бархатом. Вольный ветер гулял по ней, поднимался по камням и теребил гривы лошадей и волосы людей. По всей долине, насколько хватало глаз, горели искорки многочисленных костров, и различались белые точки палаток.
     Сколько же там народу! – изумленно подумал Хем. Неужели они все здесь только ради того, чтобы перегрызть друг другу горло?
     Иттира хмуро смотрела на равнину, пытаясь с такого большого расстояния разглядеть и узнать флаги своего племени. Отряды её отца вполне могли обогнать её и Тея с Хемом, пока она спала, приходя в себе после тяжелой раны.
     Санлемы молчали, ожидая, что скажет задумавшийся Ташед.
     Пелена облаков набухала, утолщалась. Солнце исчезло окончательно и здесь, на вершине, ветер был не просто холодным, а неимоверно колючим и злым.
     - Мы должны задержать бродяг, - сказал, наконец, Ташед. – Если они войдут в долину, то опозорят все племена и принесут немало бед, по сравнению с которыми война покажется пустяком. Им трудно найти дорогу в скалах.
     - Мы можем разбиться по три человека и увести их отсюда по частям, - предложил Хем.
     - Да, господин, но иттира и вы пойдете в Храм, - сказал Ташед.
     - Что? – негодующе воскликнул человек. – Я тоже могу помочь вам!
     - Ваша помощь состоит в том, чтобы позаботиться об иттире, - произнес Тей.
     - А как же вы?
     - У нас, господин, другие заботы. Хемам не стоит сражаться в наших битвах.
     Он сделал ещё одну попытку уговорить их:
     - Я все-таки тот, кого вы считаете своим создателем! Я имею кое-какое право!
     - Нет, у Хемов свои войны, у нас – свои.
     Человек раздраженно ругнулся и махнул рукой. Тей вынул меч.
     - Я остаюсь, - сказал он Хему. – Я позабочусь о том, что вас никто не догнал. Но будьте осторожны. Обещайте, что иттира дойдет до Храма.
     - Тей… - вздохнул обречено человек. – Вам их не сдержать.
     - Но мы выиграем время, - возразил санлем и посмотрел так, словно хотел сказать: помнишь, нам всегда нужно немного времени…
     - Прощай, Тей…
     Иттира дернула поводьями и подъехала к Тею вплотную.
     - Небо защитит тебя, санлем. Ты предан своему племени, ты был предан моему отцу и мне… Когда твоя настоящая иттира найдет тебя, скажи ей, что твое сердце вместило в себя и воина, и лекаря, и друга. Если мы встретимся еще раз, я окажу тебе то же уважение, что ты мне.
     - Спасибо, иттира, - поклонился он в седле. – Прощайте.
     Она оборачивалась в седле, пока один из отряда вел их вниз. Но они ещё не успели потерять из виду санлемов, как по склону уже поднимались люди в рваных одеждах. Блеснули выхваченные из ножен мечи, и раздался звон столкнувшейся стали… Хем и иттира скрылись за утесами. Ехавший впереди проводник развернулся. Указал дорогу и назвал знаки, на которые стоит обратить внимание, кивнул на прощание и поскакал обратно, к своим.
     Неисс, потерявший Ветра, запрядал ушами, да и Бунт не особенно обрадовался разлуке с другом. Среди скал висела тишина. Лошади осторожно шагали по камням, звонко цокая копытами и разгоняя безмолвие. Скалы сходились над головой, тонкая полоска неба, видимая в просвете, приобрела темно-серый оттенок свинца.
     Они будут драться до последнего вздоха, подумал Хем. Пусть бродяги – отщепенцы, но их много и они умеют сражаться. Санлемам придется очень тяжело. И зачем Тей разбил калар? Сейчас он спас бы всех!
     Иттира громко и тяжело вздохнула.
     - Что? – спросил её Хем.
     - Мне надо идти вперед, а мое сердце рвется назад, - ответила она, перебивая ремни повода. – Санлемы много сделали для меня, многому научили, а теперь я позорно убегаю. Разве это честно?
     - Они так решили, - сказал Хем, и, хотя, ответ прозвучал холодно, сердце его, тем не менее, колотилось бешено и зло.
