Стучат колеса электрички, за окном тянется зеленый пейзаж. Пассажиры поезда, самый разный, разношерстный люд, мучаясь от духоты, покачиваются на местах, дожидаясь прибытия в Москву. В конце вагона надрывается одинокая скрипка. Кое-кто дремлет. Кое-кто, несмотря на шум, шелестит страницами книги. Многим хочется пить.
     – Пирожки! Орешки! Газировка! – Смуглый парень с коробкой плетется мимо сидений. – Беляши! Чебуреки! Всё свежее! Недорого!
     – Сынок, дай-ка мне один, – сказал старик в кепке, протянув парню мелочь.
     – С картошкой? А ты че такая грустная? На, держи.
     – Не-е… – покачала головой, не вынимая из ушей наушники, худенькая девчонка в разрисованных джинсах. Парень с пирожками улыбнулся.
     – Угощаю.
     – Спасибо, – улыбнулась и девушка, взяв чебурек.
     Парень побрел в следующий вагон.
     Женщина в длинной черной юбке, тяжело дыша от духоты, остановилась у наконец-то найденного, свободного места.
     – Можно?
     – Пожалуйста, – тучная пассажирка с короткими волосами подвинулась к окну.
     – Уфф… – Женщина села, артритные руки начали выискивать в авоське платок. – Спасиб большое. А то ведь все как эти…
     Дверь вагона хлопнула, мимо сидений прошли две цыганки. Скрипачка наклонилась к футляру за мелочью.
     – На Троицу то в храм собираетесь? – после недолгого молчания спросила у соседки женщина в юбке.
     Та вздохнула:
     – Ой. Сто лет уж в церкви не была.
     – Над, милая, надо, – покачала головой набожная собеседница. Во взгляде еле уловимый огонек. – Я вот в храм божий часто хожу. Без молитвы нынче никуда.
     – Вы уж помолитесь за нас, пожалуйста, – тучная пассажирка крутит в руках синюю клетчатую салфетку. – Мне ведь совершенно некогда. Сынок у меня больной с рождения. Вот с больницы забирать еду. Операцию ему делали.
     Женщина в черной юбке сочувственно закивала.
     – Откуда сами?
     – Серпухов.
     Электричка сбавила ход, под свист тормозов пассажиры один за другим стали подниматься. Скрипящий динамик выдал название станции, часть мест в душном вагоне освободилась. От проскочившего с улицы ветерка полегчало.
     – Какая больница? – Сидящий напротив мужик еле удержал покачнувшиеся рыбацкие снасти.
     – ЦИТО Приорова. На Войковской, – ответила женщина. – Каждый год там лечимся.
     – Господи, благослови вас. А что с мальчиком? – Набожная женщина сняла очки.
     – С костями у нас беда. До четырех бегал маленько, потом всё хуже, и хуже. Сейчас вот на коляске ездим, – полная женщина посмотрела в окно. – Врачи наши, конечно, сделать ничего не могут. Диагноз то не сразу поставили. Десятый класс он у меня заканчивает. На дому учится.
     – На ноги вообще не встает?
     – Не-ет.
     – Беда.
     – Вот так и живем. Друзей у него много. Я, говорит, мама, дальше учиться хочу. Где-то вычитал про институт для инвалидов в Москве. Вот думаем.
     – Отец-то где?
     – Ой! Отцы эти… – отмахнулась женщина. – Убежал... Я, говорит, не хочу такого.
     Собеседница вздохнула.
     – Как вас звать?
     – Вера.
     – Молитесь, Вера. Молитесь, и господь поможет. И сыночка заставляйте, чтобы Бога о помощи просил. Ему бы с батюшкой поговорить. Да при церкви бы держаться. И работать там можно…
     – А если за рубежом операцию сделать? Деньги не пробовали собирать? – вмешался сидящий напротив солдат.
     – Ой, не знаю…
     – Пусть парень учится, профессию ищет, – посоветовал мужик с удочками. – Если ноги не работают, головой надо зарабатывать. Инвалиды сейчас везде. По телевизору показывали, в Сочи поедут!
     – Храни вас Бог, – женщина перекрестила собеседницу. – Как мальчика то звать?
     – Саша.
    
     ***
    
     Желтое такси въехало во двор Центрального Института Травматологии и Ортопедии имени Николая Николаевича Приорова. Минуя искусственные газоны, машина проплыла вдоль пустующих лавочек. Небритый водитель припарковался возле бежевого трехэтажного здания. От стеклянных дверей входа изогнутой металлической змеей тянется на улицу длинный, сверкающий на солнце пандус. По нему скатился на инвалидной коляске мальчишка с загипсованными ногами.
     – Здрасьте. Вы от Иван Иваныча? – Мальчик остановился у водительской двери.
     – Д-да, – смущенный таксист опустил стекло. Мальчишка улыбнулся. Один глаз косит, разглядывая нос. Непропорционально большая, с выпирающим лбом голова переходит в бочкообразное детское тельце. Еле касаются земли искривленные ноги.
     – Мама сейчас придет. Можете пока коляску сложить? – гнусавым голосом затараторил инвалид.
     Таксист опомнился, спешно выпрыгнул из машины. Мальчишка резво перебрался на заднее сиденье.
     – Не. Вот так… да… подножку вверх.
     Коляску убрали в багажник. Поиграв стеклоподъемником, Саша откинулся на сиденье.
     Ему нравится ездить в машинах. Ещё больше нравится долгое, похожее на вечность ожидание чего-то хорошего, например – возвращения домой. Встав сегодня непривычно рано, Саша изъездил двор больницы, поглядывая на закрытые ворота. И вот наконец у будки охраны появилось авто с шашечками.
     Через широкие стеклянные двери на улицу вышли Сашина мама и полный седой врач.
     – Вон он, метеор! Уже в машине! – Медик наигранно погрозил Саше пальцем. – Думаю, всё будет хорошо, – седой доктор улыбнулся, медленно спускаясь по ступенькам. – Саша чудный мальчик. Озорник, но в таком возрасте – нормально. Я даже рад его шалостям – видно, что Саша не замыкается в себе, не принимает близко к сердцу свою болезнь. Пошлю запрос в реабилитационный центр, про который в прошлый раз говорил. Думаю, выбьем место – у меня там друг с академии.
     – Аркадий Викторович, не знаем даже, как вас благодарить, – голос женщины дрогнул.
     – Ну, полно вам, полно, – махнул рукой доктор. – Думаю, в июле загляну к вам.
     – Ой, ну что вы…
     – Нет, нет, у меня в Ступино дача, так что мне близко. Тем более, мальчику нужен будет осмотр, а вам дорого каждый раз ездить в Москву. Ну что, сорвиголова, соскучился по дому? – Врач подошел к машине.
     – Да, – скромно ответил Саша. – Спасибо вам большое.
     Сашина мама достала из сумочки конверт.
     – Аркадий Викторович…
     – Господи, Вера Ивановна?! Уберите немедленно!
     – Ма!
     – Возьмите! – Краснея от стыда, женщина попыталась всучить доктору деньги. В боковом зеркале авто мелькнула ухмылка таксиста.
     – Вера Ивановна, прекратите! – Доктор повысил голос, настойчиво возвращая конверт.
     – Ну как же так, Аркадий Викторович?!
     – Перестаньте. Это лишнее, – седой врач открыл дверь машины. – Берегите мальчика.
     Расстроенная Вера Ивановна села в авто. Такси медленно выехало со двора больницы навстречу тесным улочкам Москвы.
     – Ма, ну че позоришься-то? – нахмурился Саша.
     – Много ты понимаешь! – буркнула мать, пряча деньги в сумку. – Аркадий Викторович для нас всегда старается, вон и центр предлагает. Думаешь, хорошо они в больнице получают!
     – Он же главврач.
     – И что? Яну Владимировну вспомни. Тоже главврач, а толку…
     На Варшавском шоссе такси, разогнавшись, понеслось мимо троллейбусов и автобусов, ползущих на последнем издыхании. Выходной день, на дороге просторно, летняя погода настойчиво рвется в салон, зовя гулять и веселиться.
     – Как там Илья? – Саша неотрывно смотрит в окно.
     – Че с ним будет-то, с Ильёй? – Мать зевнула, глядя на бегущих по тротуару пешеходов. – Тетя Зина вчера жаловалась. Говорит – опять дома не ночевал. С мальчишками куда-то рванули, под утро пришел весь грязный.
     Саша улыбнулся.
     – Александру машину дорогущую купили. Отец у него, говорят, уходит от матери. Нашел в Москве молодую, – продолжила Вера Ивановна. – Ноги не болят?
     Мальчик молча покачал головой.
     Бешеная скорость и свист ветра за окном поубавились. Длинная колонна сигналящих в бессилии машин растянулась до развязки. Таксист многозначительно вздохнул, солнце начало медленно нагревать салон, превращая машину в парилку.
     – Ой, спасибо вам. Долго, небось, ехали? Как вас звать?
     – Егор.
     – Иван-то приболел у нас.
     – Отлежится.
     Саша опустил стекло. Через ряд два кавказца выясняют отношения, махая руками. Сзади кто-то сигналит. Вереница машин сдвинулась с места, но вскоре снова замерла. Подобными рывками такси с Сашей и его мамой начало медленно подбираться ко МКАДу.
     Очень хотелось домой. Больница ужасна: невкусная еда, доктора с лекарствами, бесконечные осмотры. Лишь одного медработника Саша рад был видеть у себя в палате – румяную санитарку с длинными каштановыми волосами. Однажды она улыбнулась ему, делая укол с витамином «Б12». Саша часто думал о медсестре перед сном.
     Друзей в отделении найти не удалось: нелюдимый мальчишка с перевязанной головой шел на контакт неохотно, в холле дальнобойщик со сломанной ногой вечно ругался с ветераном из-за телевизора. Тощий призывник глупо ухмылялся, бредя мимо. Читать скучно. Приходилось просто смотреть в окно, там дворник подметал пыльный асфальт, а садовник тарахтел газонокосилкой. Слава Богу, больница в прошлом.
     Такси вырвалось из сетей транспортного затора, подобно выстрелившей пробке от шампанского. Городские пейзажи позади, вдоль дороги расцвела и запела природа. Егор опустил стекло, жмурясь от гудящего ветра. В салон проникла летняя свежесть.
    
