С недавних пор Нине понравилось молиться. По дороге на работу, дома перед сном, в церкви – все равно где, в любую свободную минуту... Молилась не за себя – зачем? Судьба, так долго воспитывавшая в ней характер, проводя через все казни египетские, сменила гнев на милость. Мучительный развод, бесконечные ночные и дневные бдения в роли матери-одиночки, постоянная нехватка денег, отвернувшиеся из-за неудачного брака родственники и отсутствие всякой помощи со стороны, отчаянье, слезы, боль, страх одиночества и душевные страдания (почему я не такая, как все? Почему все, не как у людей?) – все ушло, но пока не забылось…
     Впрочем – главное, что черное и серое из жизни незаметно уплыло. Любимая работа, подрастающая умница-дочка, вернувшиеся с распростертыми объятьями близкие люди, финансовое благополучие (учитывая личные скромные запросы) – как-то потихоньку все наладилось, вошло в колею, сердце успокоилось, пришел душевный покой. Услышал-таки бог, помог справиться, помог преодолеть соблазн страшного желания – однажды не проснуться утром, а так и остаться в сладком небытии... Столько лет борьбы... Спасибо, господи.
     Какое это было счастье, просыпаться утром и не думать о том, как выкрутиться, прожить на жалкие копейки еще несколько дней, как урвать хотя бы часик на сон – несколько часов глубокого спокойного сна...
     Какое счастье было осознавать, что самое страшное осталось позади и что нелюбимый муж не придет вечером, хмурый и жестокий, не начнется бестолковая склока – то из-за грудного ребенка, вздумавшего поорать на папочку, то из-за бледного вида измотанной супруги, то просто из-за того, что строгая свекровь в очередной раз позвонила ему на работу – отчитать за нерасторопную сноху….
     Какое счастье было проснуться на несколько минут раньше сигнала будильника, понежиться в теплой постели, улыбнуться самой себе... А потом – быстро позавтракать, встретить няню, дать ей необходимые указания и пойти на работу, любимую работу, где так легко быть, так радостно выполнять свои вроде бы рутинные обязанности, а вечером с такой же радостью бежать к родному очагу... И нет дрязг, нет слез, нет обид, скандалов, стыда и страха.
     Как же не благодарить бога за каждую секунду этой неги? Но тем труднее Нине было видеть, что у кого-то нет и половины такого богатства. И она, при виде любого несчастья или несправедливости, начинала взывать к Богу, звать его – ведь не может же он, самый светлый и великий, остаться равнодушным! Бог помог ей – значит, может помочь всем, надо только обратить его взор на беду!
     Молилась она и за подруг. Самые верные, они не оставили ее в трудные дни – поддерживали, деньги приносили, вещи, продукты. Вместе они частенько могли просто поплакать – кто о несостоявшемся еще женском счастье, кто от усталости и тоски.
     – Нинка, у тебя ребенок есть, квартира и работа, а мне вот хоть удавись, – повторяла ей подруга Лида, в свои тридцать пять лет свято сохраняющая девственность и страстно мечтающая о том самом принце, который однажды за ней приедет. Вот она однажды встанет утром, а он ждет ее на улице – весь красивый, блистательный, во всем положительный и обеспеченный. Сама Лида не делала ни одного движения, чтобы как-то ускорить появление такого принца в своей жизни. Собственно, это была ее мечта – а реальность протекала куда более прозаично. Лидка пахала, как конь – работа, домашнее хозяйство и обязанности, и куча родственников, которые единогласно признавали ее семейным конем и охотно нагружали ее дополнительными делами. Лидка была высокой и ширококостной, густоволосая натуральная блондинка с голубыми глазами. Деревенская труженица. Девушка с веслом. В тридцать пять она выглядела на сорок пять, мужчин своей внешностью не привлекала, и даже не стремилась к этому. Вместо заботы о своей внешности, она трудилась без выходных и неустанно пестовала свою семью – младшую бестолковую сестру, рано познавшую радость интимных встреч с мужчинами, двух старших братьев – одного инвалида, потерявшего руку при работе с циркулярной пилой и взявшего в супруги тоже девушку-инвалида, неспособную обслуживать себя, и второго брата, отказавшегося от всех мирских радостей ради изучения французской истории. Родители Лидки тоже работали, но первой и главной добытчицей была она – равно как и единственной полноценной работницей в доме. Она впрягалась во все дела – и не дай бог кто-то посмел бы помешать ей! Лиду все подруги жалели, очень желали ей поскорей встретить принца, но принц на Лидину улицу не заглядывал.