     Они преодолели ущелье, сориентировались по насечкам на скалах, и выехали в долину. Далеко, на краю света, виднелась белая крошечная горошина. Иттира указала на неё:
     - Храм!
     Они взяли с места в карьер, понеслись по долине. Справа и слева горели костры, различались палатки, раскинутые отрядами. Стремительно пронеслись мимо всадники, спешившие в свой лагерь, и никто не обращал внимания на путников. Пока не дан сигнал к битве – все вокруг просто соседи, не враги. Врагами они станут завтра, на рассвете.
     Солнце неумолимо закатывалось на запад. Облака грозно нависли над Запредельем. Ничем не сдерживаемый ветер бился о грудь лошадей, тормозил их бег, но неутомимые кериты мчались дальше. Вот уже тяжелые сумерки стали опускаться на долину, огни разгорелись жарче, а белая горошина Храма стояла все так же далеко.
     - Стойте! – раздался суровый окрик. Факел осветил лица и флаг, трепещущий над головами. Фигуры на белых лошадях вынырнули из сумерек так внезапно, что путники едва не столкнулись с ними.
     Путешественники натянули поводья. Иттира выпрямилась в седле, положив одну руку на седло, а другую, чересчур демонстративно, на рукоять меча. Хем скрипнул зубами от досады, зная, что у него нет ничего такого, что помогло бы постоять за себя… Однако он не собирался отдавать свою жизнь и жизнь девушки задаром.
     Один из всадников приблизился.
     - Кто? – прорычал он.
     - Схока, дочь зияра! – гордо ответила она и презрительно окинула взглядом воина.
     - Почему не в лагере? – опять прорычал тот.
     - Еду в Храм. Заканчиваю путь совершеннолетия…
     - Здесь будет битва!
     - До утра мы покинем долину.
     - Не успеете…
     Хем решил, что настала пора вмешаться в разговор, потому что слишком грозно выглядела иттира, и слишком вызывающе смотрела она, сжимая меч.
     Он поспешно произнес:
     - Мы спешим. Не могли бы вы…
     - Молчать! – оскалился воин и повернулся к своим людям.
     Хем разозлился. Он резко дернулся в седле, выхватил у девушки из-за пояса короткий кинжал, взмахнул им неумело, сжал в ладони и дернул, рискуя отсечь пальцы целиком. Брызнула кровь.
     - О, небеса! – раздался громкий единый вдох. – Хем!
     Воины тотчас же спрыгнули с коней и упали на колени, склоняя головы. Хем поморщился от боли и произнес:
     - В горах бродяги. Санлемы запутают дорогу, но им необходима помощь.
     Ему быстро, слишком уж быстро, ответили:
     - Да, господин, мы пошлем отряд. Идите спокойно в Храм.
     Люди расступились, опустив головы и опасаясь поднять глаза и посмотреть на создателя. Они видели крупные капли красной крови, падающей на землю, и этого им было вполне достаточно. Хем зажал руку, пытаясь остановить кровотечение.
     - Есть у кого-нибудь платок? Кровь сочится…
     Тут же несколько рук протянулись к нему, подавая оторванные от плащей куски ткани. Иттира стегнула Неисса. Скачка возобновилась уже во мгле, наполненной холодом.
     Скоро стемнело совсем. Полагаясь на зрение девушки, на чутье животных, Хем даже не пытался вглядываться в темноту. Она, тем временем, обступала всадников со всех сторон – настороженная, опасная, неприветливая. Звезды на небе исчезли за тучами, но зато они вспыхнули на земле – горели костры.
     Хем вспомнил звездный ливень. Вот, значит, куда упали сверкающие капли, подумал он, закрывая уставшие от ветра глаза. Огонь должен согревать дома, гореть в очагах, только тогда это правильно.
     После долгой скачки болело все тело. Лошадь без устали бежала по долине, а у Хема гудела, как барабан, голова и огоньки давно сплелись в оранжевую единую цепочку, растянутую на километры. Если лошадь хоть на мгновения замедлила бег, то он наверняка бы закрыл глаза и уснул. Но свалиться на такой скорости, значит, размазать самого себя по земле… Он встряхнулся, прогоняя сон и усталость. В ушах слышался свист ветра, а сквозь него – топот широких копыт и что-то ещё, как тяжелое дыхание. Где-то вдалеке сверкнула молния. Она находилась ещё не над долиной, сюда она заглянет только под утро, а пока её приближение чувствовалось по влажному холоду.