     * * *
     Родной город Саши – Серпухов – заметно отличается от шумной Москвы, хотя и здесь видны частички неугомонной столичной суеты. Не стесняясь древних церквей и Соборной горы, сверкают стеклами высотки. Пестрят торговые центры. Но люди, гуляющие по ним, благоухают наивной провинциальной добротой. Мало кого интересует находящийся в ста километрах бешеный, окруженный МКАДом ритм.
     Такси остановилось во дворе, полном детского смеха, возле разрисованного подъезда, где сплетничают бабушки. Амалия Петровна, пенсионерка в халате и тапочках, сложив на груди пухлые руки, улыбнулась приехавшим Саше и его маме. Таксист достал из багажника коляску.
     – Здорово, симулянт! – К машине подлетел высокий длинноволосый парень в берцах. На черном балахоне дылды красуется укутанный в мантию скелет со зловещим оскалом пасти и темными провалами глазниц.
     – Привет, наркоша! – Саша протянул товарищу руку.
     – Сашуль, давай, пересаживайся! Илья, помоги!
     Мальчик, кряхтя, перебрался в коляску.
     – Ну, как доехали? – Амалия Петровна подошла к машине.
     – Ой… духота.
     – Здрасьте.
     – Здравствуй, Сашенька.
     Такси уехало, Сашу завезли в темный подъезд.
     – Ребят, забирайтесь. Пойду, дверь открою.
     Замок квартиры щелкнул; лежавший на подоконнике кот тут же помчался к дверям.
     – Маркиз! – Саша попытался взять кота на руки, но тот резво выскользнул в распахнутую дверь.
     Ничего в комнате Саши не изменилось: компьютерный стол с открытым системным блоком, несколько склеенных, но не раскрашенных самолетиков на книжной полке. На стенах старые плакаты из журналов «Все звезды» и «Страна Игр», в углу кровать с перекладиной. Солнечный свет пробивается сквозь неплотные шторы, в воздухе плавают пылинки.
     Илья подвез Сашу к столу, а сам плюхнулся в затертое кресло.
     – Ну, как ЦИТО? – спросил длинноволосый парень.
     – Да так… – вздохнул Саша. – Зря ты не приехал.
     – Мы на «Кукриниксов» ходили.
     – Прикольно. А с кем?
     – Я, Сверло, Леший. С Чехова ещё народ подтянулся. Кстати… – Глаза Ильи засияли. – Айда в субботу в «Стармех». Я играть буду.
     – Играть?
     – Ты чё?! Меня ж Кира берет в группу на басуху!
     – Ого!
     – У них Бруно от армии откосить не смог. Поедет осенью генералам дачи строить. К ним ещё Лаврентий набивался, ну этот… знаешь его. Тогда в огородах самосад рвал. Он Кире нафиг не нужен со своими тараканами. А я давно к ним просился. В итоге уболтал. Айда гулять?
     – Ма!
     – Да, Сашуль?! – донеслось с кухни.
     – Можно мы с Ильей на улицу пойдем?!
     – А обедать?!
     – Не!
     – Таблетку выпей!
     – Помогла хоть операция? – Илья кивнул на гипсы.
     – Да пока не знаю.
     Не прошло и часа, как Илья весело катил друга по тротуару заставленной машинами улицы. Мимо знакомых домов, через школу, где Саша числился, учась на дому, через школьный стадион к старому двору, откуда переехали несколько лет назад. С неприкрытой добротой и аккуратностью Илья затаскивал Сашу на бордюры, поднимая передние колеса инвалидной коляски. Изредка «лихачил». От такого хулиганства Саша, вцепившись в подлокотники, звонко хохотал на всю улицу.
     Они с Ильей дружат с малых лет – простой и открытый парень не брезгует уродством Саши, ценя больного мальчика как хорошего собеседника с похожими вкусами и взглядами на жизнь.
     Старый двор Саши почти пустовал, окруженный серыми пятиэтажками. Одна Маша, дочь пожарника, привязав таксу к горке, раскачивалась на качелях, да таджик катил мусорный контейнер, напевая что-то на родном языке. Друзья, обогнув выбивалки, забрались на газон.
     – Будешь? – Илья уселся на бортик песочницы.
     – Не, – покачал головой Саша, косясь на коричневую баклажку пива. – Нельзя, – с примесью сожаления добавил он. Илья жадно припал к горлышку.
     – Э, алкаш!
     Возле одного из подъездов красуется серый «Аккорд». Стекла плавно опустились, показав трех сидящих внутри подростков. Крупный детина, развалившись на задних сидениях, ухмыляется во весь рот. Второй, тощий лазит в телефоне, водя пальцем по экрану. Третий за рулем, убавив басы, поднял на лоб темные очки.
     – Черный?! – крикнули из «Хонды». Орал парень с очками на лбу. Саша узнал своего тезку, богатенького сынка Сашку.
     Илья сделал вид, что не замечает ребят. Те неторопливо, с наигранным самодовольством вышли из машины. Спустя минуту три пары молодых ног топтали землю у песочницы.
     – Че с утра бухаешь?
     – Здорово, Саня, чет тя давно не видно? Куда пропал? – Здоровенный Леха Приземин, облокотился на ручки инвалидного кресла, поставив Сашу «на дыбы». Мальчишка в коляске напрягся, вжавшись в кресло.
     – В больнице был, – тихо ответил Саша.
     – Ноги лечил?
     – Чё друга не взял? – Сашка подтянулся на перекладине качелей.
     – Вас бы в одну палату положили, – не отрываясь от телефона, зевнул Сашкин одноклассник Андрей Вознесенский.
     – Где лежал-то?
     – В Москве. – Саша ищет что-то взглядом на притоптанной, заваленной окурками земле.
     – Телочку не снял там? – хохотнул Приземин, опуская коляску. – Инвалидам везде скидки – пятьдесят процентов.
     – И где бы он её порол?
     – В палате.
     – Ага. Прикинь, стоит тёлка на «ленинградке», тормозит «мерин»…
     – «Ока»! «Ока» тормозит.
     Подростки расхохотались.
     – А там Шкалик такой типа – слышь, коза! Чё почем? – Сашка умело передразнил тезку, изобразив гнусавый тон.
     – Она ему – сто штук!
     Парни снова заржали.
     – Черный, ты то когда в больницу ляжешь? – спросил Андрей, крутящийся возле Ильи. – Кристи знаешь? – Сашке показали телефон.
     – Писала мне. Ещё когда с предками в Алании залипал.
     – Дак, у тя батя всё? С концами уходит?
     – За своим алкашом следи!
     – Ладно, Саня, давай, не скучай.
     – Черный, хорош инвалида спаивать!
     Парни поплелись обратно к машине.
     – Когда он уже в Москву смотается? – прошипел Илья, глядя им вслед.
     – Кто ж его туда возьмет? – с облегчением вздохнул Саша. – Это отец при деньгах, а сам по себе он… дай хлебнуть.
     – Те ж нельзя?
     – Дай.
     Прогулку испортил ливень. Илья почти успел докатить Сашу до дома, последние метры тротуара, чуть захмелевший парень преодолевал, морщась от холодных капель набирающего силу дождя. Вера Ивановна встретила друзей с упреками, но быстро успокоилась. Засвистел чайник, на белой клеенчатой скатерти появились сладости из духовки. Ребята сели пить чай.
     – Теть Вер… – Илья еле уместил во рту душистую маковую булку – Вы сходите завтра к мамке, она вам даст телефон целителя.
     – Чего ж теперь опять в Москву ехать? – Вера Ивановна поставила на стол вазочку с джемом. – Только приехали. Сашке вон гипсы вначале снять надо. Да небось деньги бешеные попросит.
     – Не-а. – Илья отхлебнул горячего чаю. – Есть дороже. Он мамке вроде помог.
     – Сашуль, я в электричке с женщиной познакомилась. Она говорит, тебе бы какую работу при церкви поискать.
     – Зачем? – Маленькие пальцы Саши разворачивают обертку ириски.
     – Эт как «зачем»?
     – Я в институт поеду.
     – Институт, – фыркнула мама. – Туда ещё поступить надо, да небось – взятку дать. У Ивана приятельница с работы, у той внук там учился. Говорит, не всех берут, и ухаживать за собой самому надо. Нянек нет.
     – А я что? Не могу?
     – Можешь, а посуду не моешь, – улыбнулась мама.
     Когда щелканье капель об асфальт стихло, Илья сказал Вере Ивановне, что ему пора «домой». Многозначительным подмигиванием в коридоре парень в балахоне дал другу понять, что домой вовсе не собирается. Саша ухмыльнулся, закрыв за Ильей обитую кожей входную дверь.
     – Сашуль, ложись! – донеслось с кухни. – Намучились сегодня. Дорога-то какая, да ещё гулять пошел.
     – Лягу, ма, – ответил Саша, закатываясь в свою комнату. На улице стемнело.
     На кухне мама звенит посудой, льется из крана вода, диктор в телевизоре комментирует события прошедшего дня. Вечер стал похожим на обычные вечера Саши. Боль в ногах отступала, больничная суета осталась в прошлом, парень расслабился, откинувшись на кожаную спинку инвалидной коляски.
     Щелкнула кнопка на системном блоке, внутри черного металлического ящика загудело, ярким светом экран выгнал из комнаты часть темноты. Саша открыл «Вконтакте» – виртуальные друзья рассыпались пестрыми аватарками в левом углу страницы. Среди крошечных, почти неразличимых фотографий он нашел фото человека, кому за всё время общения в социальных сетях не написал ни слова.
     Экран отобразил личную страничку школьницы по имени «Юля». Курносая кареглазая брюнетка улыбается, лежа у моря на смятом пледе. В синем купальнике, прикрывающем видные формы. Саша открыл фотоальбом «Туапсе 2011». Фотки мелькают одна за другой: Юля залезла на большой валун, сделав из полотенца юбку, Юля на верблюде, Юля на катере. Свежий альбом «Выпускной 2012»: Юля в шикарном розовом платье, с букетом, рядом отец, Юля с классом.
     Саша аккуратно щелкает мышью. Фотографии сменяются, парнишка подолгу разглядывает каждую. А перед глазами то далекое лето…
     Жаркий день, редкий ветерок играет тополиным пухом. Юля в белой майке и затертых бриджах, держа плетеную корзинку, вылезла из папиной «Лады». Тогда Саша увидел Юлю в первый раз, с балкона старой квартиры, куда мама вывозила его подышать свежим воздухом.
     Юля переехала с родителями в красную высотку, стоящую гордой башней над низенькими серыми пятиэтажками. Окно с голубыми шторами на третьем этаже. Из Сашиной комнаты его было видно. Тогда, два года назад, каждый вечер, примерно в десять там гасили свет, являя мерцающую рябь включенного телевизора. Саша надеялся, что силуэт девушки мелькнет в окне. Надеялся и следил за окном каждый день.
     Иногда она шла мимо, гуляя с собакой, или безмятежно болтала с подругами во дворе, иногда выходила на балкон, погреться на солнышке. Она безумно красивая. Он никогда ей об этом не говорил, он вообще никогда с ней не разговаривал. Порой их взгляды встречались. Саша уводил глаза, ему становилось неловко и стыдно оттого, что он инвалид. В такие моменты хотелось провалиться под землю.
     В больнице не хватало этих фотографий. Дома он смотрел их постоянно.
     Каждый день.
    