     – Нинка, не кисни, – говорила Лидка, – мне вот не светит даже забеременеть, а я и то не кисну.
     Лида страстно мечтала о ребенке, но даже не допускала до себя мысли о рождении малыша вне любви и брака. Нине она помогала постоянно, выкраивая из своего скромного личного бюджета крохи на маленькие женские, и детские, радости.
     Еще одна подружка, Ксенька, тоже мечтала о семье. Правда, на первом курсе института она без сожаления пошла на аборт, и даже ни секунды не сомневалась в правильности решения – впереди еще четыре курса, практика и поиск работы, о каком малыше может идти речь, еще тысячи шансов будет построить личную жизнь, а не плодить безотцовщину... Годы летели, кончилась учеба и практика, нашлась работа, карьера удачно пошла в гору – а шансов на семью судьба больше не давала. Жестоко мстило небо за прерванную маленькую жизнь, а может просто еще не пришло время для счастья. Но Ксенька души не чаяла в Нинкиной дочке, баловала бесконечно, обожала дарить дорогие подарки и сама ползала с малышкой по ковру, распаковывая коробки с игрушками, часами дурачилась и возилась с девочкой, изливая на нее всю нерастраченную нежность. Нина Ксеньке где-то в глубине души по-хорошему завидовала – и мужики на ней виснут, и деньги она не считает, и внешность эффектная, как у актрисы, и чувство юмора такое, что заправские шутники снимали перед ней шляпу, и в любой компании умела развлечь и увлечь всех, и пела великолепно, и грацией кошки обладала, и рисовала потрясающе... А в глазах – неутолимая жажда нежности, любви, желание быть королевой только для одного человека, и на мужчин она смотрела с жалостью, мол, у них только секс на уме, а по-настоящему красиво покорить никто не может... Мужчины ее желали и боялись. Ксенька слабостей поклонникам не прощала. Одинокая и прекрасная.
     Еще одна подруга, Аня, – единственная устроила свою жизнь решительно, по плану, загадывая на годы вперед. Она познакомилась с юношей, тщательно изучила его, просчитала сильные и слабые стороны, распределила обязанности и мягко-незаметно женила на себе. Аня иллюзий не строила. Любовь-морковь была не для нее. «Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда!» – говорила Анка, а по-домашнему – Нюрка, и строила свою жизнь по этому же принципу. Супруг редко с ней спорил, хотя решение по любому вопросу они принимали вместе, был мастером на все руки, работящий, к делам подходил с выдумкой, построил дом, имел свой небольшой бизнес по ремонту аварийных автомобилей, которые сам покупал, разбирал и собирал по винтику, продавал уже дороже, вновь покупал битые и снова продавал, твердо и упрямо подбираясь к машине своей мечты – Мерседесу Гелендвагену.
     Дом всегда был полная чаша, а если случались трудные времена, Нюрка умудрялась так все распланировать и разложить по полкам каждую копейку, что никогда нельзя было толком понять – на какие, простите, шишы они семьей выживали, когда супруг попал в трудную ситуацию, задолжав кредиторам, и тогда же потребовалась операция дочери, а в наличии был только большой финансовый ноль…
     Выжили, справились, и Нюрка никогда не переставала похахатывать, рассказывая о неприятностях, относилась к любым проблемам с легкостью оптимиста и трудяги. Мужа не любила, но уважала до безумия – попробуй скажи что-нибудь не лестное в его адрес, пусть в шутку, тут же бросалась на защиту. На этой почве даже рассорилась с матерью, женщиной тоже решительной и упрямой.