     Так продолжалось долго, настолько долго, что Хем сомневался, сумеет ли он удержаться в седле. Мышцы занемели, исчезло ощущение рук и ног. Но вот Бунт замедлил шаг, следуя за Неиссом, а над горами появилась тоненькая светлая полоска. Из темноту послушался голос иттиры:
     - Мы почти приехали. Утром преодолеем ущелье и окажемся на месте. А сейчас отдохнем. Лошади измотаны…
     И я тоже, успел подумать Хем. Он сполз с седла и повалился без сил на землю. Глаза закрывались помимо воли. Распластавшись, он почувствовал, как на него накинули плащ, стало тепло, и он заснул так крепко, что даже Бунт, задевший его копытом, не сумел разбудить.
     Не засни Хем сразу, он непременно бы увидел, как долго стояла иттира, всматриваясь во мглу, как скользнули по смуглым щекам слезы, и как сосредоточенно точила она лезвие меча, пробуя пальцем его остроту…
    
    
     XV
    
     Утром, едва открыв глаза, иттира вскочила в седло, задумчиво глядя на долину. Хем взгромоздился на Бунта, с тоской понимая, что сегодняшний остаток пути обойдется ему очень дорого. Но совсем рядом белел круглый верх Храма и это подняло настроение. Он бодро взглянул на девушку, а она, по всему видно, не спешила тронуться в дорогу.
     - Что случилось? – спросил он устало.
     - Дым, - отрывисто бросила она в его сторону и потянула носом воздух. – Битва.
     - Да, - согласился он, подозрительно посматривая на Неисса, замеревшего под седлом и раздувающего ноздри. – А нам пора в Храм.
     - Да, - и не двинулась с места.
     Неисс нервно шагнул, покосился огромным глазом на Хема. А тот вдруг все понял.
     - Нет, туда ты не пойдешь! – решительно заявил он.
     - Почему? – отрешенно поинтересовалась она.
     - Потому что вот Храм. Рядом. А вот долина, через которую ехать и ехать, до вечера…
     Она пожевала губу, и вдруг лихо гикнула, хлопнув по крупу коня. Он всхрапнул, взвился свечой, сделал гигантский скачок и помчался вперед. Хем взвыл, но его Бунт уже бросился следом за Неиссом.
     Нет, нет, нет… Он напрасно тянул поводья, взывая к разуму животного и заодно к разуму воина, но иттира не слышала призывов и не оборачивалась, увлекая за собой лишенного индивидуальности коня Хема.
     Они наткнулись на отряд почти сразу же, вопреки ожиданиям. Три всадника вынеслись навстречу, размахивая мечами. Иттира издала воинственный клич и кинулась в драку с остервенением сумасшедшего… Поднялась пыль, зазвенела сталь, а со всех сторон наплывали и наплывали люди, возникающие чуть ли не из воздуха. Иттира моментально затерялась среди них. Хем, удачно увернувшись от занесенного над ним меча, обрел власть над лошадью и повернул её к хребтам.
     Лишь когда затих топот за спиной, он нашел в себе силы оглянуться, с трудом сдерживая выскакивающее из груди сердце. Тяжело дыша, он бессильно смотрел, как клубится непроницаемая пыль, как общей кучи людей и лошадей выпрыгивает кто-нибудь, сжимая окровавленное оружие, и не знал, что делать. Ржание, несущееся с поля битвы, беспокоило Бунта. Он тянулся туда, в гущу сражения, но каждый раз натягивались поводья, и он замирал.
     Хем поднял руки к небу и закричал. Закричал от отчаянья, от дикой боли полного бессилия. Потом он соскочил с седла, звонко хлопнул по крупу коня и он тотчас же умчался. В руках Хема остался проектор. Он швырнул его на землю, яростно топча ногами, но сделанная из прочного материала вещица откатилась в сторону и осталась лежать в траве.
     Тогда он упал и стал колотить руками и ногами, вымещая на земле всю свою ярость. Выдохшись, он поднял голову, глядя затуманенными глазами на сражающихся. И застонал.