     * * *
     Через месяц снова поехали в Москву. На этот раз не в больницу, а к целителю, рекомендованному мамой Ильи, – специалисту якобы хорошему и… недорогому.
     Серебристая «Рено», вырвавшись из бешеного трафика на Щелковском шоссе, свернула в неприметный дворик, укрытый тенями тополей. Целитель ждал гостей на лавочке. Саша представлял его другим, каким-нибудь… загадочным что ли, но к машине подошел с виду обычный, немолодой уже человек с длинными пепельно-серыми волосами.
     – Ой, здравствуйте, Петр.
     – Здравствуйте. Вы Вера Ивановна? – улыбнулся мужчина, заботливо открывая дверь машины. – Ну, а ты, наверное, Саша?
     – Здрасьте, – кивнул Саша с заднего сиденья.
     – Вань, помоги! Эт мой брат.
     – Добрый день. Петр.
     – Иван. – Подтянутый мужчина с усами пожал целителю руку. Машину закрыли, над гостями навис прохладный, пахнущий мочой подъезд.
     – Осторожно… Сашуль, держись. – Вера Ивановна крутится на лестничной площадке, наблюдая, как целитель с Иваном затаскивают Сашу по ступенькам. Дальше – узкий лифт, выжженные зажигалкой кнопки этажей и, наконец, квартира.
     – Заходите. – Петр прошел вперед, расталкивая носком ботинка сваленную у двери обувь. Саше помогли преодолеть порог, коляска протиснулась в прихожую, царапнув старое, заваленное газетами трюмо. Мальчик осмотрелся – выцветшие желтоватые обои с черными полосками местами отклеились, под колесами смялся затоптанный грязный ковер.
     – Поставлю чайник. Вы пока размещайтесь, – целитель ушел на кухню.
     В зале просторно, на разложенном диване небрежно брошены очки и журнал. За стеклянными дверцами шкафчиков стоят сервизы и фотографии в рамках. Вернувшись с кухни, целитель заботливо поставил на журнальный столик поднос с чашками.
     – Ой, простите, как вас по отчеству?
     – Петр Вольдемарович.
     – Петр Вольдемарович, вот… – мама погладила Сашу по голове. – Очень редкая у нас болезнь. Недавно операцию в Москве делали, стопы выпрямляли…
     – Садитесь.
     Вера Ивановна опустилась на принесенный с кухни табурет.
     – Саша у нас вообще не ходит. Доктора-то наши может и хотят что сделать, да не могут, – женщина теребит кожаный ремешок сумочки. – Мы уж и о загранице думали, да, небось, дорого это.
     Целитель в кресле, закинув ногу на ногу, внимательно слушает.
     – Вот, узнали про вас, – вздохнула Вера Ивановна. – Вы Зинаиде Ильиничне помогли тогда. Мы уж ничего такого и не просим, вот сейчас гипс сняли, у Саши боли бывают.
     Хозяин квартиры понимающе кивнул, вертя в руках очки. Саша старался не встречаться с целителем взглядом. Иван заинтересованно посмотрел в окно сквозь белый тюль.
     Петр Вольдемарович вздохнул.
     – Ясно. Давайте сделаем так – вы с братом сейчас пойдете на кухню, там посидите, а мы с Сашей побеседуем. Да, Саша? – улыбнулся целитель.
     Саша не знал, куда ему деться из этой пыльной комнаты.
    
     * * *
     Тесная кухня пропахла куревом. Сашин дядя расхаживает от стола к окну, держа руки в карманах.
     – Вань, чего мечешься-то? Сядь. – Вера Ивановна крепко сжимает в руках сумочку. – Ну, скажи, чего думаешь?
     Иван, развернувшись, устало пожал плечами.
     – Деньги дала уже?
     – Нет.
     – Сколько просит?
     – Десять тысяч, – шепнула Сашина мама.
     Иван ухмыльнулся.
    
     * * *
     Поставив журнальный столик в угол комнаты, Петр вернулся в кресло.
     – Саша, двигайся поближе. Скажи, пожалуйста, сколько тебе лет?
     Саша подъехал к целителю почти вплотную.
     – Семнадцать.
     – Чем обычно любишь заниматься?
     Спокойный голос целителя держит Сашу в напряжении. Мальчик старательно уводит взгляд в сторону, чувствуя себя неловко под напором карих глаз собеседника.
     – Ну… чем, – вздохнул Саша. – Учусь. По больницам много приходится ездить. Несколько раз в год.
     – Как думаешь, больницы помогают? Лучше тебе после них?
     Взгляд целителя вроде бы добрый, но в то же время – какой-то отталкивающий. Саша окончательно растерялся.
     – Не знаю. Сейчас вот стопы прооперировали. Лечиться нужно…
     – Мне кажется, это слова твоей мамы, – перебил Петр. – Она, конечно, во многом права, но ты сам как думаешь, удастся ли тебе с помощью этих больниц полностью выздороветь?
     – Я… никогда не вылечусь, – Саша опустил глаза в пол. – Я много думал об этом. Конечно, чувствуешь иногда какую-то несправедливость, не понимаешь, почему кто-то живет вот так, а кто-то – так. С другой стороны, ведь надо принять себя таким…
     – И опять ты говоришь чужими словами, – улыбнулся Петр. – Но ты все равно молодец. Возьми меня за руку.
     Мальчик нехотя сжал черствые пальцы целителя.
     – Саша, – Петр глубоко вздохнул. – Я скажу тебе одно – обязательно помни о своих желаниях, искренних желаниях.
     – Я вас не понимаю, – недоверчиво бросил мальчик.
     Петр Вольдемарович улыбнулся. Саша почувствовал под грубой кожей целителя еле заметное тепло.
    
     * * *
     Когда ехали обратно, Саша неотрывно следил за мелькающими огнями Москвы. Ворчание дяди Вани и оправдания мамы, заплатившей Петру, блокировала непрошибаемая стена размышлений. В очередной раз Саша попытался представить, каково быть здоровым человеком.
     Вечерняя Москва прекрасна. Москва манит освежающей ночной прохладой, элегантностью бутиков и наигранной напыщенностью бесконечно повторяющихся ресторанов и клубов. Суетливая толпа манит, манит женский смех и визг машин. Глядя на жизнь равнодушного ко всему города, Саша подумал: «Один шаг отделяет меня от всего этого, но я не могу его сделать, потому что сижу в инвалидной коляске».
    
     * * *
     Саша редко смотрел в зеркало. Вид неказистого, прыщавого лица напоминал о суровой действительности. В детстве подолгу разглядывал своё отражение, пытаясь найти в этом уродстве крохи красоты. С годами странная тяга угасла.
     Через пару дней после поездки к целителю, утром, мальчишка у зеркала снова задержался. Правый зрачок, всю жизнь будто притянутый магнитом к носу, неожиданно «обрел свободу» – смотрит прямо, как левый собрат.
     – Ма-а-а… – неуверенно бросил Саша в сторону кухни.
     Мама за стеной непринужденно болтала по телефону с тетей Леной. Саша посмотрел направо – зрачки дружно ушли в правую сторону. Посмотрел налево…
     – Ма-а-а!
     Саша испугался. И появились первые тревожные мысли.
    
     * * *
     Время летних каникул то ускорялось, то замедлялось – зависело от Сашиного настроения. Илья заходил часто, иногда пьяный. И каждый раз безумно гордый, что играет в рок-группе. Саша тогда так и не пошел в «Стармех», соврав, что стопы болят. На самом деле просто испугался смотреться в клубе нелепо под незнакомыми взглядами.
     – Ниче. Я уж думаю, Кира не пошлет меня после первого концерта, – сказал тогда Илья, закатывая Сашу домой. – Так что сходим ещё.
     – Ну да.
     О страхе, не имеющем отношения к ногам, Саша не мог поделиться даже с Ильей. Парень, оставив друга, кинулся субботним вечером навстречу славе.
     Серпухову бесполезно тягаться с Москвой количеством интересных мест, где может потусоваться молодежь. Но никто особо не жалуется. А для Саши каждое из них по-своему ценно. Когда они с Ильей гуляли, любой двор, переулок, памятник, отсылавшие к далеким теплым воспоминаниям, заряжали Сашу необъяснимой энергией.
     Так, сидя внутри какой-нибудь заброшенной хоккейной «коробки», чьи стены исписаны граффити и кличками местных ребят, Саша с удовольствием смотрел картинки из прошлого и позапрошлого лета. Илья без умолку болтал, покуривая сигарету, а Саша не слышал, погрузившись в мысли. Часто длинноволосому парню приходилось трясти друга за плечо.
     Тогда Саша «просыпался».
     – Да ладно?
     – Ну, гляди! Не видишь?
     – Не-а, – Илья сосредоточенно смотрел в лицо товарищу.
     – Ну, косили же!
     – С чего ты взял?! – улыбнулся дылда.
     – В зеркале видел.
     – Ха!
     – Тебе легко говорить. Я тогда знаешь как испугался. Даже про ноги забыл.
     – Ты че? Совсем что ли? – расхохотался Илья. – Нашел чего бояться. На, кури и айда до Храброго.
     Саша ничего не ответил, озарившись мыслью, что о ногах давно не вспоминал. Потому что они почти не болят.
    