     Нюрка, в общем-то, была не прочь влюбиться и пожить ярко и страстно, но об этом говорила жестко: сначала долг перед семьей и продлением рода, а шашни-машашни потом, когда угроза оказаться у разбитого корыта сойдет на нет. Активная и хозяйственная, Нюрка так же решительно бросилась на Нинкиного мужа, посмевшего не только оставить ее с грудным ребенком без копейки денег, но и однажды поднявшего на нее руку. Нюрка, как разъяренная гусыня, накинулась на неудавшегося папашу, вытолкала за дверь и сказала ему что-то такое, что он несколько лет за десять километров обходил Нинкин дом.
     В общем, сейчас, когда Нина устроила жизнь, научилась вписываться в крутые повороты, ей от всей души хотелось, чтобы и подруги были счастливы и самодостаточны. Вечно натянутые нервы обрели пластичность, и поэтому вдвойне больней было за девичьи мечты Лиды, за несбывшееся материнство Ксеньки, за бесконечные выкидыши Анки, которая хотела второго ребенка...
     В молитве она спокойно и тихо обращалась к богу, и ласково просила его снизойти до маленьких желаний ее любимых подруг. В церкви она всегда ставила три свечи перед иконой святой Матроны – и умоляла ее дать подружкам такое же счастье, какое имела и сама, Нина. Матрона сквозь опущенные веки созерцала пустоту и ничего не обещала.
     Кто-то в церкви посоветовал ей помолиться святому Николаю – мол, всем помогает, всех слышит. Нина молилась и ему, свято веря в самые простые чудеса, происходящие неожиданно и без всяких на то предпосылок.
     По-видимому, упорство и вера были ее сильными сторонами. И когда Нюра по секрету сообщила, что находится на третьей неделе беременности – искренней радости Нины не было предела. Спасибо, боже!
     За Ксеньку она стала молиться святой Ксении Петербургской. Даже не молилась, а простодушно укорила святую однажды, найдя икону в церкви – мол, как тебе не стыдно, давай, помогай своей дочери, ты же ее покровительница! Не боясь греха, пожурила святую. И буквально через неделю Ксенька внезапно познакомилась с молодым человеком, влюбилась по уши, он в нее, сразу сошлись и стали жить вместе. Для святой Ксении Нина принесла в церковь букет белых роз. Как они благоухали!..
     Не получалось только достучаться до Лидкиного ангела. Не смотря ни какие молитвы Бог категорически не желал менять Лидкину жизнь. Хотя – почему не желал? Он ее таки изменил радикально. Лидкина сестрица, Юлька, существо легкомысленное, ленивое, склонное к дурным привычкам, подцепила мужичка и забеременела. Скрывала беременность долго и успешно, никто из домашних не догадывался. Правда открылась только на пятом месяце, когда хозяйственная Лидка заметила, что запас, пардон, гигиенических женских средств использует только сама Лида. Слезы, уговоры, истерика матери и братьев – Юлька сдалась и открылась. Сначала девственная Лидка ушам не поверила, потом хотела в обморок упасть, не получилось, а потом, всё обдумав, Лидка первая простила падшую сестру и принялась со свойственной ей лошадиной силой и покорностью готовиться к появлению ребенка. Юлька в хлопотах участия не принимала – жила в свое удовольствие, вынашивала кроху и ни о чем не беспокоилась. А Лидка, словно на крыльях счастья, носилась по магазинам, выбирала пеленки-распашонки, коляску, кроватку, игрушки и прочее необходимое приданое, заставляла Юльку пить витамины, ревниво считала поглощенные калории и по первому желанию беременной неслась в магазин за томатным соком, или соленой рыбкой или пирожными. О принцах и любви она больше не думала, и даже раздраженно отмахивалась – другие заботы, не до принцев. В общем, Лидкино счастье пришло, несколько, правда, в мутированном виде, но пришло.