     Силы покинули его. Он остался один. Верный санлем, храбрая иттира ушли, даже керит исчез. Человек оказался вне времени и событий. Его место было не здесь, а в другом мире, где он непременно бы придумал, что делать. Но сейчас – без оружия, без единой мысли в голове, - он стал никем. Его друзья приняли свою судьбу, а вот его судьба сложилась странно и коряво. Он не мог ничего сделать, потому что это не его война.
     Над головой, на фоне серого, затянутого тучами небосвода, маячил купол Храма, до которого осталось рукой подать. Он ждал, но Хему казалось, что идти туда одному уже не имеет никакого смысла. Что станет он делать там? Говорит с учеными? Обсуждать проблемы Запределья, гибнущего в войне?
     Он схватился за голову и закричал:
     - Господи! Ну что, что мне делать?…
     Драка становилась все жарче. Замелькали узкие флаги на длинных древках, пыль поднялась и закрыла всю долину. От ржания, криков, звона не стало слышно даже ветра, поющего в ушах и набирающего силу.
     Хем встал, пошатываясь побрел к хребтам, мечтая только о том, чтобы какой-нибудь воин случайно увидел его, догнал и порубил. Быстро. Мгновенно. Пусть даже медленно распиливает на кусочки, только бы усмирить беспощадную боль в том месте, где бьется сердце…
     Он не обернулся, когда услышал топот копыт за спиной. Он продолжал брести, стараясь не сбиться с шага и не побежать. Пусть воин видит, что от смерти Хемы не бегают…
     - Господин!…
     От звука знакомого голоса потемнело в глазах. Он стремительно обернулся. Тяжело дыша, пред ним стоял санлем Тей.
     - Ты? – хрипло проговорил Хем и закашлялся.
     Смуглое измученное усталостью лицо покрылось потом и пылью.
     - Где иттира? – с трудом спросил Тей.
     - Я не смог удержать её, она выбрала бой…
     Санлем посмотрел через плечо с выражением полного отчаянья и тоски. Потом протянул коробку.
     -Не теряйте её, - сказал он. – Она принадлежит ученым.
     Он взобрался на спину Ветра, тяжело поводящего взмыленными боками.
     - Ты куда? – крикнул Хем.
     - Я должен быть рядом с иттирой! – ответил он, разворачивая коня. – Я обещал её отцу.
     Раскрыв рот, Хем смотрел вслед удаляющемуся санлему. Безумный взгляд опустился и остановился на проекторе.
     Вдруг он набрал полную грудь воздуха и заорал, грозя кулаком грязным, рваным облакам:
     - Черт вас всех побери!…
     И побежал, прижимая к груди проектор. Ухватившись свободной рукой за камни, он стал карабкаться выше и выше, не переводя дыхания и не делая пауз. Камни обсыпались под ногами, сверху полетела едкая пыль, запорошивая глаза и забивая пересохшую глотку… Задыхаясь от непривычной нагрузки, он забирался на уступы, подтягивался, перекладывал проектор, карабкался дальше, сдирая с колен и ладоней кожу… Не чувствуя ничего, кроме злобы, он очутился на ровной плоской площадке, открытой всем ветрам Закрытых Земель.
     Быстро вытянул он из проектора гибкие трубки.
     - Так, самое большое увеличение! – бормотал он, настраивая прибор. – Куда же направить?… Ага… Сейчас, сейчас… Вы увидите, на что способны Хемы… Я на вас столько страху напущу, что вы завоете!… Будете знать, как сбивать с толку молоденьких девушек и нормальных людей!… Запомните вы у меня этот день!…
     Он щелкнул переключателем.
     На остром, как игла, пике выросла фигура Хема в грязном плаще, с плоским острым камнем в руках. Ветер шевелил одежду. Голубые глаза, прикрытые веками, пронзали пространство.
     На секунду мир застыл вместе с Хемом.
     Грудь судорожно поднялась и опустилась, издав долгий мучительный вздох. Он пронесся ураганом над горами. Помолчав, Хем снял повязку с ладони и ударил по ране камнем так, что сразу брызнула кровь.
     - Люди! – прогремел голос. Облака нервно зашевелились.