     * * *
     У Саши в Рязани жила тетя. Редко Вере Ивановне, погруженной в заботы о больном сыне, удавалось навестить сестру, но когда это случалось, Саша нырял в мир настоящего кошмара.
     Во-первых, в старом частном доме тети Лены туалета нет, размещался он на улице и представлял собой вигвам с дыркой в полу. Инвалид с трудом воспользуется этим чудом деревенского быта.
     Во-вторых, почти невозможно перемещаться на коляске в большом доме, где каждая комната отделена высоким широченным порогом. Поэтому несколько часов приходилось сидеть на одном месте. И даже на улице двигаться не получалось, дорожки в саду узкие и неасфальтированные.
     Ну и, наконец, в-третьих, – тетя Лена обладала омерзительным характером: давала советы, даже когда они не нужны.
     В этот раз, выбравшись на выходные в Рязань, Вера Ивановна и Саша вынуждены были слушать многочасовую лекцию об аферистах, выдающих себя за народных целителей.
     – И вот тоже не подумали… – тетя Лена, несмотря на протесты Саши, кинула ему в тарелку ещё одну куриную ножку. – Десять тысяч! Вот лучше б в санаторий какой съездили или на юг. Коль, тебе хватит!
     Дядя Коля, хмурясь, вернул бутылку «Хортицы» на место.
     – Целители эти, их же пруд пруди, поди разбери какой поможет, а какой нет. Сашка, помогло тебе?
     – Ну я…
     – Да где ж помогло?! На ноги не встал! Прям щас встанет и побежит!
     – А если встану? – улыбнулся Саша.
     – Сиди уж! Встанет он!
     Иногда тетя Лена говорила лишнего. И как бы ни старался Саша понять её характер и простить прямоту, злоба в душе всё равно оставалась.
     В Серпухов вернулись в воскресенье вечером. Усталый Саша расстелил постель, согнав Маркиза с покрывала. На тумбочке так и стояли нетронутый «Нурофен» и стакан воды. Посмотрев на них, мальчишка подумал, что нет смысла пить таблетки. Стопы не болят.
     Мысль и радостная, и тревожная. Саша посмотрел в зеркало. «Ну, не косят же», – прозвучало в голове мальчишки.
     Почему сразу не лег спать? Почему ещё долго глядел на своё отражение, а потом решился на странный поступок? Наверное, из-за тети Лены, хотя для Саши нехарактерно с кем-то спорить, кроме мамы. И кому-то что-то доказывать.
     Поставив коляску на тормоза, Саша пододвинул к себе стул. Одна рука коснулась комода, вторая – спинки стула. Мальчишка осторожно поднялся, ноги уперлись в холодный линолеум. Тяжело дыша, Саша снизил нагрузку на руки, и вот одна уже не на комоде. Цепкие пальцы разжали спинку стула.
     Испугавшись, мальчишка быстро сел в коляску. Потом, так же быстро нырнул в постель. Но даже под одеялом не получилось спрятаться от тревожных мыслей.
     – Не болят.
     Сон как рукой сняло.
     Сидя на подоконнике, кот Маркиз неотрывно следил за хозяином. Саша, ставя перед собой стул, осторожно ходил по комнате, до стены и обратно. С каждым новым шагом движения мальчишки делались увереннее. Сердце постепенно стало биться, как раньше, дыхание выровнялось.
     Не скоро Саша лег в постель, а когда лег, уснул почти мгновенно, даже не вспомнив про Юлю.
    
     * * *
     Следующее утро почти сразу перестало быть обычным.
     – Ма-а-а!
     Вера Ивановна вздрогнула, выронив из рук поварешку. Суп на плите бурлит и чмокает ожившим вулканом.
     – Ма-а-а!
     – Ну что?! – Вера Ивановна, вбежав в комнату, потеряла дар речи.
     – Ма, гляди. – Саша, вцепившись в стул и стол, аккуратно встал с коляски. Глубоко вдохнув, парень сделал несколько робких, как у астронавта на Луне, шагов.
     – Сашуль, ты что?! – Мама подлетела, не зная, за что хватать сына.
     – Ма, смотри! Получается! – Саша на дрожащих ногах пересек комнату.
     – Господи! Сашуль, аккуратнее! Садись давай, – мама подкатила коляску. – А ты ещё операцию делать не хотел! Вишь, как помогло! Надо Аркадию Викторовичу скорей звонить.
     Взмокший мальчишка, плюхнувшись в кресло, посмотрел себе на ноги. Стопы с легкими всхлипами боли сгибаются. И голени… Саша поспорил бы на пенсию за год, что они стали длиннее.
    
     * * *
     Как это произошло, Саша не понимал. Заслуги талантливого хирурга Аркадия Викторовича тут точно нет. Тело меняется, следуя каким-то фантастическим законам: вначале глаз, затем резко окрепшие ноги. Прошла всего неделя после первых шагов по комнате, и приспособленный, как ходунки, стул вернулся на законное место у гладильной доски. Хотелось высунуться в окно и кричать, донося до людей бурлящую внутри радость.
     – Ма, я пошел на улицу!
     – Сашуль, ну может рано ещё. У нас даже обуви нормальной нет.
     – Ну и что.
     – Я с тобой пойду.
     – Не!
     Илья сидел на лавочке. Возле одетого в черное парня наполовину выпитая бутылка «Кока-колы». Саша, специально попросил друга подождать под окнами. Когда исписанная дверь подъезда скрипнула, дылда от удивления уронил чипсы.
     – Ну как? – улыбнулся Саша, неуверенным шагом спускаясь вниз.
     – Уфф…
     Стоя на последней ступеньке, Саша вспомнил целителя. Неужели…
     В считанные дни, даже часы жизнь изменилась, наполнившись новыми красками. Хотелось всё время куда-то идти, чем дальше – тем лучше. И Саша шел, не останавливаясь. Открылись новые горизонты, Серпухов вырос в десятки раз, показав мальчишке новые уголки, а старые – под иным ракурсом. Саша не успевал поражаться, как много неизученного в родном городе. И как много новых людей можно встретить.
     Друзья и приятели Саши шли вместе с ним, словно притянутые теплотой живущего в мальчишке счастья. Шумная компания, будто отмечая какой-то праздник, катилась ураганом по дворам и улицам, втягивая в себя впечатления и события. От бешеного полета жизни у Саши кружилась голова.
     Домой возвращался поздно, всегда при этом выслушивая нотации мамы. Наутро обещания беречь здоровье растворялись в кипятке нового дня.
     Через неделю пошел гулять один. Проскочил неуверенным шагом мимо старого двора, не услышав музыки, играющей у грязного подъезда из серой «Хонды».
     – Глянь, глянь! – Леха Приземин вынул ноги из окна машины. – Шкалик несется! Думал, брешет Игоряха! Во Саня! Раньше коляску еле крутил!
     Сашка убавил музыку.
     – Да ну… Мамаша, наверное, кучу денег отвалила. Ты Шкалика-то вспомни – чё там вообще можно вылечить.
     – Давай догоним!
     – Забей.
     Саша скрылся за углом дома.
     Прогулка привела на улицу Ворошилова, к украшенной фонтанами аллее возле торгового центра «Дисконт». Серпуховчане называют это место «Бродвей». Сегодня здесь на редкость тихо. Молодая мама медленно бредет куда-то, покачивая розовую коляску.
     Мальчик сел на скамейку, сердце ищет выхода наружу, колотя по ребрам. Как всё-таки здорово ходить. Мир вокруг расширяется, ты по-настоящему свободен, люди начинают смотреть на тебя по-другому. А девушки…
     Саша с улыбкой вспомнил случай, когда гуляли в парке «Питомник» с Ильей, Кирюхой, Бритвой и ещё кем-то, чьи имена уже забыл. В соседской толпе подростков звонко хохотала, поигрывая цепью на джинсах, пухленькая девчонка с короткой стрижкой. Встретившись взглядом с Сашей, она как-то по-особенному улыбнулась. Саша напрягся, опустив глаза.
     Мимо прошел парень, прислонив к уху мобильник.
     – …Сколько у меня просил в тот раз…
     Мир поглотил слова прохожего, так же быстро, как и донес.
     Поднявшись, Саша подошел к фонтану. Зеркальная гладь воды вздрагивает от ветра, в ней юноша, не похожий на косого инвалида с непропорционально большой головой. Лоб чуть-чуть, но уменьшился, глаза одинаковые, челюсть не выдвинута вперед.
     – Неужели всё благодаря Петру? – снова подумал Саша.
     Ветер сдул отражение на воде.
    
     * * *
     Воскресным утром Вера Ивановна пошла в церковь. Никакого православного праздника в тот день не было, не наступила ещё годовщина смерти Сашиной бабушки – просто захотелось пойти. Желание появилось недавно, среди ночи, вместе с подползающим сном.
     В семь утра Вера в юбке бесшумно выскользнула из квартиры, оставив спящего Сашу дальше сопеть. Вчера пришел поздно, и, кажется, пах алкоголем. В душной церкви толпятся прихожане, шепот пролетает над рядами повязанных в платки голов, батюшка медленно ходит у алтаря, размахивая кадилом. Бабушки крестятся, солидный мужчина с барсеткой пытается просунуть в урну для подношений свернутую пополам пачку денег.
     Минуя плотную толпу, женщина просочилась к иконе Божьей Матери. Дрожащие руки поднесли свечку к огню. С губ сорвалась молитва в благодарность за дарованное сыну здоровье. Последние события в жизни Веры Ивановны и Саши никак не могли произойти без вмешательства свыше. Борьба, казалось, подошла к концу. Борьба, начатая вместе с первым криком новорожденного уродца и с первыми неутешительными прогнозами врачей. Бог помог больному мальчику, мама готова молиться всю оставшуюся жизнь.
     Когда вернулась домой, Саша уже ушел, оставив на кухонном столе тарелку с двумя остывшими пельменями в бульоне. Вера Ивановна машинально сложила посуду в раковину.
     И разрыдалась, опустившись на стул.
    
     * * *
     – Здрасьте! – Пришлось перекрикивать громыхающую со сцены музыку. Под потолком с маскировочной сетью собралась нехилая толпа. Лавируя в духоте, Саша пробился к барной стойке.
     Официантка в изрезанных джинсах приблизилась, демонстрируя утыканные пирсингом нос и губы.
     – У вас есть чай?! – Саша поймал себя на мысли, что, возможно, у него пахнет изо рта. Девушка кивнула, тряхнув выкрашенной в медный цвет челкой.
     Субботним вечером в «Стармехе» не протолкнуться. Неформалы со всего района слетелись выпить и потусоваться под песни местных групп. Сегодня выступает коллектив «Привет», творческий центр группы – Кирилл Драгунов взял недавно нового басиста. Пьяный Илья резво скачет по сцене, гитара в руках Сашиного товарища звучит пусть и не мастерски, но «в тему».
     – Политический дебош! Дали вилку, дали нож! Видим пряник, машет кнут! Ну-ка залезай в хомут! – орет в микрофон вокалист Гоша. Народ в тесном зале весело подпевает. Лес из поднятых рук раззадоривает музыкантов.
     – Ннууу… ка! Залезай в хомут! Всюю… ду люди спину гнут!
     – Шурик, ты, что ли?! – крикнули в ухо. Саша не заметил у стойки бывшего однокашника Леню Сивого. После девятого класса Леня пошел учиться в «СМТ», но через месяц вылетел за прогулы. Полноватый парнишка в очках тогда ничуть не огорчился.
     – Тебя не узнать! – улыбнулся Леня, хлопая Сашу по плечу. – Смотрю – ходишь! Илюха рассказывал! Говорит, на районе все в шоке!
     – «Подмосковье» приедет репортаж снимать! – Саша наклонился к уху бывшего одноклассника.
     – Крутяк! – Сивый по-дружески обнял Сашу, хотя раньше они мало общались. Школу изнутри Саша видел редко – на первый звонок и во время новогодних ёлок.
     После концерта пьяная толпа вывалила на свежий воздух. Разбившись кучками, закурили. Рев мотоциклов и женский смех выгнали тишину с ночной промзоны. Кто-то среди шумной тусовки достал классическую гитару. Поют, как всегда, Цоя.
     Увидев Сашу с Сивым, Илья вырвался из круга поклонников:
     – Ну как я седня сбацал?! Нормально?!
     – Супер!
     – Крутяк!
     – Леонид, а ты че без Дуси?
     – Аййй…
     – Понятно. Санька знаешь?
     – Учились вместе.
     – Блин, Санек, я тока щас допер – тебе ж теперь в школу идти!
     – Бли-ин!
     Ребята расхохотались.
     К полуночи толпа начала потихоньку редеть, разбредались кто по домам, кто – дальше веселиться. Илья вместе с Лёней и Кирюхой решили проводить Сашу до двора.
     – Айда в гараж! На диване уляжемся.
     – Не… Стопы ноют.
     Это оправдание почти всегда работает, если Сашу пытаются втянуть в какую-нибудь историю. Ночная попойка в прокуренном гараже точно стала бы «историей». Саша приметил перемигивание ребят – одной травой дело не обойдется. Вспомнился рассказ Ильи о поедании каких-то мексиканских грибов – под кайфом длинноволосый дылда чуть не выпал с балкона третьего этажа. А ещё Саша обещал маме прийти домой сразу после концерта.
     Показался старый двор. Постояли под фонарем: Илья делился творческими идеями для группы, помогала наполовину выпитая баклажка пива.
     – Ладно, ребят…
     – Давай, Шурик.
     – Александр, я тебе настоятельно советую заняться музыкой…
     – Займусь, займусь, – Саша вырвался из объятий пьяного товарища. – Пока, ребят!
     – Удачи!
     – Друуу-г! Мы всех порвем!
     В старом дворе Саша проскочил в тени дуба, мяукнула кошка под лавкой. Свежий ночной ветерок донес до мальчика музыку из припаркованной у подъезда «Хонды». Машина, подобно притаившемуся в кустах хищнику, сверкнула красными габаритами, из щели приоткрытого окна вырвалась на волю струйка дыма.
     Саша понял по номерам, чья машина. Внутри похолодело, неясное чувство не позволило идти мимо подъезда. Надо обходить. Мальчик встал за мусорный ящик, чтобы в зеркалах его не увидели. Тезку Саша не любит за бесконечные издёвки. Витиеватые, острые, как стилет убийцы, они иной раз били прямо в сердце. Чего только стоит прозвище «Шкалик». Наверняка Сашка что-нибудь ляпнет про резкое выздоровление.
     Музыка в «Хонде» заиграла громче. Машина вскоре уехала, вернув ночную тишину. Саша спокойно дошел до дома.
    