     Нина блаженствовала! Вот оно, свершилось!
     А потом началось что-то невероятное. Первое время верить в происходящее Нина поначалу отказывалась.
     На работе прошло сокращение – и первая в ряды «счастливцев» попала именно Нина. Ответственная, смекалистая, даже ни разу за много лет не взявшая больничный, тянувшая по бухгалтерии самые трудные участки и не имевшая ни одного нарекания – ее уведомили об увольнении за сутки, выплатили компенсацию и проводили до дверей. Конечно, сократили не только её – пострадали еще около сотни человек, но Нина так распереживалась, что заболела. Невралгия свалила ее с ног на месяц. И дальше понеслось!
     Родственники вдруг ополчились на нее. Ни дня не проходило, чтобы кто-то не нагрубил, не отчитал, не обозвал за какие-то давние обещания написать письмо или приехать к ним в отпуск. Двоюродная сестрица, уехавшая на ПМЖ в Штаты, кстати – с полной финансовой помощью самой Нины, внезапно прислала гневное и полное ненависти письмо, обвиняющее Нину в том, что та не слишком бурно обрадовалась свадьбе американской сестрицы. Дальше следовали обвинения в бездушии, наглости, черствости и просьба больше никогда Америку письмами не беспокоить.
     За что бы ни бралась расстроенная Нина – все валилось из рук. Ночные кошмары стали преследовать ее – то толпа людей раздирала Нину на кусочки, то она тонула в вязком киселе, то задыхалась под обломками рухнувшего здания. Появилось мерзкое чувство, как будто по квартире кто-то ходит, кто-то невидимый. Черная сила стала шептать в ухо страшные вещи о смерти, проклятии, самоубийстве, падении и прочем.
     Промаявшись год, не получая ответа от высших сил – за что посланы ей беды? – Нина в отчаянье бросилась к знахарям. Одна ведьма сказала ей просто – темная полоса жизни, все скоро пройдет. Взяла за это утешительное предсказание сто долларов и отпустила с миром. Другой ясновидящий сказал, что это работает сглаз, и в течение трех месяцев Нинка ездила к нему, снимала сглаз святой водой и заговорами. Ничего не менялось, разве что в худшую сторону.
     Зато у подружек все выровнялось – Ксенька сыграла свадьбу, Лидка без устали опекала растущий сестринский животик, лежала на сохранении Аня и вот-вот должна была родить долгожданного выстраданного сына... И только замороченная бедами Нина ежедневно бегала на собеседования, а потом – в церковь... И молилась, плакала вместе с душистыми свечками, сквозь туман глядя на скорбные лица святых.
     В церкви недавно поставили несколько скамеек – Нина теперь садилась на них и проводила в молитвах иногда по несколько часов, не в силах стоять. Частые ее посещения не прошли не замеченными. К разбитой и бледной Нине подсела однажды молоденькая девушка в платочке – серьезная не по годам, с мудрыми глазами.
     – За любовника молишь? – спросила она немного недружелюбно. – Или умер кто?
     Расстроенная Нина коротко поведала ей свою историю, стараясь не расплакаться.
     – Не знаю, кому молиться, меня больше не слышит Бог, – сказала она в заключение, едва сдерживая рыдания.
     – Ну, понятно, – сказала ей девушка. – Проштрафилась.
     – Что? – не поняла Нина.
     – Желаемое получила, а ничем не отплатила.
     – Как это?
     – А так – Бог дал тебе все, подружек твоих благами осыпал, желания твои исполнил... А ты ему – что? Чем оплатила?
     – Но как же... Я не для себя просила. Я – для подруг... Ведь все святые молили за людей, разве это грех?
     – Не грех, а только разве святые в житие своем счастливы были? Все страдали – кто зрения лишился, кто разума, кто мученическую смерть близких и друзей своими глазами видел... И платили исправно – лишениями своими, болезнями, горестями, слезами. И все безропотно, терпеливо, покорно. Ради того и жили – чтобы людям счастье вымаливать, и своим счастьем платить.