     - Воины! Опустите ваши мечи! Обратите взоры к небу! С вами говорит Хем!
     Он не мог видеть, что происходит внизу, но, покачиваясь под порывами ледяного ветра, от души желал, что бы каждый услышал его.
     - На кого поднялась ваша рука? За что ненавидите своих соплеменников? Почему цените то, что ничего не стоит? Остановитесь, послушайте…
     Он запнулся на секунду, но подсознание чужим голосом диктовало ему:
     -Вы бьетесь за реликвии. Хемы осуждают это. Все вы, каждый из вас равен перед небом и равен Хемам… У всех людей кровь одного цвета, вы одинаковы снаружи и внутри. Что же тогда хотите вы поделить? Зачем? Вы наши дети. Мы создали вас и поэтому сердца наши болят за оборванные жизни. Хемы отказались от войн. Вы должны сделать то же самое.
     Он перевел дыхание.
     -Вспомните легенды. Они говорят, что вы созданы по образу и подобию Хемов. Вы прошли долгий и трудный путь совершенствования. И сейчас вы не просто наши дети – вы наши братья. Скоро сюда придут другие Хемы. Что же они увидят здесь? Тысячи могил и калек?… Вы видели много чудес, и вы сами сможете скоро творить их. Неужели ни один человек ни хочет встречи, к которой готовился много лет, которую с нетерпением ждал?… Пора прекратить войну. Я не хочу, чтобы Хемам было стыдно за своих братьев, живущих на этой земле…
     Он прижал к груди кровоточащую ладонь, и кровь потекла по голой коже, замерзая на ветру.
     - Я призываю вас к миру, - продолжал он, сдерживая дрожь, и стараясь не стучать зубами. – Вы проливаете не только свою кровь, но и Хемов. Убивая себя, вы убиваете нас. Сложите оружие, пока ещё можете стоять на ногах, помогите раненым… Возвращайтесь домой. Хемы придут в каждое селение, я обещаю… Обещаю, что так и будет…
     Он замолчал, и вдруг ему почудилось, что пыль опускается, оседает. Напрягая зрение, он смотрел вниз, но глаза никак не хотели фокусироваться на одной точке. С высоты он едва различал людей в сплошной массе. Спустя мгновения, он уже мог поклясться, что толпа внизу не шевелится, а стоит, замерев.
     Воодушевляясь, он закончил, чуть-чуть растягивая непослушные губы в улыбке:
     - Вы доказали, что храбры. Вы доказали, что стоите дружбы иных цивилизаций… Сейчас я исчезну с неба. Но вас не покину, я пройду по земле, благословляя тот день, когда первый человек увидел солнце… Ждите нас…
     Хем щелкнул переключателем и сел прямо на холодные камни. Если бы он мог слышать голоса людей, то, наверное, разрыдался бы, потому что один из воинов бросил меч на землю и опустился на колени, помогая раненому привстать. А тот пробормотал в ответ:
     - Спасибо…
     Иттира, с трудом удерживая меч в ослабевших руках, соскочила с коня и упала лицом вниз. Её примеру последовали многие, подкрепляя свое смирение молитвой. По все долине люди бросали мечи, знамена, щиты. А за грядой скал, пригнувшись к камням, уходили бродяги, потрясенные величественной фигурой Хема, и заметно потрепанные отрядами, посланными на помощь санлемам. Их безобразные фигуры скрывались из виду, но уходили они не побежденными – они тоже были потомками Хемов.
     Вот уже группы всадников растеклись по долине, а иттира все лежала на земле, а рядом с ней на коленях стоял Тей. Она мысленно, а он вслух читали молитву санлемов.
     Огонь встретил огонь. Пожарище тлело, но жалкие угольки не могли больше причинить вреда. Война умирала…
    
    
     XVI
    
     Ученые ждали его. У входа в Храм, который напоминал гигантское куриное яйцо, путешественника Мертуэла встретили люди в белых рубашках и накидках.
     Мертуэл увидел их живые лица и со стыдом вспомнил, что представлял их роботами.
     Ученые проводили девушку и санлема на отдых, а сами окружили человека. Но они не задавали вопросов, ничего не рассказывали сами, а просто внимательно разглядели его со всех сторон и повели показывать Храм.