     * * *
     Хлопнула входная дверь.
     – Сашуль?! Куда делся-то? Обещал до двенадцати, – мама вышла с кухни, вытирая руки полотенцем. Саша разулся.
     – Завтра никуда не уходи, Аркадий Викторович приедет. Сегодня звонил, не верит.
     – М-м.
     – Есть будешь? Где лазил? Ботинки непонятно в чём.
     – Гулял.
     – Гулял, – передразнила мама. – Сынок, иди-к сюда. Ты можешь мне тумбочку подвинуть. Вон туда, к краю. Тихо ты! Так линолеум порвешь! Сашуль, ты чего?
     – Ничего, – Саша изумленно смотрит на руки. – Интересно, сколько килограмм теперь могу поднять?
    
     * * *
     – Здравствуйте, Аркадий Викторович! Ой, ладно вам, не разувайтесь!
     – Добрый день. Погода, прямо скажем, не для дачи, – седой хирург бросил на вешалку плащ. С утра на улице шумит и грохочет плотная стена дождя.
     – Вера Ивановна, вы, как всегда, прекрасно выглядите. Куда можно положить…
     – Давайте. На кухню поставлю, – Сашина мама взяла из рук доктора мокрый зонт. – Проходите! У меня щи.
     – Нет, нет! Что вы?! – отмахнулся Аркадий Викторович. – Я ненадолго. Посмотрю, что у вас…
     – Здрасьте, Аркадий Викторович! – Саша вышел из комнаты.
     В прихожей воцарилась тишина. Летний дождь монотонно бьет по подоконнику, на кухню проскользнул кот Маркиз.
     Врач с трудом пристроил на нос очки. Перед пожилым хирургом, уминая босыми ногами ковер, стоит сутулый парнишка. Низенький, но с виду здоровый – полная противоположность искривленному косому карлику из больницы.
     – Вот… – Вера Ивановна быстро вернулась с кухни. – Такая у нас, Аркадий Викторович, радость. На ноги встали.
     – Но… – застывший в оцепенении хирург больше ничего не смог сказать.
     – Не болят даже. – Улыбаясь, Саша повертел левой и правой ступнями.
     – П… Подождите. Ну-ка в комнату… Присядь, – Аркадий Викторович взял мальчика за плечи. Саша почувствовал дрожь в руках доктора. В комнате Сашу усадили на диван. Хирург отошел к столу, не убирая удивленного взора с мальчишки. Саша почувствовал себя экспонатом в музее.
     – Позвольте, но… – старый доктор запнулся. – Это… это невозможно!
     – Мы поехали к целителю, – объяснила Вера Ивановна. – Он посмотрел. Может, что сделал. И вот…
     – Вера Ивановна, ну что вы говорите?! Ну, какой целитель?! Саша, встань. Согни ногу. Теперь правую. Быстро ходишь?
     – Бегаю, – усмехнулся Саша.
     – Не может быть… – врач присел на кресло.
     – Аркадий Викторович! Вам плохо?!
     – Нет, нет. Я…
     – Господи, да что ж такое?! На вас лица нет!
     Доктор старался говорить сдержаннее:
     – Вера Ивановна, поймите, медицина – точная наука, основанная на многовековом опыте изучения самых разных болезней. Порой врачам не хватает жизни, чтобы постигнуть некоторые тайны. Не пытаюсь хвалиться опытом, но даже я не видел… – Аркадий Викторович снова запнулся при взгляде на Сашу. – Тут даже не болезнь. Тут… мутация какая-то.
     Сашина Мама опустилась на диван.
     – Вы знаете, Вера Ивановна, нужно… да, думаю, вам с Сашей нужно будет поехать в больницу…
     – Опять?! – Нахмурился Саша.
     – Сдать анализы, – Аркадий Викторович снял очки. – Я не хотел бы строить поспешных гипотез, но возможно у тебя, Саша, проявляется какая-то генетическая болезнь! Нет, нет! Не перебивайте, парадоксально звучит, мальчик встал на ноги, а я ставлю диагноз, но тем не менее ряд тестов даст…
     Хирург задумался.
     – Скажите, этот целитель местный?
     – С Москвы. Ну, неужели всё уж так плохо?!
     – Вера Ивановна! – Аркадий Викторович набрал воздуха в грудь. – Не может человек с неизлечимой болезнью в результате операции на стопы неожиданно начать расти и деформироваться! Посмотрите на голени – мышечная ткань была атрофирована, а теперь… Вы даже не представляете, что сейчас может происходить с организмом Саши. Это явление уникально в мировой врачебной практике. Оно требует тщательного изучения.
     – Ой, не понимаю, – вздохнула Вера Ивановна.
     – Саша не выздоровел, – пояснил хирург. – Он изменился, и это изменение, оно происходит вопреки всему: науке, логике, здравому смыслу. Всему. Понимаете? Всему!
    
     * * *
     В субботу, выпросив у мамы разрешения не ехать на дачу, Саша побежал гулять в парк. Миновав лавочки и асфальтовые дорожки, мальчик пошел глубже в чащу. Серпуховчане часто приезжают сюда на шашлыки. Играющая вдалеке музыка дала понять, что и сегодня кто-то отдыхает на берегу узенькой, иссохшей речки.
     Саша старался таких компаний избегать – бесят надоедливые вопросы: раньше – про болезнь, теперь – про выздоровление. В последнее время все интересуются Сашей. В понедельник приедут с телеканала «Подмосковье» – снимать репортаж о фантастическом изменении. Аркадий Викторович планирует какие-то исследования. Правда уже несколько дней не звонит.
     Саше излишнее внимание не нравилось. Частично из-за этого бродил в здешних дебрях. Да и мысли заставляют ходить-бродить, выискивая ответы на вопросы, главный из них: «Как?!»
     Ещё до встречи с Аркадием Викторовичем, заявившим о невозможности подобного выздоровления, Саша, будучи мальчиком умным, понял – тело изменилось по сверхъестественным причинам. Каким? Ответа нет. Терзают вопросы. Зачем? Кому и для каких целей…
     – Шкалик!
     Саша споткнулся о корягу в листве. Истеричный смех заставил обернуться. Тезка, перекинув футболку через плечо, поднялся с девушкой на поросший кустарником холм. Девушка, поправляя волосы, оценила Сашу взглядом.
     – Че следил за нами? – ухмыльнулся Сашка. Девушка хихикнула. – Пошли выпьем!
     Парализующий страх повел Сашу вслед за парочкой, на широкую поляну. Хотелось свернуть в чащу, но ноги сами зашагали по густой траве в сторону шумной компании.
     – О-ба-на! Саня! – Леха Приземин, один из подпевал Сашки, здоровенный, почти лысый детина, отойдя от мангала, наигранно раскрыл объятья. – Ты че грибы собирал для Илюхи?! Дак тут таких нету!
     Компания заржала.
     Неясно, как Сашка умудрился проехать на «Хонде» через густые заросли парка. Из машины вырывается к верхушкам деревьев: «Ice, ice, ice baby, я буду тебя любить, Даже когда я буду на небе…» Возле разложенного рыбацкого столика суетятся Андрюха Вознесенский и его двоюрный брат – Макс Орлов. Сашка молча взял бутылку водки с капота машины. Шкалику всучили тонкий пластиковый стаканчик.
     – Не, я водку…
     – Че те за Лешину днюху впадлу выпить? Подвинься, Ирка, – Сашка уселся на край лежащего на поляне бревна. Мясо на шампурах соблазнительно зашипело.
     – Дреня, бери.
     – Ну, че?! Давайте! – Леха поднял стакан с пивом.
     – Давай, – Сашка обнял дожевывающую бутерброд девушку. Ребята «чокнулись».
     Водка обожгла Саше горло. Мальчишка сморщился, брезгливо поставив стаканчик на стол. Компания вновь расхохоталась, видя как Саша недовольно зажевывает спиртное огурцом.
     – Че, Шкалик, раньше не бухал?
     – Ага, не бухал! Его тогда Черный в песочнице спаивал. Смотри, Саня, грибы не жри, а то к балкону потянет. Упадешь, тогда уж тя никто не соберет! Кстати, Саня… – Леха хлопнул Сашу по плечу, от тяжелой руки тот чуть не просел на траву. – Где тя так круто вылечили?
     – Ты то с какой целью интересуешься?
     – Дак для тебя, Андрюша! – Леха пригрозил Андрею кулаком.
     – Шкалик, ты че? Подглядывал за нами? – Сашка, сидя на бревне, гладит по спине изрядно подпившую подругу. Саша заметил, как рука тезки залезла девушке под кофточку.
     – Не…
     – А если честно?
     Девушка возмущенно стукнула Сашку по плечу. Тот перехватил следующий удар, противно ухмыляясь.
     – Шкалик, – Сашка лениво сдерживает махающую руками подругу. Та истерично хохочет. – Шкалик, ты когда-нибудь трахал телку?
     – Ага. Трахал. С длинными волосами! – добавил Андрей, крутя шампура. – В черном балахоне.
     Компания взорвалась дружным смехом.
     – Шкалик, че молчишь? – Сашке надоела шутливая борьба с девчонкой.
     – Это слишком личное, – выдавил из себя Саша.
     – Дак мы ж те не чужие. Че ты так? – Леха собрал шампура с мангала.
     – Я тут короче в нете вычитал… ну, тоже про инвалида. У него, короче, мать, чтобы сын типа познал женщину, сама ему дала. – Макс Орлов разлил пиво по стаканам.
     – Шкалик, у тебя такого опыта не было? – ехидно ухмыльнулся Сашка. Мерзкий, змеиный взгляд, казалось, пронзает насквозь. Саша, как мог, сдерживал внутри себя закипающую злобу.
     – Саня, чё теперь ходячий делать будешь? В школу пойдешь? – Леха стоит рядом, травя Сашу табачным дымом. – В школу лучше не ходи. Там тя…
     Незримые плотные пробки заткнули уши. Мир притих, в будто бы вечной тишине слышался лишь бешеный стук сердца. Саша сжал кулаки:
     – Вначале… Я разобью морду тому, кого больше всего на свете ненавижу.
     – Эт кому? – Леха выкинул окурок. – Дак давай мы те поможем.
     – Ему, – Саша кивнул на тезку.
     – Мне-то за что? – Сашка поднял брови, непонимающе глядя на Ирку.
     – Да есть…
     – Ну, давай. Разбей, – бросил Сашка. Стройное тело атлета у него не случайно – почти всё детство ходил в секцию по футболу.
     – Не сегодня. Завтра. Я приду один, и ты один сюда приходи. – Поежившись от внезапных иголок страха, Саша поймал себя на мысли, что его дрожащий, сбивающийся голос не производит на ребят впечатления.
     – Шкалик, кто я, по-твоему, с инвалидом драться? – вслед за хохочущими друзьями улыбнулся и Сашка.
     – Ты? Ты… мразь.
     – Я приду, – изменился в лице Сашин тезка. – Я обязательно приду. А ты сам-то, Шкалик, придешь? Ноги не подведут? Вон мусор… – Сашка кивнул на землю. – Ты у меня завтра его весь съешь.
     Саша бежал по лесу, не ведая дороги. Вслед ему летели иголки страха.
    