     – Разве Бог так практичен?
     – А Бог тоже подневолен во многом. Он ведь обязан подчиняется законам мироздания, хоть сам их и создал. Если где-то прибыло, значит где-то убыло. Закон сохранения вещества. Ломоносов сформулировал.
     – Так что ж, пока не расплачусь – не будет мне счастья? – Нина снова чуть не разревелась. Ведь сердцем за подруг переживала, желала им добра... А выходит – свое счастье отдала?
     – Почему не будет? Пусть и за тебя подружки помолятся, только от всего сердца, от всей души. Тогда жизнь и выровняется.
     Нина сначала встрепенулась в надежде, но тут же сникла – у подружек сейчас был полный радостных забот и хлопот период, так что вряд ли кому-нибудь из них в голову бы пришло пойти помолиться за неё.
     – Нет, – покачала она головой. – Они сейчас счастливы. Не до меня им.
     Девушка от души Нину пожалела, погладила по плечу.
     – Детки есть у тебя? – спросила она. – Муж?
     – Дочка. Муж ушел сразу после рождения ребенка, говорит – плачет много.
     – Ладно, ради дочки скажу тебе... Есть такой Николай, не ведьмак, конечно, а талант у него есть особенный. Оплатишь по возможности деньгами, сколько сможешь. Он умеет снимать намоленное.
     – А потом что?
     – А потом – думай перед тем, как к Господу обращаться. Пять раз подумай – заслуживает ли кто твоей молитвы? Готова ли собой оплатить счет?
     Нина поблагодарила и ушла. Несколько дней она ходила сама не своя, борясь с совестью и чувством страха. Этот «счет на оплату» прямо-таки стоял у нее перед глазами – рваный кусок пергаментной бумаги с точным списком исполненных молитв.
     Ночью у дочери поднялась температура. Нина всю ночь не сомкнула глаз. Утром, только дочка уснула, бросилась по указанному адресу, к Николаю. Все, решила она, моя семья важнее, моя дочь важнее... У остальных жизнь налажена, есть мужья и родители – справятся теперь без моего участия.
     Николай оказался премилым старичком. Участливо выслушал Нину, покачал головой, но обряд совершил. Нина отдала все деньги, которые нашла дома. Приложила даже сережки с рубинчиком – мамино наследство. Николай сережки не взял – сказал, что совесть пока при нем.
     Нинино сердце болело. Стыдно было и перед собой, и перед всем миром. Надо же, цаца какая, возомнила себя благодетельницей земли родной! Стыдно, как же стыдно...
     Но дома ждали хорошие новости – у дочки температура больше не поднималась. Из приличной иностранной компании пришло приглашение на работу, родной брат бросил насиженное место и переехал к Нине – помогать и поддерживать... Обряд сработал.
     Через неделю родила Лидкина сестра. Родила на два месяца раньше, пролежала в реанимации 20 дней, потом еще месяц держали в больнице – малышка не набирала веса. Ребенок родился маленький, чахлый, слабенький – Юлька, несмотря на беременность, курила как паровоз все семь месяцев, и это сказалось на ребенке. Прогноз врачей был неутешителен – ребенок будет постоянно болеть. Лидка плакала, ругала Юльку, а сама уже собирала телефоны хороших врачей, частных клиник, бабушек-знахарок...
     Родила и Аня. Сына. У мальчика нашли врожденный порок сердца. Деньги на операцию собирали все вместе, как могли.
     Ксенька через год после свадьбы узнала, что детей у нее не будет – счастливый брак не исправил ошибку молодости.
     Счастье случилось наполовину. Мечты чуть было не сбылись. Впрочем, никто из подружек сильно не заморачивался – для них это была жизнь как жизнь, без чудес. И только Нина так и не смогла договориться со своей совестью. Страстных молитв она больше не возносила. Счет был оплачен. По тройной цене.
     Только стало ли ей легче? Вряд ли.