     Человек узнал, что Храм строили не земляне. Основу заложили, конечно, они, но основную работу сделали сами «новые люди». Узнал, что поколения ученых продолжали работать так, как учили первые поселенцы, использую солнечные батареи для получения энергии и мощными аккумуляторами для её сохранения. Он увидел громадную картотеку, содержащую в себе все генетические коды живущих на Закрытых Землях людей. Компьютер, созданный поселенцами, хранил бесконечное множество исторических сведений, розы ветров и температур, карты местностей, подробные описания природных явлений, особенности рельефа…Мертуэл увидел сотни эскизов, выполненных самими учеными в селениях, которые регулярно ими посещались для пополнения картотеки ген кодов. Здесь были портреты, сцены бытовой жизни и битв, пейзажи и просто наброски натюрмортов.
     Ему показали музей, где в хронологическом порядке выстроились изобретаемые «новыми людьми» орудия труда, ювелирные изделия, предметы роскоши, посуда, макеты построек, начиная от примитивного шалаша из зеленых веток, и заканчивая домиками с белеными стенами… Были и стенды, где история цивилизации описывалась с точки зрения анатомии и физиологии, по мере приспособления человека к окружающему миру… Словом, таком музею позавидовали бы и уранцы, серьезно относящиеся к своему прошлому и ведущие записи, летописи минувших столетий, и хранившие предметы старины.
     Это весьма походило на историю развития земной цивилизации. Только произошло здесь все гораздо быстрее. Там, где человечеству потребовалось несколько тысяч лет, «новые люди» обошлись парой столетий.
     А потом пред глазами Мертуэла плыли таблицы, в которых составлялись родительские пары. Ученые проделали очень важную работу, и её по достоинству оценили бы и уранцы, и земляне. Строгая система скрещивания учитывала особенности родителей, их сильные и слабые стороны, их анатомически и физиологические параметры. И если сначала подобный подход показался Мертуэлу дикостью, то теперь он видел, насколько важна работа генетиков. Несколько десятков людей, созданных из клеток землян и уранцев, не могли бы давать полноценное здоровое потомство, если бы размножались без контроля. Благодаря ученым, племена состояли из абсолютно сильных, крепких людей, способных производить не менее крепких детей.
     Мертуэл шел по длинным коридорам, оказывался в просторных комнатах и восхищался великолепными лабораториями, оснащенных не слишком, правда, хорошим оборудованием, износившимся за столетия, но содержащихся в идеальной чистоте, и подготовленных для сложных опытов. Везде, куда бы он ни зашел, поддерживался порядок, организованная и слаженная работа всех ученых, где каждый знал свое место и должность.
     А ученые, внимательно следя за реакцией гостя, радовались его удивлению. Они ждали Хемов каждую минуту, и новое поколение свято хранило и передавало знания, оставленные первыми поселенцами.
     Когда сюда придут исследователи, им дадут столько информации, что ею можно легко захлебнуться. Пожалуйста, бери с нужной полочки материал и анализируй, изучай, поражаясь росту сознания.
     Несколько десятков учеников, собранных в разных поселках, отобранных из самых одаренных, после обучения несли культуру народу. Ученикам подробно излагались все сведения, касающиеся Хемов, но даже ученые не смогли сохранить стопроцентную правдоподобность, всякий раз добавляя что-нибудь от себя. Пустячок, конечно, но факты превратились в сказки и легенды, в которых народ верил.
     Тей знал все, что знали ученики. Он оказался готов к тому, что именно ему повстречается Хем, а потому при встрече с Мертуэлом удивление его долго не продлилось.
     Уж и солнце зашло, наступила ночь, а потом новый день, а Мертуэл все говорил и говорил с учеными.
     Санлем, зная, что племена все ещё в долине, предложил иттире присоединиться к отцу, а сам пожелал отправиться домой, чтобы помочь племени…
    
     Иттира держала в руках кусочек белого картона. Не посмотрев, что написано на нем, она хмурилась и вертела его в руках.
     - Ну? – спросил Мертуэл. – Тебе не интересно узнать имя?
     Она с вздохом заметила:
     - Имя мало что скажет мне.
     - Но ты узнаешь, где тебе придется жить…
     Она пожала плечами как-то неуверенно. И снова вздохнула.