     * * *
     Всю неделю Аркадий Викторович мучился бессонницей, вызывая негодование супруги – Сары Германовны. Днем удавалось подремать, во снах старый хирург видел здорового и больного Сашу – двух абсолютно разных людей. Мысли вращались вокруг недавней встречи с мальчиком. Вместе с воспоминаниями разум терзали версии.
     – Алло! – Кабинет Аркадия Викторовича с огромным дубовым столом ещё минуту назад наполняла тишина. – Да? Да, я прекрасно понимаю. Операцию отложим. Пока температура не спадет, даже не думайте!
     На стенах разноцветная мозаика дипломов и грамот, в рамках замерли фотографии студенческий лет. Телефонная трубка вернулась на место, хирург откинулся на кожаном кресле, покусывая душку очков.
     Саша.
     Изменившийся мальчик отнял у хирурга покой. Перед глазами встают просторная, забитая слушателями аудитория, страницы диссертации с пометками на полях, международные конгрессы, Европа, журналисты.
     Аркадий Викторович потянулся к телефону, но рука замерла на полпути. Кроется внутри Сашиной ситуации нечто загадочное. Хирург дотронулся до телефонной трубки, но поднять её так и не смог. Пальцы пожилого врача коснулись бумажки, приколотой к календарю.
     Бумажки с адресом целителя.
    
     * * *
     Уютную прохладу дворика в тени тополей сменила мрачная теснота подъезда. Позади остались беззаботный детский смех в песочнице, любопытные бабушки на лавке и белая «Кия» Аркадия Викторовича. Пожилой врач поднялся по лестнице, нацепив на нос очки. Зашуршала смятая бумажка с адресом целителя. Лениво взвыл в шахте лифт. Кнопки этажей сожгли хулиганы.
     Квартира оказалась с ненадежной по виду деревянной дверью. Аркадий Викторович, поразившись странной, охватившей его робости, несмело коснулся висящего на проводках звонка. Послышались шаги и лязг снимаемой цепочки. На пороге появился мужчина в черной водолазке, сквозняк подбросил длинную прядь пепельно-серых, кудрявых волос.
     – Аркадий Викторович? – Мужчина ничуть не удивился приходу незнакомца. – Вы мне звонили?
     – Семушев Петр Вольдемарович? – прочел по бумажке хирург. – Народный целитель, биоэнерготерапевт.
     – Какие страшные слова, – попытался пошутить Петр. – Заходите.
     Аркадий Викторович решительно протиснулся в квартиру:
     – По телефону я не объяснил, что у меня за дело… – врач снял очки, обратив внимание на детали прихожей: грязный ковер на полу, трюмо с записной книжкой. Телефон отражается в мутном зеркале. Настенные часы встали – стрелки застыли на пяти минутах первого.
     – Чай? Кофе?
     – Да, – после паузы ответил хирург. – Пожалуй, кофе.
     Петр молча удалился на кухню.
     За прихожей просторный светлый зал со старым диваном и небольшим журнальным столиком с развернутой газетой. Аркадий Викторович, успокоившись, заинтересовался книгами на полке – беллетристика, кое-что из классики. Рядом с томиками фотография какого-то собора.
     – Прошу…
     Аркадий Викторович вздрогнул от голоса за спиной. Петр с подносом бесшумно зашел в комнату.
     – Я, собственно, вот для чего приехал… – Не притронувшись к горячему питью, хирург смерил комнату шагами. Руки нещадно вертят сложенные очки. – Пару месяцев назад у вас был мальчик с Серпухова. Саша.
     – Был, – спокойно ответил Петр, усаживаясь в низкое, укрытое пледом кресло.
     – Вы знаете, после встречи с вами мальчик внешне изменился. И эти… так называемые изменения… с точки зрения медицины, да и… В общем, они невозможны, – хирург попытался вложить в голос уверенные нотки. Получилось наоборот – высказался робко и обрывисто.
     – В каком смысле? – всё так же спокойно спросил целитель.
     – Что значит «в каком смысле»? – взволнованно бросил Аркадий Викторович. – То, что произошло с Сашей после встречи с вами, не поддается никакому объяснению. Этому просто нет объяснения. Мальчик встал на ноги, бегает, и, учитывая его диагноз, это абсолютно неестественно, – врач жестикулирует. – Произошедшее иначе как чудом не назовешь!
     Целитель тихо засмеялся.
     – Не вижу причин для иронии, – нахмурился хирург. – Люди всерьез заинтересуются подобным случаем. Мальчику просто не дадут спокойно жить…
     – И в первых рядах злобной армии исследователей чуда, конечно же, встанут врачи.
     Аркадий Викторович подошел к окну. Сквозь прозрачный тюль видны крыши соседних домов.
     – Я наблюдаю Сашу много лет, успел к мальчику привязаться. Но, безусловно, и мне как медику интересно – почему подобное случилось. Я пришел, подозревая, что вы имеете отношение к этому… изменению. Честно говоря, никогда не верил в какие бы то ни было способности людей, подобных вам. По мне, разного рода гадалки и целители – просто шарлатаны. Но… я, уже не только как медик, но и как разумный человек, пришел с вопросом – как вы это сделали? Поймите, вы просто не имеете права скрывать эту, если так можно выразиться, методику. Вы хоть понимаете, как она полезна для человечества? Да и, чего лукавить, вам она принесет миллионы.
     Целитель приподнял краешек губы в самодовольной ухмылке.
     – Почему вы молчите?! – Аркадия Викторовича поведение Петра начинало раздражать. – Разве я не прав?! Многие болезни неизлечимы, а вы эгоистично заперлись здесь вместо того, чтобы помогать людям и иметь мировую известность.
     – Возможно, я просто хочу, чтобы мне дали спокойно жить. Как и Саша.
     – Я понимаю, – хирург попытался взять себя в руки. – Но и вы должны понять. Ведь ваш дар…
     – С чего вы вообще взяли, что у меня есть какой-то дар? – улыбнулся Петр.
     – Ну, так объясните мне, какие силы могут подобное сотворить! Объясните!
     Целитель медленно поднялся из кресла. Неспешные шаги приблизили его к закрытой двери в соседнюю комнату.
     – Пожалуйста, – Петр потянул за ручку, жестом приглашая врача войти. Запахло тухлыми яйцами. Аркадий Викторович, в недоумении посмотрев на целителя, перешагнул через порог.
     Долго оба молчали – и целитель, и хирург. Среди возникшей тишины слышались детские голоса на улице. Аркадий Викторович не сразу подобрал слова к увиденному в комнате.
     – Что всё это значит? – спросил врач.
     – Силы, изменившие Сашу.
     – Вы… больной человек. Вы ненормальный.
     – Ваш интерес исчерпан? – целитель, казалось, никак не отреагировал на брошенное дрожащим голосом оскорбление.
     – Господи, бедный Саша…
     – Я прошу не упоминать здесь Бога.
     Аркадий Викторович резко развернулся. Петр стоит в дверном проёме, еле заметно ухмыляясь. Руки сложены на груди.
     – Зачем вы сделали это с ребенком?
     – Разве я причинил ему зло?
     – А что, нет?!
     – К чему эта дискуссия?
     – Верно. К чему? Верно, верно. Я хочу уйти отсюда. Немедленно.
     Петр посторонился, выпуская взволнованного хирурга в коридор. Аркадий Викторович, борясь с вихрем мыслей, оказался на лестничной площадке. За спиной врача хлопнула дверь.
    
     * * *
     По Щелковскому шоссе летит, сверкая фарами, синяя «Ауди». Назло видеофиксаторам ухоженная брюнетка за рулем давит педаль газа. Из салона матовой красавцы льется музыка, из багажника пытается выпрыгнуть сабвуфер.
     Подруга на соседнем сидении морщится от бьющих в лицо солнечных лучей. Духоту разгоняет включенный кондиционер.
     – Кать?! Ты ему звонила хоть?!
     – Я ему всё сказала! Пусть мамочку больше слушает… – лениво бросила Катя, перестраиваясь в крайний левый ряд.
     «Ауди» вихрем пронеслась на желтый свет.
    