     - Та, я понял, - произнес человек. – Свой выбор ты уже сделала.
     - Неужели? – буркнула она и залилась голубой краской, отчего серебряные глаза стали беззащитными и унылыми.
     Он потер подбородок, глядя на неё.
     Она развернула кусочек картона, быстро прочитала, скомкала и бросила в раскрытое окно.
     - Ну? – нетерпеливо спросил Мертуэл, словно это его судьба решалась сейчас.
     Она не ответила, подняла руку к глазам и вытерла одинокую слезу.
     - Эй-эй, - ласково сказал человек, осторожно беря её за плечи и прижимая к себе. – Ты прошла путь совершеннолетия до конца. Ты показала себя храбрым воином и достойна такого же храбреца. Отец непременно станет гордиться тобой… Остался последний шаг. Тебе не по вкусу то, что прочитала?
     - А ты знал, что там? – подозрительно спросила она, поджимая губы.
     - Я ведь Хем, и имею доступ к самым сокровенным тайнам ученых, - улыбнулся он. – Забыла?
     Её глаза вспыхнули новым, особенным огнем.
     - Ты выбрал мне мужа? – с надеждой прошептала она.
     - Не я. Судьба.
     Иттира высвободилась из его рук, вынула из-за пояса нож, повертела его и решительно отдала Мертуэлу.
     - Мне он больше не нужен, - сказала она. – Пусть останется у тебя. На память…
    
     Над Храмом сгустились тучи, зима неумолимо наступала на степи и горы. Небо обрушило на землю хлопья сверкающего снега, и ещё почти зеленая трава побурела и поникла. Опустели рощи, поля чернели вспаханными бороздами, на них мягко опускались снежинки.
     Небольшие стада ревниво оберегались от нашествий волков и равнинных львов, лошади жевали овес и косились на ослепительную белизну равнин через окошки теплых конюшен. Заготовленное зерно превратилось в муку, а мука – в белый хлеб. Вился над домиками горячий сизый дымок, огонь полыхал в очагах, согревая озябшие руки и лица, в глиняных кружках настаивался чай.
     Теплая осень в один день сменилась морозами, сковавшими неспешные ручьи Запределья. Темные окошки прорубей четко выделялись на голубых лентах льда. Группки людей стягивались к селениям санлемов, чтобы за зиму успеть подлечить старые раны, поправить подорванное войной здоровье, облегчить душу в долгих мудрых беседах. Каждый день возле селений разгорался большой костер, разведенный в честь Хемов, и санлемы, закутанные в теплые накидки, несли из домов пучки лечебных трав больным. Санлемы, как и прежде, угощали пришедших горячим хлебом, теплым молоком, размещали, как могли в домах. Детишки, страшась мороза, редко выбегали на улицу, но в такие минуты начинался переполох, летели снежки, взвизгивали под ногами сугробы, раздавался радостный, задорный смех и громкий говор.
     Солнце поздно всходило и рано садилось. Небо, едва успев согреться и приобрести синий насыщенный оттенок, затягивалось облаками, подступали сумерки, и звезды высыпали из своих дневных убежищ, устраивая таинственное перемигивание в облачных разрывах. А днем миллиарды снежинок сверками в холодном воздухе и переливались разноцветными искрами на ветках уснувших деревьев.
     Вот в такое время, разгоняя ледяную дорожную пыль и взметая снежные вихри, в селение санлемов влетел на всем скаку белогривый конь. Закутанная в мех всадница осадила красавца-керита и ловко спрыгнула с седла, скидывая с головы капюшон и собирая разлетевшиеся волосы в косу.
     Навстречу ей вышел санлем. Увидев её лицо, он быстро приблизился, с улыбкой поклонился и произнес:
     - Честь для меня, иттира, видеть вас снова в моем селении…
     Голо его дрогнул, когда она подняла руку, прерывая. Уголки её губ задорно вздернулись, а он вперил серебряный взгляд ей в лицо. Он уже знал, что она скажет, и все же голоса её не расслышал сквозь громкий стук своего сердца, а прочитал по шевелящимся губам:
     - Вот мы и опять встретились, санлем Тей. Меня зовут Ишен…