     * * *
     Хлопнула дверь «Кии». Дети в песочнице, лай привязанной к дереву собаки, смех мальчишек, пинающих мяч – всё теперь – немое кино в лобовом стекле.
     В машине Аркадий Викторович окончательно пришел в себя. Разум начал искать объяснение увиденному в квартире целителя. Чем дольше врач хаотично думал, мысленно убеждаясь в абсурде новых фактов, тем сильнее крепилась в душе неоспоримая истина. И вместе с истиной в душу проникал страх.
     Будучи человеком науки, Аркадий Викторович, всю жизнь был атеистом. А теперь…
     Белая «Кия» неспешно выехала из двора, окунувшись в шумное, кричащее клаксонами Щелковское шоссе.
    
     * * *
     – …А шо мене нада? Баба нормальна. Сготовит, постират. Я с работы приду – у мене и стол, и еда, и всё! – Белобрысый парнишка в заляпанной спецовке почесал тыльной стороной ладони чумазый нос. Покачивается на торпеде «Камаза» голова пластмассовой собачки. «Вонючка» в форме ёлочки давно выдохлась, не одолев в кабине запах салярки.
     – Да курвы они все до одной! – Водитель сморщил потный лоб. – Я по молодости женился, по залету. Так эта… Куда?!
     Шофер резко ударил по широкому рулю. «КамАЗ» грубо прогудел выпрыгнувшей справа «Шкоде».
     – Вот куда лезет?!
    
     * * *
     Не раз Аркадию Викторовичу говорили, что в его возрасте машину не водят; тем более, по сумасшедшим и непредсказуемым дорогам Москвы. Хирург с легкомыслием отмахивался, ссылаясь на кипящую внутри старческого тела энергию. Но, выехав из уютного дворика, старый врач почему-то испугался плотного, но быстрого движения на шоссе. Дрожащие руки крепче сжали руль.
     Голова забита мыслями о Саше, встает перед глазами вторая комната в квартире Петра. Кипит в мозгу навязчивая идея: «Мальчика нужно спасти!» Вместе с ней иное: «Ведь это невозможно! В мире, где мы живем, мире атомов и молекул нет места перевернутым крестам на корешках книг!»
     Сзади посигналили. Аркадий Викторович перестроился вправо, пропуская вперед спешащую куда-то «Ауди».
    
     * * *
     – Алло! – Выплюнув жвачку в окно, брюнетка прислонила к уху «Айфон». – Да! Какая разница, где!
     – Кать! – подружка потянулась к ремню безопасности. – Кать, ты потише гони-то!
     – Ну, «Прага» – другое дело! Когда?! – Девушка загляделась на проносящийся по встречке «Панамера».
     – Кать!
     Подруга рефлекторно прикрылась рукой. Где-то в глубине молодого девичьего мозга быстрее поднятой руки вспыхнула мысль: «Все!»
    
     * * *
     – …Значит, теща! – Сверкнул золотыми зубами водитель «КамАЗа». – Сама не допетрит. Коль, дай курево из пакета.
     – Так мене отец и говаривал так… – Чумазый Коля, дожевывая чебурек, полез за сиденье. – Жену берешь, а тещу в придачу. Хде?!
     – Да там они! – на секунду водитель отвлекся от дороги. Секунды синей «Ауди» хватило.
    
     * * *
     Аркадий Викторович перестроился обратно на крайнюю левую полосу. И тут же резко затормозил. Засвистели шины.
     Впереди «Ауди» выскочила на встречку и въехала «КамАЗу» в лоб. Грузовик пошатнулся от удара; вдоль боков оранжевого гиганта пролетели ошметки металла. Старый хирург успел подумать: «После такого не выживают». Одна из труб, соскочив по инерции с кузова грузовика, громадным копьем пробила лобовое стекло «Кии». Машину начало разворачивать, в правое крыло ударила не успевшая затормозить «Шестерка». Окровавленный конец трубы, выскочив через заднее стекло машины, поцеловал грязный асфальт.
     За секунду организованное движение на дороге превратилось в пропахшее жженой резиной месиво железа и масла. В дымное облако бежали люди. Под крики зевак труп Аркадия Викторовича последний раз дернул ногой.
    
     * * *
     Ночью Саша долго не мог уснуть. Когда уснул, ему приснился тезка в боксерских перчатках. Ухмыляющийся парень в спортивных трусах стоял в грязной подворотне, у проржавевших мусорных ящиков. Из тени вроде бы знакомым голосом крикнули: «Давайте!» Тезка кинулся к Саше, меткий удар ногой выбил мальчику зубы. Саша вскочил с подушки, руки вцепились в одеяло.
     Просто сон.
     Глядя на зашторенное окно, Саша понадеялся, что произошедшее вчера на поляне тоже приснилось. За свои слова надо отвечать. Саша понял, что ещё не готов к этому, ещё не повзрослел.
     Не убьют, но, наверняка, будут бить так же сильно, как и во сне. Ехидный и злопамятный Сашка, оскорбленный перед друзьями, и, что ещё страшнее – перед подругой, не простив такого, вложит в удар всю силу. Саше захотелось пожаловаться маме, пусть увезет к тете Лене в Рязань.
     Нехотя поднялся с кровати. Давным-давно, точно так же не хотелось подниматься и ехать в поликлинику на уколы. Безнадежное ожидание сводит с ума. Как-то в детстве, тезка схватил Сашу за шею, не подумав, что тот в инвалидной коляске и не может дать сдачи. Прикосновение цепких пальцев Саша ощущает по сей день.
     – Но ведь я стал сильный, – подумал Саша, глядя на руки. – Может быть, смогу за себя постоять?
     От страха перед грядущим боем это не спасло.
    
     * * *
     В парке встретились днем. Тезка привел друзей: курит, озираясь по сторонам, Макс Орлов, ухмыляется Леха Приземин. Андрюха Вознесенский, как всегда, роется в телефоне.
     Сашка встал в центр поляны, засунув руки в карманы шорт:
     – Шкалик, есть предложение. Мне нет резона пачкать об тебя руки. Твою вину можно загладить другими способами. Первый – ты платишь. Сколько и кому – мы решим…
     – Ещё решим, в какие сроки, – не отрываясь от телефона, добавил Андрей.
     – Второй… – тезка выдержал паузу. – Возьмешь на клык. А Дреня всё запишет на телефон. Выбирай.
     Сашу трясет. Слова застряли в горле, туда же пробивается из груди сердце.
     – Ну че?! – услышал Саша сквозь плотную пелену страха.
     – Короче, – Сашка развернулся к друзьям. – Я сёдня добрый. Думай до завтра…
     – Не, – Саша не заметил, как по щекам бегут слезы. – Сейчас…
     Увидев лицо, изрезанное влажными полосками, Приземин растерялся. Ухмылка перекочевала на физиономию Сашки.
     – Что сейчас? Сосать будешь?
     – Не… – выдавил из себя Саша. Голос мальчишки сделался хриплым.
     – Че ты там мычишь? Иди сюда, – тезка поманил Сашу пальцем. Будто загипнотизированный, Саша шагнул вперед.
     Всё произошло мгновенно. Саша понял, что драки красивые только в кино. В жизни они мерзкие, грязные, без ритуалов и правил.
     – Наверное, такой в жизни и секс, – подумал Саша, вспомнив фотографии Юли.
     Тезка дал ему пощечину, Саша, падая, схватил противника за футболку. Повалил. Покатились. Тезка коршуном вцепился Саше в волосы, Саша, сжав кулак, ударил вслепую – заныли костяшки пальцев. Сашка сверху, Сашка снизу, снова сверху. Ухо обжег окурок на траве, щека в золе от брошенного костра. Удар, хруст суставов, воздуха нет, сердце мечется в груди. Руки скользят. Душит. Сашка душит его! Ударил! Тезка отлетел, закрыв лицо руками. Саша оказался на ногах, хотел пнуть, но упал и снова покатились. Саша бьет! Бьет так сильно, что, наверное, рвутся мышцы.
     – Лллееххаа, блеа… – воет Сашка. Их растащили. Гул в ушах превратил едкий мат измазанного в крови тезки в пустое шевеление губами.
     – Сууука! Чем тебя, тварь, накачали?! – тезка поднялся с земли, подскочил, замахиваясь ногой. От удара по ребрам Саша съежился.
     – Держите! – орет Сашка.
     – Хорош, Санчо!
     – Держите, я сказал!
     Леха и Макс неохотно подхватили Сашу под руки. Тезка ещё раз зарядил ногою Саше в бок. Ребра хрустнули. Кровь смешалась со слезами. Сашка сплюнул, держась руками за колени.
     – Ты попал! – слова давались тезке с трудом. – Ты, даже, сука, не представляешь, как ты попал…
     Ребята ослабили хватку, Саша рухнул на траву. Рухнул, чтобы через секунду вскочить.
     Никто не заметил стремительный блеск ножа. Маленького, с виду безобидного, предназначенного для картошки ножа. Утром, ни о чём не думая, Саша сунул его в карман, и, сейчас, ни о чём не думая, из кармана вынул. Лезвие вошло тезке в живот.
     – На! – выкрикнул Саша.
     Тезка упал. Леха Приземин, раскрыв рот, попятился назад. Забормотал что-то Макс Орлов, Андрей Вознесенский трещал кустами, покидая поляну.
     Сашка затрясся, свернувшись калачиком, окровавленные пальцы вцепились в траву.
     – Ребят…
     Обмочив штаны, Макс Орлов убежал. Леха Приземин кинулся следом.
     – Ребят… – куда-то исчезли змеиный взгляд и ехидная ухмылка. Перед вставшим на ноги Сашей лежит обычный мальчик восемнадцати лет.
     – Ведь он такой же, как и я, – подумал Саша. – Но одновременно с этим – другой. Какие разные у нас с ним жизни. Вот зачем?! Зачем он делал всё это со мной?! Я ведь не хотел доставать нож. Или хотел? Уже не важно. Я тот, кем он больше всего на свете боялся стать. А он – тот, кем больше всего на свете хотел стать я.
     – Саш… – тезка понял, что больше не к кому обратится. – Саш… звони… скорей…
     – Саш… – истеричный плач не дает словам сорваться с губ. – Быстрей! – крик полетел к верхушкам деревьев, туда вчера летела музыка.
     – Саша… – тезка побледнел. Из-под шортов вместе с кровью на траву помчалась коричневая жидкая змейка.
     Проблевавшись, Саша убежал с поляны. Вслед ему уже не летели иголки страха.
    
     * * *
     Илья устало брел по тротуару, мимо детской площадки Сашиного двора. Вечер выдался отличный: прохладный ветерок разогнал жару, в воздухе нет назойливой духоты. А вот днем всё складывалось скверно – посмеялась над комплиментами, весело махая ножками на парапете, местная готичка Рита с бело-красно-черными волосами, она же Бабочка. Не помогли ни угрозы утопиться в Наре, ни пиво, ни фисташки, ни статус бас-гитариста группы «Привет». Девчонка ушла. Расстроенный Илья поспешил к Саше, захотелось рассказать о чувствах к заносчивой дуре.
     От Сашиного подъезда отъехала полицейская «Нива». Машина тормознула возле дылды, в окно высунулся Сергей Васильевич – местный участковый.
     – Габайдуллин! Где твой товарищ?!
     – Какой?
     – Инвалид!
     – Санек что ль?
     – Ну-ка сядь в машину!
     – Не-а!
     – Попаясничай мне ещё! Когда друга в последний раз видел?!
     Внутри машины затрещала рация.
     – Серег, поехали, – буркнул напарник.
     – В общем, увидишь его… – погрозил пальцем участковый, – сразу звони. Понял?! И завтра что б ко мне…
     Машина повернула за угол.
     Вера Ивановна открыла дверь не сразу. Увидев Илью, Сашина мама разревелась.
     – Теть Вер? – Илья переступил порог. – Вы че?!
     – Где он?! – сквозь слезы бросила женщина. – Илья! Ты, небось, его втянул…
     – Да че случилось-то?!
     Вера Ивановна достала из кармана платок. – Саша… сына Платовых убил.
     – Что?! – Илья присел на пуфик возле двери.
     – Говорят, дрались в лесу. И Саша его ножом пырнул. Полиция приезжала, Сашу найти не может. А этот умер в больнице, – Вера Ивановна всхлипывает. – Илья, скажи мне, Сергей Васильевич говорит, ребята над Сашей издевались. Довели его…
     – Так он… где?! – Илья вскочил с пуфика.
     – Да я почем знаю! – Сашина мама прижала к лицу платок.
     Илья полез за мобильником, Вера Ивановна оживилась:
     – Не звони. Телефон у него здесь.
     Подтверждая слова Сашиной мамы, в дальней комнате запела «Энигма».
     – Теть Вер, налейте водички попить.
    
     * * *
     На кухне, к свету тряпичного оранжевого абажура тянутся с улицы мотыльки. Над чашкой клубится пар, стрелки на часах отмеряют время медленно. Тик, так, тик, так. Илья вздохнул:
     – …Так что, нельзя сказать, что бы уж издевались, но Александр, конечно, палку перегибал. Вы уж извините, теть Вер, царства небесного желать ему не буду.
     – Ой, господи, – Вера Ивановна вытерла лоб платком. – Вот и выздоровели. Уж лучше б и не выздоравливали. Он ведь совсем другой стал.
     – Знаю.
     – Слушай-ка, может, не убивал? Наболтали, небось. – В глазах Сашиной мамы промелькнула наивная надежда.
     – Ну, если трое говорят, – пожал плечами Илья. – Хотя, могли, конечно, наврать. Те ещё...
     – Ему бы вот прийти да сдаться. А уж там бы и разобрались. Ночь на дворе, а он, как каторжник беглый, прячется где-то, – голос Вера Ивановны дрогнул. – Илья, может он к кому из твоих товарищей пошел? С кем он ещё дружит?
     Илья почесал затылок.
     – Теть Вер, Интернет работает у вас? Можно я напишу кой-кому?
     – Напиши. – Сашина мама прослезилась. – Напиши, Илюш.
     В темной комнате загорелся экран монитора. Илья запустил браузер. Вместо стартовой страницы вылезла последняя просмотренная в соцсетях галерея другого пользователя. Илья нахмурился. На фотографиях девушка, лицо знакомое. Через секунду Илью осенило. Для подтверждения возникшей мысли открыл «Журнал» за неделю – почти каждый день эти фото открывались. Девушку Илья вспомнил.
     – Теть Вер, я скоро вернусь! – услышала Сашина мама. Выскочивший из квартиры Илья даже не захлопнул за собой дверь.
    
     * * *
     Юля вышла из ванной, босые ножки понесли девушку по мягкому ковру коридора.
     – Чапа! Ну-ка дай сюда, хулиган!
     – Ррггф! – пекинес с тапкой в зубах скрылся под диваном.
     В комнате играет музыка, стены завешаны плакатами звезд, на кровати теснятся мягкие игрушки. Перед зеркалом девушка закрутила полотенце на голове. Завибрировал под каталогом мобильник.
     – Да, Нина Сергеевна. Не отвечает? Так я в Москву уезжала. – Юля разглядела в отражении крошечный прыщик на подбородке. – На даче. Сказала, что есть. У меня завтра каратэ. Документы ещё семнадцатого сдали. Да ещё нормально, на физмат вообще четыре человека на место! Нина Сергеевна, подождите, в дверь звонят…
     Девушка выбежала в коридор. Картина в глазке заставила Юлю отшатнуться. Хмурясь, она вернулась в комнату.
     – Алло, я поняла. Мама позвонит, я скажу про тазик. Да. До свиданья.
     Замок входной двери щелкнул, из образовавшейся щели повеяло вонью подъезда.
     – Привет, – стоящий на пороге Саша шмыгнул носом. Под глазом мальчишки страшный синяк, грязная одежда вымазана в крови.
     – Привет, – недоверчиво бросила Юля.
     – Я жил раньше… – Саша опустил глаза.
     – Знаю. В семнадцатом доме. Кто тебя так?
     – Да… там… У тебя есть минутка? Не обязательно меня впускать. Я просто скажу...
     Юля не сразу сняла цепочку. Волна ночного холода пробралась в квартиру.
     – Пока будешь говорить, погляжу твои синяки. Закрывай дверь – я только из душа.
     Мальчишка робко переступил порог прихожей, стыдливо отводя глаза от выреза на желтом халатике Юли.
     – Вот сюда садись. Я щас.
     Морщась от боли, Саша опустился на табурет:
     – Я думал, не будешь со мной разговаривать. Испугаешься. Мы ведь не знакомы, – Саша схватился за бок, сломанное ребро ужасно болит.
     – Я не из пугливых, – донеслось с кухни.
     Юля вернулась в прихожую с аптечкой:
     – Такой бледный. Может, скорую?
     – Не.
     – Ты что-то хотел сказать?
     Саша замялся. Всего секунду мальчишка смог смотреть девушке в глаза.
     – Пожалуйста… не думай обо мне плохо. Я хотел прийти раньше, как начал ходить, но… получилось только сейчас. Однажды я увидел тебя во дворе. Несколько лет назад. С тех пор, ты не выходишь у меня из головы…
     Поняв, о чём речь, Юля прижалась плечом к стене.
     – Извини… – Саша поднялся, лицо скосила гримаса боли. – Я никому это не говорил. Даже маме… Ты такая… яркая… Я… я люблю тебя.
     Теперь Юля старается не смотреть на Сашу.
     – Звучит глупо. Я бы хотел признаться более красивыми словами, не здесь и не сейчас. Но получилось так, как получилось. И, конечно же, я ни на что не надеюсь.
     – Саша, да?
     – Да.
     – Саша, я дам тебе совет, – Юля нашла в себе силы поднять глаза. – Правильно, что ты ни на что не надеешься. И дело не в том, что ты болен. Просто у меня нет похожих чувств. Ты это знал, и всё равно пришел. Мне кажется, не стоит признаваться в любви, когда взаимности нет, это неуважение к человеку, которого любишь. Ведь ты, получается, перекладываешь часть проблемы на него. Мы не знакомы, но, просто по-человечески я теперь буду за тебя переживать, а эти переживания мне сейчас не нужны. Я груба, но это, чтобы ты сразу не строил иллюзий. Надеюсь, ты поймешь.
     – Я понимаю. Спасибо тебе.
     – За что?
     – За то, что ты есть.
     Саша направился к выходу.
     – Постой… Саша, ты очень смелый парень…
     – Юля, мне пора.
     Распахнутая дверь скрипнула на ветру.
    
     * * *
     Илья несется, не жалея сил. Подводят прокуренные легкие, забыло физкультуру тело, но мальчишка не сдается. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Хоть и поздний вечер, но на улице встречаются люди. В основном – парочки. Илья ворвался в подъезд двенадцатиэтажки, берцы загрохотали по бетонным ступеням. Второй этаж, вроде эта дверь. Про Юлю кое-что слышал от Саши, пару раз видел девушку в «Корстоне», однажды – с парнем из «Заборья». Палец настойчиво вдавил звонок.
     Юля открыла. Илья еле отдышался:
     – К тебе… не заходил парнишка? Ну, знаешь… на коляске он… был.
     – Заходил, – бросила изумленная Юля.
     – Когда?!
     – Только что! – с легкой тенью непонимания сказала девушка. – Что у вас вообще происходит? Ты его избил?
     – Где… Где он?
     – Ушел!
     – Давно заходил?!
     – Да только что!
     Илья держится за дверной косяк. Грудь вздымается в тяжелом дыхании. Где-то разбилось стекло.
     – Ясно… – Илья помчался по ступенькам вниз. Юля хотела хлопнуть дверью, но внимание привлек истеричный крик с улицы. Стянула с вешалки толстовку, звякнули брошенные в карман ключи. Там, где недавно громыхали берцы, зашаркали домашние тапочки.
     У дверей подъезда, собралась толпа. Люди толкаются, слышны споры. Юля протиснулась между соседкой с первого этажа, и мужчиной, снимающим квартиру на шестом.
     – Боженьки мои! – баба Нюра, бывший кондуктор, прижала ладонь к щеке. – Молоденькой какой!
     – Да отойдите же вы – по подъезду всё растащите! – негодует дядя Коля, пожарник. – Ты ещё откуда?!
     – Пошел ты… – Юля различила где-то впереди, за головами, голос Ильи.
     – Что?! – взревел дядя Коля. – Да я тебе, щенок…
     Юля кое-как просочилась на открытое пространство в центре толпы, спазм скрутил живот. Девушка прикрыла рот рукою.
     – Как же так-то? – вздохнул тощенький спитой мужичок.
     – Как «как»?! – брякнул полный мужчина с сигаретой в зубах. – Взял да сиганул! На одиннадцатом вечно балкон открыт. В том году наркоманы зимой…
     Голоса сливаются. Рядом с искривленным, лежащим на асфальте телом Саши стоит на коленях Илья. Парня не пугает багровая лужа, выползающая, словно гад, из лопнувшей головы трупа.
     – Так это ж он… – пополз в толпе шепот. – Искали его сегодня…
     Во двор, разгоняя полумрак синей мигалкой, заехала полицейская машина. Люди безмолвно расступились, через образовавшуюся брешь в толпе убежал куда-то Илья. Убежал, не оглядываясь.
     Юля попятилась обратно в подъезд, на этаже дрожащие руки с трудом вставили ключ в замочную скважину. Захлопнув за собой дверь, девушка съехала по стене на пол. Пальцы крепко стиснули плечи.
     – Я виновата, что он прыгнул.
     Чудовищная мысль вытолкнула из глаз первые слезы. С улицы через форточку ещё долго слышались голоса.
     – Жалко парня. Выздоровел. На ноги встал. И на тебе.
     – Как, говоришь, его звали?
     – Саша.